Конечно, в русской «поэтической табели о рангах» Федор Тютчев не может претендовать на титул «солнце русской поэзии», но с утверждением, что он является величайшим русским поэтом – спорить бессмысленно. А каково отношение к нему немецких читателей? Вообще, они слышали о таком имени? Он ведь прожил на родине Гёте и Шиллера несколько десятилетий.

У простого немца на слуху, как мне показалось, всего два русских имени: Толстой и Достоевский. И всё! Что касается славистов, то они досконально изучили в русской литературе всё, что только можно, и некуда ступить для диссертации – всё «схвачено». А вот Тютчеву Германия (это тоже большая отдельная тема) много дала: он одно время приятельствовал с Генрихом Гейне, увлекался лекциями Шеллинга. Пушкин уловил влияние Шеллинга на творчество Тютчева, и дал стихам общее название «Стихотворения, присланные из Германии», разумеется, не только из соображений географии. В Германии (кроме нечаянно сожжённой тетради со стихами) Тютчевым создано 128 стихотворений, поэтических шедевров. Теперь уже трудно представить, что именно те стихотворения, которые признаны вершинами русской пейзажной лирики, некогда любимцы школьных хрестоматий, такие как «Весенняя гроза» («Люблю грозу в начале мая»), «Весенние воды» («Ещё в полях белеет снег…»), «Зима недаром злится…» были написаны под впечатлением южнонемецких ландшафтов. Известный долгое время как «певец русской природы», поэт в Германии написал «Осенний вечер» («Есть в светлости осенних вечеров…»), «О чём ты воешь, ветр ночной?» и «Утро в горах» («Лазурь небесная смеётся…»). В Мюнхене были написаны знаменитые философские стихотворения «Silentium» и «Тени сизые смесились…», над которыми плакал Лев Толстой.

Известно, что Тютчев, проживший 20 лет в Европе, отличался особенным, весьма своеобразным славянофильством, будучи при этом мало религиозным человеком (в контексте своего времени). Европа, Россия, нерелигиозность – как это всё сочетается в этом необыкновенном человеке и что бы Вы могли об этом рассказать?

Тютчев в Английском клубе спорил с Чаадаевым до хрипоты, так что однажды швейцар прибежал их разнимать, решив, что подрались господа.

Славянофильство Тютчева, просветившегося знанием у источника света, от самой Европы, казалось Петру Яковлевичу Чаадаеву (известному западнику) аберрацией ума. Тютчев доказывал оппоненту, что Россия – особый мир, с высшим политическим и духовным призванием, с особым долготерпением. Долготерпению он в 1855 году посвятил знаменитые стихи: «Эти бедные селенья, / Эта скудная природа – / Край родной долготерпенья, / Край ты русского народа!».

Позднее у Достоевского в «Дневнике писателя», мы найдем, с одной стороны, ту же проповедь смирения внутри общества, а с другой – проповедь государственности на международной арене. В особенности начиная с сороковых годов, Тютчевым овладела идея объединения западных и южных славян (включая по вере Грецию) под эгидой России с образованием Греко-славянской империи, границы которой он определил фантастическим образом: «От Невы до Черногорья, от Карпатов за Урал». Перед Россией неизбежно должен был преклониться Запад, «гордый взор иноплеменный».

Дальше – лучше. Тютчев в своих «панславистских» стихах в буквальном смысле переходит все границы. В самом деле, какую широту, щедрость, размах, и, в то же время, завоевательный пафос наблюдаем мы в его стихотворении «Русская география»:

От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…

Тремя столицами такой державы названы: «Москва и град Петров, и Константинов град». Град Петров – это Рим, религиозный центр православия, «законной империи Востока». Тютчев, человек большого стиля и размаха, выстроил такую утопию, до которой не додумался ни один панславист, ибо в основе его построений лежит идея translatio imperii – одна из главных идей средневековой историософии, возводимая к видениям пророка Даниила, данной в труде Августина «О граде Божьем». «Империя не умирает… Она только переходила из рук в руки» – писал Тютчев в трактате «Россия и Запад».

А мне, в связи с имперскими иллюзиями Тютчева, вспоминается королевский астролог Елизаветы английской Джон Ди, загадочный современник Нострадамуса. Джон Ди (помимо многих научных достижений) ввёл в употребление термин «Британская империя» и разработал концепцию особых прав Англии на завоевание мира и доминирования в нём. Согласно Ди, империя – это Англия и её колонии. Он полагал, что у Англии особые права со времён сотворения мира (то есть, когда Англии не было), и сопоставлял Англию с идеалом «мистического универсального града». Сравним с высказыванием Тютчева: «Вселенская Монархия – это Империя. А империя существовала вечно. Она только переходила из рук в руки». Выходит, именно Джон Ди воспитал в англичанах чувство особого превосходства над остальным человечеством, имперское чувство «гражданина мира». Таким образом, перефразируя Тютчева, получаем:

Умом британцев не понять,
И футом общим не измерить,
У них особенная стать:
В британцев можно только верить.

Джон Ди выполнял иногда тайные поручения Елизаветы, и свои послания королеве подписывал шифром «007», подобно будущему Джеймсу Бонду.

Как Вы считаете, актуальна ли сейчас, в постиндустриальную и постмодернистскую эпоху, когда серьезное, искреннее слово вызывает у толпы в лучшем случае насмешку, а в худшем – безразличие, тонкая лирика Тютчева? Нынче читатель вполне готов, встретив в тексте выражение «Я люблю Вас», узнать, что герой говорит о своей пассии с позиции кулинара… Где в таком дезориентированном мире место Федора Ивановича Тютчева?

На Ваш вопрос ответил Афанасий Фет, который, кстати, как и Тютчев, прослыл не только умницей, но и остроумцем и в остроумии уступал разве что Тютчеву (уступал ли? Лев Толстой обожал обоих не только как поэтов, но и как блестящих собеседников). Так вот, Фет написал на книжке стихотворений Тютчева, вышедшей в 51 году:

Вот наш патент на благородство,
Его вручает нам поэт;
Здесь духа мощного господство,
Здесь утонченной жизни цвет.

В сыртах не встретишь Геликона,
На льдинах лавр не расцветет
У чукчей нет Анакреона,
К зырянам Тютчев не придет.

Но муза, правду соблюдая,
Глядит: а на весах у ней
Вот эта книжка небольшая
Томов премногих тяжелей.

Я надеюсь, что зыряне (кто такие?) и чукчи не будут оскорблены стихами Фета. Тютчев, о котором мы с Вами сейчас говорим, и есть наш патент на благородство. А что касается дезориентированного мира, то, да, на льдинах лавр не расцветет. Тютчев – сложный поэт. Его отношение к земному существованию как к некоему спектаклю (провидение действует, «как великий артист») восходит к философии Гераклита и Платона. Он трансформирует эту философию (и философию немецких романтиков) в образ тотального лицедейства. Темы многих его стихотворных произведений – о бренности земного бытия, о тайне вечности, об отстранённости наблюдателя «весёлых зрелищ», временно посетившего «сей мир» и пожелавшего оттолкнуть наконец от себя «всё пошлое и ложное», остановить мгновение: О время, погоди! Нет нужды определять, какому времени Тютчев больше подходит, ибо как сказал другой поэт спустя столетие, «что ни век, то век железный, но дымится сад чудесный».

Некие важные для России (а, возможно, и для Большой истории) события политического характера стали фактом биографии Тютчева, в частности Крымская война. Мне известно, что Вы много занимались Тютчевым и даже написали большой очерк о нём в рамках какой-то неизданной Вами книги. И что интересовались «тайными» делами Тютчева. Правда ли, что канцлер Александр Горчаков не без участия Тютчева вернул Родине проигранный в Русско-турецкой войне Крым?

Книга, в которой я большое внимание уделила «берлинскому» Тютчеву, и самом деле осталась неизданной в одном из разорившихся издательств, каковых сейчас немало.

Что до Крымской войны, то Тютчев с отчаянием большого личного горя пережил драматические события Крымской войны 1853 – 55 года.

Его постигли разочарования, поскольку военные действия разворачивались бездарно и неумело. Он написал Эрнестине Фёдоровне, что не может отделаться от ощущения человека, запертого в карете, которая «катится» по наклонной плоскости» и вдруг замечающего, что «на козлах нет кучера». Его беспокоило равнодушие большого света к судьбоносной войне: «Бьюсь об заклад, что если произойдёт конец света, то найдутся люди, которые этого не заметят».

Между тем, чиновник по особым поручениям в 53 году был отослан в Берлин и Париж с тем, чтобы по-прежнему влиять на западную прессу.

Рональд Лэйн исследовал дипломатические письма и донесения, касающиеся Тютчева, опубликовал их в статье «Заграничная поездка Тютчева в 1853 году». Статья могла бы послужить основой для политического триллера, причём высокого класса. Там дана изумительная переписка дипломатов с разговорами о Тютчеве. Так, например, французский посол в Петербурге маркиз де Кастельбажак в депеше министру иностранных дел Франции Тувенелю сообщил, что русское правительство послало в Берлин и Париж «незадачливого дипломата», «литератора и педанта» Тютчева с поручением поработать с западными журналистами. Дипломат советует: «Как ни ничтожна опасность, которую может представлять для нас этот пустой мечтатель, прикажите всё же взять г-на Тютчева под наблюдение». Тувенель ответил Кастельбажаку:

«Я взял на заметку г-на Тютчева, о котором мне сообщил также г-н Мустье из Берлина, и завтра же обращу на него внимание полиции». То есть за Тютчевым шпионили! Правда, Кастельбажак вдруг решил смягчить своё донесение и послал Тувенелю ещё письмо: «Вы правильно поступили, поручив полиции наблюдать за г-ном Тютчевым. Однако этот человек ни в коей мере не враждебен ни собственно Франции, ни западным идеям вообще. В этом отношении он совсем не похож на русского ».

Согласно донесениям, Россия купила берлинскую газету «Kreuzzeitung», она стала «органом пророссийской и антифранцузской партии», в ней объявились прорусские статьи именно тогда, когда Тютчев находился в Берлине. Вот Вам и «двойное бытие» нашего поэта. Однако же любопытно наблюдать, как «хитроумные» дипломаты силятся рассуждать о Тютчеве, суетятся, учуяв (звериным чутьём) его неординарность. Но учуяв эту неординарность, переходят на пренебрежительный тон, дабы прикрыть своё непонимание агента, столь не похожего на агента. И агента ли, в самом деле?

Между тем, война приближалась к своему трагическому концу. Когда произошло падение Севастополя, родные, опасаясь за здоровье Тютчева, не решались ему об этом сообщить. Наконец, всё же пришлось сказать Тютчеву правду, которую он предугадал и две недели тому назад написал: «Уж не кровь ли ворон чует Севастопольских вестей?»

«Из его глаз тихо катились крупные слёзы», – вспоминала Анна Фёдоровна.

Оскорблённый до глубины души бездарным и трусливым поведением Николая I, на которого возлагал когда-то надежды, он обрушил на него возмущённые стихи, в которых вынес ему приговор и подвёл черту «тридцатилетнему режиму глупости, развращённости и злоупотреблений»:

Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые, –
Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.

В письме к Эрнестине Фёдоровне поэт назвал Николая I «неудавшимся императором Востока». Больше всего Тютчева возмутила поддержка Запада, и в частности Англии и Франции, – Турции, а также поддержка западной печати, «которая так лживо и бешено протуречила» и героическую защиту Севастополя сравнивала со свирепым животным: «оно так свирепо, что, когда на него нападают, оно защищается» (?!).

В самый разгар осады Севастополя, 19 февраля 1855 года, умер император Николай Павлович, согласно официальной версии, от простуды. В тяжелейших условиях неизбежного поражения воцарился его сын – Александр II.

В 1870 году, через четырнадцать лет после «войны прохвостов и кретинов», по определению Тютчева, канцлер Александр Горчаков добился возвращения Чёрного моря, и Горчаков во многом действовал под влиянием и даже под нажимом Тютчева, который встречался с канцлером еженедельно для деловых разговоров. Пигарёв считал своего прадеда причастным к политической «кухне» Горчакова и что именно ему принадлежала заслуга возвращения Чёрного моря. Полагают ещё, что поэт состоял «серым кардиналом» при канцлере, писал за него политические статьи и постоянно принуждал, подталкивал к действию, считая его недостаточно поворотливым в мыслях и поступках. Итак, в 1870 году Горчаков обнародовал декларацию о расторжении 14-й статьи Парижского мирного договора 1856 года, ограничившего права России на Чёрном море. Тютчев посвятил Горчакову восторженные стихи. И не только посвятил, но записал их собственной рукой в письме к Горчакову:

Да, вы сдержали Ваше слово:
Не двинув пушки, ни рубля,
В свои права вступает снова
Родная русская земля.

И нам завещанное море
Опять свободною волной,
О кратком позабыв позоре,
Лобзает берег свой родной.

Это было первое (и, пожалуй, последнее) преднамеренно написанное посвящение с целью вручения высокопоставленному лицу! Однако не забудем, что канцлер был приятелем Тютчева, так что в таком контексте подношение «на случай» превращается в посвящение, о котором многие из нас мечтают.

Стихотворение отмечено датой: «19 октября» – пушкинским днём Лицея, который свято чтил последний лицеист Горчаков, переживший всех до единого своих товарищей. (Кому ж из нас последний день Лицея торжествовать придётся одному?). Возможно, дата, поставленная Тютчевым, – случайное совпадение, а может, Тютчев отметил для себя тот факт, что Пушкин каждый год посвящал лицейской дате стихи, но давно уже не посвящал, поскольку давно, сорок три года, уже не было его в живых? Быть может, и пожелал – вместо Пушкина – сделать Горчакову ещё и лицейский подарок, подписав: «19 октября»? Впрочем, это всё мои предположения (напомню: Тютчеву принадлежат знаменитые строки на смерть Пушкина: «Тебя ж, как первую любовь России сердце не забудет!»)

Ах, это Черное море! И это столь тяжко доставшее море, стоившее горьких слёз – в буквальном смысле – так запросто, бездумно отдано спустя столетие тем, кто Крыма и не просил. Но что самое удивительное, никто не замышляет его возвращения, никому нет дела до тютчевских слёз. Но быть может, я дилетантски рассуждаю о большой политике (тем более что не видела документов, подписанных Хрущёвым, а в Крыму тем временем бродят слухи, что ничего не подписано), не зная всех подводных течений? Однако же не исключено, что некоторые дела России по большому счёту по-прежнему волнуют только Тютчева. А и в самом деле, если не Тютчев, то кто же тогда? В 1872 году, будучи больным человеком, он сказал: «…я всё-таки, по своему неисправимому легкомыслию, по-прежнему не могу не интересоваться всем, что происходит в мире, словно мне не предстоит вскоре его покинуть».

В стихотворении Тютчева «Цицерон» речь идёт о человеке, который лишь на первый взгляд – как судно под парусом, целиком зависящее от ветра. Но если наступит штиль, то, искусно используя определенные комбинации воздушных течений, можно плыть дальше. Собственно говоря, в начале стихотворения Цицерон ещё не до конца осознаёт, что он истинный избранник судьбы, на том лишь основании, что ему довелось посетить сей мир. Ему кажется, что он опоздал, что ключевые моменты истории уже позади, и он прощается с «закатом звезды» римской славы: «Я поздно встал – и на дороге / Застигнут ночью Рима был!» Тютчев перефразировал слова Цицерона: «… мне горько, что на дорогу жизни вышел я слишком поздно и что ночь республики наступила прежде, чем я успел завершить свой путь». Однако уже во второй строфе стихотворения он произносит настоящий гимн «неприкрашенному факту существования» человека в этом мире:

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали все благие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был –
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!

Фёдор Иванович Тютчев умер в Царском Селе 15 июля 1873 года и похоронен на Новодевичьем кладбище в Петербурге на Московском проспекте позади здания бывшего Новодевичьего монастыря. Причиной смерти был удар (инсульт). Ещё в декабре 1872 году он утратил свободу движения левой рукой и ощутил резкое ухудшение зрения, его одолевали мучительные головные боли. После второго удара 11 мая он долго не приходил в сознание и, казалось, умер. Однако он всё же пришёл в себя и еле слышным голосом спросил: «Какие свежие политические новости?».

1822 г. — поступление на службу в Государственную коллегию иностранных дел. 1822-1841 гг. — дипломатическая служба в Германии и Турине.
1841 г. — отставка.
1845 г. — возвращение на службу.
1846 г. — чиновник особых поручений при государственном канцлере.
1848 г. — старший цензор при Министерстве иностранных дел. 1857 г. -действительный статский советник, председатель Комитета иностранной цензуры, ближайший советник канцлера Горчакова.

К середине 1860-х гг. Федор Иванович Тютчев занял очень весомое место во внешнеполитической жизни России. Роль его на этом поприще была чрезвычайно важна. И дело тут, конечно, не в том факте, что 30 августа 1865 г. он был произведен в тайные советники, то есть достиг третьей, а фактически даже второй ступени в государственной иерархии (к первому чиновному классу принадлежал, да и то только с 1867 г., всего один человек- канцлер Горчаков). Главная деятельность Тютчева разворачивалась на неофициальных путях, была как бы скрыта от любопытных глаз, затемнена. Можно сказать, что это был дипломат невидимого фронта. Став ближайшим и незаменимым сподвижником Горчакова, он во многом управлял его деятельностью, подавал нужные идеи, проекты, связанные с насущной и будущей судьбой России, оставаясь в тени. В этом отношении он действительно был тайным советником не только государственного канцлера, но и самого императора Александра П. Однако в начале его дипломатического пути ничто не предвещало ему легкой и быстрой карьеры…
Родился Тютчев 23 ноября 1803 г. в селе Овстуг, возле Брянска. В его родовитой семье ценили и православный быт, и французские манеры. Со стороны матери Тютчев принадлежал к боковой линии графов Толстых, один из которых был воеводой при Иване Грозном, а другой — видным дипломатом и сподвижником Петра I. Кроме того, родственными связями Тютчевы соединялись с еще одним государственным деятелем прошлой России — А. И. Остерманом. Видимо, и самому Федору Ивановичу было на роду написано служить Отечеству. Только на каком поприще? Он, как и положено, получил прекрасное домашнее образование. Затем окончил Московский университет со степенью кандидата словесных наук. Надо заметить, что уже с юных лет он писал стихи, которые в конечном счете прославили его как выдающегося поэта России. Жуковский в те годы предрекал ему великое будущее на литературной ниве. Молодой Тютчев дружил с Чаадаевым и Грибоедовым, братьями Муравьевыми и Бестужевыми, с Одоевским, Веневитиновым, Пушкиным, Киреевским, Глинкой — словом, был в приятельских отношениях со всей «золотой молодежью» того времени, с людьми, мыслящими прогрессивно, смело, каждый из которых представлял собою явление в общественно-политической или литературной жизни страны.
Однако на семейном совете было решено, что Федор пойдет по дипломатической стезе, продолжая традиции своих предков. В 1822 г. он был зачислен в Государственную коллегию иностранных дел с чином губернского секретаря (в табели о рангах это был 12-й класс, соответствующий званию под-. поручика). Опеку над ним взял граф Остерман-Толстой — сам живая легенда, участник штурма Измаила и Бородинского сражения. Он же и рекомендовал его на должность внештатного сотрудника русского консульства в Баварии. В том же году Тютчев отправился в Германию, где пробыл в общей сложности около двух десятилетий.

Собственно Германии как единой, целой страны тогда не было. Существовал лишь Германский союз, основанный в 1815 г., куда входило много десятков мелких государственных образований, а наиболее крупными из них были Пруссия и Бавария. Лишь в конце жизни Тютчева Бисмарку удалось создать единую державу. Но несомненно, что длительное пребывание Федора Ивановича в немецких городах и княжествах отразилось на его духовном и творческом развитии. Здесь он женился на Элеоноре Петерсон, познакомился с Шеллингом и Гейне, сложился как дипломат и поэт.
В 1825 г. Тютчев был произведен в камер-юнкеры, а через три года назначен вторым секретарем при посольстве в Мюнхене. Всю деятельность Министерства иностранных дел в то время определял Нессельроде, и проявить какую-либо самостоятельность было трудно. Тем не менее Федор Иванович попытался в 1829 г. П. Я. Чаадаев осуществить инициативный проект, связанный с греческой независимостью.
Он предполагал выдвинуть на греческий престол короля из Баварии — принца Оттона и даже направил послание Николаю I, призывая его к активной поддержке греческой государственности. Но против Оттона выступил первый президент Греции Каподистрия, сам бывший когда-то на русской службе и даже возглавлявший Министерство иностранных дел России. Первый самостоятельный дипломатический опыт Тютчева окончился неудачей. Однако Греция всегда будет занимать одно из первых мест в политическом и философском мировоззрении Тютчева.
Возможно, благодаря именно этому обстоятельству продвижение Федора Ивановича по службе проходило с трудом. К 1833 г. он был всего лишь в чине коллежского асессора, испытывая немалые финансовые затруднения. Причина здесь таилась в Нессельроде. О нем следует сказать особо, поскольку в истории российской дипломатии он занимает самое загадочное место, являясь фигурой, по-своему выдающейся, но со знаком минус.

Карл Нессельроде родился в 1780 г., а умер в 1862 г., почти сорок лет управляя внешней политикой России. Умирая, Карл Нессельроде, между прочим, сказал: «Я умираю с благодарностью за жизнь, которую я так любил, потому что ею так наслаждался». Наслаждался он и своими многочисленными интригами против национально ориентированных русских государственных деятелей, литераторов, военных. Это именно он был причастен к заговору Геккерена — Дантеса против Пушкина. Дантес, кстати, стал во Франции при Наполеоне III сенатором и строил дипломатические козни против России, плодом которых явилась Крымская война, к которой приложил руку и Нессельроде.
Став с 1822 г. безраздельным хозяином внешней политики России, Нессельроде начал планомерно выпалывать все то, что могло каким-либо образом влиять на разумный ход государственных дел. Несомненно, ему прежде всего помогали его огромные международные связи. Кроме того, он был сверхъестественно ловким царедворцем. О нем говорили, что он вице-канцлер потому, что его непосредственный начальник канцлер Меттерних сидит в Вене. Прямо скажем, роль Нессельроде во внешнеполитических делах России была зловещей… Сам Тютчев в 1850 г. написал о нем памфлет в стихах, начинавшийся словами: «Нет, карлик мой! Трус беспримерный!..»
Естественно, что и Нессельроде всячески препятствовал в продвижении Федора Ивановича по службе. И не только ему, но и такому крупнейшему дипломату, как Горчаков, который еще в 1820 г. принимал участие в международных конгрессах и был отмечен Александром I. В Троппау, например, Горчаков поразил всех, составив за три месяца работы конгресса 1200 дипломатических донесений, а ему было всего двадцать два года. Но с приходом к власти в Ми-‘ нистерстве иностранных дел Нессельроде Горчакова «задвигают» поверенным в делах в захолустном итальянском герцогстве Лукка, затем вообще увольняют с должности, а после возвращения на службу на тринадцать лет отправляют в королевство Вюртемберг. Тютчев же двадцать лет томился в Германии, вместо того чтобы проявлять свои дипломатические дарования на более важных постах. Ведь в дошедших до нас документах и бумагах Тютчева поражают его глубина и точность анализа международной обстановки, в них сочетается масштабность и твердость политической воли. Трудно сомневаться в том, что Тютчев и Горчаков, если бы им была предоставлена такая возможность, уже в 30-40-х гг. внесли бы самый весомый и плодотворный вклад в русскую внешнюю политику. Не допустили бы Крымской войны и морального унижения России. Когда в 1854 г. прозревший Николай I все же назначил Горчакова на важный пост посла в Вене, Нессельроде пытался возражать, указывая на… некомпетентность Горчакова, то император твердо ответил: «Я назначаю его потому, что он русский». Менее чем через два года злой гений России Нессельроде был отправлен в отставку, а его пост занял не кто иной, как князь Горчаков, который затем в течение двадцати пяти лет прилагал все усилия для исправления того, что натворил «карлик». Тютчев же стал ближайшим советником Горчакова.

С 1838 г. Тютчев выполнял обязанности поверенного в делах в Турине. Отсюда он направляет в Петербург донесение, в котором призывает к тому, что русская внешняя политика так или иначе противостояла претензиям римской церкви управлять миром. Нессельроде кладет донесение под сукно. Федор Иванович делает еще одно важное заключение на основании проникновения в Средиземное море флота Соединенных Штатов Америки. Он пишет, что это «не может, при настоящем положении вещей, не представлять значительного интереса для России». Он зорко разглядел тайные интриги еще молодого тогда государства США и провидчески определил основные принципы его мировой политики. Американский просветитель Томас Джефферсон писал в те времена президенту Джону Адамсу. «… Европейские варвары вновь собираются истреблять друг друга. Истребление безумцев в одной части света способствует росту благосостояния в других его частях. Пусть это будет нашей заботой, и давайте доить корову, пока русские держат ее за рога, а турки за хвост». Для сравнения неизменности американских принципов можно привести слова и другого президента США, Гарри Трумэна, сказанные им через сто лет, во время Второй мировой войны: «Если мы увидим, что выигрывает Гитлер, нам надо помогать России, а если выигрывать будет Россия, нам следует помогать Гитлеру, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше друг друга».
Однако Нессельроде не захотел понять и оценить деятельность Тютчева, хотя на основе одних этих донесений можно было прийти к выводу о высокой значительности Федора Ивановича как дипломата и предоставить ему реальную и широкую возможность действовать. Более того, Тютчев был вообще отстранен от дипломатии. Он был уволен из Министерства иностранных дел и лишен звания камергера в 1841 г. Характерно, что незадолго до этого был уволен и Горчаков — после двадцатилетней беспорочной службы.
Тютчев якобы был отстранен от дел, потому что потерял дипломатические шифры посольства… Однако ни в одном официальном документе того времени этот поступок отражения не нашел.
В 1845 г. благодаря заступничеству Бенкендорфа Николай I своим личным указом восстановил Тютчева на службе в Министерстве иностранных дел и возвратил звание камергера. Еще через год он был назначен чиновником особых поручений при государственном канцлере. В это время он часто ездит с дипломатическими миссиями в Германию и Швейцарию. Канцлер Нессельроде (он все-таки получил этот высший чин в 1845 г.) предоставляет Тютчеву заграничные командировки, но всячески отстраняет от серьезных политических дел. Опасаясь Бенкендорфа, Нессельроде как бы сохраняет в отношении Тютчева формальный нейтралитет. И все же именно в это время Федор Иванович принимает очень серьезное участие во внешнеполитических делах. Происходит это не напрямую, а косвенно: Тютчев публикует за границей серию глубоко содержательных и острых политических статей, которые вызывают чрезвычайно сильный отклик в Европе. Полемика вокруг этих статей продолжалась около трех десятилетий, даже и после кончины Тютчева. В них Европа впервые непосредственно услышала голос России.
Тютчев, по словам влиятельного французского политика Ф. Бюлоза, «явился в Западной Европе проводником идей и настроений, одушевляющих его страну».

Ф. И. Тютчев

Очень важно учесть и то, что Тютчев в этих статьях пророчески предчувствовал войну Запада против России, которая разразилась через десять лет. Он всегда в своих прогнозах значительно опережал время, являлся настоящим дипломатом-мыслителем, глубоким аналитиком, видящим гораздо дальше и глубже своих коллег. Так, еще в 1849 г. он с полной убежденностью говорил о неотвратимом исчезновении Австрийской империи, бывшей тогда крупнейшим государством Европы, и это действительно произошло через 70 лет. Другим поистине пророческим предвидением Тютчева были его размышления о Германии. Он писал: «Весь вопрос о единстве Германии сводится теперь к тому, чтоб узнать, захочет ли Германия смириться и стать Пруссией». В то время еще никто не думал о всеевропейских и, более того, всемирных последствиях происходящих в Германии перемен. Он предсказал прусско-австрийскую и франко-прусскую войны, а также Крымскую и русско-турецкую. Поразительна пророческая мощь его слов — и именно в сфере дипломатии и политики, а не только в известных всем стихах. Вот что он говорил: «Что меня поражает в современном состоянии умов в Европе, это недостаток разумной оценки некоторых наиважнейших явлений современной эпохи — например того, что творится теперь в Германии… Это дальнейшее выполнение все того же дела, обоготворения человека человеком…» Все это, по его словам, может «повести Европу к состоянию варварства, не имеющего ничего себе подобного в истории мира и в котором найдут себе оправдание всяческие иные угнетения».
Тютчев здесь с поражающей воображение проникновенностью сумел увидеть ростки того, что стало всемирной реальностью через сто лет — в 30-40-х гг. XX в. Это ли не гениальные откровения дипломата и поэта? Возможно, придет время, и сбудется еще одно предсказание Федора Ивановича — что древний Царьград опять станет когда-нибудь столицей православия, одним из центров «Великой Греко-Российской Восточной Державы». Он даже утверждал в набросках к своему трактату «Россия и Запад», что турки заняли православный Восток, «чтобы упрятать его от западных народов», и в этом смысле турки являются не столько завоевателями, сколько хранителями, исполняющими мудрый замысел Истории. Но на эти вопросы может ответить уже только время.
«Единственная естественная политика России по отношению к западным державам — это не союз с той или иной из этих держав, а разъединение, разделение их. Ибо они, только когда разъединены между собой, перестают быть нам враждебными — по бессилию… Эта суровая истина, быть может, покоробит чувствительные души, но в конце концов ведь это закон нашего бытия».
Ф. И. Тютчев

После Крымской войны в русской дипломатии наступила «эра Горчакова». Но еще до ее начала Тютчев писал: «В сущности, для России опять начинается 1812 год, общее нападение на нее не менее страшно, чем в первый раз… И нашу слабость в этом положении составляет непостижимое самодовольство официальной России (Нессельроде еще верховодил во внешней политике), до такой степени утратившей смысл и чувство своей исторической традиции, что она не только не видела в Западе своего естественного и необходимого противника, но старалась только служить ему». Федор Иванович, пожалуй, первым за полтора года до вторжения в Россию определил характер Крымской войны — агрессия Запада. В это время он занимал должность цензора при Министерстве иностранных дел. В последующие годы он предпринял многообразные усилия, направленные к тому, чтобы так или иначе состоялось возвращение России на верный путь. У него не было сомнений в величии судеб Родины.
Тютчев стал при Горчакове действительным статским советником, главным редактором внешнеполитического журнала и председателем Комитета иностранной цензуры, а по сути — вторым человеком в его ведомстве. Он обрел возможность реально воздействовать на внешнеполитический курс страны. О Горчакове Тютчев писал: «Мы стали большими друзьями, и совершенно искренно. Он — положительно незаурядная натура с большими достоинствами…» Федор Иванович свел вместе Горчакова и Каткова, видного журналиста, имевшего особое влияние на императора и управлявшего его политическими воззрениями. И что удивительно, он добился того (ход истинного дипломата!), что эти государственные небожители стали внушать друг другу не что иное, как тютчевские идеи. Являясь чуть ли единственным прямым посредником между ними, Тютчев преподносил Каткову свои идеи как горчаковские, а Горчакову-в качестве катковских.
С конца 50-х гг. и до конца жизни политическая деятельность Тютчева была внешне незрима, но чрезвычайно широка и напряженна. Он стоял как бы за кулисами дипломатического театра кукол и управлял всеми нитями. Тютчев не только не стремился к тому, чтобы обрести признание и славу, но, напротив, предпринимал все усилия для того, чтобы скрыть свою основополагающую роль, думая лишь об успехе дела, в которое верил. Тютчев вовлек в свою деятельность на благо России многие десятки самых разных людей — от сотрудников газет и историков до министра иностранных дел и самого царя. И реальным воплощением его идей стало медленное возрождение России, новое ее утверждение на международной арене.
В продолжение семнадцати лет он еженедельно встречался в неофициальной обстановке с Горчаковым, формулировал основные внешнеполитические принципы, убеждал, доказывал. Оценивая успешные дипломатические акции министра, он видел в них воплощение своей собственной политической программы. Внимание Тютчева распространялось на все части света: Европу, Турцию, Персию, США. Свою литературную деятельность (которая его обессмертила — вот парадокс!) он считал делом второстепенным, основным для него в жизни была и оставалась дипломатия.

Он более всех других людей в России видел враждебность Запада и явственно осознавал историческую миссию своей страны в мире. Но он и не был сторонником какой-то исключительной обособленности России. В своих идеях он поднимался выше конкретной политики, становился философом-мыслителем, пророком. Для Тютчева борьба выражалась не в противостоянии России и Запада, но в борьбе со злом в мировом масштабе. И высочайшей целью для него было ради победы в этой борьбе «войти в мирное духовное общение с Западом».
В январе 1873 г. Федор Иванович тяжело заболел. Иван Аксаков в эти дни посещает Тютчева. Прикованный к постели, с ноющей и сверлящей болью в мозгу, не имея возможности ни приподняться, ни перевернуться без посторонней помощи, он истинно дивил врачей и посетителей блеском своего остроумия. Когда его пожелал навестить император Александр II, Тютчев с сокрушительным юмором заметил: «Это приведет меня в большое смущение. Так как будет крайне неделикатным, если я умру на другой же день после царского посещения». И в то же время Тютчев продолжал диктовать письма Горчакову, а когда тот приходил, вел с ним длительные беседы о задачах внешней политики.
Перед самой смертью к нему пришел его духовник, а Тютчев, предваряя напутствие к смерти, спросил: «Какие подробности о взятии Хивы?» И последними его словами были: «Я исчезаю, исчезаю!..» Когда-то он написал такие поэтические строчки: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…» 15 июля 1873 г. умер, «исчез» великий русский поэт и дипломат Федор Иванович Тютчев. Как отзывается его слово в наших сердцах? Это должен спросить себя каждый.

Тютчев-дипломат и политик

В Государственном историческом музее проходит выставка «Ф.И. Тютчев. Россия и Европа», приуроченная к 200-летнему юбилею со дня рождения поэта. Выставка открылась 23 мая 2003 г. Известнейшие музеи и архивы страны предоставили свои экспонаты: Эрмитаж, музей-усадьба «Мураново», Третьяковская галерея, Российский государственный архив литературы и искусства и др.
Первоначально выставка называлась «Ф.И.Тютчев. Три столицы: Москва-Мюнхен-Петербург». Действительно, большая часть жизни поэта прошла именно в этих городах. Но масштаб личности поэта и его влияние на политические и литературные процессы России и Европы изменили и концепцию выставки, и ее художественное решение, и ее название.
Выставка переносит нас в 20-е гг. XIX в., когда Тютчев был назначен на дипломатическую службу. Федор Иванович довольно долго жил в Западной Европе. Сначала, в 1822 г., как поверенный в делах в Мюнхене, а позже в качестве первого секретаря Русской миссии в Турине. В 1841 г. он был уволен из Министерства иностранных дел и лишен чина камергера, но спустя четыре года восстановлен на службе. В 1858 г. Тютчев был назначен председателем Комитета иностранной цензуры, в 1869 г. - произведен в тайные советники.
Выставка призвана воссоздать ту историческую атмосферу, которая окружала поэта и дипломата. На век Тютчева пришлись интереснейшие события как российской, так и европейской истории. При помощи архивных материалов, картин, мультимедийных средств, элементов быта той эпохи организаторам экспозиции удалось воссоздать как историю европейских государств того времени, так и историю одного человека, несомненно, влиявшего на эту историю.
Небезынтересны здесь и подлинные рукописи стихотворений Тютчева, его трактатов. Весьма любопытны материалы, освещающие революционные события в Европе 1848-1849 гг.
Обращает на себя внимание и композиционное решение выставки. В первую очередь, вы попадаете в начало 20-х гг. XIX столетия, в то время, когда Тютчев начинал свою дипломатическую карьеру, затем вместе с ним перемещаетесь из Петербурга в Мюнхен, оттуда в Турин и опять в Петербург. Заканчивается же экспозиция уже нашими днями. Тексты стихотворений Тютчева и фотографии помогают осмыслить нынешнее восприятие творений великого поэта.
На мой взгляд, эта выставка окажется весьма полезной для школьников. Традиционная концентрическая система обучения истории подчас не способна создать у детей представление об одновременности событий в России и за ее пределами. Стихотворения Тютчева вполне могут иллюстрировать исторические события, свидетелем которых становился поэт. А реалии того времени - пояснять произведения Тютчева.
Конечно, чтобы осознать все это, школьнику совершенно не обязательно ходить в музей. Однако где еще он увидит тексты стихотворений, которые ему приходилось выучивать наизусть, написанные рукой их создателя, книги, которые читали полтора столетия назад, одежду, в которой выходили в свет, картины, украшавшие быт, и предметы, этот быт наполнявшие?
Выставка продлится до 29 сентября 2003 г.

Анастасия ГОЛОВАТЕНКО

1822 г. - поступление на службу в Государственную коллегию иностранных дел. 1822-1841 гг. - дипломатическая служба в Германии и Турине.
1841 г. - отставка.
1845 г.

- возвращение на службу.
1846 г. - чиновник особых поручений при государственном канцлере.
1848 г. - старший цензор при Министерстве иностранных дел. 1857 г. -действительный статский советник, председатель Комитета иностранной цензуры, ближайший советник канцлера Горчакова.

К середине 1860-х гг. Федор Иванович Тютчев занял очень весомое место во внешнеполитической жизни России. Роль его на этом поприще была чрезвычайно важна. И дело тут, конечно, не в том факте, что 30 августа 1865 г. он был произведен в тайные советники, то есть достиг третьей, а фактически даже второй ступени в государственной иерархии (к первому чиновному классу принадлежал, да и то только с 1867 г., всего один человек- канцлер Горчаков). Главная деятельность Тютчева разворачивалась на неофициальных путях, была как бы скрыта от любопытных глаз, затемнена. Можно сказать, что это был дипломат невидимого фронта. Став ближайшим и незаменимым сподвижником Горчакова, он во многом управлял его деятельностью, подавал нужные идеи, проекты, связанные с насущной и будущей судьбой России, оставаясь в тени. В этом отношении он действительно был тайным советником не только государственного канцлера, но и самого императора Александра П. Однако в начале его дипломатического пути ничто не предвещало ему легкой и быстрой карьеры...
Родился Тютчев 23 ноября 1803 г. в селе Овстуг, возле Брянска. В его родовитой семье ценили и православный быт, и французские манеры. Со стороны матери Тютчев принадлежал к боковой линии графов Толстых, один из которых был воеводой при Иване Грозном, а другой - видным дипломатом и сподвижником Петра I. Кроме того, родственными связями Тютчевы соединялись с еще одним государственным деятелем прошлой России - А. И. Остерманом. Видимо, и самому Федору Ивановичу было на роду написано служить Отечеству. Только на каком поприще? Он, как и положено, получил прекрасное домашнее образование. Затем окончил Московский университет со степенью кандидата словесных наук. Надо заметить, что уже с юных лет он писал стихи, которые в конечном счете прославили его как выдающегося поэта России. Жуковский в те годы предрекал ему великое будущее на литературной ниве. Молодой Тютчев дружил с Чаадаевым и Грибоедовым, братьями Муравьевыми и Бестужевыми, с Одоевским, Веневитиновым, Пушкиным, Киреевским, Глинкой - словом, был в приятельских отношениях со всей "золотой молодежью" того времени, с людьми, мыслящими прогрессивно, смело, каждый из которых представлял собою явление в общественно-политической или литературной жизни страны.
Однако на семейном совете было решено, что Федор пойдет по дипломатической стезе, продолжая традиции своих предков. В 1822 г. он был зачислен в Государственную коллегию иностранных дел с чином губернского секретаря (в табели о рангах это был 12-й класс, соответствующий званию под-. поручика). Опеку над ним взял граф Остерман-Толстой - сам живая легенда, участник штурма Измаила и Бородинского сражения. Он же и рекомендовал его на должность внештатного сотрудника русского консульства в Баварии. В том же году Тютчев отправился в Германию, где пробыл в общей сложности около двух десятилетий.

Собственно Германии как единой, целой страны тогда не было. Существовал лишь Германский союз, основанный в 1815 г., куда входило много десятков мелких государственных образований, а наиболее крупными из них были Пруссия и Бавария. Лишь в конце жизни Тютчева Бисмарку удалось создать единую державу. Но несомненно, что длительное пребывание Федора Ивановича в немецких городах и княжествах отразилось на его духовном и творческом развитии. Здесь он женился на Элеоноре Петерсон, познакомился с Шеллингом и Гейне, сложился как дипломат и поэт.
В 1825 г. Тютчев был произведен в камер-юнкеры, а через три года назначен вторым секретарем при посольстве в Мюнхене. Всю деятельность Министерства иностранных дел в то время определял Нессельроде, и проявить какую-либо самостоятельность было трудно. Тем не менее Федор Иванович попытался в 1829 г. П. Я. Чаадаев осуществить инициативный проект, связанный с греческой независимостью.
Он предполагал выдвинуть на греческий престол короля из Баварии - принца Оттона и даже направил послание Николаю I, призывая его к активной поддержке греческой государственности. Но против Оттона выступил первый президент Греции Каподистрия, сам бывший когда-то на русской службе и даже возглавлявший Министерство иностранных дел России. Первый самостоятельный дипломатический опыт Тютчева окончился неудачей. Однако Греция всегда будет занимать одно из первых мест в политическом и философском мировоззрении Тютчева.
Возможно, благодаря именно этому обстоятельству продвижение Федора Ивановича по службе проходило с трудом. К 1833 г. он был всего лишь в чине коллежского асессора, испытывая немалые финансовые затруднения. Причина здесь таилась в Нессельроде. О нем следует сказать особо, поскольку в истории российской дипломатии он занимает самое загадочное место, являясь фигурой, по-своему выдающейся, но со знаком минус.

Карл Нессельроде родился в 1780 г., а умер в 1862 г., почти сорок лет управляя внешней политикой России. Умирая, Карл Нессельроде, между прочим, сказал: "Я умираю с благодарностью за жизнь, которую я так любил, потому что ею так наслаждался". Наслаждался он и своими многочисленными интригами против национально ориентированных русских государственных деятелей, литераторов, военных. Это именно он был причастен к заговору Геккерена - Дантеса против Пушкина. Дантес, кстати, стал во Франции при Наполеоне III сенатором и строил дипломатические козни против России, плодом которых явилась Крымская война, к которой приложил руку и Нессельроде.
Став с 1822 г. безраздельным хозяином внешней политики России, Нессельроде начал планомерно выпалывать все то, что могло каким-либо образом влиять на разумный ход государственных дел. Несомненно, ему прежде всего помогали его огромные международные связи. Кроме того, он был сверхъестественно ловким царедворцем. О нем говорили, что он вице-канцлер потому, что его непосредственный начальник канцлер Меттерних сидит в Вене. Прямо скажем, роль Нессельроде во внешнеполитических делах России была зловещей... Сам Тютчев в 1850 г. написал о нем памфлет в стихах, начинавшийся словами: "Нет, карлик мой! Трус беспримерный!.."
Естественно, что и Нессельроде всячески препятствовал в продвижении Федора Ивановича по службе. И не только ему, но и такому крупнейшему дипломату, как Горчаков, который еще в 1820 г. принимал участие в международных конгрессах и был отмечен Александром I. В Троппау, например, Горчаков поразил всех, составив за три месяца работы конгресса 1200 дипломатических донесений, а ему было всего двадцать два года. Но с приходом к власти в Ми-" нистерстве иностранных дел Нессельроде Горчакова "задвигают" поверенным в делах в захолустном итальянском герцогстве Лукка, затем вообще увольняют с должности, а после возвращения на службу на тринадцать лет отправляют в королевство Вюртемберг. Тютчев же двадцать лет томился в Германии, вместо того чтобы проявлять свои дипломатические дарования на более важных постах. Ведь в дошедших до нас документах и бумагах Тютчева поражают его глубина и точность анализа международной обстановки, в них сочетается масштабность и твердость политической воли. Трудно сомневаться в том, что Тютчев и Горчаков, если бы им была предоставлена такая возможность, уже в 30-40-х гг. внесли бы самый весомый и плодотворный вклад в русскую внешнюю политику. Не допустили бы Крымской войны и морального унижения России. Когда в 1854 г. прозревший Николай I все же назначил Горчакова на важный пост посла в Вене, Нессельроде пытался возражать, указывая на... некомпетентность Горчакова, то император твердо ответил: "Я назначаю его потому, что он русский". Менее чем через два года злой гений России Нессельроде был отправлен в отставку, а его пост занял не кто иной, как князь Горчаков, который затем в течение двадцати пяти лет прилагал все усилия для исправления того, что натворил "карлик". Тютчев же стал ближайшим советником Горчакова.

С 1838 г. Тютчев выполнял обязанности поверенного в делах в Турине. Отсюда он направляет в Петербург донесение, в котором призывает к тому, что русская внешняя политика так или иначе противостояла претензиям римской церкви управлять миром. Нессельроде кладет донесение под сукно. Федор Иванович делает еще одно важное заключение на основании проникновения в Средиземное море флота Соединенных Штатов Америки. Он пишет, что это "не может, при настоящем положении вещей, не представлять значительного интереса для России". Он зорко разглядел тайные интриги еще молодого тогда государства США и провидчески определил основные принципы его мировой политики. Американский просветитель Томас Джефферсон писал в те времена президенту Джону Адамсу. "... Европейские варвары вновь собираются истреблять друг друга. Истребление безумцев в одной части света способствует росту благосостояния в других его частях. Пусть это будет нашей заботой, и давайте доить корову, пока русские держат ее за рога, а турки за хвост". Для сравнения неизменности американских принципов можно привести слова и другого президента США, Гарри Трумэна, сказанные им через сто лет, во время Второй мировой войны: "Если мы увидим, что выигрывает Гитлер, нам надо помогать России, а если выигрывать будет Россия, нам следует помогать Гитлеру, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше друг друга".
Однако Нессельроде не захотел понять и оценить деятельность Тютчева, хотя на основе одних этих донесений можно было прийти к выводу о высокой значительности Федора Ивановича как дипломата и предоставить ему реальную и широкую возможность действовать. Более того, Тютчев был вообще отстранен от дипломатии. Он был уволен из Министерства иностранных дел и лишен звания камергера в 1841 г. Характерно, что незадолго до этого был уволен и Горчаков - после двадцатилетней беспорочной службы.
Тютчев якобы был отстранен от дел, потому что потерял дипломатические шифры посольства... Однако ни в одном официальном документе того времени этот поступок отражения не нашел.
В 1845 г. благодаря заступничеству Бенкендорфа Николай I своим личным указом восстановил Тютчева на службе в Министерстве иностранных дел и возвратил звание камергера. Еще через год он был назначен чиновником особых поручений при государственном канцлере. В это время он часто ездит с дипломатическими миссиями в Германию и Швейцарию. Канцлер Нессельроде (он все-таки получил этот высший чин в 1845 г.) предоставляет Тютчеву заграничные командировки, но всячески отстраняет от серьезных политических дел. Опасаясь Бенкендорфа, Нессельроде как бы сохраняет в отношении Тютчева формальный нейтралитет. И все же именно в это время Федор Иванович принимает очень серьезное участие во внешнеполитических делах. Происходит это не напрямую, а косвенно: Тютчев публикует за границей серию глубоко содержательных и острых политических статей, которые вызывают чрезвычайно сильный отклик в Европе. Полемика вокруг этих статей продолжалась около трех десятилетий, даже и после кончины Тютчева. В них Европа впервые непосредственно услышала голос России.
Тютчев, по словам влиятельного французского политика Ф. Бюлоза, "явился в Западной Европе проводником идей и настроений, одушевляющих его страну".

Ф. И. Тютчев

Очень важно учесть и то, что Тютчев в этих статьях пророчески предчувствовал войну Запада против России, которая разразилась через десять лет. Он всегда в своих прогнозах значительно опережал время, являлся настоящим дипломатом-мыслителем, глубоким аналитиком, видящим гораздо дальше и глубже своих коллег. Так, еще в 1849 г. он с полной убежденностью говорил о неотвратимом исчезновении Австрийской империи, бывшей тогда крупнейшим государством Европы, и это действительно произошло через 70 лет. Другим поистине пророческим предвидением Тютчева были его размышления о Германии. Он писал: "Весь вопрос о единстве Германии сводится теперь к тому, чтоб узнать, захочет ли Германия смириться и стать Пруссией". В то время еще никто не думал о всеевропейских и, более того, всемирных последствиях происходящих в Германии перемен. Он предсказал прусско-австрийскую и франко-прусскую войны, а также Крымскую и русско-турецкую. Поразительна пророческая мощь его слов - и именно в сфере дипломатии и политики, а не только в известных всем стихах. Вот что он говорил: "Что меня поражает в современном состоянии умов в Европе, это недостаток разумной оценки некоторых наиважнейших явлений современной эпохи - например того, что творится теперь в Германии... Это дальнейшее выполнение все того же дела, обоготворения человека человеком..." Все это, по его словам, может "повести Европу к состоянию варварства, не имеющего ничего себе подобного в истории мира и в котором найдут себе оправдание всяческие иные угнетения".
Тютчев здесь с поражающей воображение проникновенностью сумел увидеть ростки того, что стало всемирной реальностью через сто лет - в 30-40-х гг. XX в. Это ли не гениальные откровения дипломата и поэта? Возможно, придет время, и сбудется еще одно предсказание Федора Ивановича - что древний Царьград опять станет когда-нибудь столицей православия, одним из центров "Великой Греко-Российской Восточной Державы". Он даже утверждал в набросках к своему трактату "Россия и Запад", что турки заняли православный Восток, "чтобы упрятать его от западных народов", и в этом смысле турки являются не столько завоевателями, сколько хранителями, исполняющими мудрый замысел Истории. Но на эти вопросы может ответить уже только время.
"Единственная естественная политика России по отношению к западным державам - это не союз с той или иной из этих держав, а разъединение, разделение их. Ибо они, только когда разъединены между собой, перестают быть нам враждебными - по бессилию... Эта суровая истина, быть может, покоробит чувствительные души, но в конце концов ведь это закон нашего бытия".
Ф. И. Тютчев

После Крымской войны в русской дипломатии наступила "эра Горчакова". Но еще до ее начала Тютчев писал: "В сущности, для России опять начинается 1812 год, общее нападение на нее не менее страшно, чем в первый раз... И нашу слабость в этом положении составляет непостижимое самодовольство официальной России (Нессельроде еще верховодил во внешней политике), до такой степени утратившей смысл и чувство своей исторической традиции, что она не только не видела в Западе своего естественного и необходимого противника, но старалась только служить ему". Федор Иванович, пожалуй, первым за полтора года до вторжения в Россию определил характер Крымской войны - агрессия Запада. В это время он занимал должность цензора при Министерстве иностранных дел. В последующие годы он предпринял многообразные усилия, направленные к тому, чтобы так или иначе состоялось возвращение России на верный путь. У него не было сомнений в величии судеб Родины.
Тютчев стал при Горчакове действительным статским советником, главным редактором внешнеполитического журнала и председателем Комитета иностранной цензуры, а по сути - вторым человеком в его ведомстве. Он обрел возможность реально воздействовать на внешнеполитический курс страны. О Горчакове Тютчев писал: "Мы стали большими друзьями, и совершенно искренно. Он - положительно незаурядная натура с большими достоинствами..." Федор Иванович свел вместе Горчакова и Каткова, видного журналиста, имевшего особое влияние на императора и управлявшего его политическими воззрениями. И что удивительно, он добился того (ход истинного дипломата!), что эти государственные небожители стали внушать друг другу не что иное, как тютчевские идеи. Являясь чуть ли единственным прямым посредником между ними, Тютчев преподносил Каткову свои идеи как горчаковские, а Горчакову-в качестве катковских.
С конца 50-х гг. и до конца жизни политическая деятельность Тютчева была внешне незрима, но чрезвычайно широка и напряженна. Он стоял как бы за кулисами дипломатического театра кукол и управлял всеми нитями. Тютчев не только не стремился к тому, чтобы обрести признание и славу, но, напротив, предпринимал все усилия для того, чтобы скрыть свою основополагающую роль, думая лишь об успехе дела, в которое верил. Тютчев вовлек в свою деятельность на благо России многие десятки самых разных людей - от сотрудников газет и историков до министра иностранных дел и самого царя. И реальным воплощением его идей стало медленное возрождение России, новое ее утверждение на международной арене.
В продолжение семнадцати лет он еженедельно встречался в неофициальной обстановке с Горчаковым, формулировал основные внешнеполитические принципы, убеждал, доказывал. Оценивая успешные дипломатические акции министра, он видел в них воплощение своей собственной политической программы. Внимание Тютчева распространялось на все части света: Европу, Турцию, Персию, США. Свою литературную деятельность (которая его обессмертила - вот парадокс!) он считал делом второстепенным, основным для него в жизни была и оставалась дипломатия.

Он более всех других людей в России видел враждебность Запада и явственно осознавал историческую миссию своей страны в мире. Но он и не был сторонником какой-то исключительной обособленности России. В своих идеях он поднимался выше конкретной политики, становился философом-мыслителем, пророком. Для Тютчева борьба выражалась не в противостоянии России и Запада, но в борьбе со злом в мировом масштабе. И высочайшей целью для него было ради победы в этой борьбе "войти в мирное духовное общение с Западом".
В январе 1873 г. Федор Иванович тяжело заболел. Иван Аксаков в эти дни посещает Тютчева. Прикованный к постели, с ноющей и сверлящей болью в мозгу, не имея возможности ни приподняться, ни перевернуться без посторонней помощи, он истинно дивил врачей и посетителей блеском своего остроумия. Когда его пожелал навестить император Александр II, Тютчев с сокрушительным юмором заметил: "Это приведет меня в большое смущение. Так как будет крайне неделикатным, если я умру на другой же день после царского посещения". И в то же время Тютчев продолжал диктовать письма Горчакову, а когда тот приходил, вел с ним длительные беседы о задачах внешней политики.
Перед самой смертью к нему пришел его духовник, а Тютчев, предваряя напутствие к смерти, спросил: "Какие подробности о взятии Хивы?" И последними его словами были: "Я исчезаю, исчезаю!.." Когда-то он написал такие поэтические строчки: "Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется..." 15 июля 1873 г. умер, "исчез" великий русский поэт и дипломат Федор Иванович Тютчев. Как отзывается его слово в наших сердцах? Это должен спросить себя каждый.

Тютчев - поэт, дипломат, философ

«Свои прелестные стихи, как и свои прелестные слова, Тютчев ронял, как цветы мгновенного вдохновения... Он не знал, что значит сочинять стихи; они создавались в ту минуту, как созвучием нужно было высказать мысль или чувст­во, наскоро он набрасывал их на клочке бумаги и затем ронял, позабывая о них, на пол...» - писал о поэте его современник В.П. Мещерский. А Лев Толстой заметил: «Без Тютчева нельзя жить».

Великий поэт-мыслитель, философ и дипломат Федор Иванович Тютчев ро­дился 5 декабря 1803 года в семье Ивана Николаевича и Екатерины Львовны Тютчевых в селе Овстут, что в тридцати восьми километрах от Брянска по до­роге на Смоленск. Здесь он провел детские годы и потом не раз приезжал сюда. Долгое время в селе жила его семья. Здесь похоронен отец поэта.

Итак, опять увиделся я с вами,

Места немилые, хоть и родные,"

Где мыслил я и чувствовал впервые... - напишет поэт спустя многие годы.

В раннем детстве родители Ф.И. Тютчева поощряли его тягу к знаниям. Он обучался в домашних условиях истории, географии, арифметике, русскому и иностранным языкам - французскому, латинскому и немецкому. На десятом году жизни учителем русского языка, одновременно руководившим и общим воспитанием мальчика, был молодой поэт СЕ. Амфитеатров, известный в лите­ратуре под фамилией Раич. «Необыкновенные дарования и страсть к просвеще­нию милого воспитанника изумляли и утешали меня, - вспоминал впоследс­твии Раич, - года через три он уже был не учеником, а товарищем моим - так быстро развивался его любознательный и восприимчивый ум».

В 1812 году Ф.И. Тютчев окончил Московский университет со степенью кандидата словесных наук и поступил на службу в Коллегию иностранных дел. В тот же год он направляется в качестве сверхштатного сотрудника рус­ской миссии в Мюнхен.

Русский посланник в Мюнхене граф Воронцов-Дашков доносил в Петер­бург: «Новый атташе при моей миссии г-н Федор Тютчев только что приехал. Несмотря на малое количество дел, которое будет у этого чиновника на пер­вых порах его пребывания здесь, я все же постараюсь, чтобы он не зря терял время, столь драгоценное в его возрасте». Действительно, Тютчев за рубежом зря времени не терял. Ни сразу после того, как прибыл в Германию, ни позже, когда жил в Италии. В общей же сложности за границей он прожил двадцать два года. Молодой дипломат много занимался изучением истории, языков, философии, переводил немецких и других авторов. Многолетнее пребыва­ние за рубежом только внешне отдалило Тютчева от родины. Он пристально следил за всем, что происходило в литературной и общественной жизни Рос­сии, не забывал Брянский край, родные овстужские места. Вовсе не случайно, что в «Стихотворениях, присланных из Германии» Н. Некрасов впоследствии ощутил: «Все они написаны были чистым и прекрасным языком, и многие носили на себе живой отпечаток русского ума, русской души». О многом го­ворят и его письма на родину из-за границы. В одном из них, присланном из Италии, есть такие слова: «Скажите, для того ли я родился в Овстуге, чтобы жить в Турине?»

Весной 1836 года сослуживец Ф.И. Тютчева и ценитель его стихов князь И.С. Гагарин привез в Петербург рукопись стихотворений поэта. Они попали к А.С. Пушкину, который принял их «с изумлением и восторгом» и опубли­ковал в своем журнале «Современник» под инициалами Ф.Т. Всего в журнале за 1836 год было напечатано двадцать четыре стихотворения Федора Ивановича.

Пребывая за границей, Ф.И. Тютчев общался с немецким поэтом Генрихом Гейне, немецким философом Фридрихом Шеллингом, чешским ученым и писа­телем Вацлавом Ганкой, другими выдающимися деятелями западноевропейской культуры. В Россию Федор Иванович Тютчев вернулся в середине пятидесятых годов. Поселился в Петербурге. Несколько лет служил в ведомстве министерс­тва иностранных дел чиновником особых поручений при государственной кан­целярии, старшим цензором, а с 1858 года до самой смерти занимал должность председателя комитета иностранной цензуры.

Ф.И. Тютчев общался со многими деятелями литературы - В.А. Жуковским, П.А. Вяземским, Я.П. Полонским, А.А. Фетом... Обаяние его личности, остро­та ума и речи влекли многих к поэту. В январским номере «Современника» за 1850 год Н.А. Некрасов опубликовал статью «Русские второстепенные поэты». «Несмотря на заглавие, - отмечалось в статье, - мы решительно относим та­лант господина Ф.Т. к русским первостепенным поэтическим талантам». Не­красов, ставший к этому времени редактором этого журнала, перепечатал поч­ти все известные стихи Ф.И. Тютчева, разобрал их и отметил, что это «талант сильный, самостоятельный». Не задумываясь, автор статьи поставил Тютчева рядом с Лермонтовым. Статья заканчивалась призывом издать стихотворения отдельной книжкой.

Практически осуществить идею Некрасова взялся Тургенев. Он уговорил Тютчева издать стихи и выступил в роли редактора и издателя. При жизни авто­ра увидел свет и второй сборник стихов. Творчество Федора Ивановича Тютчева высоко оценили многие его современники - писатели, поэты, критики, пуб­лицисты, почитатели поэзии. «Удивительное дело - так много лет, и притом лучших в жизни, провел он в чужих краях, а русское чувство теплилось в нем неугасимо; оно проникало до тайников его души и сказывалось свежо и сильно при всяком возбуждении. Он был исполнен пламенного патриотизма», - писал М.Н. Катков о Ф.И. Тютчеве в 1873 году. Высокую оценку деятельности поэта и мыслителя дал И.С. Аксаков: «Тютчев был не только самобытный, глубокий мыслитель, не только своеобразный, истинный художник, поэт, но и один из малого числа носителей, даже двигателей нашего русского, народного самосо­знания...»

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать -

В Россию можно только верить, - эти неповторимые тютчевские строки не утратили своего глубокого смысла и в наши дни. Только истинный патриот своего Отечества и подлинный мастер стиха мог так сильно и кратко выразить свои сокровенные чувства. В этом чет­веростишии - жизненная позиция поэта, который в свое время сказал: «Я более всего любил в мире Отечество и поэзию». Или другое его высказывание: «Сле­довало бы понять раз и навсегда, что в России нет ничего серьезного, кроме самой России».

Тема России и ее истории проходит через всю жизнь Тютчева. Его муза от­кликалась и на самую больную русскую тему - тему человеческого страдания, социального и нравственного:

Слезы людские, о слезы людские,

Льетесь вы ранней и поздней порой...

Льетесь безвестные, льетесь незримые,

Неистощимые, неисчислимые, -

Льетесь, как льются струи дождевые

В осень глухую порою ночной.

Ф.И. Тютчев вошел в сознание читателей прежде всего как вдохновенный пе­вец природы. Его стихи, например, «Весенняя гроза», «Зима недаром злится...», мы знаем с детства:

Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний первый гром,

Как бы резвяся и играя,

Грохочет в небе голубом.

Зима недаром злится,

Прошла ее пора -

Весна в окно стучится

И гонит со двора.

А как точны и жизнерадостны строки о приходе весны. Они поистине стали хрестоматийными:

Еще в полях белеет снег,

А воды уж весной шумят -

Бегут и будят сонный брег.

Бегут и блещут и гласят...

Они гласят во все концы:

«Весна идет, весна идет!

Мы молодой весны гонцы,

Она нас выслала вперед!

Весна идет, весна идет! »

И тихих, теплых майских дней

Румяный, светлый хоровод

Толпится весело за ней.

Изумительные по выразительности строки выходили нередко из-под пера Тютчева, когда он оказывался в родных краях. Природа Брянского края была до­рога поэту, она вызывала у него глубокие раздумья, раскрывала перед ним самые сокровенные тайны. Вовсе не случайно, что именно в Овстуге он напишет:

Природа - сфинкс. И тем она верней

Своим искусом губит человека,

Что, может статься, никакой от века

Загадки нет и не было у ней.

Проникновенный лирик, поэт-философ, прекрасно понимавший природу, ее язык, Тютчев создал и такие строки:

Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, не бездумный лик -

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык.

Следует, по-моему, назвать некоторые стихотворения, написанные Ф.И. Тютчевым во время поездок в родной Овстуг: «Чародейкою зимою...», «Есть в осени первоначальной...», «Смотри, как роща зеленеет...», «Ночное небо так уг­рюмо. ..», «В небе тают облака...», «В деревне».

В один из своих очередных приездов в родные края Ф.И. Тютчев гостил у подполковницы Веры Михайловны Фоминой в селе Вщиж. Здесь когда-то стоял древнерусский город Вщиж, бывший центром Вщижского удельного княжества и разоренный монголо-татарами. Лишь курганы напоминали о прошлом.

От жизни той, что бушевала здесь,

От крови той, что здесь рекой лилась,

Что уцелело, что дошло до нас?

Два-три кургана, видимых поднесь...

Да два-три дуба выросли на них,

Раскинувшись и широко и смело.

Красуются, шумят - и нет им дела,

Чей прах, чью память роют корни их.

Природа знать не знает о былом,

Ей чужды наши призрачные годы,

И перед ней мы смутно сознаем

Себя самих - лишь грезою природы...

Набросок этого стихотворения был сделан в день поездки. Уже из Петербур­га поэт выслал жене Эрнестине Федоровне окончательную редакцию: «Посы­лаю тебе стихи... Они напомнят тебе поездку нашу в Вщиж к Фоминой, потому что были тогда написаны».

Особое место в творчестве Ф.И. Тютчева занимает любовная лирика. Стихи этого цикла проникнуты глубочайшим психологизмом, подлинной человеч­ностью, благородством и прямотой в раскрытии сложнейших душевных пере­живаний. Вспомните: «Я помню время золотое...» или «Я встретил вас...». Вы­сокую оценку получила лирическая исповедь поэта: «О, как убийственно мы любим...», «Чему молилась ты с любовью...», «Не говори: меня он, как и прежде, любит...», «Весь день она лежала в забытьи...», «Накануне годовщины 4 августа 1864 г.» и другие стихотворения, известные как Денисьевский цикл.

Талант Ф.И. Тютчева высоко ценили Пушкин и Толстой, Некрасов и Тур­генев, Достоевский и Фет, Чернышевский и Добролюбов, Плетнев и Вяземс­кий, Аксаков и Григорович... Ему посвятили свои стихи А. Апухтин, В. Брюсов, П. Вяземский, Ф. Глинка, А. Майков, Я. Полонский, Е. Растопчина, А. Толстой, С. Городецкий, И. Северянин, О. Мандельштам, Л. Мартынов, Н. Рубцов, Н. Ры-ленков, В. Сидоров... Разве всех перечислишь? А сколько книг, исследований написано о творчестве поэта! После его смерти вышло издание стихотворений, которое А.А. Фет приветствовал посланием. Оно заканчивается словами:

Вот эта книжка небольшая

Томов премногих тяжелей.

Ф.И. Тютчев живет в бронзе памятников, в поэтических строках. Его имя но­сят в Брянске одна из улиц и областная научная библиотека. Возрождена родо­вая усадьба поэта в селе Овстуг, где действует музей-заповедник. Более сорока лет проходят на родине великого поэта каждое лето поэтические праздники. Дух поэзии витает над старинным селом Овстуг. Тютчевские стихи... Прочти. От них веет теплом, благородством, высокой любовью к Отечеству.

В то село,

Что песнями объято, - К Тютчеву Автобусы бегут, Где давно так ревностно и свято Тютчевское слово берегут, - читаем в стихотворении украинского поэта А. Довгия «Тютчев».