За что расстреляли адмирала Колчака. Страница не найдена - литературная россия Почему убили колчака

И находившийся фактически под негласным арестом чехословацкого командования , был доставлен в Иркутск и 15 января с санкции французского генерала Жанена выдан чехословаками представителям эсеро-меньшевистского Политцентра и помещён в губернскую тюрьму. 21 января Политцентр передал власть в Иркутске, а с ней и арестованного адмирала, большевистскому Иркутскому военно-революционному комитету.

Причины расстрела

Вопрос о расстреле Колчака неоднократно освещался в мемуарной и исследовательской литературе. До 1990-х годов считалось, что все обстоятельства и причины этого события досконально выяснены. Некоторые расхождения в литературе существовали лишь в вопросе о том, кто отдал приказ о расстреле Колчака. Одни мемуаристы и исследователи утверждали вслед за советскими историками, что такое решение принял Иркутский военно-революционный комитет по собственной инициативе и в силу объективно сложившихся военно-политических обстоятельств (угроза нападения на Иркутск подошедших с запада остатков колчаковской армии под командованием генерала Войцеховского) , другие приводили сведения о наличии директивы, исходившей от председателя Сибревкома и члена Реввоенсовета 5-й армии И. Н. Смирнова . О причине расстрела без суда Г. З. Иоффе в монографии 1983 года писал: «Судьбу Колчака фактически решили каппелевцы, рвавшиеся в Иркутск, и контрреволюционные элементы, готовившие восстание в городе» . Историк привёл практически полностью текст «Постановления № 27», принятого Военно-революционным комитетом 6 февраля:

Обысками в городе обнаружены во многих местах склады оружия, бомб, пулеметных лент и пр.; установлено таинственное передвижение по городу этих предметов боевого снаряжения; по городу разбрасываются портреты Колчака и т. п.
С другой стороны, генерал Войцеховский, отвечая на предложение сдать оружие, в одном из пунктов своего ответа упоминает о выдаче Колчака и его штаба.
Все эти данные заставляют признать, что в городе существует тайная организация, ставящая своей целью освобождение одного из тягчайших преступников против трудящихся - Колчака и его сподвижников. Восстание это безусловно обречено на полный неуспех, тем не менее может повлечь за собою ещё ряд невинных жертв и вызвать стихийный взрыв мести со стороны возмущенных масс, не пожелающих допустить повторение такой попытки.
Обязанный предупредить эти бесцельные жертвы и не допустить город до ужасов гражданской войны, а равно основываясь на данных следственного материала и постановлений Совета народных комиссаров Российской социалистической федеративной советской республики, объявившего Колчака и его правительство вне закона, Иркутский военно-революционный комитет постановил:
1) бывшего Верховного правителя адмирала Колчака и
2) бывшего председателя Совета министров Пепеляева
р а с с т р е л я т ь.
Лучше казнить двух преступников, давно достойных смерти, чем сотни невинных жертв.

Постановление подписано членами ВРК А. Ширямовым, А. Сноскаревым, М. Левенсоном и Обориным.

Лишь в начале 1990-х годов в CCCР была опубликована записка Ленина заместителю Троцкого Э. Склянскому для передачи по телеграфу члену Реввоенсовета 5-й армии , председателю Сибревкома И. Смирнову, которая к этому моменту была известна за границей уже 20 лет - с момента опубликования в Париже издания «Бумаги Троцкого» :

Шифром. Склянскому: Пошлите Смирнову (РВС 5) шифровку: Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступали так и так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Ленин. Подпись тоже шифром.
1. Беретесь ли сделать архи-надежно?
2. Где Тухачевский?
3. Как дела на Кав. фронте?
4. В Крыму?

По мнению ряда современных российских историков, эту записку следует расценивать как прямой приказ Ленина о бессудном и тайном убийстве Колчака .

Председатель Сибревкома И. Н. Смирнов утверждал в своих воспоминаниях, что ещё во время пребывания в Красноярске (с середины января 1920 г.) получил шифрованное распоряжение Ленина, «в котором он решительно приказал Колчака не расстреливать», ибо тот подлежит суду . Однако после получения этого распоряжения штаб авангардной 30-й дивизии направил в Иркутск телеграмму, в которой сообщался приказ Реввоенсовета 5-й армии, согласно которому расстрел Колчака допускался: «…адмирала Колчака содержать под арестом с принятием исключительных мер стражи и сохранения его жизни…, применив расстрел лишь в случае невозможности удержать Колчака в своих руках » , а Ленину и Троцкому Смирнов телеграфировал 26 января: «Сегодня… дан… приказ… чтобы Колчака в случае опасности вывезли на север от Иркутска, если не удастся спасти его от чехов, то расстрелять в тюрьме ». «Вряд ли возможно», - пишет биограф Колчака Плотников, чтобы такой приказ Смирнов мог дать «без санкции не только партийного центра, но и лично Ленина» . Плотников полагает в связи с этим и на основании косвенных данных (упоминаемых в записке обстоятельств, не имеющих отношения к основному содержанию), что записка Ленина была ответом на телеграмму Смирнова, и датирует её концом двадцатых чисел января 1920 г. Таким образом, историк считает очевидным, что Смирнов имел установку на расстрел Колчака непосредственно от Ленина, на основании которой он выбрал подходящий момент - выход белогвардейцев к Иркутску - и 6 февраля направил телеграмму исполкому Иркутского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов: «Ввиду возобновившихся военных действий с чехо[словацкими] войсками, движения каппелевских отрядов на Иркутск и неустойчивого положения советской власти в Иркутске, настоящим приказываю Вам: находящихся в заключении у Вас адмирала Колчака, председателя Совета министров Пепеляева, всех, участвовавших в карательных экспедициях, всех агентов контрразведки и охранного отделения Колчака с получением сего немедленно расстрелять. Об исполнении доложить » .

Д. и. н. Г. З. Иоффе обратил внимание на то, что хотя и А. В. Колчак, и «все ставленники и агенты Колчака» были объявлены вне закона ещё в августе 1919 года постановлением Совнаркома и ВЦИК Советов , бессудно были казнены только А. В. Колчак и В. Н. Пепеляев. Остальных арестованных состоявшийся в мае 1920 года трибунал, исходя из того, что «острый момент гражданской войны миновал», нашёл возможным предать суду .

Некоторые современные историки считают, что смысл действий Ленина здесь, как и в случае с убийством Царской Семьи , состоял в попытке снять с себя ответственность за бессудную казнь, представив дело как народную инициативу и «акт возмездия» . К этому мнению близка точка зрения историка А. Г. Латышева, согласно которой Ленин мог именно так поступить по отношению к царской семье, но посчитал это нецелесообразным . В. И. Шишкин, не отрицая наличия ленинской директивы о необходимости расстрела Колчака, не считает Ленина единственным виновником бессудного убийства, указывая, что в советской России в то время не существовало иной точки зрения по этому вопросу. По его мнению, освобождение А. В. Колчака было делом нереальным, и его расстрел был инициирован верхушкой большевистского руководства как акт политической расправы и устрашения .

Г. З. Иоффе оставил открытым вопрос о корректной датировке записки Ленина Склянскому , но обратил внимание на неясности в тексте записки, если считать, что она была написана уже после расстрела .

Каппелевцы под Иркутском

На выручку попавшему в беду адмиралу поспешил оставшийся ему до конца верным генерал В. О. Каппель во главе ещё сохранивших боеспособность остатков частей Восточного фронта Русской армии , несмотря на лютую стужу и глубокие снега, не щадя ни себя, ни людей . В результате при переправе через реку Кан Каппель провалился с конем под лед, обморозил ноги, и уже 26 января скончался от воспаления легких.

Войска белых под командованием генерала С. Н. Войцеховского продолжили движение вперед. Их оставалось всего 4-5 тысяч бойцов. Войцеховский планировал взять штурмом Иркутск и спасти Верховного правителя и всех томившихся в тюрьмах города офицеров. Больные, обмороженные, 30 января они вышли на линию железной дороги и у станции Зима разбили высланные против них советские войска. После короткого отдыха, 3 февраля , каппелевцы двинулись на Иркутск. Они с ходу взяли Черемхово в 140 км от Иркутска, разогнав шахтёрские дружины и расстреляв местный ревком .

По свидетельству генерала Пучкова, генерал Войцеховский мог рассчитывать при реализации своего плана спасения Колчака не более чем на 5 тыс. бойцов, которые были растянуты вдоль дороги так, что на их сборы к месту боя понадобилось бы не менее суток. Армия имела 4 действующих и 7 разобранных орудий с ограниченным количеством боеприпасов. В большинстве дивизий наличествовало не более 2-3 пулемётов с мизерным количеством патронов. Ещё хуже дела обстояли с патронами у стрелков . Тем не менее, по свидетельству генерала, «…при малейшей надежде найти Верховного Правителя в городе армия атаковала бы Иркутск немедленно же с подходом к нему» .

В ответ на ультиматум командующего советскими войсками Зверева о сдаче Войцеховский направил красным встречный ультиматум с требованием освобождения адмирала Колчака и арестованных с ним лиц, предоставления фуража и выплаты контрибуции в размере 200 млн руб., обещая обойти в этом случае Иркутск стороной .

Большевики не выполнили требований белых, и Войцеховский перешел в атаку: каппелевцы прорвались к Иннокентьевской в 7 км от Иркутска. Иркутский ВРК объявил город на осадном положении, а подступы к нему были превращены в сплошные линии обороны. Началось сражение за Иркутск - по ряду оценок, не имевшее себе равных за всю гражданскую войну по ожесточённости и ярости атак. Пленных не брали .

Каппелевцы взяли Иннокентьевскую и смогли прорвать линии городской обороны красных. На 12 часов дня был назначен штурм города. В этот момент в события вмешались чехи, заключившие с красными соглашение, имевшее целью обеспечение их собственной беспрепятственной эвакуации. За подписью начальника 2-й чехословацкой дивизии Крейчего белым было направлено требование не занимать Глазковского предместья под угрозой выступления чехов на стороне красных. Сражаться со свежим хорошо вооруженным чешским контингентом у Войцеховского уже не хватило бы сил. Одновременно пришли вести о гибели адмирал Колчака. В сложившихся обстоятельствах генерал Войцеховский приказал отменить наступление. Каппелевцы с боями начали отход в Забайкалье .

Расстрел

В ночь на 25 января (7 февраля) 1920 года в тюрьму, где содержались А. В. Колчак и бывший Председатель Совета Министров Российского правительства В. Н. Пепеляев , прибыл отряд красноармейцев с начальником И. Бурсаком. Сначала со второго этажа был выведен Пепеляев, затем - А. В. Колчак. Адмирал шел среди кольца солдат совершенно бледный, но спокойный. Все время своего ареста и до смерти А. В. Колчак держался мужественно и совершенно спокойно, хотя и не питал иллюзий относительно своей участи. Внутренне же адмирал за эти дни нечеловечески устал, ко дню своей смерти, в возрасте 46 лет, он был уже совершенно седым .

Перед расстрелом А. В. Колчаку было отказано последний раз повидаться с его любимой - А. В. Тимиревой , добровольно арестовавшейся вместе с Александром Васильевичем, не желая его покидать. Адмирал отверг предложение палачей завязать глаза и отдал Чудновскому кем-то ему ранее переданную капсулу с цианистым калием, так как считал самоубийство неприемлемым для православного христианина , попросил передать свое благословение жене и сыну .

Общее руководство расстрелом осуществлял председатель губчека Самуил Чудновский , расстрельной командой руководил начальник гарнизона и одновременно комендант Иркутска Иван Бурсак.

Полнолуние, светлая, морозная ночь. Колчак и Пепеляев стоят на бугорке. На мое предложение завязать глаза Колчак отвечает отказом. Взвод построен, винтовки наперевес. Чудновский шепотом говорит мне:
– Пора. Я даю команду
– Взвод, по врагам революции – пли!
Оба падают. Кладем трупы на сани-розвальни, подвозим к реке и спускаем в прорубь. Так «верховный правитель всея Руси» адмирал Колчак уходит в свое последнее плавание».

Из воспоминаний И. Бурсака

Как отмечает историк Хандорин, в своих «неофициальных» воспоминаниях, Бурсак пояснял: «Закапывать не стали, потому что эсеры могли разболтать, и народ бы повалил на могилу. А так - концы в воду» .

Даже сами расстрельщики, враги, отмечали впоследствии, что адмирал встретил смерть с солдатским мужеством, чего нельзя было сказать о Пепеляеве, который малодушно валялся в ногах у палачей и молил о пощаде. Адмирал А. В. Колчак сохранил достоинство и перед лицом смерти .

После расстрела

На свою просьбу она получила отказ - ей сообщили, что тело А. В. Колчака якобы уже погребено .

Правовые оценки расстрела

К. и. н. Н. Е. Руденский полагал, что казнь Колчака была сродни самосуду, так как была проведена по постановлению Иркутского военно-революционного комитета, выполнявшего указание центрального большевистского руководства. Никакого суда над Колчаком проведено не было .

Память

Примечания

Источники

Плотников И. Ф. Александр Васильевич Колчак. Жизнь и деятельность. ISBN 5-222-00228-4 , стр. 262
Кручинин А. С. ISBN 978-5-17-063753-9 (АСТ), ISBN 978-5-271-26057-5 (Астрель), ISBN 978-5-4215-0191-6 (Полиграфиздат), стр. 514
Ширямов А. Борьба с колчаковщиной // Последине дни колчаковщины. - М.-Л., 1926; Он же. Иркутское восстание и расстрел Колчака. // Борьба за Урал и Сибирь. - М.-Л., 1926; Парфенов (Алтайский) П. С. Борьба за Дальний Восток (1920-1922). - М.-Л., 1928; Бурсак И. Н. Конец белого адмирала // Разгром Колчака. Воспоминания. - М., 1969; и др.
Смирнов И. Н. Конец борьбы с колчаковщиной // Пролетарская революция. - М.-Л., 1926. - № 1 (48); Иоффе Г. З. Колчаковская авантюра и её крах. - М., 1983. - С.260; и др.
В. И. Шишкин Расстрел адмирала Колчака
Генрих Иоффе. Колчаковская авантюра и её крах. Глава 9. Крушение .
Плотников И. Ф. Александр Васильевич Колчак. Жизнь и деятельность. 14. Кто, когда и как решил вопрос об убийстве А. В. Колчака? Ростов н/Д.: изд-во «Феникс», 1998. - 320 с. ISBN 5-222-00228-4 .
В. Г. Хандорин. Адмирал Колчак: правда и мифы
Кручинин А. С. Адмирал Колчак: жизнь, подвиг, память / Андрей Кручинин. - М.: АСТ: Астрель: Полиграфиздат, 2010. - 538, с.: ил. ISBN 978-5-17-063753-9 (АСТ), ISBN 978-5-271-26057-5 (Астрель), ISBN 978-5-4215-0191-6 (Полиграфиздат), стр. 522
Иоффе Г. З. Верховный правитель России: документы дела Колчака (рус.) // Новый журнал : Литературно-художественный журнал русского Зарубежья. - 2004. - Т. 235.

Бывший дом купца Батюшкина - элегантное бежево-желтое здание с легкими колоннами, огромными окнами и изящной террасой, глядящей на пологий берег Иртыша, - одна из главных исторических достопримечательностей Омска. Сегодня здесь размещается Центр изучения Гражданской войны в Сибири - единственное в своем роде в России учреждение, сочетающее функции архива, библиотеки, дискуссионного клуба и музея, посвященных этой болезненной и горячей теме.

Место выбрано неслучайно: этот особняк является "свидетелем и участником" фатальных событий отечественной истории - здесь в 1918-1919 гг. располагалась резиденция Верховного правителя России - адмирала Колчака, а затем - Сибирское управление учебных заведений и омская ЧК. Небольшая, но емкая экспозиция рассказывает о Гражданской войне в Сибири объективно - без "заигрывания" со сторонниками красных или апологетами белых. Воссозданы после реставрации интерьеры кабинета Колчака, его приемной и других помещений. Электронные ресурсы и оригиналы документов и новейшие научные и публицистические издания дают возможность ощутить эпоху, а кадры уникальной кинохроники позволяют увидеть Колчака, Жанена и других героев и антигероев этой историко-политической драмы.

18 ноября 1918 года жители Омска увидели расклеенные по всему городу листовки - "Обращение к населению России", сообщавшее о свержении Всероссийского Временного правительства (Директории) и о том, что Верховным правителем с "диктаторскими полномочиями" стал Александр Колчак. "Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях Гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю: я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом, установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему свету", - с этой присягой Колчак вошел в политическую историю.

"Непроницаемая стена, застилающая свет и правду"

Во время Гражданской войны в Сибири действовало несколько "белых" правительств. Крупнейшее из них - Омское - длительное время вело переговоры с Самарским Комучем (Комитетом Учредительного собрания). Их цель - объединение. В результате в сентябре 1918 года в Уфе сформировалось Временное Всероссийское правительство - Директория. В связи с наступлением Красной Армии месяц спустя Директория переехала в Омск. Однако в результате переворота 17-18 ноября 1918 года, организованного недовольными "разгулом либерализма" политиками и военными, Директория была свергнута, а Колчак провозглашен Верховным правителем России с неограниченными - диктаторскими - полномочиями. Победившим в перевороте борцам с "мягкотелыми либералами-провокаторами" казалось, что они смогли направить историю в нужное им русло. В этих иллюзиях они пребывали около года - пока их самих не свергли еще более жесткие и убежденные сторонники "диктаторских мер" - большевики.

Колчак возглавил правительство, которое функционировало более года на обширной территории России, захватило половину золотого запаса страны и создало реальную угрозу власти большевиков. Верховному правителю России присягнули другие белые силы (хотя далеко не все они эту присягу выполнили - движение осталось раздробленным). Разогнав остатки Учредительного собрания и проэсеровскую Директорию - Временное Всероссийское правительство, Колчак лишил белое движение "демократических гирь", чем разрушил антибольшевистскую коалицию. В ответ эсеры повернули оружие против него, предпочтя сблизиться с большевиками и меньшевиками. Сделав ставку на военную диктатуру, Колчак и все белое движение обрекли себя на поражение.

Большевиков посчитали меньшим злом. Выбирали "красных", поскольку уже хорошо знали "белых". А потом сопротивляться было уже поздно

Программа Верховного правителя предусматривала: уничтожение большевизма, "восстановление законности и правопорядка"; воссоздание русской армии; созыв нового Учредительного собрания для решения вопроса о государственном строе России; продолжение Столыпинской аграрной реформы без сохранения помещичьего землевладения, денационализация промышленности, банков и транспорта, сохранение демократического рабочего законодательства, всемерное развитие производительных сил России; сохранение территориальной целостности и суверенитета России. Однако в условиях Гражданской войны эта программа осталась лишь благим пожеланием.

Колчак допустил стратегический просчет, сделав ставку на западную помощь. Союзники были вовсе не заинтересованы в независимости России и тем более в ее единстве и неделимости. Самым трудным для Верховного правителя оказался национальный вопрос: отстаивая идею единой и неделимой России Колчак оттолкнул от себя всех лидеров государств, образовавшихся после распада империи. Западные же союзники поддержали этот "парад суверенитетов".

Барон Будберг так описывал адмирала: "Тяжело смотреть на его бесхарактерность и отсутствие у него собственного мнения… По внутренней сущности, по незнанию действительности и по слабости характера он очень напоминает покойного Императора… Страшно становится за будущее, за исход той борьбы, ставкой в которой является спасение родины и вывод ее на новую дорогу… Поразительно, до чего в Омске повторяется в миниатюре Царское Село (в Царском Селе императорская семья пребывала с 1915-го по 1917 г. - Ю.К.): та же слепота вверху, та же непроницаемая кругом стена, застилающая свет и правду, обделывающие свои делишки люди".

Объявляя большевиков "врагами народа" (и, кстати, подарив им сам этот термин), которых необходимо уничтожить, Колчак и его сподвижники не осознавали, что Ленин, увы, стал харизматическим вождем движения, увлекшего миллионы людей обещаниями ликвидировать бедность, социальное неравенство и построить новое, справедливое общество.

Свои политические убеждения адмирал формулировал внятно: "Будем называть вещи своими именами, как это ни тяжело для нашего отечества: ведь в основе гуманности, пасифизма, братства рас лежит простейшая животная трусость...". Еще одна оценка: "Что такое демократия? - Это развращенная народная масса, желающая власти. Власть не может принадлежать массам в силу закона глупости числа: каждый практический политический деятель, если он не шарлатан, знает, что решение двух людей всегда хуже одного..." Это сказано в 1919-м.

В Омск к Колчаку, презрев условности устоев, приехала Анна Тимирева. С момента их знакомства, переросшего в роман в письмах, прошло четыре года. У каждого семья, у обоих - сыновья. Она первой призналась ему в любви - с откровенностью пушкинской Татьяны и решительностью своей тезки Карениной. "Я сказала ему, что люблю его". И он, уже давно и, как ему казалось, безнадежно влюбленный, ответил: "Я не говорил вам, что люблю вас". - "Нет, это я говорю: я всегда хочу вас видеть, всегда о вас думаю, для меня такая радость видеть вас". И он, смутившись до спазма в горле: "Я вас больше чем люблю". Ей - 21 год, ему - 40. И все знали об этой любви, их переписку "изучала" военная цензура… Софья Колчак, жена адмирала, как-то призналась подруге: "Вот увидишь, он разведется со мной и женится на Анне Васильевне". А Сергей Тимирев, муж Анны и сослуживец Колчака, также зная о романе, дружбы с адмиралом не порвал. В этом "любовном квадрате" не было грязи, ибо не было обмана. Тимирева развелась с мужем в 1918 году и приехала в Омск. Семья Колчака уже давно во Франции. Он на развод так и не решился…

Михаил Тухачевский, 1920 г. Фото: ЦА ФСБ России

Меж двух жесткостей

"Кто жесточе - красные или белые? Вероятно - одинаково. В России очень любят бить - безразлично кого", - так Максим Горький в "Несвоевременных мыслях" поставил диагноз Гражданской войне и ее идеологам с обеих сторон. Вот и сибирское крестьянство оказалось меж двух огней, меж двух жесткостей. Колчак начал мобилизацию крестьян. Многие из них только что сняли шинели солдат Первой мировой войны, они устали воевать и, по большому счету, были вообще равнодушны к любой власти. Здесь не знали крепостного права. Кто был в окружении Колчака? Офицеры, в большинстве своем относившиеся к крестьянам, как к крепостным, - срабатывала вековая ментальная "инерция". Значительная часть населения Сибири возненавидела Колчака сильнее, чем большевиков. Партизанское движение возникло стихийно - как реакция на палочную дисциплину белых, безумные репрессии и реквизиции. "Мальчики думают, что из-за того, что они убили и замучили несколько сотен и тысяч большевиков и замордовали некоторое количество комиссаров, то сделали этим великое дело, нанесли большевизму решительный удар и приблизили восстановление старого порядка вещей… мальчики не понимают, что если они без разбора и удержу насильничают, порют, грабят, мучают и убивают, то этим они насаждают такую ненависть к представляемой ими власти, что московские хамодержцы могут только радоваться наличию столь старательных, ценных и благодетельных для них сотрудников", - горько констатировал военный министр колчаковского правительства барон Алексей Будберг. Большевиков тогда считали меньшим злом. Они выбирали "красных", поскольку уже хорошо знали "белых". А потом сопротивляться было уже поздно.

Красные наступали стремительно и неотвратимо. Их Пятая армия под командованием одного из самых успешных полководцев Гражданской войны 26-летнего Михаила Тухачевского с боями приближалась к Омску. "Поручик-командарм" был не только одним из нескольких тысяч царских офицеров, добровольно перешедших на службу к большевикам, - он был в числе ее создателей, летом 1918 года по личному распоряжению Ленина командированный создавать отряды Первой армии Советов. К моменту омского наступления за его спиной был уже несокрушимый успех. "Русская революция дала своих красных маршалов - Ворошилов, Каменев, Егоров, Блюхер, Буденный, Котовский, Гай, но самым талантливым красным полководцем, не знавшим поражений в гражданской войне... оказался Михаил Николаевич Тухачевский. Тухачевский победил белых под Симбирском, спасши Советы в момент смертельной катастрофы, когда в палатах древнего Кремля лежал тяжелораненый Ленин. На Урале он выиграл "советскую Марну" и, отчаянно форсировав Уральский хребет, разбил белые армии адмирала Колчака и чехов на равнинах Сибири", - такую оценку Тухачевскому дал отнюдь не друг - убежденный антибольшевик, эмигрантский историк белого движения Роман Гуль.

12 ноября 1919 года Верховный правитель и его министры покинули Омск, переместились в Иркутск, ставший - весьма ненадолго - очередной "столицей Белой России". Два дня спустя Пятая армия заняла Омск. Тухачевский, склонный к внешним эффектам, въехал в город на белом коне. Улица, по которой красноармейцы шли по замершему городу, с тех пор и доныне называется "Красный путь". (Командарма, ставшего впоследствии маршалом, как "врага народа" расстреляют в 1937-м.)

В декабре 1919 года так называемая демократическая оппозиция (включающая в себя практически весь спектр политических сил, противостоявших как Колчаку, так и большевикам) создала в Иркутске Политический центр. В его задачу входило свержение колчаковского режима и переговоры с большевиками о прекращении Гражданской войны и создании в Восточной Сибири "буферного" демократического государства. Политцентр подготовил восстание в Иркутске, продолжавшееся с 24 декабря 1919 года по 5 января 1920 года. 19 января между большевистским Сибревкомом и Политцентром было достигнуто соглашение о создании "буферного" государства. Одним из условий соглашения была передача бывшего Верховного правителя вместе со штабом представителям Советской власти. Тогда же Чехословацкий Национальный Комитет Сибири (орган руководства чехословацкими формированиями - бывшими военнопленными австро-венгерской империи, оставшимися здесь с Первой мировой) выпустил меморандум, обращенный ко всем союзным правительствам, в котором заявил, Чехословацкое войско прекращает оказывать ему поддержку. Чехословаки "выходили из игры", намереваясь отправиться домой.

Положение Колчака стало безвыходным: он фактически был заложником. 5 января 1920 года представители Антанты выдали письменную инструкцию командующему союзными войсками генералу Морису Жанену провезти Колчака под охраной чешских войск на Дальний Восток, в то место, куда он сам укажет.

Колчак ехал в вагоне, прицепленном к поезду 8-го Чехословацкого полка. На вагоне были подняты английский, французский, американский, японский и чешский флаги, символизировавшие, что адмирал находится под защитой этих государств. 15 января состав прибыл на станцию Иннокентьевскую. Стояли долго: Жанен общался с руководством Политцентра, которое соглашалось пропустить чехословацкий поезд, полный "экспроприированного" имущества и оружия, и идущие за ним груженые "военными трофеями" эшелоны в обмен на Колчака. Переговоры закончились тем, что в вагон вошел помощник чешского коменданта поезда и объявил, что Верховный правитель "передается иркутским властям". Казалось, Колчак не был даже удивлен, кивнув: "Значит, союзники меня предают". Адмирала доставили в вокзальную комендатуру, где "предложили" сдать оружие. Передача Верховного правителя эсеро-меньшевистскому Политцентру означала арест.

Вот так. Без суда.

Еще 7 января 1920 года Политцентр учредил Чрезвычайную следственную комиссию (ЧСК) для сбора обвинительных данных против арестованных членов колчаковского правительства. А после передачи чехословаками Колчака и его премьер-министра Виктора Пепеляева Политцентру, он поручил ЧСК, в которую входили меньшевики и эсеры, в недельный срок провести судебное расследование. Допросы проводились с чрезвычайной, неожиданной для красных корректностью: следствие вели дипломированные еще в царское время юристы. Но к концу января тон допросов ужесточился. Не зная истинной причины перемены, адмирал связывал ее с переходом председательских функций от меньшевика Попова к большевику Чудновскому. Однако более жесткими допросы стали не только в связи с приходом нового председателя ЧСК: в Иркутске и вокруг него изменилась военно-политическая ситуация. Смена председателя комиссии явилась лишь следствием. К Иркутску подходило несколько красных партизанских отрядов общей численностью 6 тысяч штыков и 800 сабель. Они должны были умножить революционные силы иркутян во главе созданного 19 января Военно-революционного комитета. 21 января коалиционный Политцентр перестал существовать. Пятая армия Тухачевского вошла в город, и 25 января Иркутск стал советским. (Имя Пятой армии с тех пор носит одна из центральных улиц города.)

Колчака не судили, не существовало и приговора ему: долгое, буксовавшее следствие было оборвано запиской в реввоенсовет 5-й армии: "Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступили так под влиянием... опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Ленин".

6 февраля 1920 года - во исполнение телеграммы Ленина - было принято постановление Иркутского Военно-революционного комитета о расстреле Колчака и Пепеляева.

Вот и весь приговор. По сути повторился сценарий расстрела царской семьи в Екатеринбурге в 1918 году: тогда тоже следствие, суд и приговор заменила секретная расстрельная телеграмма Ильича. (См. "РГ" за 17.07.2013). Большевистская "законность" снова торжествовала.

Когда за адмиралом пришли и объявили, что будет расстрелян, он спросил, кажется, вовсе не удивившись: "Вот так? Без суда?" Перед расстрелом молиться отказался, стоял спокойно, скрестив руки на груди. Пытался успокоить потерявшего самообладание своего премьер-министра Виктора Пепеляева. Попросил передать благословение законной жене, Софье Федоровне, и сыну Ростиславу, за два года до того эмигрировавших во Францию. Об Анне Тимиревой, добровольно пошедшей под арест, чтобы до конца не расставаться с ним, - ни слова. За несколько часов до расстрела Колчак написал Анне Васильевне записку, так до нее и не дошедшую. Десятки лет листок кочевал по папкам следственных дел.

"Дорогая голубка моя, я получил твою записку, спасибо за твою ласку и заботы обо мне... Не беспокойся обо мне. Я чувствую себя лучше, мои простуды проходят. Думаю, что перевод в другую камеру невозможен. Я думаю только о тебе и твоей участи... О себе не беспокоюсь - все известно заранее. За каждым моим шагом следят, и мне очень трудно писать... Пиши мне. Твои записки - единственная радость, какую я могу иметь. Я молюсь за тебя и преклоняюсь перед твоим самопожертвованием. Милая, обожаемая моя, не беспокойся за меня и сохрани себя... До свидания, целую твои руки". Свидания не было. Не разрешили.

Тела Колчака и Пепеляева после расстрела погрузили на сани, увезли на реку Ушаковку и сбросили в прорубь. Официальное сообщение о расстреле Колчака срочной телеграммой было передано в Москву.

"Прошу чрезвычайную следственную комиссию мне сообщить, где и в силу какого приговора был расстрелян адмирал Колчак и будет ли мне, как самому ему близкому человеку, выдано его тело для предания земле по обрядам православной церкви. Анна Тимирева". Резолюция на письме: "Ответить, что тело Колчака погребено и никому не будет выдано".

Тимиреву после расстрела Колчака освободили - ненадолго. Уже в июне 1920-го ее отправили "сроком на два года без права применения к ней амнистии в Омский концентрационный лагерь принудительных работ".

Снова выпустили, - и опять не надолго. "За контрреволюционную деятельность, выразившуюся в проявлении среди своего окружения злобных и враждебных выпадов против Советской власти… арестована бывшая куртизанка - жена Колчака… Тимирева Анна Васильевна... Обвиняется в том, что, будучи враждебно настроенной к Советской власти, в прошлом являлась женой Колчака, находилась весь период активной борьбы Колчака против Советской власти при последнем... до его расстрела... Не разделяя политики Соввласти по отдельным вопросам, проявляла свою враждебность и озлобленность по отношению к существующему строю, т.е. в преступлении, предусмотренном ст. 58, п. 10 УК.". Срок - пять лет. Затем - аресты и ссылки в 1925, 1935, 1938 и 1949 годах. Ее сын от первого брака Володя Тимирев за переписку с отцом, находящимся за границей, расстрелян в 1938-м…

Колчака уже не было, но советской власти предстояло еще показательно расправиться с "колчаковщиной". С 20 по 30 мая 1920 года, в рабочем пригороде Омска - Атаманском хуторе - проходили заседания Чрезвычайного революционного трибунала "по делу самозванного и мятежного правительства Колчака и его вдохновителя". Трибунал судил "членов колчаковского правительства", среди которых было лишь три министра, остальные - функционеры второго - третьего ряда. Главные фигуры успели уйти на "белую" часть России или эмигрировать. Тем не менее, приговоры были максимально жестокими: четырех подсудимых Ревтрибунал приговорил к смертной казни, шестерых - к пожизненным принудительным работам, троих - к принудительным работам на все время Гражданской войны, семерых - к работам на десять лет, двоих - к условному лишению свободы сроком на пять лет, одного - суд признал невменяемым и поместил в психиатрическую лечебницу. Осужденные обратились с просьбой о помиловании к Ленину. Разумеется, безрезультатно. Большевистское руководство отлично понимало, что приговоренные "мелкие сошки" не представляют серьезной опасности. Приговор был назиданием. Обществу следовало понять - всех примкнувших к оппозиции власть станет карать беспощадно. Как показала дальнейшая практика, назидание было усвоено.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Александр Васильевич Колчак (4 ноября (16 ноября) 1874 года, Санкт-Петербург, Обуховский завод - 7 февраля 1920, Иркутск) - русский ученый-океанограф, один из крупнейших полярных исследователей конца XIX - начала XX веков, военный и политический деятель, флотоводец, действительный член императорского русского географического общества (1906 г.), адмирал (1918 г.), вождь Белого движения, Верховный правитель России.

Участник ряда полярных экспедиций 1900-1909 годов: Русской полярной экспедиции, Спасательной экспедиции 1903 года, Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. Награждён Императорским Русским географическим обществом Большой Константиновской медалью (1906 г.).

Автор фундаментального научного труда «Лёд Карского и Сибирского морей», теоретического труда «Какой нужен России флот», родоначальник теории подготовки, организации и проведения совместных операций армии и флота. Автор целого ряда научных статей и работ. Лектор Морской академии (1908 г.).

Участник Русско-японской войны, Обороны Порт-Артура. Во время Первой мировой войны командовал минной дивизией Балтийского флота (1915-1916), Черноморским флотом (1916-1917). Георгиевский кавалер.

Руководитель Белого движения как в общероссийском масштабе, так и непосредственно на Востоке России. На посту Верховного правителя России (1918-1920 гг.) был признан всеми руководителями Белого движения, «де-юре» - Королевством сербов, хорватов и словенцев, «де-факто» - государствами Антанты.

Верховный главнокомандующий Русской армией.

Верховный правитель России

Приход к власти в Сибири адмирала А.В. Колчака, принявшего звание Верховного правителя Российского государства и главнокомандующего русской армией, концентрация в его руках военной, политической и экономической власти дала возможность белым оправиться от поражений, понесённых ими в Поволжье осенью 1918 года. Противобольшевистское движение после омских событий стало более консолидированным, однако события не обошлись без потерь для него:
политическая база движения стала у;же. Таким образом, в результате событий 18 ноября 1918 года антибольшевистское движение трансформировалось в Белое движение.

Колчак надеялся, что под знаменем борьбы с красными ему удастся объединить самые разнородные политические силы и создать новую государственную власть.
Поначалу положение на фронтах благоприятствовало этим планам. В декабре 1918 года Сибирская армия заняла Пермь, имевшую важное стратегическое значение и существенные запасы военного снаряжения.

Если говорить о роли западных держав в приходе к верховной власти А.В. Колчака, то можно сказать однозначно: Антанта поддерживала Колчака, но выдвинули его отечественные, русские антибольшевистские силы.

30 ноября 1918 г. Верховный Правитель и Верховный Главнокомандующий адмирал А. В. Колчак издал приказ не только о восстановлении дня празднования в честь Ордена Св. Великомученика и Победоносца Георгия 26 ноября (старого стиля), но и расширении его значения, повелев:
Считать этот день праздником всей Русской Армии, доблестные представители которой высокими подвигами, храбростью и мужеством запечатлели свою любовь и преданность нашей Великой Родине на полях брани.

Расследование убийства Царской Семьи

Верховным правителем было организовано тщательное расследование дела о расправе большевиков с семьей Императора Николая II, поручено оно было опытному следователю Н.А. Соколову, который провёл кропотливую работу и на основе раскопок, сбора и анализа документов, поиска и допросов свидетелей установил время, место и обстоятельства трагедии, хотя останки убитых до отступления Русской армии от Екатеринбурга в июле 1919 года найти не успели в СССР была опубликована записка Ленина заместителю Троцкого Э. Склянскому для передачи по телеграфу члену Реввоенсовета 5-й армии, председателю Сибревкома И. Смирнову, которая к этому моменту была известна за границей уже 20 лет - с момента опубликования в Париже издания «Бумаги Троцкого»:

Шифром. Склянскому: Пошлите Смирнову (РВС 5) шифровку: Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступали так и так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Ленин. Подпись тоже шифром.

1. Берётесь ли сделать архи-надёжно?
2. Где Тухачевский?
3. Как дела на Кав. фронте?
4. В Крыму?

По мнению ряда современных российских историков, эту телеграмму следует расценивать как прямой приказ Ленина о бессудном и тайном убийстве Колчака.

Историк И.Ф. Плотников отмечает, что в отношении А.В. Колчака дело большевиками изначально ставилось на неправовые рельсы, и при оценке личности, как политического противника, и как военнопленного. Историк В. Г. Хандорин обращает внимание на то обстоятельство, что решение о казни адмирала А. В. Колчака без суда было принято вскоре после официального постановления советского правительства от 17 января 1920 года об отмене смертной казни.
Пепеляев при этом перед расстрелом даже не был допрошен.

4 ноября 2004 года в Иркутске торжественно открыт памятник адмиралу А. В. Колчаку. Автор идеи и спонсор проекта С. В. Андреев, скульптор В. М. Клыков.
Фото Г. В. Коробовой

Задача данной статьи - выяснить, как заложена трагическая гибель адмирала АЛЕКСАНДРА ВАСИЛЬЕВИЧА КОЛЧАКА в его код ПОЛНОГО ИМЕНИ.

Смотреть предварительно "Логикология - о судьбе человека".

Рассмотрим таблицы кода ПОЛНОГО ИМЕНИ. \Если на Вашем экране будет смещение цифр и букв, приведите в соответствие масштаб изображения\.

11 26 38 62 63 74 75 87 93 104 122 123 137 142 159 162 163 181 191 203 232 238 241 251 275
К О Л Ч А К А Л Е К С А Н Д Р В А С И Л Ь Е В И Ч
275 264 249 237 213 212 201 200 188 182 171 153 152 138 133 116 113 112 94 84 72 43 37 34 24

1 13 19 30 48 49 63 68 85 88 89 107 117 129 158 164 167 177 201 212 227 239 263 264 275
А Л Е К С А Н Д Р В А С И Л Ь Е В И Ч К О Л Ч А К
275 274 262 256 245 227 226 212 207 190 187 186 168 158 146 117 111 108 98 74 63 48 36 12 11

275 = КОЛЧАК АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ.

К(ровоизлияние) (в п)ОЛ(ость) Ч(ереп)А+КА(знь)+(застре)ЛЕ(н) (в затыло)К+С(мертельное) (р)АН(ение)+(раз)ДР(облена голо)ВА+СИЛЬ(но)Е (кро)В(о)И(злияние) (в полость) Ч(ерепа)

275 = К,ОЛ, Ч,А + КА, + ,ЛЕ,К + С,АН, + ,ДР,ВА + СИЛЬ,Е,В,И, Ч,.

18 24 29 58 71 86 92 113 119 122 139 140 152 184
С Е Д Ь М О Е Ф Е В Р А Л Я
184 166 160 155 126 113 98 92 71 65 62 45 44 32

"Глубинная" дешифровка предлагает следующий вариант, в котором совпадают все столбцы:

(рас)С(тр)Е(л) + (зло)Д(еяние) + (гибел)Ь МО(зга)+(кровоизлияни)Е+(катастро)Ф(а)+(пул)ЕВ(ые) РА(нения) (го)Л(овы)+(скончалс)Я

184 = ,С,Е, + ,Д, + ,Ь МО, + ,Е + ,Ф, + ,ЕВ, РА,Л, + ,Я.

Код полных ЛЕТ ЖИЗНИ: 76-СОРОК + 96-ПЯТЬ = 172.

18 33 50 65 76 92 124 143 172
С О Р О К П Я Т Ь
172 154 139 122 107 96 80 48 29

"Глубинная" дешифровка предлагает следующий вариант, в котором совпадают все столбцы:

С(мертельн)О Р(анен) (в затыл)ОК П(ул)Я(ми) + (смер)ТЬ

172 = С,О Р,ОК П,Я, + ,ТЬ.

Смотрим верхнюю таблицу кода ПОЛНОГО ИМЕНИ:

26 = (сор)ОК; 74 = (сор)ОК ПЯ(ть); 93 = (сор)ОК ПЯТ(ь); 122 = (сор)ОК ПЯТЬ.

122 = (сор)ОК ПЯТЬ = УБИТ В УПОР
____________________________________
171 = 63-ГИБЕЛЬ + 108-РАССТРЕЛ

171 - 122 = 49 = В ГОЛО(ву).

Посмотрим, что нам скажет "ПАМЯТЬ ИНФОРМАЦИОННОГО ПОЛЯ":

111-ПАМЯТЬ + 201-ИНФОРМАЦИОННОГО + 75-ПОЛЯ = 386.

386 = 275-(код ПОЛНОГО ИМЕНИ) + 111-РАССТРЕЛ В (упор).

386 = 184-СЕДЬМОЕ ФЕВРАЛЯ + 202-ГИБЕЛЬ АДМИРАЛА А.В.КОЛЧАКА.

386 = 172-СОРОК ПЯТЬ + 214-ВЫСТРЕЛ В ГОЛОВУ В УП(ОР); ЖИЗНЬ ЗАКОНЧИЛАСЬ; ПРОБОЙ ГОЛОВНОГО МОЗГА.

386 = 172-ПРОБОЙ ГОЛОВНОГО... + 214-ПРОБОЙ ГОЛОВНОГО МОЗГА.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Адмирал держался во время допросов спокойно и с большим достоинством, вызывая этим невольное уважение у следователей, подробно рассказывая о своей жизни и охотно отвечая на вопросы. Колчак был довольно откровенен и открыт, стремился оставить для истории и собственные биографические данные, и сведения о важных исторических событиях, участником которых ему довелось быть .

Причины расстрела

Обысками в городе обнаружены во многих местах склады оружия, бомб, пулеметных лент и пр.; установлено таинственное передвижение по городу этих предметов боевого снаряжения; по городу разбрасываются портреты Колчака и т. п.
С другой стороны, генерал Войцеховский, отвечая на предложение сдать оружие, в одном из пунктов своего ответа упоминает о выдаче Колчака и его штаба.
Все эти данные заставляют признать, что в городе существует тайная организация, ставящая своей целью освобождение одного из тягчайших преступников против трудящихся - Колчака и его сподвижников. Восстание это безусловно обречено на полный неуспех, тем не менее может повлечь за собою ещё ряд невинных жертв и вызвать стихийный взрыв мести со стороны возмущенных масс, не пожелающих допустить повторение такой попытки.
Обязанный предупредить эти бесцельные жертвы и не допустить город до ужасов гражданской войны, а равно основываясь на данных следственного материала и постановлений Совета народных комиссаров Российской социалистической федеративной советской республики, объявившего Колчака и его правительство вне закона, Иркутский военно-революционный комитет постановил:
1) бывшего Верховного правителя адмирала Колчака и
2) бывшего председателя Совета министров Пепеляева
р а с с т р е л я т ь.
Лучше казнить двух преступников, давно достойных смерти, чем сотни невинных жертв.

Постановление подписано членами ВРК А. Ширямовым, А. Сноскаревым, М. Левенсоном и Обориным.

Текст постановления об их расстреле был впервые опубликован в статье бывшего председателя Иркутского военно-революционного комитета А. Ширямова . В 1991 году Л. Г. Колотило сделал предположение, что постановление было составлено уже после расстрела, как оправдательный документ, поскольку датировано оно седьмым февраля, а в тюрьму предгубчека С. Чудновский и И. Н. Бурсак прибыли во втором часу ночи седьмого февраля, якобы уже с текстом постановления, причём до этого составляли из коммунистов расстрельную команду .

Лишь в начале 1990-х годов в СССР была опубликована записка Ленина заместителю Троцкого Э. Склянскому для передачи по телеграфу члену Реввоенсовета 5-й армии , председателю Сибревкома И. Смирнову, которая к этому моменту была известна за границей уже 20 лет - с момента опубликования в Париже издания «Бумаги Троцкого» :

Шифром. Склянскому: Пошлите Смирнову (РВС 5) шифровку: Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступали так и так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Ленин. Подпись тоже шифром.
1. Беретесь ли сделать архи-надежно?
2. Где Тухачевский?
3. Как дела на Кав. фронте?
4. В Крыму?

Г. З. Иоффе обратил внимание на то, что хотя и А. В. Колчак, и «все ставленники и агенты Колчака» были объявлены вне закона ещё в августе 1919 года постановлением Совнаркома и ВЦИК Советов , бессудно были казнены только А. В. Колчак и В. Н. Пепеляев. Остальных арестованных состоявшийся в мае 1920 года трибунал, исходя из того, что «острый момент гражданской войны миновал», нашёл возможным предать суду .

Каппелевцы под Иркутском

На выручку попавшему в беду адмиралу поспешил оставшийся ему до конца верным генерал В. О. Каппель во главе ещё сохранивших боеспособность остатков частей Восточного фронта Русской армии , несмотря на лютую стужу и глубокие снега, не щадя ни себя, ни людей . В результате при переправе через реку Кан Каппель провалился с конём под лед, обморозил ноги, и уже 26 января скончался от воспаления легких.

Каппелевцы взяли Иннокентьевскую и смогли прорвать линии городской обороны красных. На 12 часов дня был назначен штурм города. В этот момент в события вмешались чехи, заключившие с красными соглашение, имевшее целью обеспечение их собственной беспрепятственной эвакуации. За подписью начальника 2-й чехословацкой дивизии Крейчего белым было направлено требование не занимать Глазковского предместья под угрозой выступления чехов на стороне красных. Сражаться со свежим хорошо вооруженным чешским контингентом у Войцеховского уже не хватило бы сил. Одновременно пришли вести о гибели адмирала Колчака. В сложившихся обстоятельствах генерал Войцеховский приказал отменить наступление. Каппелевцы с боями начали отход в Забайкалье .

Как пишет историк С. П. Мельгунов , в этом штурме Иркутска каппелевцами было многое и морального порядка, что должно было стать душевным облегчением для идущего на смерть Верховного правителя. Адмирал мог со спокойной совестью встретить расстрельные выстрелы: его солдаты и офицеры в самый критический момент испытания не изменили делу, которому служил А. В. Колчак, не изменили и самому адмиралу, оставшись ему верными до конца .

Расстрел

Перед расстрелом А. В. Колчаку было отказано последний раз повидаться с его любимой - А. В. Тимиревой , добровольно пошедшей под арест вместе с Александром Васильевичем, не желая его покидать. Адмирал отверг предложение палачей завязать глаза и отдал Чудновскому кем-то ему ранее переданную капсулу с цианистым калием, так как считал самоубийство неприемлемым для православного христианина , попросил передать своё благословение жене и сыну .

Полнолуние, светлая, морозная ночь. Колчак и Пепеляев стоят на бугорке. На мое предложение завязать глаза Колчак отвечает отказом. Взвод построен, винтовки наперевес. Чудновский шепотом говорит мне:
– Пора.
Я даю команду
– Взвод, по врагам революции – пли!
Оба падают. Кладем трупы на сани-розвальни, подвозим к реке и спускаем в прорубь. Так «верховный правитель всея Руси» адмирал Колчак уходит в своё последнее плавание.

Из воспоминаний И. Бурсака

Даже сами расстрельщики, враги, отмечали впоследствии, что адмирал встретил смерть с солдатским мужеством, сохранил достоинство и перед лицом смерти .

Могила адмирала Колчака

Историк Ю. В. Чайковский считает убедительными предположения архивиста С. В. Дрокова, что официальная версия о расстреле Колчака на берегу Ангары выдумана и могилу Александра Васильевича следует искать в стенах иркутской тюрьмы. Указывая на многие нестыковки в официальной версии (например, на оставшуюся в тюрьме и попавшую потом в перечень личных вещей шубу Колчака), Чайковский соглашается с Дроковым, что большевики боялись выводить Колчака за стены тюрьмы, при этом командарм Смирнов уже телеграфировал в Москву, что приказал властям Иркутска вывезти Колчака на север от города, а если это не удастся, то «расстрелять в тюрьме». Исполнители могли шумно и прилюдно вывести смертников в шубах из камер, а убить их тайком в подвале. Официальная версия, пишет Чайковский, могла служить лишь тому, чтобы скрыть место захоронения останков Колчака .

Символическая могила А.В. Колчака находится на месте его «упокоения в водах Ангары» недалеко от иркутского Знаменского монастыря , где установлен православный крест.

Правовые оценки расстрела

Память

Напишите отзыв о статье "Расстрел адмирала Колчака"

Примечания

Источники

Советско-польская война : Бои за Двинск ;
4 января адмирал Колчак передал полномочия Верховного правителя генералу Деникину;
15 января образована Первая трудармия ;
16 января основана Российская Восточная Окраина во главе с атаманом забайкальских казаков Семёновым;
7 февраля Колчак расстрелян вместе со своим премьер-министром Пепеляевым В. Н. ;
«Красный потоп»: 20 февраля РККА ликвидировала Северную область .

После:

«Красный потоп»: окончательный крах деникинского фронта. 4 апреля генерал Деникин покинул Россию, остатки ВСЮР укрепились в Крыму под командованием барона Врангеля;
6 апреля основана Дальневосточная Республика ;
Советско-польская война: 7 мая поляки заняли Киев ;

Отрывок, характеризующий Расстрел адмирала Колчака

– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили. И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену, и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu"il vous donne l"amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.

В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.

– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».