АКМЕИЗМ (от греч. аkme – высшая степень, вершина, цветение, цветущая пора) – литературное течение, противостоящее символизму и возникшее в начале 20 века в России.
Становление акмеизма тесно связано с деятельностью «Цеха поэтов», центральной фигурой которого являлся организатор акмеизма Н.Гумилев .Современники давали термину и иные толкования: Вл.Пяст видел его истоки в псевдониме А.Ахматовой , по-латыни звучащем как «аkmatus», некоторые указывали на его связь с греческим «acme» – «острие». Термин акмеизм был предложен в 1912 Н.Гумилевым и С.Городецким: по их мнению, на смену переживающему кризис символизму идет направление, обобщающее опыт предшественников и выводящее поэта к новым вершинам творческих достижений. Название для литературного течения, по свидетельству А.Белого , было выбрано в пылу полемики и не являлось вполне обоснованным: об «акмеизме» и «адамизме» в шутку заговорил Вяч.Иванов , Н.Гумилев подхватил случайно брошенные слова и окрестил акмеистами группу близких к себе поэтов. Одаренный и честолюбивый организатор акмеизма мечтал о создании «направления направлений» – литературного движения, отражающего облик всей современной ему русской поэзии.
С.Городецкий и Н.Гумилев использовали также термин «адамизм»: первым поэтом, в их представлении, явился Адам, дающий имена предметам и тварям и тем самым участвующий в сотворении мира. В определении Гумилева, адамизм – «мужественно твердый и ясный взгляд на мир».
Как литературное направление акмеизм просуществовал недолго – около двух лет (1913–1914), но нельзя не учитывать его родовых связей с «Цехом поэтов», а также определяющего влияния на судьбы русской поэзии ХХ века. Акмеизм насчитывал шесть наиболее активных участников движения: Н.Гумилев, А.Ахматова, О.Мандельштам , С.Городецкий, М.Зенкевич ,В.Нарбут . На роль «седьмого акмеиста» претендовал Г.Иванов , но подобная точка зрения была опротестована А.Ахматовой: «Акмеистов было шесть, и седьмого никогда не было». В разное время в работе «Цеха поэтов» принимали участие: Г.Адамович , Н.Бруни, Вас.В.Гиппиус, Вл.В.Гиппиус, Г.Иванов, Н.Клюев ,М.Кузмин ,Е.Кузьмина-Караваева ,М.Лозинский,С.Радлов,В.Хлебников .На заседаниях «Цеха», вотличие от собраний символистов, решались конкретные вопросы: «Цех» являлся школой овладения поэтическим мастерством, профессиональным объединением. Творческие судьбы поэтов, сочувствующих акмеизму, сложились по-разному: Н.Клюев впоследствии заявил о своей непричастности к деятельности содружества, Г.Адамович и Г.Иванов продолжили и развили многие принципы акмеизма в эмиграции, на В.Хлебникова акмеизм не оказал сколько-нибудь заметного влияния.
Платформой акмеистов стал журнал «Аполлон» под редакцией С.Маковского,вкотором печатались декларации Гумилева и Городецкого. Программа акмеизма в «Аполлоне» включала два основных положения: во-первых, конкретность, вещность, посюсторонность, во-вторых, совершенствование поэтического мастерства. Обоснование нового литературного течения было дано в статьях Н.Гумилева Наследие символизма и акмеизм (1913), С. Городецкого (1913), О.Мандельштама Утро акмеизма (1913, в «Аполлоне» опубликована не была).
Однако впервые идея нового направления была высказана на страницах «Аполлона» значительно раньше: в 1910 М.Кузмин выступил в журнале со статьей О прекрасной ясности , предвосхитившей появление деклараций акмеизма. К моменту написания статьи Кузмин был уже зрелым человеком, имел за плечами опыт сотрудничества в символистской периодике. Потусторонним и туманным откровениям символистов, «непонятному и темному в искусстве» Кузмин противопоставил «прекрасную ясность», «кларизм» (от греч. clarus – ясность). Художник, по Кузмину, должен нести в мир ясность, не замутнять, а прояснять смысл вещей, искать гармонии с окружающим. Философско-религиозные искания символистов не увлекали Кузмина: дело художника – сосредоточиться на эстетической стороне творчества, художественном мастерстве. «Темный в последней глубине символ» уступает место ясным структурам и любованию «прелестными мелочами». Идеи Кузмина не могли не повлиять на акмеистов: «прекрасная ясность» оказалась востребованной большинством участников «Цеха поэтов».
Спустя три года после публикации статьи Кузмина в «Аполлоне» появились манифесты Гумилева и Городецкого – с этого момента принято вести отсчет существованию акмеизма как оформившегося литературного течения. В статье «Наследие символизма и акмеизм» Н.Гумилев подводил черту под «бесспорными ценностями и репутациями» символистов. «Символизм закончил свой круг развития и теперь падает», – констатировал Н.Гумилев. Поэты, идущие на смену символистам, должны объявить себя достойными преемниками предшественников, принять их наследство и ответить на поставленные ими вопросы. «Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого. Попеременно он братался то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом», – писал Гумилев. Он называл попытки в этом направлении «нецеломудренными». Одна из основных задач акмеизма – выправить характерный для символизма крен в сторону потустороннего, установить «живое равновесие» между метафизическим и земным. Отречения от метафизики у акмеистов не было: «всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нем более или менее вероятными догадками» – таков принцип акмеизма. Акмеисты не отказывались от высшей действительности, признаваемой символистами за единственно верную, но предпочитали умалчивать о ней: несказанное должно остаться несказанным. Акмеизм явился своего рода движением к «истинному символизму», основанному на привязанности к обыденной жизни, уважении к простому человеческому существованию. Главным отличием акмеизма Гумилев предлагал считать признание «самоценности каждого явления» – надо сделать явления материального мира более ощутимыми, даже грубыми, высвободив их из-под власти туманных видений. Здесь же Гумилев называл имена художников, наиболее дорогих для акмеизма, его «краеугольные камни»: Шекспир, Рабле, Вийон, Т.Готье. Шекспир показал внутренний мир человека, Рабле – его тело и физиологию, Вийон поведал нам о «жизни, немало не сомневающейся в самой себе». Т.Готье нашел «достойные одежды безупречных форм». Соединение в искусстве этих четырех моментов – идеал творчества. Вобрав опыт предшественников, поэты-акмеисты начинают новую эру «эстетического пуританизма, великих требований к поэту как к творцу мысли и к слову как к материалу искусства». Равно отвергая утилитарный подход к искусству и идею «искусства ради искусства», основоположник акмеизма провозглашал отношение к поэтическому творчеству как к «высшему ремеслу».
С.Городецкий в статье Некоторые течения в современной русской поэзии (1913) также отметил катастрофу символизма: тяготение символизма к «текучести слова», его многозначность уводит художника из «мира зовущего, красочного» в туманные сферы бесплодных блужданий. «Искусство есть равновесие, – утверждал Городецкий, – есть прочность». «Борьба за нашу планету Землю» – дело поэта, поиск «мгновений, которые могут быть вечными» – в основе поэтического ремесла. Мир акмеистов «хорош сам по себе», вне своих мистических «соответствий». «У акмеистов роза опять стала хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще…».
В 1913 была написана и статья Мандельштама Утро акмеизма , опубликованная лишь шесть лет спустя. Отсрочка в публикации не была случайной: акмеистические выкладки Мандельштама существенно расходились с декларациями Гумилева и Городецкого и не попали на страницы «Аполлона». Центральная метафора статьи Мандельштама – архитектура, зодчество. Поэтическое творчество Мандельштам уподобляет строительству: «Мы не летаем, мы поднимаемся только на те башни, которые сами можем построить». Сборник того же звездного для акмеизма и богатого на декларации 1913 Мандельштам назвал Камень . Камень – «слово как таковое», столетиями ждущее своего ваятеля. Работу поэта Мандельштам уподобляет труду резчика, архитектора, гипнотизирующего пространство.
Термин «слово как таковое» был предложен футуристами и переосмыслялся Мандельштамом: у футуристов слово – чистый звук, свободный от смысла, Мандельштам, напротив, подчеркивает его «тяжеловесность», нагруженность смыслом. Если футуристы стремились через звучание слова вернуться к основам природы, то Мандельштам видел в постижении его значений путь к основам культуры. В статье содержалась и полемика с символистами: не музыкальность речи, а «сознательный смысл», Логос возвеличивался Мандельштамом. «…Любите существование вещи больше самой вещи и свое бытие больше самих себя – вот высшая заповедь акмеизма», – писал Мандельштам.
Публикация статей Городецкого и Гумилева в «Аполлоне» сопровождалась представительной подборкой стихотворных материалов, которые отнюдь не всегда соответствовали теоретическим положениям акмеизма, выявляя их скороспелость, расплывчатость, слабую аргументированность. Акмеизм как течение не имел достаточной теории: «самоценность явления», «борьба за этот мир» вряд ли представлялись достаточными аргументами для провозглашения нового литературного направления. «Символизм угасал» – в этом Гумилев не ошибся, но сформировать течение столь же мощное, как русский символизм, ему не удалось.
Вопросы религии, философии, которых акмеизм чуждался в теории (на их отсутствии пенял акмеистам А.Блок), получали напряженное звучание в творчестве Н.Гумилева, А.Ахматовой, О.Мандельштама. Акмеистический период у этих поэтов продолжался сравнительно недолго, после чего их поэзия уходила далеко в область духа, интуитивных откровений, таинственности. Это во многом позволило исследователям, в частности литературоведу Б.Эйхенбауму, рассматривать акмеизм как новую ступень развития символистской поэтики, отказывая ему в самостоятельности. Однако титанические вопросы духа, оказавшиеся в центре внимания символизма, специально не заострялись акмеистами. Акмеизм вернул в литературу «человека нормального роста», заговорил с читателем с соблюдением обычной интонации, лишенной экзальтации и сверхчеловеческой напряженности. Главное свершение акмеизма как литературного течения – изменения масштаба, очеловечивание уклонившейся в сторону гигантомании литературы рубежа веков. Выдающийся ученый С.Аверинцев остроумно назвал акмеизм «вызовом духу времени как духу утопии». Соразмерность человека миру, тонкая психологичность, разговорная интонация, поиск полновесного слова были предложены акмеистами в ответ на надмирность символистов. На смену стилистическим блужданиям символистов и футуристов пришла взыскательность к отдельному слову, «вериги трудных форм», на смену религиозно-философским исканиям – равновесие метафизики и «здешнего». Идее «искусства ради искусства» акмеисты предпочли трудное служение поэта в миру (наивысшим выражением такого служения стал человеческий и творческий путь А.Ахматовой).
Слабо обоснованный как литературное направление, акмеизм объединил исключительно одаренных поэтов – Н.Гумилева, А.Ахматову, О.Мандельштама, становление творческих индивидуальностей которых проходило в атмосфере «Цеха поэта», споров о «прекрасной ясности». История акмеизма может быть рассмотрена как своеобразный диалог между тремя выдающимися его представителями. Впоследствии акмеистическая поэтика сложно и неоднозначно преломилась в их творчестве.
В поэзии Н.Гумилева акмеизм реализуется в тяге к открытию новых миров, экзотическим образам и сюжетам. Путь поэта в лирике Гумилева – путь воина, конквистадора, первооткрывателя. Муза, вдохновляющая стихотворца – Муза Дальних Странствий. Обновление поэтической образности, уважение к «явлению как таковому» осуществлялось в творчестве Гумилева посредством путешествий к неведомым, но вполне реальным землям. Путешествия в стихах Н.Гумилева несли впечатления от конкретных экспедиций поэта в Африку и, в то же время, перекликались с символическими странствиями в «мирах иных». Заоблачным мирам символистов Гумилев противопоставил первооткрытые им для русской поэзии континенты.
Иной характер носил акмеизм А.Ахматовой, лишенный тяготения к экзотическим сюжетам и пестрой образности. Своеобразие творческой манеры Ахматовой как поэта акмеистического направления составляет запечатление одухотворенной предметности. Посредством поразительной точности вещного мира Ахматова отображает целый душевный строй. «В этом двустишии – вся женщина», – отзывалась об ахматовской Песне последней встречи М.Цветаева . В изящно обрисованных деталях Ахматова, по замечанию Мандельштама, давала «всю огромную сложность и психологическое богатство русского романа 19 века». На поэзию А. Ахматовой громадное воздействие оказало творчество Ин.Анненского , которого Ахматова считала «предвестьем, предзнаменованьем, того, что с нами позже совершилось». Вещественная плотность мира, психологический символизм, ассоциативность поэзии Анненского во многом были наследованы Ахматовой.
Здешний мир О.Мандельштама был отмечен ощущением смертной хрупкости перед безликой вечностью. Акмеизм Мандельштама – «сообщничество сущих в заговоре против пустоты и небытия». Преодоление пустоты и небытия совершается в культуре, в вечных созданьях искусства: стрела готической колокольни попрекает небо тем, что оно пусто. Среди акмеистов Мандельштама выделяло необыкновенно остро развитое чувство историзма. Вещь вписана в его поэзии в культурный контекст, в мир, согретый «тайным телеологическим теплом»: человек окружался не безличными предметами, а «утварью», все упомянутые предметы обретали библейский подтекст. Вместе с тем Мандельштаму претило злоупотребление сакральной лексикой, «инфляция священных слов» у символистов.
От акмеизма Гумилева, Ахматовой и Мандельштама существенно отличался адамизм С.Городецкого, М.Зенкевича, В.Нарбута, которые составили натуралистическое крыло движения. Несходство адамистов с триадой Гумилев – Ахматова – Мандельштам неоднократно отмечалось в критике. В 1913 Нарбут предлагал Зенкевичу основать самостоятельную группу или перейти «от Гумилева» к кубофутуристам. Полнее всего адамистическое мироощущение выразилось в творчестве С.Городецкого. Роман Городецкого Адам описывал жизнь героя и героини – «двух умных зверей» – в земном раю. Городецкий пытался восстановить в поэзии языческое, полуживотное мироощущение наших пращуров: многие его стихи имели форму заклинаний, причитаний, содержали всплески эмоциональной образности, извлеченные из далекого прошлого сцены быта. Наивный адамизм Городецкого, его попытки вернуть человека в косматые объятья природы не могли не вызывать иронии у искушенных и хорошо изучивших душу современника модернистов. Блок в предисловии к поэме Возмездие отмечал, что лозунгом Городецкого и адамистов «был человек, но какой-то уже другой человек, вовсе без человечности, какой-то первозданный Адам».
Другой адамист, М.Зенкевич, по меткому определению Вяч.Иванова, «пленился Материей и ей же ужаснулся». Диалоги человека с природой сменились в творчестве Зенкевича мрачными картинами настоящего, предчувствием невозможности восстановить утраченную гармонию, равновесие в отношениях человека и стихий.
Книга В.Нарбута Аллилуйя содержала вариации на тему стихов С.Городецкого, вошедших в сборник Ива . В отличие от Городецкого, Нарбут тяготел не к «сусальному быту», а к изображению неприглядных, подчас натуралистически-безобразных сторон действительности.
Акмеизм объединил несхожие творческие индивидуальности, различно проявился в «одухотворенной предметности» А.Ахматовой, «дальних странствиях» М.Гумилева, поэзии реминисценций О.Мандельштама, языческих диалогах с природой С.Городецкого, М.Зенкевича, В.Нарбута. Роль акмеизма – в стремлении удержать равновесие между символизмом, с одной стороны, и реализмом, с другой. В творчестве акмеистов – многочисленные точки соприкосновения с символистами и реалистами (в особенности с русским психологическим романом 19 века), но в целом представители акмеизма оказывались в «середине контраста», не соскальзывая в метафизику, но и не «причаливая к земле».
Акмеизм сильно повлиял на развитие русской поэзии в эмиграции, на «парижскую ноту»: из учеников Гумилева эмигрировали во Францию Г.Иванов , Г.Адамович, Н.Оцуп ,И.Одоевцева. Лучшие поэты русской эмиграции Г.Иванов и Г.Адамович развивали акмеистические принципы: сдержанность, приглушенность интонации, выразительный аскетизм, тонкая ирония. В Советской России манеру акмеистов (преимущественно Н.Гумилева) имитировали Ник.Тихонов ,И.Сельвинский , М.Светлов ,Э.Багрицкий . Значительное воздействие акмеизм оказал и на авторскую песню.
Татьяна Скрябина
«К земному источнику поэтических ценностей»
Лидия Гинзбург
В 1906 году Валерий Брюсов заявил, что «круг развития той литературной школы, которая известна под названием “новой поэзии”, можно считать замкнувшимся».
Из символизма выделилось новое литературное течение – акмеизм, – которое противопоставило себя первому, в пору его кризиса. Он отразил новые эстетические тенденции в искусстве «серебряного века», хотя полностью с символизмом не порывал. В начале своего творческого пути молодые поэты, будущие акмеисты, были близки символизму, посещали «ивановские среды» – литературные собрания на петербургской квартире Вячеслава Иванова, получившей название «башня». В «башне» Иванова велись занятия с молодыми поэтами, где они обучались стихосложению.
Возникновение нового течения относится к началу 1910-х годов. Оно получило три неидентичных названия: «акмеизм» (от греч. «акме» – цветение, вершина, высшая степень чего-либо, острие), «адамизм» (от имени первого человека Адама, мужественный, ясный, непосредственный взгляд на мир) и «кларизм» (прекрасная ясность). Каждое из них отражало особую грань устремлений поэтов данного круга.
Итак, акмеизм – это модернистское течение, декларировавшее конкретно-чувственное восприятие внешнего мира, возврат слову его изначального, не символического смысла.
Формирование платформы участников нового движения протекает сначала в «Обществе ревнителей художественного слова» («Поэтической академии»), а затем в созданном в 1911 году «Цехе поэтов», где художественную оппозицию возглавили Николай Гумилев и Сергей Городецкий.
«Цех поэтов» – это содружество стихотворцев, объединенных ощущением, что символизм уже прошел свой высший пик. Название это относило ко времени средневековых ремесленных объединений и показывало отношение участников «цеха» к поэзии как к чисто профессиональной сфере деятельности. «Цех » был школой профессионального мастерства. Костяк «Цеха » образовали молодые, только недавно начавшие печататься поэты. Среди них были те, чьи имена в последующие десятилетия составили славу русской литературы.
К наиболее видным представителям нового течения относились Николай Гумилев, Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Сергей Городецкий, Николай Клюев.
Собирались на квартире у одного из членов «Цеха». Расположившись по кругу, один за другим читали свои новые стихи, которые затем подробнейшим образом обсуждали. Обязанность вести собрание вменялась одному из синдиков – руководителей «Цеха».
Синдик обладал правом с помощью специального звонка прервать речь очередного оратора, если она носила слишком общий характер.
Среди участников «Цеха» почиталась «домашняя филология». Они внимательно изучали мировую поэзию. Не случайно в их собственных произведениях зачастую слышатся чужие строки, много скрытых цитат.
В ряду своих литературных учителей акмеисты выделяли Франсуа Вийона (с его жизнеприятием), Франсуа Рабле (с присущей ему «мудрой физиологичностью»), Вильяма Шекспира (с его даром проникновения во внутренний мир человека), Теофиля Готье (поборника «безупречных форм»). Следует прибавить сюда поэтов Баратынского, Тютчева и русскую классическую прозу. К числу непосредственных предшественников акмеизма надо отнести Иннокентия Анненского, Михаила Кузмина, и Валерия Брюсова.
Во второй половине 1912 года шесть наиболее активных участников «Цеха» – Гумилев, Городецкий, Ахматова, Мандельштам, Нарбут и Зенкевич – провели целый ряд поэтических вечеров, где заявили о своих претензиях вести русскую словесность в новом направлении.
Владимир Нарбут и Михаил Зенкевич в своих стихах не просто выступили в защиту «всего конкретного, действительного и жизненного» (как писал в одной из заметок Нарбут), но и шокировали читателя обилием натуралистических, порой весьма неаппетитных подробностей:
И мудр слизняк, в спираль согнутый,
Остры без век глаза гадюк,
И в круг серебряный замкнутый,
Как много тайн плетет паук!
М.Зенкевич. «Человек» 1909–1911
Подобно футуристам Зенкевич и Нарбут любили эпатировать читателя. Поэтому их часто называли «левыми акмеистами». Напротив, «справа» в списке акмеистов оказались имена Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама – двух поэтов, которых иногда записывали в «неоклассицисты», имея в виду их приверженность к строгому и четкому (как у русских классиков) построению стихотворений. И, наконец, «центр» в этой группе занимали два стихотворца старшего поколения – синдики «Цеха поэтов» Сергей Городецкий и Николай Гумилев (первый был близок к Нарбуту и Зенкевичу, второй – к Мандельштаму и Ахматовой).
Шесть этих поэтов не были абсолютными единомышленниками, но как бы воплощали идею равновесия между двумя крайними полюсами современной им поэзии – символизмом и натурализмом.
Программа акмеизма была провозглашена в таких его манифестах, как «Наследие символизма и акмеизм» Гумилева (1913), «Некоторые течения в современной русской поэзии» Городецкого, «Утро акмеизма» Мандельштама. В этих статьях целью поэзии объявлялось достижение равновесия. «Искусство есть состояние равновесия прежде всего», – писал Городецкий. Однако между чем и чем в первую очередь пытались удержать «живое равновесие» акмеисты? Между «земным» и «небесным», между бытом и бытием.
Протертый коврик под иконой
В прохладной комнате темно, –
писала Анна Ахматова в 1912 году.
Это не означает «возврат к материальному миру, предмету», а стремление уравновесить» в пределах одной строки примелькавшееся, бытовое («Протертый коврик») и высокое, Божественное («Протертый коврик под иконой»).
Акмеистов интересует реальный, а не потусторонний мир, красота жизни в ее конкретно-чувственных проявлениях. Туманности и намекам символизма было противопоставлено мажорное восприятие действительности, достоверность образа, четкость композиции. В чем-то поэзия акмеизма – возрождение «золотого века», времени Пушкина и Баратынского.
С.Городецкий в своей декларации «Некоторые течения в современной русской поэзии» выступал против «размытости» символизма, его установки на непознаваемость мира: «Борьба между акмеизмом и символизмом… есть прежде всего борьба за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время…», «мир бесповоротно принят акмеизмом, во всей совокупности красот и безобразий».
Образу поэта-пророка акмеисты противопоставили образ поэта-ремесленника, старательно и без лишнего пафоса соединяющего «земное» с «небесно-духовным».
И думал я: витийствовать не стану
Мы не пророки, даже не предтечи…
О.Мандельштам. Лютеранин, 1912
Органами нового течения стали журналы «Аполлон» (1909–1917), созданный писателем, поэтом и историком Сергеем Маковским и «Гиперборей», основанный в 1912 году и возглавленный Михаилом Лозинским.
Философской основой нового эстетического явления были прагматизм (философия действия) и идеи феноменологической школы (отстаивавшей «переживание предметности», «вопрошание вещей», «приятие мира»).
Едва ли не главной отличительной чертой «Цеха» стал вкус к изображению земной, обыденной жизни. Символисты порой жертвовали внешним миром ради мира внутреннего, сокровенного. «Цеховики» решительно сделали выбор в пользу тщательного и любовного описания реальных «степей, скал и вод».
Художественные принципы акмеизма закрепились в его поэтической практике:
1. Активное приятие многокрасочной и яркой земной жизни;
2. Реабилитация простого предметного мира, имеющего «Формы, вес и время»;
3. Отрицание запредельности и мистики;
4. Первобытно-звериный, мужественно-твердый взгляд на мир;
5. Установка на живописность образа;
6. Передача психологических состояний человека при внимании к телесному началу;
7. Выражение «тоски по мировой культуре»;
8. Внимание к конкретному смыслу слова;
9. Совершенство форм.
Судьба литературного акмеизма трагична. Ему пришлось утверждать себя в напряженной и неравной борьбе. Он не раз подвергался гонениям и шельмованию. Виднейшие его творцы были уничтожены (Нарбут, Мандельштам). Первая мировая война, октябрьские события 1917 года, расстрел в 1921 году Гумилева положили конец дальнейшему развитию акмеизма как литературного движения. Однако гуманистический смысл этого течения был значителен – возродить у человека жажду жизни, вернуть ощущение ее красоты.
Литература
Олег Лекманов. Акмеизм // Энциклопедии для детей «Аванта+». Том 9. Русская литература. Часть вторая. XX век. М., 1999
Н.Ю. Грякалова. Акмеизм. Мир, творчество, культура. // Русские поэты «Серебряного века». Том второй: Акмеисты. Ленинград: Издательство Ленинградского университета, 1991
30.03.2013 27475 0Урок
22
Акмеизм как литературное течение.
Истоки акмеизма
Цели : дать понятие об акмеизме как литературном течении; определить истоки русского акмеизма; определить роль русских поэтов Н. Гумилева, С. Городецкого, А. Ахматовой, О. Мандельштама и других в развитии русского акмеизма.
Ход урока
I. Проверка домашнего задания.
Вопросы для проверки домашнего задания:
1. Что отличает модернизм от реализма?
2. Каковы взгляды символистов на развитие русской литературы?
3. Как проявилось творчество В. Брюсова в группе символистов? (Ответы на основе лекции предыдущего урока и статьи «Символизм» на с. 22–23 в учебнике.)
II. Работа по теме урока. Лекция.
Акмеизм – еще одно литературное течение, которое возникло в начале 1910-х годов и генетически было связано с символизмом. Молодые поэты посещали в 1900-е годы «ивановские среды» – собрания на петербургской квартире Вяч. Иванова, получившей в их среде название «башня».
В недрах кружка в 1906–1907 годы постепенно сложилась группа поэтов, назвавшая себя «кружком молодых». Стимулом к их сближению была оппозиционность к символистской поэтической практике.
С одной стороны, «молодые» стремились научиться у старших коллег стихотворной технике, но с другой – хотели бы преодолеть утопизм символистских теорий.
В 1909 году участники «кружка молодых», в котором активностью выделялся С. Городецкий, попросили Вяч. Иванова, И. Анненского и М. Волошина прочитать для них курс лекций по стихосложению.
Так было основано «Общество ревнителей художественного слова», или, как стали называть его обучавшиеся стихосложению поэты, «Поэтическая академия».
В октябре 1911 года слушатели «Поэтической академии» основали новое литературное объединение – «Цех поэтов». Наименование кружка, образованное по образцу средневековых названий ремесленных объединений, указывало на отношение участников к поэзии как к чисто профессиональной сфере деятельности.
Руководителями «Цеха» стали уже не мэтры символизма, а поэты следующего поколения – Н. Гумилев и С. Городецкий.
В 1912 году на одном из заседаний «Цеха» его участники решили объявить о возникновении нового поэтического течения. Из разных предложенных поначалу названий прижилось несколько самонадеянное «акмеизм» (от греч. acme – высшая степень чего-либо, расцвет, вершина, острие). Из широкого круга участников «Цеха» выделилась более узкая и эстетически более сплоченная группа поэтов, которые стали именовать себя акмеистами. К ним относились Н. Гумилев, А. Ахматова, С. Городецкий, О. Мандельштам. Другие участники «Цеха» (среди них Г. Адамович, Г. Иванов и др.), не являясь правоверными акмеистами, составляли периферию течения.
Первой ласточкой эстетической реформы акмеизма принято считать статью Кузмина «О прекрасной ясности», напечатанную в 1910 году. Статья декларировала стилевые принципы «прекрасной ясности»: логичность художественного замысла, стройность композиции, четкость организации всех элементов художественной формы. Работа Кузмина призывала к большей нормативности творчества, реабилитировала эстетику разума и гармонии и тем самым противостояла крайностям символизма.
Необходимо отметить, что среди наиболее авторитетных учителей для акмеистов были и те, кто сыграл заметную роль и в символизме – И. Анненский, М. Кузмин, А. Блок. Значит, можно сказать, что акмеисты наследовали достижения символизма, нейтрализуя некоторые его крайности. В программной статье «Наследие символизма и акмеизм» Н. Гумилев называл символизм «достойным отцом», но подчеркивал при этом, что новое поколение выработало иной – «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь».
Акмеизм, по мысли Гумилева, есть попытка заново открыть ценность человеческой жизни, отказавшись от «нецеломудренного» стремления символистов познать непознаваемое: простой предметный мир значителен сам по себе.
Главное значение приобретает, по мысли теоретиков акмеизма, художественное освоение многообразного и яркого земного мира.
Поддерживая Гумилева, еще категоричнее высказался С. Городецкий: «Борьба между акмеизмом и символизмом... есть прежде всего борьба за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время...» Это положение программы акмеистов можно проиллюстрировать стихотворением С. Городецкого «Адам»:
Просторен мир и многозвучен,
И многоцветней радуг он,
И вот Адаму он поручен,
Изобретателю имен.
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных тайн, и ветхой мглы –
Вот первый подвиг. Подвиг новый –
Живой земле пропеть хвалы.
В основном «преодоление» символизма происходило не столько в сфере общих идей, сколько в области поэтической стилистики.
Новое течение принесло с собой не столько новизну мировоззрения, сколько новизну вкусовых ощущений: ценились такие элементы формы, как стилистическое равновесие, живописная четкость образов, точно вымеренная композиция, отточенность деталей.
В стихах акмеистов эстетизировались хрупкие грани вещей, утверждалась «домашняя» атмосфера любования «милыми мелочами».
Это, правда, не означало отказа от духовных поисков. Высшее место в иерархии акмеистских ценностей занимала культура. «Тоской по мировой культуре» назвал акмеизм О. Мандельштам.
Особым было отношение к категории памяти . Память – важнейший эстетический компонент в творчестве самых значительных художников этого течения – А. Ахматовой, Н. Гумилева и О. Мандельштама, именно акмеизм выступил за необходимость сохранения культурных ценностей.
Акмеизм опирался на разные культурные традиции. Объектами лирического осмысления в акмеизме часто становились мифологические сюжеты, образы и мотивы живописи, графики, архитектуры; активно использовались литературные цитаты.
Выдающимся увлечением акмеистов стала предметность: какая-либо экзотическая деталь могла использоваться в чисто живописной функции. Таковы яркие подробности африканской экзотики в ранних стихах Н. Гумилева.
Празднично украшенным, в игре цвета и света, является, например, «подобный цветным парусам корабля» жираф:
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Акмеисты выработали тонкие способы передачи внутреннего мира лирического героя. Часто состояние чувств не раскрывалось непосредственно, оно передавалось психологически значимым жестом, движением, перечислением вещей. Подобная манера «материализации» переживаний была характерна, например, для многих стихотворений А. Ахматовой.
Новое литературное течение, сплотившее больших русских поэтов, просуществовало недолго.
К началу Первой мировой войны рамки единой поэтической школы стали для них тесны, а индивидуальные творческие устремления выводили их за пределы акмеизма.
Так, Н. Гумилев эволюционировал в сторону религиозно-мистического поиска, что проявилось в его последнем сборнике «Огненный столп» (1921), в творчестве А. Ахматовой упрочилась ориентация на психологизм и нравственные поиски, поэзия О. Мандельштама была сосредоточена на философском осмыслении истории и отличалась повышенной ассоциативностью образного слова.
После начала войны утверждение высших духовных ценностей стало основой творчества бывших акмеистов.
В их произведениях настойчиво зазвучали мотивы совести, сомнения, душевной тревоги и даже самоосуждения.
III. Индивидуальное сообщение.
О жизни и творчестве Георгия Владимировича Иванова (по материалам учебника, с. 154–161).
IV. Работа с учебником.
Прочитайте статью «Акмеизм», с. 24–25. Запишите в тетрадь и прокомментируйте основные положения статей теоретиков акмеизма Гумилева («Наследие символизма и акмеизм») и Городецкого («Некоторые течения в современной русской поэзии»).
V. Итоги урока.
Домашнее задание:
Вопросы для домашней подготовки:
1. Что представляла собой акмеистическая группа?
2. Каковы взгляды Гумилева на это новое течение?
Название "акмеизм" произошло от греч. “акме”- остриё, вершина.
Теоретическая основа - статья Н. Гумилева «Наследие символизма и акмеизм». Акмеисты: Н. Гумилёв, А. Ахматова, С. Городецкий, М. Кузмин.
Акмеизм - модернистское течение, декларировавшее конкретно-чувственное восприятие внешнего мира, возврат слову его изначального, не символического смысла.
Собственно акмеистическое объединение было невелико и просуществовало около двух лет (1913-1914).
В начале своего творческого пути молодые поэты, будущие акмеисты, были близки к символизму, посещали “ивановские среды”- литературные собрания на петербургской квартире Вяч. Иванова, получившей название “башня”. В “башне” велись занятия с молодыми поэтами, где они обучались стихосложению. В октябре 1911 года слушатели этой “поэтической академии” основали новое литературное объединение “Цех поэтов”. “Цех” был школой профессионального мастерства, а руководителями его стали молодые поэты Н. Гумилёв и С. Городецкий. Они же в январе 1913 года в журнале “Аполлон” опубликовали декларации акмеистической группы.
Новое литературное течение, сплотившее больших русских поэтов, просуществовало не долго. Творческие поиски Гумилёва, Ахматовой, Мандельштама вышли за рамки акмеизма. Но гуманистический смысл этого течения был значителен - возродить у человека жажду жизни, вернуть ощущение её красоты. В него вошли также А. Ахматова, О. Мандельштам, М. Зенкевич, В. Нарбут и др.
Акмеистов интересует реальный, а не потусторонний мир, красота жизни в её конкретно - чувственных проявлениях. Туманности и намёкам символизма было противопоставлено мажорное восприятие действительности, достоверность образа, четкость композиции. В чем-то поэзия акмеизма - возрождение “золотого века”, времени Пушкина и Баратынского.
Высшей точкой в иерархии ценностей для них была культура, тождественная общечеловеческой памяти. Поэтому столь часты у акмеистов обращения к мифологическим сюжетам и образам. Если символисты в своем творчестве ориентировались на музыку, то акмеисты -- на пространственные искусства: архитектуру, скульптуру, живопись. Тяготение к трехмерному миру выразилось в увлечении акмеистов предметностью: красочная, порой экзотическая деталь могла использоваться с чисто живописной целью.
Эстетика акмеизма:
Мир надо воспринимать в его зримой конкретности, ценить его реалии, а не отрываться от земли;
Надо возродить любовь к своему телу, биологическому началу в человеке, ценить человека, природу;
Источник поэтических ценностей находится на земле, а не в ирреальном мире;
В поэзии должно быть слито воедино 4 начала:
1) традиции Шекспира в изображении внутреннего мира человека;
2) традиции Рабле в воспевании тела;
3) традиции Вийона в воспевании радостей жизни;
4) традиции Готье в воспевании силы искусства.
Основные принципы акмеизма:
Освобождение поэзии от символистских призывов к идеальному, возвращение ей ясности;
Отказ от мистической туманности, принятие земного мира в его многообразии, зримой конкретности, звучности, красочности;
Стремление придать слову определенное, точное значение;
Предметность и четкость образов, отточенность деталей;
Обращение к человеку, к «подлинности» его чувств;
Поэтизация мира первозданных эмоций, первобытно-биологического природного начала;
Перекличка с минувшими литературными эпохами, широчайшие эстетические ассоциации, «тоска по мировой культуре».
Отличительные черты акмеизма:
Гедонизм (наслаждение жизнью), адамизм (звериная сущность), кларизм (простота и ясность языка);
Лирический сюжет и изображение психологии переживания;
Разговорные элементы языка, диалоги, повествования.
В январе 1913г. появились в журнале «Аполлон» декларации организаторов акмеистической группы Н. Гумилёва и С. Городецкого. В неё вошли также Ахматова, О.Мандельштам, М.Зенкевич и др.
В статье «Наследие символизма и акмеизм» Гумилёв критиковал мистицизм символизма, его увлечение «областью неведомого». В отличие от предшественников вождь акмеистов провозгласил «самоценность каждого явления», иначе - значение «всех явлений-братьев». А новому течению дал два названия-истолкования: акмеизм и адамизм - «мужественно твёрдый и ясный взгляд на жизнь».
Гумилёв, однако, в той же статье утвердил необходимость для акмеистов «угадывать то, что будет следующий час для нас, для нашего дела, для всего мира». Следовательно, от прозрений неведомого он не отказывался. Как не отказал искусству в его «мировом значении облагородить людскую природу» о чём позже писал в другой работе. Преемственность между программами символистов и акмеистов была явной
Непосредственным предтёчей акмеистов стал Иннокентий Анненский. «Исток поэзии Гумилёва, - писала Ахматова, - не в стихах французских парнасцев, как это принято считать, а в Анненском. Я веду своё «начало» то стихов Анненского». Он владел удивительным, притягивающим акмеистов даром художественно преобразовать впечатления от несовершенной жизни.
Акмеисты отпочковались от символистов. Они отрицали мистические устремления символистов. Акмеисты провозглашали высокую самоценность земного, здешнего мира, его красок и форм, звали «возлюбить землю», как можно меньше говорить о вечности. Они хотели воспеть земной мир во всей его множественности и силе, во всей плотской, весомой определенности. Среди акмеистов - Гумилев, Ахматова, Мандельштам, Кузьмин, Городецкий.
В 1911 г. в Петербурге возник «Цех поэтов» - литературное объединение молодых авторов, близких к символизму, но искавших новые пути в литературе. Наименование «цех» отвечало их взгляду на поэзию как. на ремесло, требующее высокой техники стиха. Во главе «Цеха поэтов» (1911–1914) стояли Н. Гумилев и С. Городецкий, секретарем была А. Ахматова, в число членов входили Г. Адамович, Вас. Гиппиус, М. Зенкевич, Г. Иванов, О. Мандельштам, В. Нарбут и другие поэты. Возникновению «Цеха» предшествовало создание символистами «Академии стиха», на собраниях которой молодые поэты слушали выступления признанных мастеров и занимались анализом стихотворной ритмики.
Литературным органом «Цеха поэтов» стал тоненький «ежемесячник стихов и критики» под названием «Гиперборей» (СПб., 1912–1913), редактором-издателем которого был поэт М. Л. Лозинский. Журнал считал своей задачей продолжение «всех основных побед эпохи, известных под именем декадентства или модернизма», и таким образом оказался замкнутым в узком кругу сугубо эстетических вопросов. Большое значение для раскрытия творческой позиции новой литературной группы имел также художественно-литературный журнал «Аполлон» (СПб., 1909–1917), связанный вначале с символистами. В 1910 г. в нем появилась статья М. А. Кузьмина «О прекрасной ясности».
В отличие от символистов Кузмин исходил из мысли, что художнику необходимо прежде всего примириться с реальной жизнью - «искать и найти в себе мир с собою и с миром». Задачей литературы провозглашалась «прекрасная ясность», или «кларизм» (от латинского слова Clarus - ясный).
Где слог найду, чтоб описать прогулку,
Шабли во льду, поджаренную булку
И вишен спелых сладостный агат?
Эти часто цитируемые строки, которыми открывался цикл «Любовь этого лета», на фоне символистской поэзии прозвучали как прославление «веселой легкости бездумного житья». Они были новы и сниженной, «домашней», по выражению А. Блока, интонацией. Кузмин взирал на мир с легкой иронией. Жизнь представлялась ему театром, а искусство - своеобразным маскарадом. Это нашло отражение в том же сборнике в цикле «Ракеты». В открывающем его стихотворении «Маскарад» возникает зрелище изысканного праздника с масками персонажей из итальянской комедии дель арте. Здесь все условно, обманчиво, мимолетно и в то же время пленительно своим хрупким изяществом. В последнем стихотворении цикла - «Эпитафия» звучат лишенные трагедийной окраски слова о смерти юного друга, запомнившегося своим легким отношением к жизни («Кто был стройней в фигурах менуэта? Кто лучше знал цветных шелков подбор?»).
Спустя три года после публикации статьи Кузмина. «О прекрасной ясности» в том же «Аполлоне» (1913, № 1) появились две статьи, в которых была сформулирована программа нового литературного течения: «Наследие символизма и акмеизм» Н. Гумилева (в оглавлении журнала вместо слова «Наследие» стоит «Заветы») и «Некоторые течения в современной русской поэзии» С. Городецкого.
Преемственно связанные с символизмом («символизм был достойным отцом», - пишет Гумилев), акмеисты хотели заново открыть ценность человеческого существования, и если в представлении символистов мир предметных явлений был отблеском высшего бытия, то акмеисты принимали его как истинную реальность.
Новое течение, пришедшее на смену символизму, Гумилев предлагал назвать акмеизмом (от древнегреческого слова «акмэ», означающего цветущую силу, высшую степень, расцвет) или адамизмом, под которым подразумевался «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь». Подобно Кузмину, Гумилев потребовал от литературы принятия реальной действительности: «Всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нем более или менее вероятными догадками - вот принцип акмеизма».
О полном принятии реального мира писал и Городецкий: «Борьба между акмеизмом и символизмом, если это борьба, а не занятие покинутой крепости, есть, прежде всего, борьба за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время, за нашу планету Землю <…> После всяких „неприятий“ мир бесповоротно принят акмеизмом, во всей совокупности красот и безобразий». Гумилев писал: «Как адамисты, мы немного лесные звери»; Городецкий, в свою очередь, утверждал, что поэты, как и Адам, должны заново ощутить всю прелесть земного бытия. Эти положения были иллюстрированы стихотворением Городецкого «Адам», опубликованным в третьем номере «Аполлона» за тот же год (с. 32):
Просторен мир и многозвучен,
И многоцветней радуг он,
И вот Адаму он поручен,
Изобретателю имен.
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных тайн и ветхой мглы -
Вот первый подвиг. Подвиг новый -
Живой земле пропеть хвалы.
Призыв к поэтизации первозданных эмоций, стихийной силы первобытного человека нашел у ряда акмеистов, в том числе - у М. Зенкевича («Дикая Порфира», 1912), отражение в повышенном внимании к природно-биологическому началу в человеке. В предисловии к поэме «Возмездие» Блок иронически отметил, что человек у акмеистов лишен признаков гуманизма, это какой-то «первозданный Адам».
Поэты, выступавшие под знаменем акмеизма, были совсем не похожи друг на друга, тем не менее это течение обладало своими родовыми чертами.
Отвергая эстетику символизма и религиозно-мистические увлечения его представителей, акмеисты были лишены широкого восприятия окружающего их мира. Акмеистское видение жизни не затрагивало истинных страстей эпохи, истинных ее примет и конфликтов.
В 10-е гг. символизм «преодолевали» не только акмеисты, но в значительной мере и сами символисты, которые уже отказывались от крайностей и жизненной ограниченности своих предшествующих выступлений. Акмеисты как бы не заметили этого. Суженность проблематики, утверждение самоценности действительности, увлечение внешней стороной жизни, эстетизация фиксируемых явлений, столь характерные для поэзии акмеизма, ее отстраненность от современных общественных бурь позволяли современникам говорить, что акмеистический путь не может стать путем русской поэзии. И не случайно именно в эти годы М. Горький писал: «Русь нуждается в большом поэте <…> нужен поэт-демократ и романтик, ибо мы, Русь, - страна демократическая и молодая».
Восстав против туманностей «леса символов», поэзия акмеистов тяготела к воссозданию трехмерного мира, его предметности. Ее привлекал внешний, большей частью эстетизированный быт, «дух мелочей прелестных и воздушных» (М. Кузмин) или же подчеркнутый прозаизм житейских реалий. Таковы, например, бытовые зарисовки О. Мандельштама (1913):
В спокойных пригородах снег
Сгребают дворники лопатами,
Я с мужиками бородатыми
Иду, прохожий человек.
Мелькают женщины в платках,
И тявкают дворняжки шалые,
И самоваров розы алые
Горят в трактирах и домах.
Увлечение предметностью, предметной деталью было так велико, что даже мир душевных переживаний нередко образно воплощался в поэзии акмеистов в какой-нибудь вещи. Выброшенная на берег пустая морская раковина становится у Мандельштама метафорой душевной опустошенности («Раковина»). В стихотворении Гумилева «Я верил, я думал…» так же предметна метафора тоскующего сердца - фарфоровый колокольчик.
Увлеченное любование «мелочами», эстетизация их мешали поэтам увидеть мир больших чувств и реальных жизненных пропорций. Мир этот нередко выглядел у акмеистов игрушечным, аполитичным, вызывал впечатление искусственности и эфемерности человеческих страданий. Нарочитая предметность в известной мере оправдывала себя, когда акмеисты обращались к архитектурным и скульптурным памятникам прошлого или создавали беглые зарисовки картин жизни.
Опираясь на поэтический опыт символистов, акмеисты часто обращались к паузному и свободному стиху, к дольнику. Различие между стиховой практикой акмеистов и символистов проявлялось не столько в ритмике, сколько в ином отношении к слову в стихе. «Для акмеистов сознательный смысл слова, Логос, такая же прекрасная форма, как музыка для символистов», - утверждал Мандельштам в статье «Утро акмеизма», написанной в разгар литературных споров. Если у символистов смысл отдельного слова несколько приглушен и подчиняется общему музыкальному звучанию, то у акмеистов стих ближе к разговорному строю речи и подчинен в основном ее смыслу. В целом поэтическая интонация у акмеистов несколько приподнята и часто даже патетична. Но рядом с нею нередко звучат сниженные обороты обыденной речи вроде строки «Будьте так любезны, разменяйте» (стихотворение Мандельштама «Золотой»). Особенно часты и разнообразны такие переходы у Ахматовой. Именно ахматовский стих, обогащенный ритмом живого языка, оказался самым значительным вкладом акмеизма в культуру русской поэтической речи.
