Дети - наше будущее? Да! И не только лично наши. Дети, живущие в нашей стране, - это будущее государства. А поскольку государство многонациональное, то очевидно - наше будущее очень зависит от того, как решаются национальные проблемы в самом раннем возрасте.

Возьмем наиболее острый вопрос: дети мигрантов.

В России только в 2016 году более 14 млн. иностранных граждан и лиц без гражданства были поставлены на миграционный учет. Многие из них приехали с детьми. Семейные мигранты по сравнению с другими категориями более дисциплинированны. Более того, они чаще всего планируют длительные сроки пребывания в России и в перспективе собираются здесь остаться жить и работать. То есть их дети - во многом наше будущее.

Как им живется в нашей стране? Как они адаптируются к новой действительности? Какое отношение у них сформируется к России, когда они вырастут?

С одной стороны, в правовом поле всё вроде бы хорошо. С момента прибытия в страну несовершеннолетние дети иностранных трудовых мигрантов попадают в правовое поле РФ. На них распространяются такие же правила, как и на взрослых: необходимо оформить временную регистрацию, с которой их пребывание в стране становится легитимным.

ПОДРОБНЕЕ ПО ТЕМЕ

Прибывшим вместе с родителями-мигрантами несовершеннолетним гарантированы правовые условия, уравнивающие их с российскими сверстниками. Для чиновников нет разницы, временная или постоянная регистрация у ребенка. Если ребенок дошкольного возраста, то родители-иностранцы так же, как и российские родители, могут поставить его в очередь в ясли или детский сад, а затем, дождавшись предоставления места, отправить его в выбранное учреждение.

Если ребенок достиг школьного возраста, то он может посещать среднее учебное заведение. Права этого ребенка на образование в России защищены Конституцией РФ и комплексом нормативно-правовых документов федерального и регионального уровня начиная с закона «Об образовании», а также международной Конвенцией о правах ребенка. Доступ детей мигрантов в учреждения среднего и высшего профессионального образования России также происходит без юридических ограничений, хотя и на платной основе.

Однако, есть НО. И их минимум три.

Первое - информация. Иностранные трудовые мигранты, как правило, не обладают всей полнотой информации как о своих правах и обязанностях, так и о правах и обязанностях своих детей. Это существенно замедляет процесс их интеграции в российское общество. Многие из мигрантов чувствуют себя относительно бесправными, чужеродными - и это чувство передается их детям. Однако вопрос здесь скорее не в реальном бесправии, а в низкой информированности о своих правах.

Второе НО - административное. Должностные лица на местах - директора детских садов, школ и других образовательных учреждений в некоторых случаях злоупотребляют своим положением и правовым невежеством мигрантов. Так, они могут потребовать документ о регистрации ребенка, а в случае его отсутствия отказать в приеме в свое учреждение, хотя согласно российскому законодательству отсутствие регистрации ребенка в подобной ситуации не должно быть препятствием.

Третье НО в основе своей имеет изоляционистскую позицию многих родителей-мигрантов. Есть существенный процент семей, в которых не предпринимаются достаточные усилия для инкорпорации детей в российское социально-культурное пространство. Детей не отдают в соответствующие их возрасту российские учреждения, держат их в рамках своей этнической общины, общаются с ними только на родном языке. В результате эти дети не знают русский язык, для них чужд российский менталитет, они живут в нашей стране как посетители. Очевидно, что последствия такой практики негативны как для самих детей (они долгие годы не могут адаптироваться к российской реальности), так и для страны в целом.

Парадокс: правовое поле предоставляет детям мигрантов реальные возможности адаптации в обществе, но у самого общества не хватает механизмов заставить эти возможности работать.

Что мы получим в долгосрочной перспективе? Изолированные субкультуры потомков мигрантов, негативно относящиеся к носителям российского менталитета? Или гармоничную систему отношений представителей разных наций на территории завтрашней России?

Чтобы выйти из этого порочного круга, нужен комплекс системных мер. Прежде всего это научные исследования. Сегодня такие работы ведутся. Только за последний год Российский государственный социальный университет по заказу государства провел более десятка масштабных исследований, в которых так или иначе изучалась тема трудовой миграции. Эту работу нужно продолжать и расширять, концентрируясь на проблемах жизненного пути подрастающего в семьях мигрантов молодого поколения. Нужна комплексная программа государственных мер, ориентированная на интеграцию детей-мигрантов - без потери их национальной идентичности - в российское общество.

Мы должны помнить: проблема детей сегодняшних мигрантов - это завтрашняя проблема нашего многонационального общества в целом.

В открытом доступе нет информации о том, сколько детей мигрантов учатся в российских школах. Нет отчетов госинститутов о том, какие программы существуют для их интеграции в российское общество. За последние 5 лет были случаи , когда детей мигрантов не принимали в школы или отчисляли из-за отсутствия регистрации или полиса медицинского страхования.

В статье 78 закона об образовании РФ написано: «Иностранные граждане обладают равными с гражданами Российской Федерации правами на получение дошкольного, начального общего, основного общего и среднего общего образования». Отказываясь принимать детей мигрантов, администрации школ нарушают их право на образование.

Максатбек Абдуназар открыл образовательный клуб для детей мигрантов в Москве. Там ребенка готовят к поступлению в российскую школу. Максатбек родом из Кыргызстана, в этом году он окончил магистратуру в Высшей школе экономики по программе «Доказательная и образовательная политика». Для спецпроекта «Айналайын» мы поговорили с Максатбеком о том, как создавался клуб для мигрантов «Билим».

О детстве

В 2002 году моя семья переехала из Кыргызстана в Россию. В 10 лет пошел в пятый класс московской школы. Для меня переезд в другую страну был шоком. Я плохо владел русским языком, поэтому не успевал по учебе. Не мог общаться со сверстниками, и из-за этого встречался с насмешками.

Сложно было не только мне, но и родителям. Они не знали, как устроить детей в российскую школу. В то время были посредники, которые примерно за 250 евро могли помочь найти место для ребенка. Но мой отец решил сделать все сам. Помню, когда я вошел в кабинет директора, тот сказал: «Добрый день, еще раз добрый день, я Добриков». Тогда мне сразу показалось, что он добрый человек.

О помощи детям

Во Вконтакте есть группы «Подслушано в Москве у кыргызов» и «Кыргызы в Москве» . Там сидит молодежь. Они встречаются, ходят на пикники и тусовки. Я был на их сходках пару раз. Мне казалось тогда, что можно собрать этих людей и вместе делать что-то полезное.

Появилась идея помогать детдомовцам из Оша. Я решил собирать вещи на Avito, которые отдаются даром: одежду, детские игрушки, канцтовары. У нас была маленькая команда из трех человек. Мы договаривались с людьми, а ребята из пабликов Вконтакте забирали вещи. Потом мы нашли машину, которая отвезла все в Ош, в детский дом для инвалидов. С этого момента я стал верить, что все возможно, главное - захотеть и найти людей.

Я решил собирать вещи на Avito, которые отдаются даром: одежду, детские игрушки

Но тогда мне показалось, что материальная помощь - это лишь временная поддержка. Поэтому решил уйти, но ребята еще занимаются этим. Потом я нашел центр адаптации и обучения детей беженцев. Устроился туда волонтером: помогал детям из Афганистана и Таджикистана освоиться в России, учил их математике. Мне там не понравилось, потому что к волонтерам не было никаких требований: мы могли учить детей чему угодно. При этом ученики не ценили твой труд и время, потому что помощь была бесплатной. А я готовился к урокам с детьми, действительно хотел им помочь.

О создании «Билим»

После школы поступил в университет, чуть позже пошел в российскую армию. После службы захотелось сделать что-то полезное. Заметил, что в Москву приезжают трудовые мигранты с детьми - в этих ребятах увидел себя в прошлом и решил чем-то помочь.

Заметил, что в Москву приезжают трудовые мигранты с детьми - в этих ребятах увидел себя в прошлом и решил чем-то помочь

В центре адаптации и обучения детей беженцев я встретил профессора из Канады Алексию Блок. Она предложила работу ассистента в научном исследовании: я находил мигрантов и проводил с ними глубинные интервью, спрашивал про трудности, с которыми они встретились после переезда в Москву. Мы работали вместе два месяца. Для меня это было введением в «Билим». Когда узнаешь проблемы людей о том, что они не понимают русского языка, не представляют, как устроить ребенка в школу, тебе хочется помочь. Некоторые родители не знали даже, что у детей есть право на образование в России. Тогда в голову пришла идея: открыть образовательный клуб для детей мигрантов. Я спрашивал родителей о том, хотели бы они такой центр. Они, конечно, отвечали «да».

Мне хотелось открыть клуб, который бы отличался от тех, что уже были на тот момент. Во-первых, в «Билим» курсы платные, ведь так дети и родители будут ценить помощь преподавателей. Средняя стоимость обучения за месяц - 5 000 рублей (27 500 тенге). Во-вторых, мы финансово независимы. Если родители платят, я могу покрывать расходы. Нужен был проект, который бы сам себя окупал.

Я рассказал отцу об идее открыть «Билим». Он, как всегда, сказал: «Нет, сынок, лучше устройся на работу, чем в это верить». Тогда я решил выложить в интернете фейковое объявление о том, что в Москве есть сеть обучающих центров для мигрантов. Хотел узнать, есть ли спрос на это.

Рассказал отцу об идее открыть «Билим». Он, как всегда, сказал: «Нет, сынок, лучше устройся на работу, чем в это верить»

Поспорил с отцом: если будет больше ста объявлений, то мы откроем клуб. Через три недели звонки пошли. Я спрашивал мигрантов о том, где они живут, сколько лет их детям. В итоге было больше 100 звонков. Показал отцу контакты, имена, возраст этих людей. Сказал, что, скорее всего, хотя бы 2 % звонивших придут. Чтобы покрыть расходы на аренду, зарплаты преподавателей, мне нужно было 25 учеников.

О трудностях

Сначала нужно было найти спонсоров, но у меня не получилось. Чаще всего инвесторы говорили, что мигранты приехали в страну работать, а не учиться, им нужно зарабатывать деньги и отправлять их на родину.

Еще важно было решить, как юридически оформить организацию: НКО, ООО или ИП. Если как НКО или ООО, то мы бы зависели от грантов и не могли получать деньги за услуги. В итоге мы оформили «Билим» как ИП.

Сейчас в «Билим» - 350 учеников

О курсах и программах

Мы открылись в 2015 году. В первый год у нас было 150 учеников. С каждым годом их количество растет минимум на 50 человек. Сейчас в «Билим» - 350 учеников. Вначале у нас были только курсы русского языка для детей, потом открыли курсы по математике и английскому языку.

У нас захотели учиться взрослые, и тогда мы стали преподавать им математику, русский и английский языки. Сейчас у нас множество курсов для детей и взрослых, есть даже корейский и китайский языки.

Наша образовательная программа начинается с ознакомительной беседы. Сначала разговариваем с родителями: спрашиваем, например, как зовут ребенка, сколько лет, были ли уже какие-то проблемы, чего они хотят от ребенка. Бывает, что родители хотят подготовить ребенка к кыргызской или узбекской школе, а сейчас временно живут в Москве. Потом беседуем с ребенком: спрашиваем, например, как зовут родителей, какое сейчас время года. Это типичная беседа при устройстве в первый класс в московских школах.

У нас отдельные курсы для детей разных возрастов. Если это дошкольник, то мы определяем его в подготовительный класс. Если это ребенок школьного возраста, то, скорее всего, будем заниматься с ним индивидуально.

Детей из дошкольной группы готовим по четырем предметам: чтению, счету, русскому языку и окружающему миру. После курсов они могут читать по слогам, считать до двадцати минимум, рассказать о себе и семье, об окружающем мире: о том, какое сейчас время года, в каком городе они живут, какая погода за окном.

При устройстве, например, в 8 класс проводятся неформальные экзамены по русскому языку и математике. Поэтому мы готовим детей к восьмому классу по этим предметам.

Все наши программы составляются на основе ФГОС (федерального государственного образовательного стандарта). По нему восьмиклассник, например, должен знать русский язык и разбираться в алгебре и геометрии.

Мы также учитываем программы самой школы. Они бывают с углубленным изучением языка, технических или гуманитарных предметов. Семьи предварительно выбирают школу, в которую хотели бы поступить. На сайтах школ в открытом доступе есть программы разных классов. Опираясь на них, готовим ребенка к поступлению.

О помощи родителям

Мы также работаем с родителями. Например, приезжает семья, и у них не получается отдать ребенка в школу. Мы подсказываем родителям, какие нужны документы при устройстве в школу. Помогаем заполнить заявление, открыть личный кабинет на портале госуслуг и электронную почту.

Рассказываем им, как получить полис обязательного медицинского страхования (ОМС). По соглашению Евразийского экономического союза, в который входят, например, Казахстан и Кыргызстан: если мигрант работает в России, он может получить полис ОМС. Это особенно важно знать семьям, в которых скоро родится ребенок. Обычно на платные услуги у мигрантов не хватает денег. А ОМС открывает им доступ к бесплатной медицинской помощи.

По соглашению Евразийского экономического союза, в который входят, например, Казахстан и Кыргызстан: если мигрант работает в России, он может получить полис ОМС

О преподавателях

Сначала мы хотели давать работу мигрантам, у которых есть высшее педагогическое образование. Потом поняли, что они не могут подготовить детей к школе, потому что не имеют опыта работы. Сейчас набираем преподавателей, у которых уже был опыт преподавания.

О внеклассных встречах

Советуем родителям помимо курсов ходить на наши мероприятия. Раз в месяц мы ходим в музеи с детьми. Каждое третье воскресенье по акции можно посещать российские музеи бесплатно. Сами организовываем экскурсии и праздники, проводим турниры по футболу, шахматам и шашкам. При Высшей школой экономики есть конкурс студенческих инициатив - обычно там участвуем и получаем финансирование на организацию мероприятий. Многие дети сидят дома и не общаются друг с другом, и для них настоящее счастье выйти в свет, получить медали и грамоты.

Об устройстве в школу

У нас учатся в основном дети трудовых мигрантов, мы берем всех. Приходят также внутренние мигранты из Волгограда и Екатеринбурга. Есть дети из Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана. Примерно 85 % детям после «Билим» удается поступить в российские школы. Остальные 15 % - это те, чьи родители передумали жить в Москве.

Примерно 85 % детям после «Билим» удается поступить в российские школы. Остальные 15 % - это те, чьи родители передумали жить в Москве

О сотрудничестве с российскими школами

Обычно учебные учреждения относятся к нам враждебно, но потом понимают, что мы решаем их проблему, и потихоньку отправляют учеников к нам на курсы. А мы подтягиваем детей к их программе.

Другой вид сотрудничества - когда совместно проводим спортивные конкурсы и новогодние елки. Например, собираем детей на интеркультурный футбол, в нем участвуют ребята из разных стран.

О партнерах и наградах

С Высшей школой экономики мы партнеры. Университет выделяет деньги на внеучебные мероприятия, а мы даем контакты детей и родителей исследователям из Вышки.

«Билим» участвовал в КиВО (конкурсе инноваций в образовании) и победил в конкурсе зрительских симпатий. Получая награды, мы понимаем, что решаем проблему, которая важна не только для нас.

Мы понимаем, что решаем проблему, которая важна не только для нас

Фотографии: предоставлены героем

По разным оценкам, школы российских мегаполисов на 30-50 процентов состоят из детей мигрантов.

Эти дети почти не знают русского языка, трудно налаживают контакт с местными одноклассниками, плохо интегрируются в новую социокультурную среду. Но крупные города продолжают испытывать наплыв переселенцев, и число иностранных учащихся в российских школах год от года растет. Легко ли учить в одном классе детей, неодинаково владеющих русским языком и по-разному воспринимающих мир? Совместное обучение на пользу и тем и другим? Об этом - репортаж специального корреспондента "РГ" из средней школы N 50 Екатеринбурга.

В районе вокзала и рынка

"Сразу хочу заметить, - говорит Оксана Рожкова, директор 50-й, - школа у нас не элитная". Да уж... Вокзал и вещевой рынок "Таганский ряд" - близостью школы к этим двум объектам не сказать чтоб уж очень культурного назначения формируется значительный контингент ее учащихся. Это дети мигрантов. "Все приезжие, - объясняет Рожкова, - обычно останавливаются в Железнодорожном районе. Большинство из них торгуют на рынке, он в четырех трамвайных остановках от нас".

В школе 900 учеников. По словам директора, 40 процентов из них "не нашей национальности": украинцы, изиды, армяне, азербайджанцы, таджики, киргизы; был даже вьетнамец - выпустился в прошлом году. Чьи-то родители уже получили российское гражданство, это те, кого прибило к уральскому берегу первой волной миграции, вызванной распадом СССР. У кого-то, кто приехал сюда в 90-е годы, к нынешним дням появились свои квартиры. Стали россиянами и некоторые старшеклассники.

Коренные уральцы в 50-й школе пока все же преобладают.

Это дети железнодорожников, заводских рабочих, - говорит директор. - Можно сказать, у нас школа рабочей слободы.

Вы имеете право кому-то отказать в приеме?

Нет, я обязана принять в школу любого ребенка, живущего в нашем районе на определенных улицах. Я только интересуюсь гражданством. Если российское гражданство отсутствует, проверяю регистрацию.

Школа как школа. На стене в коридоре "Экран соревнований. Итоги второй четверти". На первом этаже у входа в раздевалку: "Уважаемые ученики! Ценные вещи (деньги, телефоны и т.д.) в карманах не оставляйте". В фойе первого этажа - выставка портретного рисунка "Любимые бабушки и дедушки". Под портретами - кто рисовал: "Брежнев Владислав, 4-в; Садыкова Улькар, 4-а; Губкина Юля, 3-г; Кожалиева Карина, 4-д..." Чередование разнонациональных имен и фамилий на такой выставке или в классном журнале было школьной рутиной в советские времена. А сегодня это новая реальность. Вроде бы все то же самое, только Садыкова Улькар и Кожалиева Карина, что учатся в одной школе с Брежневым Владиславом и Губкиной Юлей, теперь инофоны.

Инофоны

"Инофоны" - так учителя между собой называют школьников, чья родина Таджикистан, Киргизия, Армения, Грузия... "Инофоны, - говорит Оксана Рожкова, - это те, для кого русский язык не родной. А кто плохо понимает по-русски, тот нередко отстает и по другим предметам". Дело, конечно, не только в языке. Толковый словарь объясняет значение слова "инофон" более объемно. Это "носитель иностранного языка и соответствующей картины мира". Последнее, пожалуй, поважней. Религиозные устои, национальный менталитет, культурный и бытовой уклад - все это дети мигрантов приносят с собой на занятия. Им трудно. Некоторые лишь недавно в буквальном смысле спустились с гор.

Собирательный портрет ученика-инофона легко составить по некоторым биографиям.

Аня Армлик. Армянка. Жила с родителями в одном из сел Грузии. Семья переехала в Екатеринбург, когда Ане было два года. За год до поступления в школу ей и ее брату нанимали репетитора по русскому языку. Сейчас Аня заканчивает 11-й класс, собирается поступать в Уральский федеральный университет на экономический. Вся семья уже имеет российское гражданство и квартиру в Екатеринбурге.

Наджибулло Бобиев. Таджик. Приехал из Таджикистана. Ему 14 лет, но учится он в 4-м классе, куда его определили после тестирования. У себя на родине Наджибулло в школу не ходил.

Ты сейчас хорошо понимаешь по-русски?

Чуть-чуть есть проблемы.

Папа где работает?

На рынке.

Ирода Хашимова. Узбечка. Родилась в Киргизии. Ей 10 лет, учится в 4-м классе. Родители торгуют на рынке.

Когда мы в Киргизии жили, я училась во втором классе. А здесь меня взяли в первый. Я немножко плоховато учусь.

Какие предметы сложные?

Русский трудней дается. И еще математика. По русскому я хожу на дополнительные занятия.

Моноэтнические сообщества, когда таджики общаются только с таджиками, киргизы - с киргизами, а русские держатся своей компанией, - на взгляд Оксаны Рожковой, в школе не возникают - все дружат со всеми. "Конфликты, конечно, случаются, - говорит она, - но чтобы на национальной почве - такого я не припомню. Хотя мальчики и девочки из Грузии и Армении считают себя ну как бы европейцами, что ли, в сравнении с ребятами из Средней Азии".

А социальное расслоение? Оно есть, признает директор. В 50-й учатся дети из семей разного достатка. Но водораздел проходит не по национальности. "Нельзя сказать, что дети азербайджанцев обеспечены лучше, чем дети, допустим, таджиков, - говорит Рожкова. - У нас учится Оксана Цой. Ее папа кореец, гражданин Китая. У него крупный бизнес. Но я никогда не видела, чтобы Оксана показала, что она выше остальных: скромная, незаносчивая, дружит с киргизкой, чья мама работает в пекарне, печет булочки и достаток имеет такой, чтоб только отдать за квартиру и дотянуть до следующей зарплаты".

Петр и Мразик

Идет урок. В этот раз в классе только инофоны. Учительница дает задание:

А ну-ка назовите мне славянские имена.

Руки поднимают чуть ли не поголовно:

Правильно.

Отлично.

Петя и Петр - одно и то же...

Татьяна Чуйко преподает русский язык и литературу в 5-11 классах.

Со славянскими именами, - говорит она, - уже более или менее разобрались. Но им подчас трудно со своими именами разобраться. Ребенка зовут Мразик. Национальность - езид. Он пришел в пятый класс. Учительница говорит: ребята, сегодня мы будем надписывать тетрадки. Писать надо по-взрослому: не Петя, а Петр, не Маша, а Мария. Он спрашивает: а мне как? А ты так и пиши - Мразик.

С этими именами, говорит Чуйко, вечно что-нибудь приключается. Вспоминает случай, произошедший в одной из школ. Уверяет, что случай реальный, хотя очень похоже на анекдот:

В первый класс пришел мальчик по имени Мухаюб. Ну, понятное дело, дети стали звать его через "е". Мальчик по малолетству совершенно не понимал, что его обзывают. К третьему классу до него стало доходить, что что-то здесь не так. В конце концов папа этого мальчика пришел в школу выразить свое недовольство. А в тот день учительница, которая вела этот класс, заболела, и ее заменяла другая. И вот он говорит: мне кажется, что моего сына дразнят, а у нас, между прочим, его имя означает "властелин гор". Она ему: да что вы выдумываете, никто вашего Мухаеба не дразнит.

Мальчика зовут Амлет, - рассказывает Чуйко. - Я говорю родителям: надо что-то придумать, а то будут ребенка омлетом звать, у нас блюдо такое есть. Мы стараемся тактично объяснять эти вещи.

"Фасол" пишется с мягким знаком, а "вилька" - без мягкого

В 50-й школе не создают коррекционных классов для инофонов: у приезжих детей, как правило, нет проблем с развитием. Им только требуется преодолеть языковой барьер. Для этого существует специальный курс. Он читается на всех ступенях обучения, в том числе на последней, поскольку выпускникам предстоит сдавать ЕГЭ. Так называемая "компенсация" идет в начальной школе. Дальше - основы грамматики, спряжения, склонения. Это не значит, что без должного знания русского языка инофон встанет в полный тупик перед физикой и математикой.

Такого ребенка, чтобы вообще не понимал по-русски, - говорит Чуйко, - я у нас еще не встречала. Обычно советуют детям-инофонам: разговаривайте дома на русском. А мы, наоборот, иной раз говорим ученику: ты уж дома на русском не разговаривай. Потому что там русский бывает намного хуже, чем когда ребенок с одноклассниками общается.

Стараясь выбраться из непролазной чащобы склонений, спряжений, падежных окончаний, инофоны в какой-то момент, упреждая реакцию одноклассников (а те, как известно, не знают пощады), начинают сами посмеиваться над своими речевыми ошибками, проникаются самоиронией. Чем в учебных целях с удовольствием пользуются учителя.

Я говорю им, - делится Чуйко педагогическим опытом, - запомните: "фасол" пишется с мягким знаком, а "вилька" - без мягкого. Хохочут. Потому что уже понимают.

Все, с кем пришлось беседовать, отмечают: ученики-инофоны более мотивированы. Например, на бесплатные консультации по предметам ЕГЭ ходят именно они, остальные ленятся. Та же мотивация и у родителей-инофонов. Они хотят дать своим детям образование - то, какое, возможно, сами не получили на своей родине. С первого дня пребывания в русской школе дети мигрантов берут прицел на вуз. И многие поступают. Причем на бюджетные места.

Что говорят родители

Дана Мурзакулова приехала в Екатеринбург из Киргизии. Она бухгалтер. У нее в этой школе учится сын Абдусамат, первоклассник. Еще есть двойня, девочки, Айдай и Адинай. Ходят в детский сад. "Их тоже, когда подрастут, отдадим в эту школу", - говорит Дана. А у Марифат Одильбековой в 50-й учится восьмилетняя дочка. "Мы раньше в селе Хорог жили, это Таджикистан, - рассказывает Марифат. - А в девяносто четвертом году мой муж сюда на заработки приехал. Потом и я, только сильно позднее - в две тыщи шестом. Дочка уже здесь родилась. Во второй класс ходит. Что с ней вместе русские дети учатся, ну и там разных других национальностей, так это хорошо, я считаю".

Родители учеников-инофонов относятся к школе очень ответственно, чтобы не сказать трепетно. На родительские собрания женщины приходят принаряженные, как на праздник, чуть-чуть взволнованные, внимают каждому слову классной руководительницы, в пререкания с учительским персоналом не вступают. Мужчины реже в школу наведываются, но, придя, оставляют номер мобильного и обещают, если что, быть здесь по первому зову.

В том, что их дети учатся в многонациональных классах, родители-инофоны видят одни только плюсы. Как относятся к таким классам родители русских детей - этого они, скорее всего, публично не скажут, а если скажут, то едва ли будут до конца откровенны. Рады таким одноклассникам отпрыска далеко не все. Но делиться своим недовольством представители коренного большинства готовы только на условиях анонимности. Вот рассказ матери, чья дочь-восьмиклассница учится в государственном муниципальном лицее, расположенном в одном из престижных районов Екатеринбурга:

Я как мать против совместного обучения. Я сознательно выбирала квартиру в определенном районе с привязкой к определенной школе. Я хочу, чтобы мой ребенок получил качественное образование. Лет пять назад мигранты в принципе не могли отдать детей в лицей, потому что были входные тесты, для их детей абсолютно непреодолимые. Сейчас для первоклашек тесты запрещены. Берут всех по прописке. Я задаю вопрос директору: вы зачем их берете? Вы же понимаете, что процентов на девяносто эти дети не владеют русским языком даже на бытовом уровне. У нас в классе пять таких детей - киргизка, три азербайджанца и таджик. Кто-то из них вообще по-русски не говорит, кто-то - через пень-колоду. Причем не только дети по-русски не говорят, но и родители. Они на родительских собраниях не понимают, чего требует педагог. Они не могут выполнить вместе с ребенком домашнее задание. А программа сейчас усложненная. Особенно в лицеях и гимназиях. Там, например, технику чтения проверяют. Наши дети в первом классе читали в среднем пятьдесят слов в минуту. Не наши - шесть слов. Уровень восприятия информации у приезжих детей очень низкий. Учительница вынуждена останавливаться, повторять одно и то же по двадцать пять раз. Ей приходится уделять внимание организационным вопросам, дисциплине... Наши дети скучают, сходят с ума от непродуктивного пребывания на уроке. К тому же это менее конкурентная среда. Когда вокруг тебя товарищи, которые ни бэ ни мэ, к чему стремиться? Ты на их фоне просто супер. И пятерки получать очень легко. Я задаю вопрос директору: почему вы их не соберете в один класс? Директор говорит: если я соберу их в один класс, это будет гетто, они никогда не выучат русский язык, они будут общаться только между собой, а так они быстрее адаптируются. Я же считаю, что необходимы какие-то подготовительные этапы, скажем, курсы языковые. В первый класс они должны прийти с тем же базовым уровнем языка, бытового хотя бы, которым владеют русские дети.

Ваш район элитный?

Считается, престижный район.

Вы хотите, чтобы контингент учащихся в лицее был таким же социально однородным, как контингент их родителей?

Да, я этого хочу.

Но это тоже гетто, только другого качества.

Ну, что делать, мы живем в обществе, где, к сожалению или к счастью, не все равны. Поймите, к многонациональному составу класса я отношусь спокойно. Но я хочу, чтобы мой ребенок в школе нормально развивался. Чтобы он получил там определенный уровень образования и культуры.

Дети мигрантов мешают этому?

На мой взгляд, мешают. Одна моя знакомая живет как раз в том самом Железнодорожном районе, где школы буквально набиты детьми мигрантов. А у нее дочка в этом году в первый класс пойдет. Так мать добыла себе прописку в другом районе, чтобы отдать ребенка в лицей или гимназию.

По данным соцопросов, 37 процентов московских школьников негативно относятся к приезжим одноклассникам. Родителей, не одобряющих смешанные классы в столичных школах, еще больше. И так во всех мегаполисах.

Неприятие частью российского общества Махмуда и Гаяне в качестве одноклассников Вани и Маши проще всего объяснить ксенофобией. Но не всегда ксенофобия основана на слепых предрассудках. Иногда она имеет реальные источники, в данном случае - сложный клубок проблем, сопутствующих обучению детей-инофонов в русских школах. Ректор Московского государственного педагогического университета (МГПУ) Алексей Семенов считает, что в регионах с высокой концентрацией мигрантов необходимо принять законы, согласно которым гастарбайтер должен обеспечить своему ребенку хотя бы элементарное знание русского языка, а работодатель обязан оплатить обучение. В Европе этот вопрос ставят подчас еще жестче. В германской Баварии депутаты парламентской фракции социал-демократов предложили запрещать детям мигрантов посещать занятия в школе до тех пор, пока они не выучат немецкий язык.

В конце января в Екатеринбурге прошел семинар "Радикальные проявления ксенофобии и противодействие им". Директора 50-й школы Оксану Рожкову на этот семинар не пригласили. Хотя ей было что сказать. Ну то, например, что противодействие ксенофобии в любых ее проявлениях, и радикальных в том числе, должно начинаться со школы. И что один из способов воспитания толерантности - общая парта.

Вопрос миграции в столичный регион по-прежнему тревожит местных жителей и власти. Надо признать – ассимиляция неизбежна. Но ее качество оставляет желать лучшего. Особенно настораживает тот факт, что прибывающие в столицу мигранты элементарно не знают русского языка. Есть районы, где четверть населения не говорит по-русски. Чтобы исправить ситуацию, московские власти взялись за детей мигрантов. Стали создаваться Школы русского языка для адаптации к новым условиям. Однако результаты точечные.

Согласно официальной статистике в московских школах учится порядка 70 тысяч детей мигрантов. Лидерами по их концентрации по-прежнему остаются Южный, Юго-Восточный и Северный округа. В отдельных школах чуть ли не половина учащихся – дети мигрантов. Год от года их количество не снижается. Собственно, как и число их родителей. На это указывают не только эксперты. Невооруженным взглядом видно – приезжих в столице меньше не становится. Рабочие руки, так нужные для обустройства «Третьего Рима», непрерываемым потоком пребывают в Москву, перевозят с собой жен и детей.

Возможно, ситуация немного изменится. На какое-то время. Виной тому - нарастающая безработица среди российских граждан. В феврале 2015 года мэр Москвы Сергей Собянин заявил, что если эта тенденция сохранится, придется «сжимать сектор мигрантов, поднимая платежи, плату за патенты». Исходя из этого заявления, безработица должна вытеснить с рынка труда мигрантов, какое-то их количество. Следуя дальнейшей логике – мигранты откажутся от Москвы и, соответственно, с семьями и детьми будут существовать вне столицы. Но это в теории.

Мигранты плодят безграмотность в московских школах

Сегодняшняя же реальность такова - в некоторых районах столицы, если верить исследованиям, до 25 % населения не говорят по-русски. У этой части населения есть дети. Они учатся в обычных школах. И мягко говоря, затрудняют образовательный процесс. От депутатов даже поступали предложения о том, чтобы приезжим запретить привозить с собой семьи в столицу. Но эти предложения так и остались на уровне слов.

Вот и получается, что около 37 тысяч детей мигрантов, фактически половина из их общего числа, не владеют русским языком. Сей факт, по мнению специалистов и родителей, явно тормозит процесс обучения всех школьников и снижает качество образования в целом.

На самом деле проблема не нова. Её периодически вспоминают, поругивают и даже предлагают варианты решения. Интеграция приезжих школьников крайне тяжела. Между местными детьми и приезжими часто возникают конфликты. Родителей такая ситуация не особо устраивает и они по возможности пытаются выбрать школу с «белыми» детьми. Трудовых мигрантов и их детей часто упрекают в том, что они не желают адаптироваться к культуре страны, которая их приняла.

Форумы для родителей пестрят сообщениями следующего содержания: «В школе даже цыгане есть, сами не учатся, другим не дают», «В школе, где работаю, очень много детей мигрантов. Но это обусловлено местонахождением школы – возле рынка. У нас хватает места всем детям. А вот учить их и вправду сложно».

О проблеме не замалчивается, утверждают, что нужно ее решать, предлагают ввести специальные программы, специальные курсы, и даже вводят их. Но пока ситуация мало поменялась, уверяют эксперты.

Несмотря на то, что процесс обучения таких детей в обычных школах имеет трудности, отдельные учреждения для них создаваться в столице не будут. Хотя и такие предложения витали в воздухе. Но все же, как считают психологи, лучше иметь интегрированных мигрантов, знающих русский язык и наши традиции.

Выход из сложившейся ситуации чиновники увидели в создании классов с программой по русскому языку. Эта некая подготовка, вариант адаптации детей мигрантов для последующего включения в общий образовательный процесс.

Национальные конфликты – выдумки взрослых

Для адаптации детей мигрантов в каждом округе Москвы в 2006 году открыли Школы русского языка (ШРЯ) при общеобразовательных школах. В течение года ребята осваивают русский язык, а потом поступают в класс, соответствующий их развитию. Важную роль в таких школах играет и социокультурная адаптация. Они не просто осваивают язык, как таковой. Они учатся жить в другой культуре, с другими ценностями, традициями, правилами поведения.

Вот только из многотысячных представителей иных наций, лишь сотни отдают своих детей в такие школы. Когда они только открывались, преподаватели даже ходили на рынки, где концентрация трудовых мигрантов крайне велика, и развешивали объявления о том, что появились такие места, которые помогут детишкам адаптироваться. Но массового наплыва в ШРЯ не последовало.

Одной из таких школ, которая уже почти десять лет ведет спецподготовку учеников, является школа №1076. С одной из главных задач школа справляется. В прошлом году никто из выпускников не провалил экзамены. Сейчас здесь обучается около 600 школьников. Из них 60 процентов – дети других национальностей.

Цифра довольно внушительная и, наверное, кого-то пугающая. Кто-то вновь подумает: «Понаехали». В школе уверяют – все это лишь нагнетание обстановки, мы сами придумываем проблему.

При входе на территорию школы меня встречают милые «разноцветные» девчушки. Смеются, играют в снежки. И неплохо говорят по-русски. Вероятно, если бы я не видела их лиц, то не догадалась бы русские они или нет.

По словам директора школы Светланы Фомичёвой , для её учеников – это вполне нормально. Нет никакого разделения по нациям. Дети вместе сидят за партами и не фыркают, если тебя посадили рядом с таджиком или азербайджанцем, играют в футбол, поют в хоре.

Плохое поведение – это по большему счету байки. Точнее, сваливать все на особенность национальности не стоит. По коридорам бегать и материться очень даже любят русские, пинок дать кому-нибудь они тоже не прочь. А вот вежливости им стоит поучиться у мигрантов.

«Идёшь с пакетами наперевес, они всегда подбегут, помогут, - поясняет директор школы. – Всегда здороваются, дверь открывают. Есть, конечно, и такие, кто считает, что им всё дозволено. Но мы разговариваем с ними жёстко. Объясняем, что если приехали в нашу страну, то и жить нужно по нашим правилам ».

И все же, уверена директор, стереотипы о том, что нерусские заполонили школы и устанавливают там свои порядки, распространяют сами взрослые. К примеру, если русский подрался с русским – это просто драка. А если русский – с азербайджанцем – то это национальный конфликт. Нет, безусловно, бывают разные ситуации. Но у нас принято грести всё под одну гребёнку.

И те же взрослые иногда начинают кичиться своим происхождением и выражать недовольство. Причем в этом вопросе школы сталкиваются с абсурдными ситуациями. К примеру, приходит к учительнице мама ученика другой национальности, не русской, и говорит, что она не хочет, чтобы ее ребёнок здесь учился, потому что много «чёрных».

Но главная проблема обучения детей мигрантов – это конечно незнание русского языка и общая неграмотность. С теми, кто приходит в первый класс, как-то попроще. А с детьми постарше возникает много трудностей. Их намного сложней обучать.

«Иногда приезжают вообще дремучие люди. Это просто какая-то темнота. У детей нет даже элементарных знаний. И мы не можем понять, почему родители детей своих не жалеют, почему они так к ним относятся», - недоумевает директор.

А родители - мигранты (особенно те самые гастарбайтеры в нашем типичном представлении) и впрямь не жалеют детей. Живут по десять человек в квартире, детьми не занимаются толком, некоторые так и вообще не отдают на обучение. И если родители не начнут обращать внимание на возможность получения образования, то качество миграции останется на все том же низком уровне.

Неграмотность можно победить правильным воспитанием

Пока единственные варианты «просвещения» в широком смысле для детей мигрантов – подготовленные педагоги, которые смогут работать в многонациональной среде, школы русского языка, адаптирующие к жизни в поликультурном социуме. И, безусловно, решающим аспектом остается воспитание. Но какого воспитания следует ждать от родителей, которые и сами с трудом говорят по-русски и не учитывают элементарные правила поведения? Спецшколы для взрослых мигрантов пока не придумали. А самообразованием они вряд ли начнут заниматься.

«Раньше в Советском союзе таких проблем не было, - делится воспоминаниями эксперт Всероссийского фонда «Образование» Олег Сергеев . – Воспитание тогда было очень сильным. А сейчас оно варварским образом разрушено. Школа сама по себе потеряла свою ценность. ЕГЭ сдали, двойку не поставили, и Слава Богу»

Четыре года назад общественные деятели говорили о необходимости тестирования для детей мигрантов по русскому языку при записи в школы. Были у этой идеи сторонники. «Мы поддерживаем идею ввести тестирование по русскому языку при записи в школы. Цель – определить, насколько готов прибывший ребенок на общих основаниях обучаться в обычных классах», - заявлял тогда заведующий кафедрой ЮНЕСКО «Международное образование и интеграция детей мигрантов в школе» Московского института открытого образования Юрий Горячев . Были и противники идеи. По их мнению, это очередной способ поделить общество на белых и черных. В итоге, никакое тестирование не ввели. Такие тесты просто не имеют право на существование, поскольку нарушают конституционные права.

Зато с начала этого года ввели тестирование для взрослых. Напомним, с 1 января 2015 года мигранты, прибывшие в столицу, должны приобрести патент на работу. Но чтобы получить документ, они обязаны сдать экзамен на знание русского языка, российской истории и основ законодательства. Предполагается, что это облегчит жизнь самим мигрантам, поскольку многие конфликты возникают именно по незнанию культурных традиций, тех же законов и правил поведения и языкового непонимания. И эти же нововведения в идеале должны повлиять на уровень подготовки детей таких родителей, более-менее знающих русский язык и культуру поведения.

Процесс проникновения мигрантов и их детей в русскую среду будет продолжаться и далее. Эксперты убеждены, что безработица, скачки курса валюты и прочие кризисные проявления на этом процессе скажутся незначительно. Приезжали. Приезжают. И будут приезжать. Более того, неизбежным видится ассимиляция. Какой она будет, во многом зависит как раз от воспитания и уровня образования, получаемого в школе и семье.

Антон Молев, председатель комиссии по образованию Мосгордумы:

За последние годы ситуация изменилась незначительно. Детей мигрантов в московских школах много. В каких-то районах меньше, где-то больше. Все очень дифференцированно. Но механизмы, направленные на адаптацию детей мигрантов, уже внедрены. Теперь нужно подождать, когда они дадут результаты. Есть Школы русского языка. Кроме этого у учителей в соответствии с новым положением есть возможность повышения квалификации. И сейчас одним из востребованных направлений в этой области является освоение программ по работе с детьми в поликультурной среде. И школы заинтересованы в том, чтобы направлять учителей на такую переподготовку. Они заинтересованы в получении хорошего результата от себя и от своих учеников. Думаю, что запрос на хороший результат, на качество образования будет удовлетворяться.

Андрей Пентин, школьный психолог:

Проблемы, связанные с обучением и адаптацией детей мигрантов в школах, до сих пор существуют. Но они обсуждаемы. Есть, конечно, родители, которые жалуются на таких детей, мол, поведение у них непристойное. Но это не очень справедливо. Если убрать мигрантов и посмотреть, как уживаются условно русские дети, картина мало изменится. Конфликты между детьми останутся. Нужно налаживать пространство для сотрудничества. У нас же, если происходит какой-то конфликт, то в большинстве случаев виновным признают именно ребенка иной национальности. Приезжих много. Это данность. И нужно признать, что смешанное обучение будет иметь место. Теперь нужно думать, как сделать обучение более эффективным. Это уже вопрос выстраивания образовательного процесса.

Массовые драки, произошедшие в России в последние годы

В ночь на 29 июня 2014 года в городе Сургут произошла волна массовых столкновений между местными жителями и мигрантами. Как сообщало местное телевидение, одна из серьезных драк произошла в летнем кафе, куда ворвалась группа молодых людей (около 20 человек) и избила нескольких выходцев с Кавказа. Затем череда драк произошла по всему городу, пострадали десятки человек как среди мигрантов, так и среди местного населения, причем в ходе столкновений использовались не только биты и прутья арматуры, но холодное и огнестрельное оружие.

5 июля 2013 года в Саранске произошла массовая драка между местными жителями. С каждой из сторон столкновения участвовало примерно по 10 человек. Прибывший наряд сотрудников полиции никого не задержал. Межнациональный конфликт в столице Мордовии произошел на фоне сообщений о групповом изнасиловании 23-летней девушки, которое совершили три узбекских рабочих. Преступников осудили по статье «Групповое изнасилование».

17 октября 2012 года в городе Верхний Уфалей Челябинской области был зафиксирован конфликт на межнациональной почве. По словам очевидцев, в одно из городских кафе ворвались около двадцати человек кавказской национальности (предположительно азербайджанцы), которые устроили настоящий погром заведения и избили всех находящихся внутри людей. Новость моментально разлетелась по новостным лентам и местная молодежь устроила акцию у здания администрации с требовании об изгнании приезжих кавказцев из города. Тогда же местные блогеры сообщали о межнациональных стычках, повсеместно происходящих по городу. По факту драки в баре было заведено уголовное дело по статье «Хулиганство», в итоге задержали трех участников столкновения.

Москвичи стремятся в школы без детей мигрантов. До 60% детей в младших классах столицы плохо говорят по-русски

В спальных районах Москвы в младших классах две трети учеников – дети мигрантов. До 60% детей в младших классах столицы плохо говорят по-русски

Мамы и папы первоклассников еще долго будут помнить ночь на первое апреля. Рядом с продвинутыми школами с ночи выстроились очереди желающих записать сюда детей.

Да отдавайте ребят в ближайшую к дому школу! – убеждали чиновники Департамента образования.

Но заботливые родители чиновников не слышат. Они готовы возить ребенка по пробкам чуть ли не через пол-Москвы, лишь бы не поступать в обычную школу. Почему? Ответы у мам и пап понятные: “Здесь лучше учат!” Но вдруг одного папашу, с которым я беседовал у забора знаменитого Центра образования, прорвало:

Да я бы с удовольствием и сам не вставал в шесть утра, и малого не мучил! Но у нас в школе около дома в классах полно этих… Чему может научить учитель, если половина учеников по-русски не говорят!

Нетолерантный спич тут же поддержали и другие:

У нас в микрорайоне “белые” только классы “А”. В них не пробиться!

Уже дошло до разделения на “белые” и “черные” классы? Я начал разбираться. И вот что выяснилось сразу: в спальных районах столицы – в Южном и Юго-Восточном округах – до половины учеников – дети мигрантов. В младших классах – еще больше. Многие малыши выросли либо в аулах, откуда их привезли родители, либо на рынках или в подвалах многоэтажек, куда заселяют дворников и жэковских слесарей.

Это развитием московских детишек родители стараются заниматься чуть ли не с пеленок – водят на занятия музыкой и иностранным, записывают в детсад. Юные годы их “понаехавшие” сверстники проводят совсем иначе. Вот и получается – в первый класс ребята приходят совсем с разной подготовкой и разным жизненным опытом. И как тут быть учителю?

МИГРАНТСКАЯ АЗБУКА

Скоро конец года, а у меня в классе девять человек по-русски до сих пор с трудом понимают, – жалуется мне учительница начальной школы Ирина (номер школы и фамилию девушка просила не указывать). – Я еще в начале года подходила к директору, но она развела руками: “Ты педагог, учи!”

Не приученные к порядку загорелые малыши могут начать во время урока выяснять отношения или просто собрать сумку и выйти из класса – есть более важные дела. Для учителей и одноклассников такой “экзотический” однокашник – головная боль. Можно, конечно, вести урок, ориентируясь на таких ребят, разжевывая для них каждое свое слово. Но тогда скучно становится остальным и начинают бузить уже те.

Серьезная проблема для многих столичных директоров: как формировать классы? Собирать ребят, плохо говорящих по-русски, вместе и работать с ними по особой программе? Но, во-первых, какой учитель такую разношерстную компанию просто-напросто выдержит? Во-вторых, в школе есть программа и ее надо пройти. А как? Распределять в классах поровну москвичей и приезжих? Но тогда класс вынужден будет по программе двигаться очень медленно, ориентируясь на тех, кто еще не научен учиться, для кого язык учителя чужой. Посадить таких ребят за последние парты и работать только с “нормальными” детьми? Тогда очень скоро изгои с “камчатки” начнут срывать уроки.

Можно сколько угодно дискутировать о том, сколько нужно столице мигрантов и сколько из них она в состоянии переварить, научив понимать и уважать чужие (то есть наши с вами) культуру и язык. Но факт остается фактом: по сути, единственным социальным институтом, который адаптирует если не взрослых, то хотя бы их детей к жизни в российской столице, остается школа.

ОДИН ГОД ИЛИ ДВА ЧАСА В НЕДЕЛЮ?

И вариантов тут не так уж и много. Либо специально готовить приезжих ребят к школе, либо разрабатывать специальные программы, по которым в младших классах их будут учить не только программе, но и языку, основам культуры. И такая система есть, но…

Готовить детей мигрантов для учебы в обычных школах мы начали еще десять лет назад, – рассказывает мне руководитель центра образовательных программ факультета ЮНЕСКО Московского института открытого образования (МИОО) Надежда Самойлова. – В 2000 году появились группы дополнительного образования, которые дважды в неделю после уроков занимались по предмету “русский язык как иностранный”. Сейчас таких групп 211, они открыты в шестидесяти восьми школах.

Такие группы для тех, кому надо немножко подтянуть русский язык. А если ребенок вообще ничего понять не может?

Через несколько месяцев после открытия первых групп русского языка как иностранного в школе № 729 Южного округа появилась “нулевка” для ребят 6 – 7 лет, не владеющих русским. Годом позже стали заниматься еще с одной группой, в которую ходили дети 8 – 12 лет. Тогда среди учеников было много беженцев из Афганистана. Учителя, работавшие с первым набором, поначалу вынуждены были заходить в класс с поднятыми руками.

Я вошла, а они сорвались с мест и все – мальчики, девочки – побежали ко мне, схватили за руки и стали их… целовать, – рассказывает учительница, попросившая не называть ее имени. – Потом выяснилось, что это они так выражали свое уважение к учителю. Мы постепенно объяснили ребятам, что этого делать не надо, но еще долгое время руки старались держать повыше.

Из этих двух групп сегодня выросла сеть школ русского языка. По идее именно они должны готовить детей мигрантов к учебе. Занятия бесплатные, программа рассчитана на год.

КАК ИЗ МАУГЛИ СДЕЛАТЬ ШКОЛЬНИКА?

…На Кронштадтском бульваре, рядом с остановкой, на которой в декабре был застрелен болельщик Егор Свиридов, – школа № 157. Она с азербайджанским этнокультурным компонентом. Много здешних учителей родом из закавказской республики, в расписании есть уроки азербайджанского языка. При школе – культурно-образовательный национальный центр. В структуре

157-й одна из тех самых десяти школ русского языка. В ней сейчас пять десятков ребят семи национальностей.

Учебный год почти завершен. Мне показывают учеников, которые осенью сядут за парты вместе с московскими сверстниками. Мальчики одеты в костюмчики, опрятные девушки – в классическую гамму белый верх – черный низ. Шестилетки неплохо говорят по-русски, но меня понимают с трудом.

А чему вы их учите и как?

У нас два предмета: русский язык и основы русской культуры. Учим говорить, понимать, читаем сказки. Не только русские народные. Тут и Буратино, Красная Шапочка, Чебурашка, – поправляя очки, рассказывает их классная мама, 25-летняя Екатерина Александровна.

После того как ребята к моему голосу привыкли, мы затеяли разговор. Правда, я себя ощутил сапером на минном поле – лексический запас собеседников обрывался в самых неожиданных местах: про деревья они знают – ствол, ветки, листочки, а вот про кору уже нет. Несколько раз, наткнувшись на такое, с удивлением смотрю на педагогов.

Мы их учим в основном тем словам, которые нужны для занятий в первом классе, – объяснила Екатерина Александровна. – Невозможно за год и русский язык выучить, и общим развитием заниматься. На ребят постарше, когда те после нас в основную школу уходят, учителя-предметники часто жалуются: “Они у вас ничего не знают”. Но мы же не могли с ними химией заниматься и физикой!

И все же такие школы русского – единственный способ адаптации детей мигрантов. Ребят постепенно вводят в коллектив сверстников – они вместе с учениками обычных классов готовят концерты, ходят на физкультуру. В результате знакомятся, начинают дружить. Кто-то потом останется учиться в 157-й, кого-то запишут в школы поближе к дому.

Но на всю многомиллионную Москву таких школ только десять (по одной в каждом округе)! И две – сменные (вечерние) для подростков 14 – 18 лет. Учатся в них всего 417 человек…

Да и как учатся? По сути, эти учебные заведения – самодеятельность.

Нам очень не хватает нормативной базы, – рассказывает руководитель методической лаборатории “Русский как иностранный в школе” кафедры ЮНЕСКО МИОО Ольга Каленкова. – До сих пор нет утвержденных приказов, положений, учебных программ. Да и предмета “русский язык как иностранный” в наших школах официально до сих пор нет.

В школах русского языка полная анархия: учителя сами определяют, что надо детям, как с ними заниматься, как подготовить их к переходу в обычный класс. Непонятно и их финансирование.

Организационно мы – часть школы № 157. Да и все школы русского языка существуют внутри “материнских” учебных заведений, – объясняет Севда Сеидова. – Финансирование – из городского бюджета. Ребята получают обычные школьные проездные, питание в столовой. С юридической точки зрения наши ученики – обычные московские школьники. Только занимаются по другой программе.

А может, городу больше нужно таких школ? Может, нужны специальные унифицированные программы? Увы, этой проблемой ни на уровне федеральном, ни на столичном никто не занимается.

На Манежке под раздачу попали друзья-школьники разных национальностей.

КОМУ ЭТО НАДО?

Почему на всю Москву только четыре сотни учеников ходят в школы русского языка? Объяснений несколько. Во-первых, родители часто не хотят, чтобы их ребенок терял учебный год. Надеются, что с русским освоится на ходу. Во-вторых, многие просто не хотят возить чадо каждый день в единственную в округе школу. В-третьих, никто не знает, сколько лет еще семья проживет в Москве, поэтому специально готовиться к жизни в России считают бессмысленным. Рассказывали мне о девочках, которые после седьмого класса часто исчезают из школ – хорошей жене “лишние знания” ни к чему.

У нас каждую весну в один момент вдруг пропадает половина учеников, – говорят педагоги Южного округа. – Мы сначала не могли понять, что случилось. Потом выяснилось: как только в Средней Азии начинается сезон полевых работ, многие родители отсылают детей помогать родственникам.

В школы русского языка отдают детей те умные родители, которые связывают свое будущее с Москвой, которых хотят интегрироваться в нашу жизнь. А остальные?

А остальные сдают отпрысков в обычные школы – по закону им отказать в приеме не имеют права, даже если ребенок вообще не понимает по-русски. И из таких классов и школ бегут москвичи. Выход? Выход есть!

Общины хотят, чтобы дети учились! – уверил меня зампредседателя Совета по делам национальностей при правительстве Москвы Ахмед Азимов. – Надо расширять сеть таких заведений и при приеме в общеобразовательную школу установить входное тестирование, причем для всех детей, откуда бы они родом ни были. У кого небольшие трудности – пусть учится вместе со всеми. Но учителя сразу будут понимать – таким детям нужно доучиться, и отправят их на факультативы по русскому. А кто совсем плохо говорит, пусть в обязательном порядке идет сначала в школу русского языка.

Но и тут проблема – нет законодательной базы. Уроки в школах должны идти на русском языке, но обязать ребенка-иностранца выучить русский язык никто не вправе.

ОПАСЕНИЯ

Кто лучше ведет себя на уроках?

Адаптацию детей мигрантов мы обсуждали на радио “КП”.

Зачем они нам? – кипятилась слушательница Валентина. – Они же ни во что не ставят наших учительниц, могут их послать, ударить…

Сидевший в студии дагестанец Ахмед Азимов устало вздохнул:

Уроды есть в любом народе. Неужели все русские дети всегда безупречны со своими педагогами? Между прочим, в Махачкале стоит единственный в мире памятник русской учительнице!

Действительно ли дети мигрантов хуже столичных ребят ведут себя на уроках? – Такой вопрос, готовя этот материал, я задавал многим учителям.

Мы читали о том, что в каком-то классе кавказский мальчик поднял руку на учительницу, – припоминали педагоги. И тут же добавляли: – У нас такого не было! Всякое случается на уроке: ребята нас и провоцируют, и разыгрывают. Но это нормальная детская шалость. Ребята шалят одинаково вне зависимости от национальности.

Напротив, ребята из Средней Азии обычно с учителями разговаривают почтительно, слушаются. Больше гонора у учеников, приехавших из кавказских республик. Но и тут опытный учитель знает, как справиться, – обычно одного “воспитательного урока”, проведенного с отцом такого джигита, хватает, чтобы тот поумерил надолго свой пыл.

В общем, как уверяли меня и учителя, и директора школ, и сами ребята, в столичных школах национализма гораздо меньше, чем за их пределами. Вспомним хотя бы компанию московских школьников, которую закрыл собой ОМОН во время беспорядков на Манежной в декабре. Среди мальчишек, собравшихся отмечать день рождения, были и русские, и грузины, и армяне. В приличной школе ребята не делят друг друга по национальностям. Это взрослые подчас раздувают огонь противостояния между коренными и пришлыми.

И все же школы Москвы уже делятся на “белые” и “все остальные”. Но проблема не в национализме, а в разном уровне подготовки детей к школе.

МНЕНИЕ ЧИНОВНИКА

Нужен тест на знание русского

Уполномоченный по правам ребенка в Москве Евгений БУНИМОВИЧ:

Все дети имеют право на образование. В России в школах преподают на государственном языке – на русском. Поэтому, очевидно, ученики должны им владеть. Сеть школ русского языка – это пилотный проект, они очень хорошо зарекомендовали себя, этот опыт надо активно расширять.

В школах Москвы будут созданы условия, чтобы все желающие дети иностранцев могли дополнительно изучать русский язык. Но сейчас основная проблема: зачастую родители настаивают, чтобы их дети шли в обычную школу, даже когда они совсем не в ладах с русским. Думаю, надо разработать механизм, например входное тестирование, чтобы всем сразу было ясно, куда определить ребенка: в обычную школу или для начала в школу русского языка.

А КАК У НИХ?

Во Францию каждый год приезжают около 200 тысяч иммигрантов. Адаптацией приехавших занимается Национальный совет по интеграции. Есть различные социальные службы и фонды помощи. С детьми работают сотрудники CASNAV – подразделения министерства образования. Родители каждого приехавшего во Францию ребенка обязаны обратиться в эту организацию. Детей тестируют специалисты. Если ребенок худо-бедно владеет французским – его определяют в обычную школу. Но большинство детей приезжих направляют сначала в специальные классы, где их от 3 до 9 месяцев учат французскому. И только после освоения языка ребят переводят в школы к сверстникам-французам.

В школах русского языка учатся 417 детей из 29 государств. Откуда приехали большинство ребят:

1. Киргизия 143

2. Таджикистан 66

3. Азербайджан 55

4. Узбекистан 39

5. Вьетнам 30

6. Афганистан 24

7. Армения 8

8. Молдавия 8

9. Турция 8

Учителя одни не справятся

Адаптация приезжих к жизни в нашем городе, в нашей стране – это не только обучение русскому языку. Хорошо бы еще объяснить, что сидеть на спинках скамеек, поставив ноги на сиденья, тоже не принято. И лузгать семечки себе под ноги – нехорошо. И отпускать сальные шуточки вслед проходящей женщины – негоже. Да и говорить с незнакомыми людьми надо, обращаясь на вы…

Казалось бы, после декабрьских событий на Манежной власти должны были бы задуматься о том, что в столице нужна продуманная программа по работе с мигрантами. Но на деле школы остаются единственной официальной структурой, которая занимается социализацией приезжих. По крайней мере детей приезжих.

Занимается на свой страх и риск. Так, как может. Так, как понимает. Хотя функции школы несколько иные – не адаптировать, а учить. Но у педагогов другого выхода нет. Они не могут отказаться от ученика, который учиться не умеет и на русском двух слов связать не может.

На сегодня школы, по сути, остались один на один с серьезнейшей социальной проблемой города. Проблемой, которая к системе образования имеет довольно опосредованное отношение. При этом нет ни официальной программы поддержки школ, где уже до половины учеников говорят по-русски с акцентом. Нет и унифицированных учебных программ, которые помогли бы адаптации таких детей. Нет продуманного финансирования. Авось школы и с этой проблемой сами справятся!

Не справятся.

И появление “белых” школ – тому доказательство.

Александр МИЛКУС, редактор отдела образования “КП”