“Серый кардинал" граф Андрей Иванович Остерман. “Серый кардинал" граф Андрей Иванович Остерман Остерман андрей иванович краткая биография

В политической борьбе 1725-1730 годов

Назначенный вице-канцлером, Андрей Иванович стал идейным вдохновителем и автором союза с Австрией . Определяя цели политики на сближение с Веной, Остерман писал: «Цесарь в состоянии, почитай, всех иных держав от наступления на Россию удержать… А России сверх вышеописанной генеральной пользы будет ещё сия партикуляция, что цесарь, яко гарант Травендальского мира , к возвращении Шлезвига Его Королевскому Высочеству герцогу Голштинскому вспомогать будет, и яко верховный судья имперский - в делах герцога Мекленбургского . Опасностей от такого союза мало видно, ибо от Франции за такой союз войны не будет, но паче, видя Россию в добром согласии с цесарем, ещё вяще российскую дружбу искать станет. Англия в долгом или кратком времени от теснаго своего сообязательства с Франциею по натуральным свои интересам к Цесарю Римскому возвратитьца имеет. Король Пруской толь наипаче к российской дружбе держатьца принуждён будет. Швеция сей союз с цесарем сама желает. Польша от всяких противностей не токмо удержана, но ещё в ближайшее согласие приведена будет» . Будущее показало верность расчётов вице-канцлера , а русско-австрийский союз был заключён в Вене 6 августа 1726 года русским посланником Людвигом Ланчинским и принцем Евгением Савойским .

За всё это он был приговорён к колесованию .

День казни был назначен на 18 января 1742 года. К эшафоту, воздвигнутому на Васильевском острове, перед зданием двенадцати коллегий (на месте нынешняго биржеваго сквера), потянулся из крепости ряд простых крестьянских саней с государственными преступниками. Первым везли Остермана, в шубе, тёплом шлафроке и в колпаке; за ним Миних, который ради какого-то мелодраматическаго эффекта облачился в красный, военный плащ, в котором совершал походы в Данциг и к Очакову. Шесть тысяч гвардейских солдат и массы народа окружали эшафот. Остермана внесли на него на носилках и посадили на стул, потом сняли со старика колпак и парик. С развевающимися клочьями седых волос, морщась от боли в ногах, но совершенно спокойно, граф выслушал чтение приговора. Биографы удивляются его хладнокровию, но причиною таковому была, конечно, твёрдая уверенность в милосердии императрицы, которая в самую ночь восшествия своего на престол, пред иконою Спасителя, дала клятву никого не казнить смертию. Эта клятва, без сомнения, была не безизвестна Остерману. С тем же спокойствием он, снятый со стула и опущенный на колена на помост, положил голову на плаху. Палач оправил ворот сорочки, поднял топор и мгновенно отвёл его в сторону и опустил на помост при слове: прощение. Императрица заменила смертную казнь пожизненною ссылкою для всех осуждённых.

Императрица заменила казнь вечным заточением в Берёзове , где Остерман с женой прожил пять лет, никуда не выходя и никого не принимая, кроме пастора, и постоянно страдая от подагры. Умер в ссылке, погребён на Берёзовском погосте, могила сохранилась до настоящего времени.

Черты характера

Сдержанный, последовательный и трудолюбивый, Остерман ничем не был связан с Россией и смотрел на неё как на арену для своего честолюбия, но не был корыстолюбив и не запятнал себя казнокрадством. Будучи скуп, он отличался крайней неподкупностью. Двуличный и лживый, он не изменял тому, кому служил: современники затруднялись назвать державу, интересам которой Остерман сознательно и по корыстным соображениям приносил бы в жертву интересы России. Заботясь о своей личной карьере, Остерман успешно вел интриги против своих соперников; но руководящими мотивами его при этом, наряду с соображениями личного характера, являлось иногда и принципиальное разногласие по вопросам внешней политики. К русскому народу он относился свысока и, как человек худородный, презирал родовитых людей, пользуясь ими для своих целей.

В деятельности по внешнему управлению Остерман строго следовал начертаниям Петра. В виду его «политики» действовать через других и за спиной других А. П. Волынский считал его за человека, «производящего себя дьявольскими каналами и не изъясняющего ничего прямо, а выговаривающего всё темными сторонами» . Фридрих II в своих «Записках» характеризует его так: «искусный кормчий, он в эпоху переворотов самых бурных верной рукой управлял кормилом империи, являясь осторожным и отважным, смотря по обстоятельствам, и знал Россию, как Верней - человеческое тело» .

Семья

• Жена - Остерман, Марфа Ивановна . Их дети:

1. Пётр (21 марта 1722 - 1 мая 1723)
2. Остерман, Фёдор Андреевич (11 апреля 1723 - 10 (21) ноября 1804)
3. Анна (22 апреля 1724 - 1769), в замужестве Толстая, бабка графа Александра Ивановича Остермана-Толстого .
4. Остерман, Иван Андреевич (25 апреля 1725 - 18 апреля 1811)

Примечания

Литература

• Вагнер И. Ф. Остерман - немец при дворе российских императоров. Картина жизни и поиски следов.
• Шубинский С. Гр. А. И. Остерман (биографический очерк). // «Северное Сияние», 1863, т. II.
• Корсаков . Воцарение Анны Иоанновны.
• Каратыгин П. Семейные отношения Остермана . // «Исторический Вестник», 1884, № 9.
• «Древняя и Новая Россия» (1876, т. I, № 3)
• Прошение и явочное челобитье Остермана (1711 г.);
• «Сборник Отделения Русск. языка и слов. Имп. Акад. наук», т. IX (перевод с записки гр. А. И. Остермана о переговорах, веденных с гр. М. Головиным и другими лицами, об утверждении наследования российским престолом в потомстве принцессы Брауншвейг-Люнебургской Анны Леопольдовны)
• Ал. Ск. Генерал-адмирал А. И. Остерман // «Морской сборник» , 1857, ч. XXX
• Гельбиг Г. Русские избранники и случайные люди в XVIII в. // «Русская Старина», 1886, № 4
• Маркина Л. А. Граф А. И. Остерман: штрихи к иконографии // В сб.: Немцы в России: Петербургские немцы. Сб. статей. - СПб., 1999. - С. 169-181.
• Harm Klueting, Edeltraud Kluetin: Heinrich Graf Ostermann. Von Bochum nach St. Petersburg 1687 bis 1747 , 1976. - ISBN 3-921543-38-X

Ссылки

4 мая 1703 года в Германии, в городе Иене, в трактире «У Розы» подрались подвыпившие студенты, и один из них, вытащив шпагу, убил товарища. Так, с убийства в пьяной кабацкой драке начал свою самостоятельную жизнь шестнадцатилетний студент, будущий первый министр России Генрих Остерман…

Бес внутри

Подобное начало кажется немыслимо странным для человека, вся жизнь и деятельность которого — сам рационализм, сама предусмотрительность, а также тщательный расчет, тонкая, продуманная интрига. А ведь до этой драки в трактире «У Розы» все шло как нельзя лучше.

Генрих — миловидный, невысокий юноша, послушный сын пастора из маленького вестфальского городка Бохума. Он родился в 1686 году, хорошо учился в школе, легко поступил в Иенский университет. Отец его рассчитывал, что сын станет пастором, богословом, может быть, даже профессором.

И вот такое ужасное происшествие! Говорят, что бедный отец упал в обморок от стыда и горя, когда ему пришлось с кафедры родной церкви зачитывать объявление о розыске собственного сына, который не отдался послушно в руки полиции, а бежал из Иены неведомо куда…

И все же, много зная о долгой и непростой жизни Остермана, я не могу сказать, что событие в кабаке «У Розы» было случайностью, неожиданной и нелогичной. В характере, в личности Остермана заключена тайна. Смирный и тихий, он порой взрывался злым поступком внезапно и неожиданно для окружающих.

За внешним хладнокровием, хитростью, разумностью его скрывался вулкан честолюбия, гордости, тщеславия и даже авантюризма. И тогда этот умнейший аналитик не мог справиться со своими страстями и допускал нелепые промахи, оказываясь, как в Иене, в крайне затруднительном положении.

Побег в Россию

Страшась правосудия, Остерман бежал в Голландию, в Амстердам… В тесных и шумных предпортовых улочках этой торговой Мекки Европы и укрылся беглый студент, без гроша в кармане, без будущего.

Следует сказать, что события в трактире «У Розы» происходили в майские дни 1703 года. Как раз в это время Петр I основывал Петербург, ходил с аршином в руках по Заячьему острову, где возводилась крепость, праздновал свою первую победу на море, когда во главе абордажной команды взял два шведских корабля.

Россия с шумом выходила на берега Балтики. И она остро нуждалась в специалистах. Поэтому Петр послал в Амстердам недавно нанятого им адмирала Корнелия Крюйса, который набирал людей для работы в Московии. И вот тут-то пути Остермана и Крюйса пересеклись, и это стало вторым поворотным моментом в жизни нашего героя.

Впрочем, Остерман не случайно выбрал Россию — он знал, что его старший брат Йоханн был учителем в Москве, при русских царевнах — дочерях покойного царя Ивана Алексеевича, брата Петра 1.

Когда Остерман прибыл в Петербург, мы не знаем. Впервые он выскальзывает из тени неизвестности в 1705 году, когда его имя упомянуто среди прилежных прихожан первой лютеранской кирхи Святого Петра (что ныне на Невском). Видно, Остерман рьяно замаливал свой грех. Тогда и началась его карьера.

В 1730-е годы язвительная, языкастая княжна Прасковья Юсупова (за свой язык она и пострадала) рассказывала, как ее допрашивал Остерман:

«А о чем меня Остерман спрашивал, того я не поняла, потому, что Остерман говорил не так речисто, как русские говорят: "Сто-де ти сюдариня, будет тебе играть нами, то дети играй, а сюда ти призвана не на игранье, но о цем тебя спросим, о том ти и ответствей"».

Но акцент — сущая мелочь. Половина сподвижников Петра говорила с акцентом. Главное — Остерман оказался при деле, он был нужен петровской России. Без связей, друзей, денег, покровителей он начал карьеру с простого писаря и переводчика в Посольской канцелярии, ставшей впоследствии Коллегией иностранных дел, и затем добился блестящих результатов. Его заметил сам Петр и стал привлекать к серьезной дипломатической работе.

Гибкий ум, исполнительность, немецкая педантичность и точность — все было по нраву царю. И еще. У Остермана было одно, поражавшее всех в России, качество. Его отличала фантастическая работоспособность. По отзывам современников, он работал всегда: днем и ночью, в будни и праздники, чего ни один уважающий себя русский министр позволить себе, конечно, не мог.

Переговорщик от Бога

С годами значение Остермана-дипломата росло. Без него не обходилось ни одно крупное внешнеполитическое событие, в котором участвовала русская дипломатия. Вершиной профессиональных успехов Остермана можно считать заключение осенью 1721 года Ништадтского мира со Швецией, по которому Россия получила прибалтийские территории.

И хотя имя Остермана стоит в списке полномочных послов в Ништадте вторым после графа Якова Брюса, но именно он, Остерман, был мозгом русской делегации, истинным отцом выгоднейшего для России договора. И царь Петр это понимал.

В день празднования Ништадтского мира Остерман становится дворянином и бароном — мог ли об этом мечтать скромный пасторский сын из Бохума, по которому долго плакала петля на иенской виселице? В 1723 году Остерман стал вице-канцлером России — должность почти заоблачная для любого чиновника. Пошли косяками ордена, награды, земли…

Граф Генрих Иоганн Фридрих Остерман, в России — Андрей Иванович — один из сподвижников Петра I, выходец из Вестфалии, фактически руководивший внешней политикой Российской империи в 1720-е и 1730-е годы. Занимал пост вице-канцлера и первого кабинет-министра. В 1740 году был произведён в чин генерал-адмирала.

В чем же была сила Остермана как дипломата? Сохранившиеся документы демонстрируют его железную логику, хватку, здравый смысл. Русскую внешнюю политику вице-канцлер строил на последовательном соблюдении российских интересов, трезвом расчете, намерении и умении завязывать союзнические отношения только с теми державами, которые могут быть полезны России.

Остерман тщательно, педантично, «по-бухгалтерски» анализировал, сопоставлял соотношение «генеральных интересов» России и «польз» или «опасностей», проистекавших от ее возможных партнеров и союзников.

«Наша система, — писал Остерман в 1728 году, — должна состоять в том, чтобы убежать от всего, ежели б могло нас в какое пространство ввести.» То есть сохранить свободу действий, не дать втянуть себя в сомнительную авантюру или невыгодный союз. Это был не знак трусливой политики, но призыв во всем действовать с умом.

В 1726 году Остерман стал инициатором заключения союза с Австрией, «генеральные интересы» которой в Польше и в Причерноморье тогда в точности совпадали с русскими. И этот расчет вице-канцлера оказался точен на столетие — почти весь XVIII и начало XIX века Россия и Австрия были вместе. Белые мундиры австрийцев оказывались рядом с зелеными мундирами русских во всех войнах с Пруссией, Турцией, при разделах Польши, в походах против Наполеона.

Но быть дипломатом и не быть политиком невозможно, особенно при монаршем дворе, жившем в мире интриг. Удержаться в седле на крутых поворотах истории было трудно! Много раз Остерман повисал над бездной, но благополучно выкарабкивался наверх.

Анна Иоанновна — российская императрица из династии Романовых

В правление императрицы Анны Иоанновны (1730–1740) он ближе всего подошел к вершине власти. Он стал министром кабинета, влиятельным сановником и уже не ограничивался только внешней политикой, а вел и внутренние дела.

Своей колоссальной работоспособностью, умом он явно подавлял других своих коллег. Сотрудничал он и с генералом Андреем Ушаковым — начальником Тайной канцелярии. Вместе они вели секретные розыскные дела, вместе допрашивали преступников. Вспомним княжну Юсупову — по приведенной выше цитате видно, что беседовал министр с девицей не в салоне…

Мнимый больной

На должности кабинет-министра Остерман оставался тем, кем его создала природа и сформировал житейский опыт: умным, хитрым, скрытным, эгоистичным человеком, беспринципным политиком, хорошо знавшим себе цену.

«Король, наш государь, — писал испанский посланник герцог де Лириа, — пусть не думает, что Остерман совершенный человек: он лжив, для достижения своей цели готов на все, религии он не имеет потому, что уже три раза менял ее, и чрезвычайно коварен, но это такой человек, в котором мы нуждаемся и без которого не сделаем ничего. »

Тут важно особо отметить, что он был одним из тех редчайших деятелей России XVIII века, кто не замарал себя взятками и воровством. Его жизнь целиком была поглощена работой и интригами. Все остальное казалось ему второстепенным и неважным.

Андрей Иванович (так его звали русские), прожив в России почти полстолетия, так и не приобрел ни друзей, ни приятелей. Он был всегда одинок. Да это и понятно — общение с Остерманом было крайне неприятно. Его скрытность и лицемерие были притчей во языцех, а не особенно искусное притворство — анекдотично.

Граф Остерман Андрей Иванович

В самые ответственные или щекотливые моменты своей политической карьеры он внезапно заболевал. У него открывалась то подагра правой руки (чтобы не подписывать опасные бумаги), то ревматизм (чтобы не ходить во дворец), то хирагра или мигрень (чтобы не отвечать на щекотливые вопросы).

Он надолго ложился в постель, и вытащить его оттуда не было никакой возможности — он так громко стенал, что несчастного больного было слышно с улицы.

Нередко во время дипломатических переговоров, когда вице-канцлер хотел прервать неудобный для него разговор, у него вдруг начиналась рвота. Английский посланник Финч писал, что в этом случае нужно хладнокровно сидеть и ждать:

«Знающие его предоставляют ему продолжать дрянную игру, доводимую подчас до крайностей, и ведут свою речь далее; граф же, видя, что выдворить собеседника не удается, немедленно выздоравливает как ни в чем не бывало ».

Безродный и послушный

Действительно, в своем притворстве Остерман знал меру: острый нюх царедворца всегда подсказывал ему, когда нужно лежать пластом, еле приподнимая веки, а когда, стеная и охая, нередко на носилках, все-таки следует отправиться во дворец.

Императрица Анна Иоанновна, женщина простая и темная, высоко ценила своего министра за его солидность, ученость и обстоятельность. Без совета Остермана ей было не обойтись — надо только набраться терпения и, пропуская мимо ушей все его много численные оговорки, отступления и туманные намеки, дождаться дельного совета, как следовало бы поступить.

Остерман был хорош для Анны как человек, целиком зависимый от ее милостей. Он так и не сумел стать для русских своим. Хотя он и взял в жены девушку Марфу из старинного боярского рода Стрешневых, но оставался для русской знати чужаком, «немцем», что было, как известно, не лучшей характеристикой человека в России. Потому-то он так плотно и льнул к сильнейшему.

Графиня Марфа Ивановна Остерман, урождённая Стрешнева — статс-дама Екатерины I, жена вице-канцлера Андрея Остермана

Остерман всегда делал это безошибочно. Вначале таким человеком был для Андрея Ивановича его шеф, вице-канцлер П. П. Шафиров. Но когда в 1723 году Шафиров оказался в опале, Остерман, занявший его место, всячески мешал своему бывшему покровителю «всплыть» на поверхность.

Потом кумиром Андрея Ивановича стал А. Д. Меншиков. И его Остерман предал ради Петра II и князей Долгоруких. При Анне Иоанновне он заигрывал сначала с фельдмаршалом Минихом, а потом долго добивался расположения Бирона, став со временем для временщика незаменимым помощником и консультантом.

В этой черте Остермана-политика нет какой-то особой злокозненности характера: «cosi" fan tutte» — «так поступают все» (итал.).

Это не твоя роль, режиссер!

Но Бирон был сам парень тертый, умный и Остерману особенно не доверял. Временщик понимал, что особая сила Остермана-политика состояла в его феноменальном умении действовать скрытно, из-за кулис. Но в какой-то момент Бирон пропустил удар от другого своего сподвижника — фельдмаршала Миниха — и был свергнут.

Впрочем, вскоре и сам Миних не по своей воле слетел с вершины. Так случилось, что к началу 1741 года политическая сцена вдруг расчистилась от сильных фигур. У власти стояла слабая и недалекая правительница Анна Леопольдовна. Тогда-то Остерман и решил, что его час пробил!

Остерман в орденских одеждах

Та скрытая честолюбивая энергия, которая в нем клокотала с юности, вырвалась наружу. Он стал при правительнице первым министром, фактическим руководителем государства. Это был час триумфа, победы…

В 1741 году Остерман впервые вышел из-за кулис на авансцену политики. Привыкший действовать в политических потемках, умевший загребать жар чужими руками, он оказался несостоятелен на свету как публичный политик, лидер.

Он не имел необходимых для этой роли качеств — воли, решительности, авторитета, того, что называют харизмой. Да и врагов у него было много. Один из них только и ждал момента, чтобы вцепиться в Остермана…

Гнев прелестной фурии

Это была красавица-цесаревна Елизавета Петровна, знавшая о многих интригах Остермана против нее. Она хорошо помнила, как он хотел выдать ее замуж за какого-нибудь захудалого германского принца, как он приказывал следить за каждым ее шагом, как, наконец, в 1740 году не позволил персидскому посланнику вручить ей от имени шаха Надира роскошные подарки.

Нет, такое забыть было нельзя! Поэтому неудивительно, что переворот 25 ноября 1741 года, приведший к власти Елизавету Петровну, унес в небытие Остермана. Новая государыня, зная изворотливость и хитрость первого министра, приговорила его к смертной казни.

Елизавета I Петровна — российская императрица из династии Романовых, младшая дочь Петра I и Екатерины I, рождённая за два года до их вступления в брак.

Его везли к месту казни у здания Двенадцати коллегий на санях — он был болен подагрой, а может, хирагрой, а может быть, действительно был болен. Но ему, охающему и стенающему, не верили. Силой втащили его на эшафот, содрали с головы парик, заголили шею, положили голову на плаху.

Палач поднял топор, но в это мгновение секретарь остановил руку палача и прочитал указ о замене смертной казни ссылкой в Сибирь, в Березов, то есть в то самое место, куда он раньше вместе с Долгорукими отправил Меншикова.

Распаленный водкой и всеобщим вниманием толпы, палач, будто раздосадованный тем, что у него отобрали жертву, пинком ноги спихнул первого министра с плахи — ведь нет удовольствия слаще, чем поизмываться над падшим властителем.

Старый лис попался!

Было видно, что Остерман пал духом. Когда князь Яков Шаховской, выполнявший волю императрицы, прочитал ему в Петропавловской крепости предписание о немедленной отправке в ссылку, бывший первый министр, лежа на соломе, только стонал.

Старый, мудрый лис понял, что ему уже не выкрутиться, что капкан замкнулся навсегда и его, всегдашнего предателя, все предали. Нет, не все! У дверей тюрьмы стояла, переминаясь на морозе, закутанная в шубу Марфа. Она, как и жена Миниха, подельника Остермана, ждала, когда повезут в ссылку ее мужа, чтобы сесть с ним в сани и разделить его судьбу…

«Вид города Берёзова с юга».

Супругов привезли в Березов. Из Петербурга охране строго предписывали не спускать глаз с хитреца — не верили его болезням. Неужели чиновники в Петербурге думали, что он опасен, что сможет белжать? И куда? Не в Бохум же! Впрочем, власть в этих случаях всегда стремится перестраховаться.

Так, одному посаженному на цепь узнику, прославившемуся как чародей, в тюрьме не давали пить. Точнее, давали пососать мокрую тряпку, а кружку или ковшик с водой — ни-ни! Оказывается, боялись, как бы он, сложив руки лодочкой, не нырнул бы в воду и не ушел бы от государева гнева!

Ай да Марфа!

А между тем в Петербурге Остермана очень не хватало — пятнадцать лет внешняя политика России делалась его руками, и получалось это совсем неплохо. Долго пришлось связывать порванные внезапным свержением вице-канцлера нити дипломатической паутины. Но незаменимых людей, как известно, в России нет, и Остермана быстро забыли.

Он умер в 1747 году, не дожив и до шестидесяти лет. О чем он думал в долгие зимние ночи Березова, мы не знаем. Вспоминал ли он родной зеленый Бохум, ту страшную ночь 4 мая 1703 года, когда в трактире «У Розы» (будь она проклята, эта Роза!) он убил своего товарища и искалечил собственную жизнь?

А может быть, вовсе не искалечил? Если бы он не устроил этой драки, то кончил бы университет, стал пастором, профессором, задушил бы в себе честолюбивые стремления, мечты, умер бы безвестным, не вошел бы в историю как выдающийся дипломат. Умирая, он завещал жене похоронить его в Европейской России.

В начале Сентября, того же 1747 года, супруге Остермана предстояло отправиться из Березова на судне в Тобольск, а оттуда в Россию. Всю последнюю ночь она провела на могиле мужа, в слезах и молитвах.

Могила Остермана в Березове. Гравюра Л. Серякова по рис. М. Знаменского. 1862 г.

После отъезда ее из Березова, между жителями прошел слух, что она в последнюю ночь, с помощью находившихся у ней дворовых людей, вырыла тело мужа из земли и, положив в большой ящик, залив воском, увезла с собою в Россию.

Марфа похоронила где-то свой бесценный груз. Может быть, в Суздале — там она поселилась в одном из монастырей (возможно, в знаменитом своими узницами Покровском).

Об этом нам стало известно из доноса местного попа, который в какой-то престольный праздник нахально лез в ее келью за угощением раз, другой, пока Остерманиха его не вышибла на двор. Тут поп со зла и написал на старуху пустой, никчемный донос… А иначе мы бы и не узнали о судьбе верной Марфы…

Евгений Анисимов

А. И. Остерман

Андрей Иванович (Генрих Иоганн) – знаменитый русский дипломат (1686–1747). Немец-вестфалец родом, чуждый России по происхождению, по воспитанию и по симпатиям, которые привлекали его к собственной немецкой народности, Остерман был человеком крайне изворотливым и, поселившись в чужой для него стране, всячески изображал себя преданным новому отечеству. По происхождению он был незнатный человек: сын пастора из вестфальского местечка Бокум. Поступив студентом в Иенский университет, Остерман не окончил там курса по причине несчастного случая: в буйной студенческой пирушке, подпивши с товарищами, он поссорился с одним студентом, вышел на дуэль и проколол шпагой своего соперника. После этого Остерману уже нельзя было оставаться в университете. Он уехал в Голландию и там, в Амстердаме, встретился с русским вице-адмиралом Крюйсом, который, по поручению Петра Великого, вербовал в Россию на службу разных полезных и сведущих людей. Остерман поступил к нему как частный человек. Это было для него тем удобнее, что старший брат Остермана находился уже в России на царской службе. Время поступления меньшого Остермана к Крюйсу было в первых месяцах 1704 года. От частной службы у Крюйса Остерман скоро перешел в государственную и занялся изучением русского языка. Большинство служилых немцев Петра I не считали нужным знать по-русски: русские-де, как варвары, обязаны учиться речи образованных народов, а не люди образованные их дикому языку. Но хитрый Остерман, едва поселившись в России, тотчас принялся за русский язык и в течение двух лет отличное усвоил его себе.

Остерман на службе у Петра I

Один раз нужна была Петру о каком-то предмете записка, и ему подали ее написанною по-русски в таком виде, что она очень понравилась государю. Он спросил, кто ее составлял, и узнал, что автор ее иностранец Остерман, всего не более двух лет живущий в России. Петр взял составителя записки в свою канцелярию. Чрез несколько времени он уже поверял Остерману важные секретные государственные бумаги. «Никогда ни в чем этот человек не сделал погрешности, – говорил о нем Петр впоследствии. – Я поручал ему писать к иностранным дворам и к моим министрам, состоявшим при чужих дворах, отношения по-немецки, по-французски, по-латыни; он всегда подавал мне черновые отпуски по-русски, чтоб я мог видеть, хорошо ли понял он мои мысли. Я никогда не заметил в его работах ни малейшего недостатка». В 1711 году во время несчастного Прутского похода Остерман принимал немаловажное участие.

Остерман и Ништадский мир 1721

Но во всей широте деятельность проявилась во время переговоров со Швециею, тянувшихся с 1718 по 1721 год. Хотя Остерман числился там вторым лицом подле генерал-фельдцейхмейстера Брюса, но был душою всего дела, состоя в звании тайного советника. При Ништадтском мире заслугой Остермана стало удержание за Россией Выборга. Петр I не хотел отдавать шведом этот город, но, утомленный продолжительной войной, крайне нуждался в мире и потому предписывал Остерману не упорствовать чересчур из-за Выборга и уступить его шведам, если они будут угрожать прерыванием переговоров. Остерман хотел, во что бы то ни стало, сохранить для России этот город, между тем участвовавший вместе с ним Ягужинский был того мнения, что Выборг следует уступить, и собирался ехать к государю для взятия от него решительного повеления об отдаче Выборга. Остерман сговорился с комендантом в Выборге генералом Шуваловым и упросил его задержать у себя Ягужинского во время отправки его к государю, а между тем он постарается настоять на уступке Выборга России. Так и сделалось. Шувалов начал угощать Ягужинского, вообще склонного к пиршествам, продержал два дня в Выборге, а Остерман успел добиться своей цели: шведские уполномоченные, желая также скорейшего мира с Россиею, согласились в это время на уступку Выборга: если б этого не сделал Остерман, Ягужинский, представивши государю о необходимости ради примирения сделать шведам уступку, лишил бы таким образом Россию этого важного города.

В эту эпоху Ништадтского мира показал царю свою заботливость о сохранении казенного интереса: государь дал ему сто тысяч червонцев на подкуп шведских уполномоченных. Остерман употребил всего десять тысяч, а девяносто тысяч возвратил обратно казне. Это было очень по сердцу Петру, который всегда берег государственное достояние и строго наказывал казнокрадов. После Ништадтского мира Петр пожаловал Остермана титулом барона, а в 1723 году, после низложения Шафирова, дал ему должность вице-канцлера. Незадолго до своей смерти Петр отзывался о нем, что этот человек лучше всех постигает истинные выгоды Русского государства, и Россия без него не может обходиться.