Сорок уральских казаков из числа вышедших в апреле из Форта-Александровского погибли по пути в стычках с отрядами красных и местными, никому не подчинявшимися бандами. Те, кто выжил, 160 человек во главе с атаманом Толстовым 22 мая 1920 года перешли персидскую границу.
В Персии группу Толстова встретили хорошо. Губернатор приграничной области предоставил им ночлег и приют. Казаки, наконец-то, смогли немного отдохнуть после долгих мытарств, а также подлечиться, после чего под охраной их отправили в Тегеран.
Между тем в стране, в которой они получили убежище, царил такой же хаос, как и в России 1917 года и назревала своя безумная война. Здесь были и свои либералы, и кадеты, и коммунисты. Были дженгелийцы (люди леса) во главе с Кучук-ханом, которого поддерживала Советская Россия. Персидский шах Султан Ахмад из династии Каджаров страной фактически не правил, Персия была частично оккупирована Великобританией. А ещё в Персии была Персидская казачья бригада под командованием генерала Реза Пехлеви. Бригада была сформирована российскими военными инструкторами ещё в 80-х годах 19 века и являлась лейб-гвардией шаха. Она состояла из русских и персов и долго служила инструментом российского влияния в стране. Реза Пехлеви начинал рядовым Персидской казачьей бригады и дослужился до командующего. Опираясь на десятитысячную Персидскую казачью бригаду, Пехлеви стремился навести в стране порядок и установить жёсткую власть. В своих стремлениях он был схож с Корниловым. Русский генерал любил окружать себя азиатами, а азиат Пехлеви русскими. К Пехлеви стремились и находили убежище многие офицеры и солдаты разгромленных белых армий. К Пехлеви прибыла и группа Толстова. Последний поход последнего атамана Уральского казачьего войска закончился в Тегеране.
Глава 6. Персидские мотивы.
- Знаем, мы эту флотилию, о которой ты говоришь, - оживился Пехлеви. За неделю до того, как вы пришли в Персию, высадилась эта флотилия в Энзели, отбила корабли и ушла в Россию. Но большевистские отряды остались, командует ими какой-то Блюмкин. Блюмкин снюхался с нашим Кучук-ханом, вместе провозгласили Персидскую Советскую Социалистическую Республику…
- Вот, как! - воскликнул Толстов, прервав своего собеседника. И до вас Советы докатились?
- Докатились, - подтвердил Пехлеви. Кучук-хан теперь главный народный комиссар, а Блюмкин председатель Реввоенсовета, командует персидской Красной Армией. Говорят ещё, что поэт какой-то везде за ним следует, то ли Ясенин, то ли Исенин…
- Есенин. Есть такой поэт, - подтвердил Толстов. Короче, всё у вас как у нас, и Красная Армия, и комиссары.
- Но, мы будем с этим кончать, - твёрдо сказал Пехлеви. И очень скоро. И тебе атаман, я предлагаю присоединиться к нам, бить и ваших и наших комиссаров. Уральских казаков в моей бригаде много, да, и не только уральских, Старосельский мой заместитель, Кондратьев начальник штаба, фамилии тебе знакомые, всем этим людям я доверяю, как себе. И тебе Владимир Сергеевич хорошую должность подыщу. Что скажешь?
- Нет, Реза, - покачал головой Толстов. Благодарен я тебе по гроб жизни за то, что ты меня приютил, обогрел, век не забуду, но воевать я больше не могу. Отвоевался, слишком много смертей повидал, нет больше сил моих, прости меня великодушно. Позволь мне остаться в Персии мирным жителем. Конечно, если, кто из казаков изъявит желание тебе послужить, отговаривать не буду, наоборот, призову, но сам не пойду.
- Ну, что ж, - вздохнул Пехлеви. Жаль, очень жаль, но я тебя понимаю. Живи в Персии, занимайся, чем хочешь, никто тебя здесь не тронет. А тронет, будет иметь дело со мной.
***
- Дорогие мои казаки, - начал речь Толстов. Я был вашим атаманом почти 2 года, водил вас в бой с большевиками, прошли мы с вами вместе тяжёлый путь от Гурьева до Тегерана, и вот настал последний день моего атаманства. Наше святое Отечество, великая Россия погибла под ударами варваров. Видать сильно мы прогневали Господа Бога, что отвернулся он от нас. Но, я верю, настанет час, Россия опомнится и станет такой же великой, как и раньше. Отныне я перестаю быть вашим атаманом и вместе с другими поселяюсь на гостеприимной персидской земле. Вы выбрали продолжать службу в Персидской казачьей бригаде. Одобряю ваш выбор. И отныне у вас новый атаман, уважаемый господин Реза Пехлеви, - Толстов сделал жест в направлении Пехлеви. Он теперь ваш батька, служите ему и своему новому Отечеству, так же храбро, как служили вы великой России. Да, хранит вас Господь Бог!!!
***
В начале 1921 года генерал Реза Пехлеви, опираясь на Персидскую казачью бригаду, совершил государственный переворот и фактически взял власть в свои руки. В сентябре 1921 года с территории Персии были выведены части Красной Армии, а в ноябре под ударами казаков Пехлеви пала Персидская Советская Социалистическая Республика. Персидская казачья бригада Реза Пехлеви стала основой регулярной персидской армии созданной генералом. В 1925 году династия Каджаров была официально низложена, и Реза Пехлеви был провозглашён новым персидским шахом.
В 1979 году его сын Мохаммед Реза Пехлеви был свергнут в результате исламской революции, но это уже совсем другая история.
Толстов же до 1923 года жил в Персии, потом перебрался во Францию, а в 1942 году в Австралию, где и умер в 1956 году в возрасте 72 лет.
В конце 80-х годов по всей стране началось возрождение казачества, не возродилось только уральское казачество. Возрождать было нечего, на своей исторической родине уральских казаков больше нет. Единственная страна, где они сохранились как этнос это Узбекистан, на территории автономной Республики Каракалпакстан. Сюда уральских казаков сослали ещё в 1875 году за мятеж против царской власти. Они также восставали и против Советской власти, но всё же в этих местах безумная война затронула их не так сильно. Они живут компактно, исповедуют старообрядчество, говорят на особом диалекте, в паспортах все они записаны русскими, но сами продолжают называть себя: Уральские казаки.
Казаки были одним из важнейших рычагов политического и военного влияния царской России в Иране, официальное название которого до 1935 года было Персия. Персидская казачья бригада под руководством русских офицеров появилась в стране в 1879 году в период правления Насреддин-шаха Каджара. Вплоть до окончания военно-политического господства Российской империи в Иране данное подразделение считалось важнейшей организованной боевой силой шахской армии. На протяжении всего времени существования бригады ее высшее руководство осуществлялось русским офицерством.
Контекст
Казаки идут на Берлин
Радио Свобода 28.05.2015Русские и казаки непримиримы
Frankfurter Rundschau 08.05.2015Там, где всем заправляют казаки
Der Spiegel 17.12.2014 Члены командования Персидской казачьей бригады, которые назначались непосредственно из Петербурга, руководствовались в своих действиях не столько распоряжениями иранского правительства, сколько указами российских властей. Несмотря на это, все расходы на содержание подразделения компенсировались за счет шахской казны, хотя сами члены иранского правительства не могли устанавливать его размер и определять, на какие нужды тратятся выделяемые средства.Таким образом, как пишет в своей книге «Краткий очерк Конституционной революции в Иране» историк Рахим Намвар (Rahim Namvar), «персидская казачья бригада представляла собой вооруженные силы, созданные по образцу российской армии, и фактически находились под ее командованием, подчиняясь распоряжениям находящегося в России казачьего командования. Бюджет данного военного подразделения напрямую поступал его командованию через русский Учетно-Ссудный банк за счет средств иранского правительства, однако оно само казаков не контролировало».
В своих мемуарах известный в Иране путешественник и участник Конституционной революции Мохаммад Али Сайях Махалати (Mohammad Ali Sayah Mahalati) сообщает, что еще в 1905 году численность Казачьего корпуса в Персии составляла порядка одной тысячи человек, и он был самым эффективным воинским подразделением страны.
Однако несмотря на то, что казаков обеспечивали за счет шахского правительства, они находились под влиянием русского посольства. Жалование, содержание и прочие расходы выплачивались за счет таможенных сборов на северных рубежах Персии, поступавших в Учетно-Ссудный банк. Его руководство, согласно распоряжениям русского посла в Тегеране, производило все необходимые выплаты, даже не информируя об этом персидские власти. Как пишет в своей монографии «Персия в борьбе за независимость» советский историк Михаил Павлович, «жалование и провизия офицеров и рядовых Персидской казачьей бригады зависели от российского правительства. В политических вопросах ее командующий, которого назначали и присылали из Петербурга, действовал с учетом позиции русского посла в Тегеране. Свое жалование командующий получал из Учетно-Ссудного банка, а все необходимые распоряжения — из российской дипломатической миссии. Одним словом, он был непосредственным агентом царского правительства».
В период Конституционной революции в Иране именно силы Персидской казачьей бригады подвергли обстрелу в 1908 году национальный парламент первого созыва. Кстати, сам Учетно-Ссудный банк, материально поддерживавший казаков, в основном привлекал их для обеспечения сохранности своих денежных средств и безопасности персонала.
Помимо того, что под охраной Персидской казачьей бригады находились отделения этого банка в Тегеране и других областях страны, в ее обязанности входило сопровождение разъезжающих по стране представителей руководства банка и контроль за транспортировкой его денежной наличности и прочих грузов. Основная часть исследователей того периода склонна считать, что данное формирование сыграло негативную роль в политической жизни Ирана тех лет. В частности, приводится информация о том, что именно Учетно-Ссудный банк, выплачивающий средства на содержание Персидской казачьей бригады, и определял ее цели, отстаивая между тем военно-политические интересы Российской империи.
В своих мемуарах генеральный консул Германии в Тебризе Вильгельм Литен (Wilhelm Liten), работавший в Иране еще до начала Первой мировой войны, подробно описал Персидскую казачью бригаду, отметив ту роль, которую сыграл Учетно-Ссудный банк в укреплении данного военного формирования. По его сведениям, Персидская казачья бригада была основана еще в 1879 году, когда ее возглавил полковник Алексей Домонтович. В 1882 году командование перешло к полковнику Петру Чарковскому, в 1885 его сменил полковник Александр Кузьмин-Караваев, а в 1890 году на эту должность назначили полковника Константина Шнеура. Затем в 1896 году руководство бригадой было поручено полковнику Владимиру Косоговскому, уже в 1903 году его место занял полковник Владимир Ляхов, а в 1907 году новым командиром был назначен полковник князь Николай Вадбольский.
По словам Литена, Казачья бригада была персидским военным подразделением, которым командовали русские офицеры и которое подчинялось высшему командованию российской армии. Ежегодно на его содержание тратилось 342 тысячи туманов (что составляло по тогдашнему курсу почти 1,2 миллиона марок), однако в 1913 году эта сумма была увеличена до 900 тысяч туманов (3,5 миллионов марок). Эти средства выплачивались непосредственно Учетно-Ссудным банком Ирана за счет поступлений от таможенных сборов на севере шахства.
Бюджет этого формирования составлял его командующий, который при этом не предоставлял никаких счетов ни шахскому правительству, ни казначейству. Численность бригады составляла 1 600 человек, но в 1913 году ее подразделения были основаны и в других иранских городах — Тебризе, Реште и Хамадане, поэтому количество личного состава было увеличено. Первоначально предпринимались усилия для того, чтобы использовать казаков в качестве жандармов на дорогах в северной части Персии, однако из-за несогласия полковника Вадбольского этот план не удалось реализовать.
По сути, Персидская казачья бригада была придворным воинским формированием, которое использовали для парадов и в качестве гвардии, охраняющей лично шаха и русских посланников. Однако с самого начала ее существования в 1879 году ни один русский офицер не погиб при исполнении долга и даже не получил ранения. Для сравнения приведем такой факт. Шведские офицеры, которые в 1911 году организовали в Иране службу жандармерии, только за 1914 год потеряли убитыми при исполнении служебных обязанностей шесть человек. Должность командующего Персидской казачьей бригадой была для ее обладателя весьма прибыльной, однако подчиненные офицеры относились к нему без особого почтения.
После поражения царизма в России Персидская казачья бригада вместе с другими русскими подразделениями присягнула на верность Великобритании.
Подходя к концу, следует сказать, что казаки сыграли важнейшую роль в государственном перевороте 1921 года. Как и в 1908 году, когда под командованием полковника Ляхова члены Персидской казачьей бригады расстреляли иранский парламент, спустя 13 лет, приняв участие в очередном политическом перевороте, они нанесли еще более сокрушительный удар по завоеваниям Конституционной революции.
Бригада, в 1916 году переформированная в дивизию, просуществовала до 1920-го года. За это время у подразделения сменилось более 10 командиров – но неизменно все они были русскими офицерами и каждый из них привносил в соединение что-то новое.
Так, при сменившем Домонтовича полковнике Петре Чарковском в составе соединения была создана артиллерийская полубатарея. А по инициативе третьего командира – полковника Александра Кузьмина-Караваева – в бригаде появился русский фельдшер, который стал первым военным врачом персидской армии.
Позднее в подразделении появились также учебная пехотная команда, пулемётная команда и даже кадетский корпус. Однако перед этим бригаде пришлось пережить упадок. После смены Кузьмина-Караваева в 1890 году качество подготовки казаков снизилось, подразделению попросту не уделялось должное внимание и, главное, финансирование. В результате при номинальной численности соединения в тысячу человек реально в штате находилось всего несколько сотен бойцов. Дело дошло даже до того, что шах всерьёз раздумывал над тем, чтобы передать командование бригадой англичанам – его остановило лишь нежелание портить отношения с Российской империей.
Выкарабкаться из кризиса персидским казакам смог помочь только полковник Владимир Косоговский, который принял командование в 1894 году. Ему удалось добиться увеличения бригадного бюджета, вернуть русским инструкторам расположение шаха и пресечь практику передачи офицерских званий по наследству. Командир также получил разрешение на восстановление третьего полка и формирование полной батареи.
Но самое главное – именно Косоговский выдвинул идею сформировать на основе казачьей бригады новую персидскую армию. В жизнь её воплотят уже его последователи.
«Очень быстро корпус вновь превратился в лучшую и престижную персидскую часть. При его помощи были распущены многие военные формирования, находившиеся на службе у местных властей», - пишет Олег Пауллер.
Для контроля за порядком с 1910-го по 1914-й в составе подразделения появился десяток территориальных отрядов, отвечающих за определённые районы страны. К их созданию власти подтолкнули, в том числе события, развернувшиеся в Персии во второй половине первого десятилетия XX века. Шесть лет страна будет охвачена революциями и волнениями, с которыми шейху придётся бороться в том числе силой. При этом найдётся применение и казачьей бригаде – например, именно она отметится обстрелом меджлиса в 1908 году.
История подразделения подойдёт к концу аккурат вместе с историей Российской империи. После революций 1917 года дела ближневосточные для нового руководства отошли на второй план и наличие «своего» соединения в Персии потеряет значение. Уже с 1918 года финансировать дивизию начали англичане, а русских офицеров в ней заменили местные, персидские. Окончательно подразделение будет расформировано в 1920-м году. Тем не менее, даже за короткую 40-летнию историю бригада оставила свой неизгладимый след, положив начало формированию современной иранской армии.
Персидская казачья бригада (далее – ПКБ; официальное название – Казачья его величества шаха бригада) – уникальное воинское соединение персидской армии, существовавшее под руководством русских инструкторов с момента формирования первого полка в 1879 г. до 1920 г. (в 1916 г. была переформирована в дивизию). Её создание было инициировано российским посланником в Тегеране И.А. Зиновьевым. Оно находилось в тесной связи с завоеванием русскими Ахал-теке и борьбой с Великобританией по этому поводу, а также за влияние при шахском дворе [Хидоятов Г.А., 1969, с. 348–423]. Несмотря на имеющиеся публикации [Гоков О.А., 2003; Гоков О.А., 2008; Красняк О.А.; Красняк О.А., 2007; Тер-Оганов Н.К, 2010; Тер-Оганов Н.К, 2012; Rabi U., Ter-Oganov N., 2009], некоторые фрагменты её истории требуют болем детальной проработки. Одним из них является период с 1882 по 1885 гг., когда командиром ПКБ, или Заведующим обучением персидской кавалерии (далее – Заведующий), как официально именовалась его должность, был Петр Владимирович Чарковский. До сих пор наиболее целостно его деятельность в Иране была изложена в исследовании Н.К. Тер-Оганова [Тер-Оганов Н.К., 2012, с. 62–67]. Но внутренние проблемы и реальное состояние ПКБ освещены им скудно. В нашей статье мы попытаемся дать возможно полный анализ деятельности П.В. Чарковского и положення бригады в рассматриваемый период.
Первым Заведующим был подполковник (затем – полковник) Генерального штаба (далее – ГШ) Алексей Иванович Домонтович, пробывший в Персии с 1879 до 1882 гг. и пришедшийся по душе шаху Насреддину [Красняк О.А., 2007, с. 72–78; Тер-Оганов Н.К., 2012, с. 52–62]. В 1882 г., по окончании контракта, А.И. Домонтович, не смотря на просьбы шаха, не был оставлен на занимаемой должности. Причиной этому послужил конфликт с посланником [Косоговский В.А., 1923, с. 392]. По распоряжению военного министра, с марта 1882 г. кавказское начальство было озабочено поиском новой кандидатуры на должность Заведующего. По инициативе начальника штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанта ГШ П.П. Павлова, одобренной назначенным в начале 1882 г. главноначальствующим на Кавказе и командующим войсками Кавказского военного округа генералом от кавалерии А.М. Дондуков-Корсаковым, вместо А.И. Домонтовича было решено командировать состоявшего по Кубанскому казачьему войску полковника ГШ П.В. Чарковского.
Новый Заведующий происходил из петербургских дворян. Он родился 15 апреля 1845 г., окончил Павловский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую академию ГШ. В службу вступил 29 сентября 1861 г. Служил в лейб-гвардии конно-артиллерийской бригаде. В чине капитана участвовал в русско-турецкой войне 1877–1878 гг. За первый год войны был награждён орденами Владимира 4-й степени с мечами и бантом, святого Станислава 2-й степени и святой Анны 2-й степени с мечами. После окончания ускоренного курса Академии ГШ был выпущен в ГШ. В марте 1878 г. был переименован в подполковники ГШ, а уже в августе за отличия произведён в полковники. В 1879 г. за кампанию был награждён золотым оружием. С марта 1878 г. по январь 1879 г. П.В. Чарковский был командиром дивизиона конно-артиллерийском бригады и занимал должность начальника штаба 1-й Кавказской казачьей дивизии. С января 1879 г. и по октябрь 1882 г. числился только начальником штаба [Глиноецкий Н.П., 1882, с. 174; Список генералам по старшинству, 1891, с. 840; Список генералам по старшинству, 1896, с. 659]. Одновременно он являлся активным участником военной разведки на Кавказе. Будучи на указанной должности, П.В. Чарковский был назначен на пост секретаря трапезундского консульства [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 19] . В Военном министерстве ни у начальника Главного штаба, ни у главы ведомства кандидатура не вызвала возражений, о чём было сообщено посланнику в Тегеране [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 8–9].
5 июня 1882 г. император Александр ІІІ разрешил назначить полковника ГШ П.В. Чарковского на должность Заведующего обучением персидской кавалерии [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 19–20] . Об этом было проинформировано Министерство иностранных дел. Поскольку шах настаивал на скорейшем прибытии нового Заведующего [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 16], назначенный 28 марта 1882 г. министром иностранных дел Н.К. Гирс телеграфировал поверенному в делах в Тегеране (И.А. Зиновьев находился в России в отпуске), срочно приступить к переговорам о возобновлении «на прежнем основании контракта для нашего инструктора» [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 27]. 16 июля российский поверенный в делах в Тегеране К.М. Аргиропуло подписал с шахским правительством новый контракт на три года [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 52–53] .
Условия контракта в основном повторяли текст соглашения 1879 г. [Красняк О.А. , 2007, с. 79; РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 52, 57–59; Тер-Оганов Н.К., 2012, с. 63–64; Browne E.G., 1910, р. 228–232]. Он был написан на французском и персидском языках и состоял из одиннадцати статей. В первой из них указывалось, что П.В. Чарковский, назначается кавказским начальством на место А.И. Домонтовича на три года в качестве военного инструктора персидских «казаков». В его обязанность вменялась подготовка и строевое обучение кавалерийских частей, определённых персидским Военным министерством, по российскому образцу. Второй статьёй было оговорено, что в помощь полковнику кавказской администрацией назначаются 3 офицера и 5 урядников. Указывалось, что имена членов военной миссии полковник должен сообщить посланнику в Тегеране, а тот – иранскому правительству. Третья статья была посвящена вопросам материально-финансового обеспечения. Заведующий должен был получать 2 400 туманов (24 000 французских франков) в год, выплачиваемых ежеквартально, и ежедневный фураж для пяти лошадей. Обер-офицерам было оставлено жалование, как и при А.И. Домонтовиче, т. е. каждому около 5 000 туманов (12 000 французских франков). Содержание урядников составляло по 20 туманов в месяц или 240 туманов в год на человека. Пятой статьёй фиксировалось, что деньги эти должны выплачиваться, начиная со дня подписания настоящего соглашения. В шестой статье указывалось, что 400 туманов (4 006 франков) – аванс за два месяца – должны быть выданы полковнику в день подписания контракта. По четвёртой статье инструкторы должны были получить от персидского правительства для оплаты своего путешествия 100, 75 и 24 полуимпериалов соответственно. Согласно статье десятой по окончании контракта персидское правительство обязалось заплатить офицерам те же суммы командировочных расходов для возвращения в Россию. При этом право на них сохранялось членами военной миссии, если «соглашение будет отменено по желанию персидского правительства до окончания указанного срока». Седьмая статья гласила, что по всем вопросам, связанным со службой, полковник должен действовать в соответствие с указаниями персидского Военного министерства, которому он подчинён. Это же министерство было обязано выплачивать ему зарплату. Восьмым пунктом иранское правительство обязывалось компенсировать П.В. Чарковскому все дорожные расходы, сделанные полковником по его приказу. Девятая статья фиксировала, что полковник не может отменять или изменять положения контракта, не может покинуть службу персидскому правительству до окончания трёхлетнего срока. Исключение составляла болезнь, из-за которой П.В. Чарковский не был бы в состоянии выполнять свои обязанности. Полковнику разрешался отпуск на срок, не превышающий трёх месяцев, «если его здоровье или частные дела в нём нуждаются». Но в этом случае генштабист не имел права на получение каких-либо выплат (в том числе и зарплаты) от тегеранского правительства. Аналогичные условия были зафиксированы и относительно других членов военной миссии. Согласно последней одиннадцатой статье, инструкторы с момента получения суммы на дорожные расходы через русскую дипломатическую Миссию в течение двух с половиной месяцев должны были прибыть в Тегеран.
Одновременно происходил процесс зачисления полковника на новую должность. Как отмечалось, с 1879 г. он был секретарём трапезундского консульства, являясь негласным военным агентом. По традиции, перед назначением на этот пост, П.В. Чарковский был уволен с военной службы с сохранением штатной должности, но без содержания, права на производство в следующий чин и пр., и причислен к Министерству иностранных дел с переименованием в чин коллежского советника . Поэтому при командировании его в Персию необходима была обратная процедура. Это требовало согласований между Военным министерством и Министерством иностранных дел. Они были закончены в начале июля. Высочайшим приказом от 16 июля П.В. Чарковский был возвращён на военную службу и переименован в полковника ГШ [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 43] . А 18 июля П.П. Павлову было дано указание за подписью начальника Главного штаба Н.Н. Обручева вызвать П.В. Чарковского из Трапезунда в Тифлис. По прибытии полковник получил восьмидневный отпуск [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 45–46]. Его поездка в Иран задерживалась, поскольку в Тифлисе ожидали одного из новых инструкторов – командированного Главным штабом хорунжего Денисова [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 46–47]. Наконец, в августе члены миссии выехали в Тегеран. Вместе со сменой Заведующего произошла и смена российских инструкторов. Есаул Е.А. Маковкин был оставлен кавказским начальством на второй срок. Кроме него офицерами были назначены Кубанского казачьего войска есаул Меняев и хорунжий Денисов [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 53]. Что касается урядников, то часть их была заменена, а часть осталась на второй срок [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 27].
Новый командир явно не имел той инициативности в политических делах, что его предшественник, но хорошо знал своё дело и старался так же его исполнять. За время своего командования ПКБ П.В. Чарковский довёл количество человек в бригаде до 900 за счёт включения в неё 300 мухаджиров. Мухаджирами именовали выходцев из Закавказья (Эриванской и Бакинской областей), покинувших его после подписания Туркманчайского мирного договора 1828 г. и осевших в Персии [Колюбакин, 1883, с. 61–62; Мамонтов Н.П, 1909, с. 91]. А.И. Домонтовичу были выделены 400 человек из иррегулярной кавалерии мухаджир, отличавшихся крайне слабой дисциплиной [Косоговский В.А., 1923, с. 391]. В.А. Косоговский писал, что «при Чарковском удалось убедить остальных 300 тегеранских мухаджиров , которые при первоначальном формировании бригады не пожелали стать казаками и сели в бест , поступить в бригаду на тех же условиях, на каких были приняты первые четыреста, то есть с сохранением своего родового или наследственного содержания» [Косоговский В.А., 1923, с. 392]. Вслед за В.А. Косоговским современные исследователи также утверждают, что та часть мухаджиров, которая не соглашалась на службу в бригаде, стараниями П.В. Чарковского была зачислена в состав бригады на тех же условиях, что и их соотечественники [Красняк О.А., 2007, с. 79; Тер-Оганов Н.К., 2012, с. 64].
Однако нам представляется, что зачисление это произошло не только по настоянию полковника, но по желанию самих мухаджиров и шаха. Первоначально мухаджиры негативно отнеслись к попыткам зачислить их в ПКБ при её образовании. Их начальник откровенно вредил А.И. Домонтовичу, не желая терять своего положения. Однако со временем ситуация изменилась. Главным в этом изменении стало финансовое обеспечение и статус, которых добился для бригады её первый командир. В условиях, когда денежное содержание мухаджиров год от года ухудшалось, стабильное положение находившихся в ПКБ их соплеменников не могло не привлекать. В то же время, включение оставшихся мухаджиров в ряды ПКБ была решена на время задача, поставленная полковником ГШ А.И. Домонтовичем. В 1880 г. он писал И.А. Зиновьеву о том, что положение мухаджиров, которые не были введены в состав бригады, действует разлагающе на их одноплеменников-«казаков» [Красняк О.А., 2007, с. 132–133]. В частности, первый Заведующий обращал внимание, что, не неся никакой службы, они проживают в Тегеране и пользуются своим содержанием. «Такого рода факты, – писал он, – весьма неблагоприятно действуют на «казаков», несущих довольно трудную службу, заставляя их всеми силами уклоняться от неё» [Красняк О.А., 2007, с. 132–133].
В 1883 г. П.В. Чарковский из мухаджиров разного пола и возраста сформировал третий полк и эскадрон «Кадам», т. е. ветеранов (в данном случае – стариков), причём женщин и детей зачислил пенсионерами, которые продолжали получать в виде пенсий наследственное жалование мухаджиров. Кроме того, полковник преобразовал гвардейский полуэскадрон в эскадрон и сформировал хор музыкантов [Косоговский В.А., 1923, с. 393]. В октябре того же года в подарок от российского императора Александра ІІІ ПКБ было доставлено 4 орудия образца 1877 г. и 532 заряда к ним [Кублицкий, 1884]. На базе этих пушек в 1884 г. П.В. Чарковский сформировал при ПКБ конную батарею [Тер-Оганов Н.К., 2012, с. 65]. Думается, указанные изменения были также связаны с внешнеполитическими планами России на Среднем Востоке. В 1881–1885 гг. происходило покорение империей туркменских земель, на которые отчасти претендовала и Персия. Продвижение России вызвало ответную реакцию англичан, стремившихся создать антироссийский блок на Среднем Востоке [Давлетов Дж., Ильясов А., 1972; Присоединение Туркмении к России, 1960, с. 549–797]. Поэтому поддержание мирных отношений с Ираном, привлечение расположения шаха к России, были одними из важнейших задач русской дипломатии. А П.В. Чарковский и ПКБ выступали в роли элементов внешнеполитического влияния.
Структура бригады стала выглядеть следующим образом. Во главе её стоял полковник русского Генерального штаба – Заведующий обучением персидской кавалерии; русские офицеры и урядники считались его помощниками – наибами. Составляли ПКБ три полка: два из мухаджир, один – из добровольцев. «При сформировании, по штату в каждом полку полагалось по четыре эскадрона, а в третьем – только кадры для четырёх эскадронов» [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 481, л. 5]. Численность полков бригады по спискам составляла 800 человек . «В 1-м и 2-м полку по 300 человек, в третьем около 150 и в батарее около 50», – писал Мисль-Рустем [Мисль-Рустем, 1897, c. 146]. Помимо них существовали гвардейский эскадрон, эскадрон «Кадам» и музыкантский хор. Во главе каждого полка стоял иранский генерал в звании сарханга (полковника) или сартипа (генерала). Он, однако, обычно находился в подчинении у младшего по званию русского офицера-инструктора. Эти русские офицеры и были фактическими командирами полков. В каждом полку в распоряжении российского офицера находилось по одному уряднику, с чьей помощью он обучал полк [Мисль-Рустем, 1897, c. 148]. «Они в большом почёте у персидских офицеров, – писал автор, скрывавшийся под псевдонимом Мисль-Рустем, – которые здороваются с ними за руку и во всём их слушаются. Это происходит от того, что русские урядники гораздо больше образованы и умеют важнее себя держать с нижними чинами» [Мисль-Рустем, 1897, c. 148]. Полк или фоудж делился на 4 эскадрона (сотни), которыми командовали иранские штабс-офицеры. По сообщению наблюдавшего ПКБ Мисль-Рустема, последние «стараются набрать в свои эскадроны как можно больше людей из своих «нукеров», т.е. слуг, или крестьян своих деревень и родственных селений. С такими нукерами им лучше, больше получается наживы да и легче с ними управляться» [Мисль-Рустем, 1897, c. 148]. Каждый эскадрон делился на 4 десте (взвода). В каждом полку имелось знамя с персидским гербом. Их хранили либо на квартире полковника, либо в дежурной комнате.
В распоряжении бригады находились казармы, конюшни, кладовые для фуража. Были также небольшие мастерские (в которых сами же «казаки» производили ремонт оружия и снаряжения), цейхгаузы, кузница и лазарет. Всё это располагалось в центральной части Тегерана. Офицеры ПКБ, в том числе и Заведующий, жили в домах, расположенных напротив казарм [Мисль-Рустем, 1897, c. 142–146]. Что до «казаков», то те, кто не находился в отпусках, жили частью в казармах, частью в различных частях Тегерана на квартирах [РГВИА, ф. 401, оп., 5, д. 515, л. 204]. П.В. Чарковский стремился к обустройству вверенного ему подразделения по образцу европейских армий. Его усилиями внешний вид помещений (особенно лазарета, кухни и казарм) поддерживался в чистоте и порядке. В 1883 г. по приказанию полковника была сделана дежурная комната [Мисль-Рустем, 1897, c. 143].
Внешний вид «казаков» был максимально приближен к таковому у российских. Они носили форму кавказских казаков. Первый полк был одет в обмундирование Кубанского казачьего войска с красными бешметами и верхами у папах. Второй полк носил форму Терского казачьего войска с голубыми бешметами и верхами папах. Третий отличался зелёными бешметами и верхами папах. На погонах «казаков» были вышиты «инициалы» полка, к которому он принадлежали. Обмундирование батарейцев копировало таковое у русских «кубанцев». Гвардейский эскадрон был экипирован в форму российского Лейб-гвардии казачьего полка. В торжественных случаях его солдаты и офицеры носили красные мундиры, а в быту – синие, обшитые галунами, и черкески. Вооружение состояло из кавказских кинжала и шашки, а также винтовки системы «Бердан № 2». Последние, правда, выдавались на руки только на время учений [Мисль-Рустем, 1897, c. 141]. Нужно заметить, что за внешним видом «казаков» русские инструкторы следили, начиная от создания части. Объяснялось это психологическим воздействием, которое оказывали ладно и эффектно обмундированные кавалеристы не только на шаха, его окружение, да и жителей Ирана вообще (повышая, таким образом, статус России в их глазах), но и на сторонних наблюдателей-иностранцев [Медведик И.С., 2009, с. 120].
Изначально состав ПКБ формировался исключительно из кавалеристов. «Желающие поступить в бригаду приводили с собой лошадь с седловкой», – писал Мисль-Рустем [Мисль-Рустем, 1897, c. 141]. Д. Н. Кёрзон сообщал, что «нижние чины должны иметь своих лошадей, но на содержание их в порядке и на замену новыми в случае потери или порчи, каждому человеку отпускается ежегодно 100 кранов сверх положеного» [Кюрзон Г., 1893, c. 134]. Реально же казна экономила на этих «отпусках». Лошадиный состав состоял из жеребцов. Только в гвардейском эскадроне они были определённого цвета – серого. В ПКБ имелись казённые лошади. Их использовали для внутренних нужд бригады, на них ездил отряд музыкантов, перевозилась батарея [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 481, л. 6].
ПКБ обучали по сокращенным русским военным уставам, которые были переведены на персидский язык. Занятия происходили на учебном плацу Мейдан-е Мешк, находившемся возле казарм бригады. Сначала обучали каждого «казака» в отдельности, затем проводили эскадронное, полковое и общебригадное учения. Кроме того, отрабатывали езду и джигитовку.
Определённое представление о подготовке бригады даёт свидетельство российского офицера А.М. Алиханова-Аварского. Он побывал в Персии в середине 1883 г. и наблюдал гвардейский эскадрон ПКБ, составлявший личную охрану Насреддин-шаха. «Через несколько минут мимо нас прошёл повзводно, с музыкой во главе, превосходно одетый в красные черкески, конвойный эскадрон шаха, – описывал А.М. Алиханов-Аварский впечатления от смотра войск, сопровождавших Насреддин-шаха в его поездке в Буджнурт. – Это была точная до последних деталей копия с нашего петербургского конвоя (речь идёт о Лейб-гвардии Казачьем Его Величества полке, казаки которого составляли конвой российского императора – О.Г.); даже офицеры были в русских эполетах» [Алиханов-Аварский М., 1898, c. 157]. «Насколько можно судить по одному прохождению, – отмечал российский наблюдатель, – подражание, кажется, удалось на этот раз не по одной только внешности … эскадрон произвёл на нас (офицеров, наблюдавших за смотром – О.Г.) такое впечатление, что, казалось, он может, без всякого преувеличения, с достоинством войти в среду любой европейской армии» [Алиханов-Аварский М., 1898, c. 157–158].
При П.В. Чарковском ПКБ получила и первое боевое крещение . В 1882 г. 100 «казаков» были «в числе прочих войск» командированы персидским правительством в Астрабадскую область «для обуздания туркмен». Затем в 1884 г. было послано 300, а в 1885 г. – 100 человек [РГВИА, Ф. 401, оп. 5, д. 61, Л. 20]. К сожалению, о подробностях экспедиций известно только то, что среди «казаков» были убитые и утрачено 28 винтовок [РГВИА, Ф. 401, оп. 5, д. 61, Л. 20]. О последней экспедиции против туркмен-йомудов в сборнике российского Военного министерства сообщалось следующее: «В 1885 г. был снаряжён экспедиционный отряд на реку Атрек для усмирения туркмен-йомудов. При выступлении он состоял из 1 600 человек пехоты, 200 казаков и 200 человек иррегулярной конницы, всего 2 000 человек. На Атрек прибыло 600 человек, остальные дезертировали по пути» [Сборник новейших сведений о вооружённых силах европейских и азиатских государств, 1894, с.804].
Однако внешний лоск не мог прикрыть внутреннего разложения. В ПКБ всё больше проникала система отношений, характерная для персидских вооружённых сил и общества в целом. Главной проблемой оставалась финансовая. П.В. Чарковский вынужден был прибегать к широким мерам экономии, т. к. большое количество денег уходило на содержание пенсионеров. К тому же система финансирования бригады требовала от Заведующего умения решать экономические вопросы так, чтобы избежать бунтов в ПКБ и сохранить при этом её внешний вид. Последний для Насреддин-шаха имел больше значения, чем реальная боеспособность.
По прежнему оставалось актуальным замечание А.И. Домонтовича о «неаккуратной выдаче на содержание бригады денег», которая «препятствует правильному ведению дела» [Красняк О.А., 2007, с. 133]. В персидской армии существовала сложная система выдачи сумм на содержание отдельных воинских частей [Вревский А.Б., 1868, с.29; Франкини, 1883, с. 27–28]. Поскольку ПКБ являлась частью иранских вооружённых сил, то она также подчинялась общепринятым нормам. Вся система финансирования была «завязана» на военном министре, распределявшем военный бюджет страны. И в случае с ПКБ именно он был важнейшей препоной, поскольку удерживал часть средств бригады в свою пользу. Следует также отметить, что существенной причиной финансовых неурядиц ПКБ было и то, что изначально не было согласовано и подписано никаких долгосрочных документов, определявших бюджетные ассигнования, их расходование и отчётность. Фактически всё осуществлялось на основе договорённостей российской Миссии с шахом и военным министром каждый раз при назначении нового Заведующего. В результате, П.В. Чарковский постоянно сталкивался с несвоевременной выдачей ему денег на содержание ПКБ [РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. 57, л. 4]. К тому же деньги выплачивались бригаде только начиная несколько месяцев спустя после начала года [РГВИА, ф. 446, д. 46, л. 90]. Бюджет на 1882–1883 год составлял 66 536 туманов [Тер-Оганов Н.К., 2010, с. 77] и тенденции к увеличению не имел. Мисль-Рустем так описывал финансовую сторону жизни бригады. «Полковнику отпускается на бригаду известная сумма, по утверждённому шахом бюджету … но всех денег ему не выдадут: удержав немало в пользу военного министерства, да ещё «сараф» – сборщик податей – взыщет проценты, так как чеки выдаются на получение денег преждесрочные. Затем полковники должны иногда подносить, как и настоящие персы, военному министру и даже шаху подарки … Ведь эти подарки стоят тоже немало, что должно вызывать экономию, в виду которой в бригаде налицо, особенно летом, половина людей в отпуску, между тем числятся все» [Мисль-Рустем, 1897, c. 150]. К тому же «жалование третьего полка выдавалось помимо русского полковника и выплачивалось крайне неаккуратно» [РГВИА, ф. 446, д. 46, л. 90].
Следствием экономии средств было снижение качества подготовки людей бригады. Экономить приходилось практически на всём. Так, указанный автор, наблюдавший ПКБ около 6 лет, сообщал, что П.В. Чарковский «одевал на лето людей в рубахи, а черкески прятал в цейхгаузы, с одной стороны, по случаю жары, а с другой – для экономии черкесок» [Мисль-Рустем, 1897, c. 151]. Происходит постепенный отход от принципов хозяйствования, заложенных А.И. Домонтовичем. Показателем этого стал случай, когда П.В. Чарковский решил не давать порционные деньги на руки, чтобы те не были израсходованы не по назначению. «Но это удалось ему не надолго, – сообщал Мисль-Рустем. – появился ропот, и пищу перестали варить». «Дело в том, – пояснял он, – что на полученные порционы персидский «казак» умудряется кормить всю свою семью, а из котла это сделать немыслимо» [Мисль-Рустем, 1897, c. 145]. Таким образом, идея первого Заведующего о том, что довольствие людей пищей не должно отдаваться на руки каждому всаднику отступила перед реалиями персидской жизни. Итогом финансовых проблем стало то, что ко времени окончания контракта полковник не сумел вовремя предоставить «отчётность о расходовании сумм». Российский посланник охарактеризовал это как «недоразумение» [РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. 57, л. 5]. А заключалось оно в том, что военный министр Камран-мирза удержал часть выплат в размере 6 000 туманов в свою пользу [Косоговский В.А., 1923, с.393]. Тем не менее, с каждым новым Заведующим «недоразумение» это разрасталось и в итоге чуть не привело к ликвидации ПКБ.
При П.В. Чарковском получает распространение такое общеперсидское явление, как перевод части личного состава бригады «в отпуска». Продолжая числиться в ПКБ, солдаты отпускались по домам на заработки. Это позволяло экономить их жалование (в отпуске полагалось выделять на солдата половинное содержание), но и вызывало нарекания на полковника в стремлении обогатиться за счёт «казаков» [Мисль-Рустем, 1897, c. 151–152]. Однако, как нам представляется, эти нарекания были вызваны деятельностью следующего Заведующего. Финансовые проблемы привели к тому, что при отъезде из Персии в 1885 г. П.В. Чарковский не смог своевременно предоставить отчётность о расходовании сумм [РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. 57, л. 5]. Впрочем, история ПКБ свидетельствует, что этот факт не может быть использован как безоговорочное доказательство финансовой нечистоплотности Заведующего. Проблемы со сдачей финансового отчёта посланнику возникали у каждого из командиров бригады в ХІХ в. В случае П.В. Чарковского фактов и сведений для выяснения всех причин финансовых неурядиц, к сожалению, не хватает.
Внешне структура и деятельность ПКБ выглядели вполне респектабельно. Однако сложно полностью согласиться с мнением А. Ржевусского (сделанным, к слову, в начале ХХ в.), которое приводят исследователи, о том, что «Персидская казачья бригада … занимала в иранских вооружённых силах особое положение и уже к этому времени представляла собой хорошо организованную воинскую часть» [Красняк О.А., 2007, с. 80; Тер-Оганов Н.К., 2012, с. 65]. Действительно, по персидским меркам ПКБ была элитным подразделением с хорошей организацией и финансированием. В то же время внешние показатели не должны затенять внутренние процессы. Как констатировалось в «Докладе по вопросам, касающимся современного положения Персидской казачьей бригады», составленном в октябре 1907 г., на первых порах своего существования ПКБ являлась «обыкновенной, лишь лучше обученной» частью иранской армии [Рыбачёнок И.С., 2012, с. 452] . Так, несмотря на относительно регулярное обучение казаков (три раза в неделю, каждое не более двух часов [Кублицкий, 1884, с. 71]), главное, чему обучали ПКБ – джигитовке и дефиле, или церемониальному маршу [Алиханов-Аварский М., 1898, с. 223]. «Все люди, стоящие во главе армии, – пояснял один из наблюдавших ПКБ в 1883 г. офицеров, – включая сюда и военного министра Наиба ос-Солтане, не имеют никакого понятия о военном деле и считают верхом совершенства, если часть приблизительно ровно пройдёт церемониальным маршем» [Кублицкий, 1884, с. 71]. «Бригада ходит церемониалом чудесно», – отмечал Мисль-Рустем [Мисль-Рустем, 1897, c. 149]. Крайне отрицательную характеристику ПКБ дал побывавший в 1883 г. в Хорасане российский офицер А.М. Алиханов-Аварский. Численность её не всегда достигает даже 750 человек , сообщал он. «Этот в сущности милиционный конный полк (Так в тексте – О.Г.) совершенно произвольно назван бригадой, а тем более – казачьей, ибо, помимо костюма кавказских горцев, часть эта не имеет ничего общего с казаками» [Алиханов-Аварский М., 1898, с. 222]. Обучение бригады, с точки зрения европейского военного, находилось далеко не в лучшем состоянии. Внутренней причиной этого, скорее всего, было не нежелание полковника, а отсутствие средств. П.В. Чарковский заботился о ПКБ, но вынужден был приспосабливаться к существующим условиям. Так, «за 6 лет, что я пробыл в Персии, – писал анонимный корреспондент, – в бригаде не было ни одного учения стрельбы боевыми патронами» [Мисль-Рустем, 1897, c. 149]. «Зачем попусту тратить дорого стоящие патроны?! – приводил высказывание военного министра, третьего сына Насреддин-шаха, Камран-мирзы Наиба ос-Салтане А.М. Алиханов-Аварский. – … Ведь в военное время придётся стрелять не в птиц, даже не в одиночных людей, а в массы, по которым и мальчишки наши не дадут промаха!» [Алиханов-Аварский М., 1898, с. 212–213]. Экономить патроны приходилось, так как пополнить их убыль было нечем. «Мне достоверно известно, – сообщал Кублицкий, – что в настоящее время в казачьей бригаде весь боевой комплект патронов на 600 винтовок Бердана ограничивается двумя с половиной тысячами, т. е. всего по четыре патрона на ружьё» [Кублицкий, 1884, с. 69]. В то же время, и расходовали их не всегда рационально, и не по вине Заведующего. Так, из-за плохого качества местного пороха, патроны от русских ружей использовали для холостой стрельбы по приказу военного министра на шахских манёврах тегеранского гарнизона [Кублицкий, 1884, с. 68]. То же касалось и артиллерии. «За 1883 по 1898 г., – сообщал в 1898 г. посланнику новый командир ПКБ В.А. Косоговский, – Персидская казачья батарея за невозможностью пополнения выпускаемых снарядов, не производила почти вовсе стрельбы боевыми снарядами, лишь время от времени выпуская несколько гранат на потеху шаха. Следствием этого является то, что, будучи хорошо обучены в строевом отношении и действию при орудиях, офицеры и прислуга в сущности не имеют понятия о стрельбе боевыми снарядами» [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 61, л. 38].
Привилегированным положение ПКБ также было лишь отчасти. Заключалось оно в том, что обучали «казаков» русские инструкторы, находилась бригада под патронажем российской дипмиссии и жалование в ней платили регулярно в сравнении с другими частями персидской армии. В остальном же ПКБ являлась составной частью иранских вооружённых сил, на которую распространялось большинство их правил и недостатков. Бригада являлась также частью тегеранского гарнизона. Вопреки расхожему убеждению [Калугин С., 2003, с. 364; Рыбачёнок И.С., 2012, с. 451; Сергеев Е.Ю., 2012, с. 175; Стрелянов (Калабухов) П.Н., 2007, с. 215; Шишов А.В., 2012, с. 20], бригада не была ни личным конвоем, ни гвардией шаха. Конвойные функции исполняли только «казаки» из гвардейского эскадрона, сопровождавшие шаха в поездках по стране. При Насреддин-шахе «гвардией» и личными частями, охранявшими персидского правителя, были гулямы [Красняк О.А., 2007, с. 57; Франкини, 1883, с. 20–21].
Как уже отмечалось, в распоряжении бригады находились казармы, конюшни, кладовые для фуража и другие хозяйственные и жилые помещения. Однако наблюдавший их изнутри Мисль-Рустем сообщал, что часть имеющегося была отделана на показ приезжающим высшим лицам, а основные постройки не обновлялись и постепенно приходили в упадок [Мисль-Рустем, 1897, c. 142–146] .
Ещё одним негативным явлением, которое «захлестнуло» ПКБ, был переизбыток офицеров. Дело в том, что в чинопроизводстве командир бригады не был самостоятелен и не мог его регулировать. Будучи частью персидских вооружённых сил, ПКБ подпадала и под их практику формирования командного корпуса. «На качество офицеров здесь также не обращено внимания, – писал М.А. Алиханов-Аварский. – их производит не только военный министр за плату, но и сам командир бригады без особого разбора» [Алиханов-Аварский М., 1898, с. 233]. Помимо этого, в офицеры за подношения производил и сам шах. В персидской армии существовало неписанное правило, согласно которому все чины от наиба (подпоручика) до султана (капитана) жаловались командиром фоуджа, от султана до сартипа (генерала) – военным министром, а в сартипом становились лишь по повелению шаха [Сборник новейших сведений о вооружённых силах европейских и азиатских государств, 1894, с. 797]. Полковник мог производить в чины самостоятельно до султана, не доводя до сведения персидского правителя . Требовалось только утверждение военного министра. Однако М.А. Алиханов-Аварский был не совсем прав, критикуя командира бригады. В России начальники отдельных частей имели право представления к производству в штаб-офицеры и награждению [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 61, л. 121]. Этого же добивались и первые Заведующие – контроля над чинопроизводством. Командиры ПКБ были поставлены в такое положение, что вынуждены были мириться с назначениями «извне». Со стороны же, несведущему человеку, особенно привыкшему к строгой системе производства в офицерские чины в европейских армиях, казалось, что Заведующий неразборчив в выборе. Но, с другой стороны, при господствовавших в вооружённых силах и администрации Персии порядках, чинопроизводство становилось доходной статьёй для производящего. Сложно сказать, насколько первые два полковника пользовались своим положением для улучшения собственных финансовых дел. Относительно П.В. Чарковского прямых сведений такого рода нет. Возможно, он взял на вооружение практику предшественника относительно производства в офицеры незнатных «казаков», так как также вынужден был бороться с привилегированным положением бывших жителей Южного Кавказа. С другой стороны, можно допустить, что полковник производил в офицеры и мухаджиров, чтобы заручиться их лояльностью. Считавшие себя потомками знатных мухаджиров, «находили службу в нижних чинах бригады для себя унизительною» [Косоговский В.А., 1923, с. 393]. Та же ситуация складывалась, если командирами над родовитыми мухаджирами назначали неродовитых. Поэтому Заведующий вынужден был лавировать, чтобы избегать внутрибригадных конфликтов. Что касается продажи чинов, то Мисль-Рустем распространял свои соображения о финансовой нечистоплотности командиров бригады на трёх первых полковников в общем [Мисль-Рустем, 1897, c. 150], и основаны они были во многом на слухах и неправильно понятых действиях.
Из косвенных сведений видно, что П.В. Чарковский пользовался среди подчинённых большим авторитетом [Мисль-Рустем, 1897, c. 145–146]. Не вызывает сомнения и его компетентность: он много сделал для обустройства ПКБ, разработал «Руководство по обучению казачьей конной артиллерии», переведённое на фарси и изданное в Тегеране в 1885 г. [Тер-Оганов Н.К., 2012, c. 65]. Иностранные наблюдатели отмечали, что «влияние командированных русских офицеров продолжает оставаться заметным» [Вооружённые силы Персии по Löbel Jahresbericht, 1888, c. 129]. Со стороны бригада действительно производила впечатление. Английский врач Уильс писал: «Три года тому назад (Русский перевод был издан в 1887 г. – О.Г.) шах имел три казачьих полка, получавших правильное жалование, при которых состояли инструкторами европейцы. Мне не приходилось видеть более красивого состава солдат и лошадей» [Уильс, 1887, с. 179]. Внешний эффект деятельность русских инструкторов имела. Мнение Уильса разделяли многие наблюдатели, а с их слов, – и обыватели в указанных странах. Эти опасения чётко проявились и в политических кругах Великобритании [Медведик И.С., 2009, с. 117; Ротштейн Ф.А., 1960, с. 221]. Тем не менее, российское правительство в рассматриваемый период не было заинтересовано в создании в Персии организованной вооружённой силы [Всеподданнейший отчёт генерал-лейтенанта Куропаткина…, 1902, с. 60]. В этом контексте интересен вопрос, который до сих пор остаётся открытым – отношение полковника к Миссии.
Н.К. Тер-Оганов утверждает, что между П.В. Чарковским и А.А. Мельниковым в 1885 г. произошёл конфликт. Причиной его, как и в случае с А.И. Домонтовичем, было стремление командира ПКБ добиться статуса военного агента и большей независимости от русского дипломатического представителя [Тер-Оганов Н.К., 2012, с. 109]. К сожалению, автор не приводит ни ссылок на документы, ни подробностей конфликта. Известные нам источники не позволяют с уверенностью утверждать о наличии резких противоречий между представителями империи Романовых в Тегеране. Поэтому, если таковые и имели место, то они ждут своего исследователя. Тем не менее, вопрос этот важен для лучшего понимания истории ПКБ и требует небольшого пояснения.
А.И. Домонтович выдвигал, по словам посланника, те же требования, что и П.В. Чарковский, по словам Н.К. Тер-Оганова. И нужно заметить, что с точки зрения положения Заведующего и лично своего первый командир ПКБ имел основание это делать. Дело в том, что вплоть до начала 1890-х гг. письменно были определены только обязанности Заведующего, но не его права . «Выехав из России по распоряжению Кавказского начальства с урядниками, я здесь очутился в положении антрепренёра, – писал А.И. Домонтович. – Урядники зависят в решении денежного вопроса, офицеры получают оговоренное содержание от персидского правительства, а я даже не имею никакого указания от начальства, в каком отношении они должны стоять ко мне. Власть полкового командира со всеми его действительными правами, едва ли достаточна при таких обстоятельствах. Здесь, в среде мусульманского, фанатического, ни в чем не ценящего свою жизнь народа, мы поставлены с требованием различных стеснительных и не всегда понимаемых ими правил. Малейшая оплошность, замедление офицеров в исполнении моих указаний может принести зло» [Красняк О.А., 2007, с. 130]. 5 декабря 1892 г. очередной Заведующий – полковник ГШ Н.Я. Шнеур – получил шахский дестихат (собственноручное повеление), устанавливавший новые правила управления бригадой. По этому поводу он писал своему начальству: «это первая попытка установить кое-какой порядок в бригаде и письменно определить права Заведующего обучением персидской кавалерии, так как до сих пор всё делалось по установившемуся обычаю» [РГВИА, ф. 446, д. 46, л. 89]. А.И. Домонтович, возглавляя ПКБ, формально числился штаб-офицером для поручений штаба Кавказского военного округа, находящимся в командировке. В случае с П.В. Чарковским этот недостаток, видимо, учли – он получил официальное назначение командиром ПКБ. Тем не менее, это было паллиативное решение. Формально он оставался лишь одним из многих командиров воинских частей, пусть и находившемся в несколько привилегированном положении. В Иране, где должность и статус имели большое значение, это мешало, снижая авторитет Заведующего как среди высших сановников, так и среди мухаджиров бригады, особенно знатных. Военный агент (атташе) являлся официальным представителем Военного министерства России за рубежом. Он был включён в дипломатический корпус, пользовался соответствующими привилегиями и в политических вопросах подчинялся посланнику [РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. «О военных агентах и лицах, занимающих их должности»]. Ничего этого, за исключением зависимости от главы дипкорпуса, ни первый, ни второй Заведующие не имели. Командиры бригады одновременно являлись тайными военными агентами, то есть должны были доставлять в штаб Кавказского военного округа сведения разведывательного характера. Статус военного атташе способствовал бы большей активности полковников в указанном направлении. А так загруженность бригадными делами не позволяла им полноценно выполнять функции по военной разведке.
К тому же полковники находились в щекотливом положении. Формально, согласно контракту, они должны были подчиняться военному министру (а неформально – шаху). Как представители России, они обязаны были согласовывать все свои действия с главой Миссии. А, как тайные военные агенты, командиры ПКБ зависели от командования Кавказского военного округа (хотя эта зависимость была меньше, нежели две первые). В результате, Заведующие оказывались как бы тройном перекрывающем подчинении. Главной проблемой в данном положении было то, как следовало себя вести в случае конфликта интересов шахской российской сторон. Невыполнение пожеланий персидского правителя или военного министра влекло за собой ухудшение отношения с их стороны к заведующему и ПКБ. В свою очередь, игнорирование или неполное выполнение инструкций российской Миссии могло спровоцировать конфликт с ней и отзыв из Тегерана. Исходя из вышеизложенного, нет ничего удивительного, если П.В. Чарковский действительно обращался к посланнику и кавказскому начальству с просьбами усилить своё положение. Тем не менее, фактов, доказывающих это, пока не известно. Судя же по внешним признакам, П.В. Чарковский, видимо, не стремился играть самостоятельную роль, как А.И. Домонтович, и старался исполнять указания русской миссии.
В июне, в связи с окончание контракта, В.П. Чарковский отправился в Россию [Косоговский В.А., 1923, с. 393]. До прибытия нового Заведующего исполнять его обязанности было поручено есаулу Е.А. Маковкину. Вместе с полковником из Персии убыло 2 офицера и 1 урядник из состава миссии. Остальные решили продолжить службу в ПКБ.
Таким образом, за время командования П.В. Чарковским ПКБ приобрела классический вид, который формально не изменялся вплоть до конца ХІХ в. . Внешне это была хорошо организованная, обмундированная и обученная воинская часть. Однако внутренние проблемы, проявившиеся в бригаде с момента её появления, приобретают в рассматриваемый период более выраженные черты. Они оставались вне внимания сторонних наблюдателей, но постепенно стали оказывать всё большее влияние на внутренний климат ПКБ и её положение. После смены А.И. Домонтовича и перехода И.А. Зиновьева на пост директора Азиатского департамента Министерства иностранных дел возобладала точка зрения на ПКБ как на политический (отчасти даже рекламный) проект. Главными целями его было недопущение в иранскую армию английских инструкторов и удовлетворение русскими руками потребности шаха иметь хорошо обученную воинскую часть. Результатом этого стал акцент в подготовке бригады на внешнее обучение, когда боеспособность и внутренняя целостность приносились в жертву показному эффекту. В дальнейшем это сыграло негативную роль, поставив в первой половине 1890-х гг. ПКБ на грань ликвидации. ">
">">">">">">">">">">">">">">">">">">">">">">">">">">">">">">
