Царская охранка: как работала спецслужба Российской империи . Деятельность военной разведки и контрразведки в российской империи

Охранное отделение появилось в России в 1860-х годах, когда страну захлестнула волна политического террора. Постепенно царская охранка превратилась в тайную организацию, сотрудники которой, помимо борьбы с революционерами, решали свои частные задачи.

Специальная агентура

Одну из важнейших ролей в царской охранке играла так называемая специальная агентура, незаметная работа которой позволяла полиции создать эффективную систему слежки и профилактики оппозиционных движений. В их число входили филеры - «агенты наружного наблюдения» и стукачи - «вспомогательные агенты».

Накануне Первой мировой войны насчитывалось 70 500 стукачей и около 1000 филеров. Известно, что ежедневно в обеих столицах на службу выходило от 50 до 100 агентов наружного наблюдения.

На место филера был довольно строгий отбор. Кандидат должен был быть «честным, трезвым, смелым, ловким, развитым, сообразительным, выносливым, терпеливым, настойчивым, осторожным». Брали обычно молодых людей не старше 30 лет с неприметной внешностью.

Стукачей нанимали большей частью из среды швейцаров, дворников, конторщиков, паспортистов. Вспомогательные агенты обязаны были доносить о всех подозрительных личностях работавшему с ними участковому надзирателю. В отличие от филеров стукачи не были штатными сотрудниками, а поэтому постоянного жалования не получали. Обычно за сведения, которые при проверке оказывались «основательными и полезными», им выдавалось вознаграждение от 1 до 15 рублей. Иногда с ними расплачивались вещами. Так, генерал-майор Александр Спиридович вспоминал, как купил одному из осведомителей новые калоши. «И проваливал же он потом своих сотоварищей, проваливал с каким-то остервенением. Вот что наделали калоши», - писал офицер.

Перлюстраторы

Были в сыскной полиции люди, выполнявшие довольно неблаговидную работу - чтение личной переписки, называемую перлюстрацией. Эту традицию еще до создания охранного отделения ввел барон Александр Бенкендорф , называя ее «делом весьма полезным». Особенно активным чтение личной переписки стало после убийства Александра II.

«Черные кабинеты», созданные еще при Екатерине II, работали во многих городах России - Москве, Санкт-Петербурге, Киеве, Одессе, Харькове, Тифлисе. Конспирация была такова, что сотрудники этих кабинетов не знали о существовании контор в других городах. Некоторые из «черных кабинетов» имели свою специфику. Согласно газете «Русское слово» за апрель 1917 года, если в Санкт-Петербурге специализировались на перлюстрации писем сановников, то в Киеве изучали корреспонденцию видных эмигрантов - Горького, Плеханова, Савинкова.

По данным за 1913 год было вскрыто 372 тыс. писем и сделано 35 тыс. выписок. Такая производительность труда поражает, учитывая, что штат перлюстраторов составлял всего 50 человек, к которым присоединялись 30 почтовых работников. Это была довольно продолжительная и трудоемкая работа. Иногда письма приходилось расшифровывать, копировать, подвергать действию кислот или щелочей, чтобы выявить скрытый текст. И только затем подозрительные письма переправлялись розыскным органам.

Свои среди чужих

Для более эффективной работы охранного отделения Департамент полиции создал разветвленную сеть «внутренней агентуры», внедряющейся в различные партии и организации и осуществляющей контроль над их деятельностью. Согласно инструкции по вербовке секретных агентов предпочтение отдавалось «подозревавшимся или уже привлекавшимся к политическим делам, слабохарактерным революционерам, разочаровавшимся или обиженным партией». Оплата секретных агентов варьировалась от 5 до 500 рублей в месяц в зависимости от статуса и приносимой пользы. Охранка поощряла продвижение своих агентов по партийной лестнице и даже помогала им в этом деле арестом членов партии, стоящих рангом выше.

С большой осторожностью в полиции относились к тем, кто добровольно изъявлял желание послужить охране государственного порядка, так как в их среде оказывалось много случайных людей. Как показывает циркуляр Департамента полиции, в течение 1912 года охранка отказалась от услуг 70 человек «как не заслуживающих доверия». К примеру, завербованный охранкой ссыльный поселенец Фельдман на вопрос о причине дачи недостоверной информации ответил, что находился без всяких средств к существованию и пошел на лжесвидетельство ради вознаграждения.

Провокаторы

Деятельность завербованных агентов не ограничивалась шпионажем и передачей сведений полиции, они нередко провоцировали действия, за которые можно было бы арестовать членов нелегальной организации. Агенты сообщали о месте и времени акции, и подготовленной полиции уже не составляло труда задержать подозреваемых. По мнению создателя ЦРУ Аллена Даллеса, именно русские подняли провокацию до уровня искусства. По его словам, «это было главное средство, с помощью которого царская охранка нападала на след революционеров и инакомыслящих». Изощренность русских агентов-провокаторов Даллес сравнивал с персонажами Достоевского.

Главным российским провокатором называют Евно Азефа - одновременно агента полиции и руководителя партии эсеров . Его не без оснований считают организатором убийств Великого князя Сергея Александровича и министра внутренних дел Плеве. Азеф был самым высокооплачиваемым секретным агентом в империи, получая 1000 руб. в месяц.

Весьма успешным провокатором стал «соратник» Ленина Роман Малиновский . Агент охранки регулярно помогал полиции выявлять местонахождение подпольных типографий, сообщал о тайных собраниях и конспиративных встречах, но Ленин все не желал верить в предательство товарища. В конце концов, при содействии полиции Малиновский добился своего избрания в Государственную Думу , причем как член большевистской фракции.

Странное бездействие

С деятельностью тайной полиции были связаны события, которые оставили о себе двусмысленное суждение. Одним из них стало убийство премьер-министра Петра Столыпина . 1 сентября 1911 года в Киевском оперном театре анархист и секретный осведомитель охранки Дмитрий Богров без всяких помех двумя выстрелами в упор смертельно ранил Столыпина. Причем в этот момент рядом не было ни Николая II , ни членов царской семьи, которые по плану мероприятий должны были находиться с министром. По факту убийства к следствию были привлечены глава Дворцовой охраны Александр Спиридович и начальник киевского охранного отделения Николай Кулябко. Однако, по поручению Николая II следствие было неожиданно прекращено. Некоторые исследователи, в частности Владимир Жухрай, считают, что Спиридович и Кулябко были напрямую причастны к убийству Столыпина. На это указывает немало фактов. Прежде всего, подозрительно легко опытные сотрудники охранки поверили в легенду Богрова о неком эсере, собирающемся убить Столыпина, и более того, позволили ему с оружием попасть в здание театра для мнимого разоблачения предполагаемого убийцы.

Жухрай утверждает, что Спиридович и Кулябко не только знали о том, что Богров собирается стрелять в Столыпина, но и всячески этому содействовали. Столыпин, видимо, догадывался, что против него зреет заговор. Незадолго до убийства он обронил такую фразу: «меня убьют и убьют члены охраны».

Охранка за рубежом

В 1883 году в Париже была создана зарубежная охранка для наблюдения за русскими революционерами-эмигрантами. А следить было за кем: это и вожди «Народной воли» Лев Тихомиров и Марина Полонская, и публицист Петр Лавров, и анархист Петр Кропоткин. Интересно, что в агентуру входили не только приезжие из России, но и вольнонаемные французы.

С 1884 по 1902 годы зарубежную охранку возглавлял Петр Рачковский - это годы расцвета ее деятельности. В частности, при Рачковском агенты разгромили крупную народовольческую типографию в Швейцарии. Но Рачковский оказался замешан и в подозрительных связях - его обвиняли в сотрудничестве с правительством Франции.

Когда директор Департамента полиции Плеве получил донесение о сомнительных контактах Рачковского, он немедля направил в Париж генерала Сильвестрова для проверки деятельности начальника зарубежной охранки. Сильвестров был убит, а вскоре нашли мертвым и агента донесшего на Рачковского.

Более того, Рачковский подозревался в причастности к убийству самого Плеве. Несмотря на компрометирующие материалы, высокие покровители из окружения Николая II смогли обеспечить неприкосновенность тайного агента.

На Руси организованная разведка появилась практически сразу же после возникновения основ государственности, которая по летописным известиям в Среднем Поднепровье восходит ко временам киевских князей Аскольда и Дира. Князья подчинили себе окрестные союзы племен, вели активную внешнюю политику: наряду с походом на Константинополь в 860 году они воевали с болгарами и нанесли тяжелое поражение печенегам. Киевское княжество Аскольда и Дира стало той этнической, социальной и политической сердцевиной, вокруг которой впоследствии, с конца ІХ века, начала складываться Древнерусская держава. Это княжество было первым восточнославянским государством, расположенным на небольшой территории Среднего Поднепровья.

Вне сомнения, что завоевательные походы Аскольда и Дира не могли быть такими успешными без проведения разведки. А вот с контрразведкой у Аскольда и Дира наверняка были проблемы, что и явилось причиной их гибели. Так, по преданиям и древним летописям, вещий Олег, спускаясь в 882 году по Днепру завоевывать Киев, послал вперед корабль с разведчиками, выдавшими себя за греческих купцов и сообщивших Аскольду и Диру об идущем следом за ними большом посольстве, якобы для проведения переговоров и подписания договора. Киевские князья не смогли во время раскусить коварную хитрость Олега. Они явились на пристань, чтобы встретить знатного гостя. Олег сошел с корабля, держа на руках малолетнего Игоря Рюриковича, что, наверное, еще более притупило бдительность сильных и храбрых воинов, ранее одержавших столько побед. Ничего не предвещало кровавой развязки. После взаимных приветствий Олег внезапно воскликнул: «Вы не князья и не знаменитого роду, но я - князь Киева!». Далее, показав на Игоря «Вот сын Рюриков!». Это последнее, что слышали Аскольд и Дир, прежде чем были убитыми переодетыми в «купцов» телохранителями. А сотни выскочивших из судов дружинников завладели Киевом.

Работали спецслужбы у князя Владимира (будущего «Крестителя»). После того, как в 980 году Ярополк убил брата своего Олега, князя древлянского, меньший из братьев Владимир, княживший тогда в Новгороде, собрал войско и пошел к Киеву. Имея значительно меньшие силы, чем у брата, Владимир сделал ставку на тайную войну с применением специальных методов разведки и контрразведки. Так, Владимир выявил в окружении Ярополка потенциального кандидата, жадного и тщеславного боярина и воеводу Блуда, пользующегося доверием брата. Путем подкупа привлек его на свою сторону, пообещал быть ему «в отца место», если он поможет захватить или убить своего князя. Блуд посоветовал Владимиру осадить Киев, а сам уговорил Ярополка бежать из города под предлогом якобы созревшего заговора киевлян выдать Владимира нападавшим. Ярополк с малочисленной дружиной ушел в Родню, при впадении Роси в Днепр, а оставленные им киевляне покорились Владимиру, который потом осадил брата в последнем его убежище. После длительной обороны в осажденной Родне Владимир снова послушался совета продажного воеводы и явился на переговоры к брату в Киев, несмотря на предостережения преданного его слуги Варяжка, который говорил Ярополку, что у брата его ожидает смерть и советовал лучше бежать к печенегам. Введя великого князя в теремной дворец к Владимиру, Блуд запер дверь, чтобы туда не могла проникнуть Ярополкова дружина, а два выскочивших из засады варяга пронзили доверчивого Ярополка мечами под пазуху.

Таковы были первые сведения на Руси, которые дошли до нас из глубины веков о первых успехах отечественной разведки и промахах контрразведки Соловьев С.М. История России с древнейших времен: в 15 кн. Кн.1. - М.: 1962. .

Самое первое известное сохранившееся письменное агентурное донесение Древней Руси, нацарапанное на бересте, было найдено в 1981 году в новгородском Нутном раскопе. Это берестяная грамота № 590, текст которой гласит: «Литва встала на Корелу». Основанием для ее датирования является место ее обнаружения, относящееся к 1066 году.

В эпоху средневековья Северо-Западное Приладожье было заселено древнекарельскими племенами, для которых в русских летописях употреблен этноним корела. Полученное в Новгороде донесение на бересте информирует новгородцев о конфликте между литовцами и карелами.

Полоцкий князь Всеслав дважды ходил походом на Новгород: в 1066 и 1069 годах. Столкновение литовцев с пограничными карелами могло произойти на пути от Водской земли к Новгороду. То есть этими агентурными данными новгородцы фактически были предупреждены, что войско Всеслава движется в их направлении.

В последующем в истории можно найти немало описаний успешных примеров разведывательной и контрразведывательной деятельности: так при подготовке Куликовской битвы хорошо информированный своими негласными помощниками о силах и возможностях противника, князь Дмитрий сумел предпринять все необходимое для того, чтобы, нейтрализовав верных Мамаю рязанцев, не допустить объединения татар и литовцев накануне сражения, что и предопределило успех самой битвы История Отечественного государства и права. Часть I: Учебник (издание третье, переработанное и дополненное)/Под ред.О.И.Чистякова. - М.: Юристъ, 2004. - 67. .

При Иване IV Грозном появляются первые органы центрального управления, организующие и ведущие разведку, благодаря чему осведомленность руководства государства о замыслах и намерениях противника возросла. По мере роста влияния России на международные дела возрастала и роль разведки.

Так, был создан Тайный приказ, занимавшийся спецоперациями, возглавляемый могущественным боярином Василием Ивановичем Колычевым (по прозвищу Умной), который успешно осуществлял дешифровку донесений иностранных послов, вел контрразведывательную борьбу против экономического шпионажа Английской Московской компании (стремившейся достать образцы руд, раскрыть рецепты окраски тканей и кожи и т.д.); разоблачил при царском дворе английского агента Бомелин, выдававшего себя за крупного специалиста в математике, астрономии и медицине.

В 1654 году по указу царя Алексея Михайловича основан Приказ тайных дел, где сосредотачивается управление разведкой Очерки истории российской внешней разведки. - М.: 1996. Т.1. - С.111..

Петр I в воинском уставе 1716 году впервые подводит законодательную и правовую базу под разведывательную работу.

При Петре I, понимающим важность получения и сокрытия информации, была создана стройная и функционирующая система спецслужб в лице Коллегии иностранных дел (разведка) и Тайной розыскных дел канцелярии (контрразведка), позднее преобразованной в Тайную экспедицию при Сенате. Коллегия иностранных дел уже в течение года сумела создать более десяти постоянных миссий в Западной Европе и странах Востока: в Польше, Голландии, Швеции, Дании, Австрии, Турции, Пруссии, Англии, Макленбурге, Шаумбурге, Венеции, Курляндии и Бухаре. Используя весь аппарат этих миссий, а также образованный чуть позже институт консулов, Коллегия успешно выполняла задачи разведывательного и контрразведывательного характера. Так спецслужбам удалось провести уникальную операцию по срыву планов западных государств остановить неприемлемую для них тенденцию роста влияния России, прибегая при этом к «услугам» царевича Алексея.

Фактически был разоблачен заговор в высших кругах государства Российского, в который был втянут и член семьи монарха - цесаревич Алексей.

Петр I был недоволен сыном Алексеем, он не видел в нем желания служить Государству Российскому. Все воспитательные беседы не помогали. Алексея привлекали церковь и традиционные обряды. Вокруг него крутились монахи и кликуши. Поручения отца царевич считал тяжелой обузой - выполняя их, надлежало трудиться, а к труду он относился с нескрываемым отвращением. Зная о недовольстве царя своим сыном, окружение цесаревича и, прежде всего бывший интендант Адмиралтейства А.В.Кикин, склонили Алексея и его фаворитку крепостную Евфросинию Федорову к бегству за рубеж и подготовили этот побег. 10 ноября 1716 году в дом вице-канцлера венского двора Шенбория вошел русский царевич и заявил, что «император должен спасти» его и что он хочет царствовать.

Начался долгий розыск, и только в марте 1717 году порученцы Петра установили, что Алексей находится в Эренберге. Предстояла сложная дипломатическая борьба с венским двором, который намеревался в защите Алексея объединиться с Англией. Назревала кризисная ситуация, грозящая перерасти в крупномасштабную войну. Пришлось использовать весь дипломатический и разведывательный арсенал средств и методов, чтобы не допустить этого.

Убедившись в лояльном отношении к себе со стороны Франции и отчасти Англии, Петр посылает в Вену опытного дипломата разведчика Петра Андреевича Толстого и гвардии капитана Александра Ивановича Румянцева с жестоким приказом вернуть Алексея в Россию. В долгих многолетних переговорах Толстой проявил недюжинную изворотливость и настойчивость. Он пошатнул уверенность Алексея в прочности австрийской опеки, при этом, сумел завербовать и склонить на свою сторону девицу Ефросинью. В итоге 4 октября 1717 года Алексей объявил о согласии вернуться в Россию. 23 февраля 1718 года царевич въехал в первопрестольную Москву. Так цесаревич был вытащен из-под опеки кесаря Римского (австрийского императора), после чего предстал перед судом петровского Сената. Петр сам возглавил следствие, получив от сына сведения о сообщниках. Сразу же было взято под стражу 50 человек. Среди них были А.В. Кикин, Иван Афанасьев, сенатор Михаил Самарин, брат адмирала Апраксина Петр Афанасьев, князь Василий Долгорукий и много других известных в стране лиц. Тут же в Москве произведены были первые казни. А.В. Кикина колесовали.

• 18 марта весь двор отправился в Петербург. Там были продолжены следствие и суд. Причем, теперь уже все дело было передано в руки «вернолюбивых господ министров, Сената и стану воинскому и гражданскому». Поступая так, Петр был предельно честным и проявил величайшее мужество: «Я с клятвою суда Божия письменно обещал одному своему сыну прощения и потом словесно подтвердил, ежели истину скажет, хотя он сие и нарушил утайкою наиважнейших дел, и особливо замыслу своего бунтовского против нас, яко родителя и государя своего». Обращаясь к духовенству, Петр сказал: «Смотрите, как зачерствело его сердце… Соберитесь после моего ухода, вопросите совесть свою, право и справедливость, и представьте… ваше мнение о наказании… Я прошу вас не обращать внимания ни на личность, ни на общественное положение виновного… и произвести ваш приговор над ним по совести и законам».
• 14 июня 1718 года царевича взяли под стражу и заключили в Петропавловскую крепость. Отныне он был на положении обычного колодника. Спустя 10 дней был объявлен приговор, скрепленный 127-ю подписаниями: царевич достоин смерти и как сын и как подданный. Церковные иерархи от категоричности уклонились. Однако, приговор не был приведен в исполнение. Согласно официальной версии, зарегистрированный в журнале Петербургской гарнизонной канцелярии под 26 июня, «в 7-м часу пополудни царевич Алексей Петрович в Санкт-Петербурхе скончался». Из этой лаконичной записи можно сделать заключение, что царевич скончался, не выдержав физических истязаний и нервного напряжения Алексеев М. Военная разведка России. Кн.1. - М.: 1998. - С.33-38..

На этом трагическом примере можно понять величие Петра, как руководителя Государства Российского. Петр не сомневался, что все, им содеянное, чему он вместе с народом отдал таланты и энергию лучших лет своей жизни, с воцарением сына пойдет прахом и страна вновь превратиться в захолустье Европы. Судьба сына или страны - таков был у царя выбор, и он его сделал.

Петровским спецслужбам удалось разоблачить и предотвратить покушение на жизнь самого Петра. Российской разведкой в Стамбуле была получена информация, со всей срочностью переданная в Россию: «По велению султана турского велено господарю мультянскому (молдавскому) послать нарочно двух человек из греческих купцов в Российское государство под именами купеческими будто для торгового промыслу, а в самом деле для того, чтобы они всякими мерами промысл чинили: высокую персону его царского величества через отраву умертвить. За что ему, мультянскому господарю, от Порта обещано вочно иметь господарство и его наследникам». Государственный канцлер граф Головин дал указание о сыске «купцов», которые были арестованы в Москве. Помимо тщательно замаскированной склянки с ядом, у них были обнаружены несколько десятков тысяч червонцев и алмазы на большую сумму.

Также петровская контрразведка донесла и о готовившемся в 1712 году секретными агентами Карла ХП вооруженном выступлении пленных шведов, множество которых находились в Москве, с последующим захватом Кремля Очерки истории российской внешней разведки. Т.1. - С.112-113..

Интересная разработка по вскрытию канала утечки совсекретных государственных сведений была проведена во времена императрицы Екатерины II, которая сама блестяще владела навыками разведывательной и контрразведывательной работы. В 80-е годы ХVIII века императрица пришла в беспокойство вследствие исключительной осведомленности французского правительства относительно содержания совершенно секретных документов, касавшихся внешней политики. Подозрения не без оснований пали на французского посла графа Сегюра, но, несмотря на все усилия, обнаружить источник, через который происходила утечка информации, не удалось. Разоблачить чужого «конфидента» было поручено разведчику И. Симолину - русскому послу в Париже, блестяще справившемся с заданием. В апреле 1791 года он доложил вице-канцлеру И.А. Остерману: «Нашему конфиденту удалось найти для меня источник получения самых достоверных сведений об осведомителе графа Сегюра, которого он имеет в нашей Коллегии иностранных дел. Отчет об этом я дал ее императорскому величеству также в приложении к сему письму». В докладе Екатерине посол писал: «Я постарался получить эти сведения из источника, который не может возбудить ни малейшего сомнения или подозрения в его достоверности. Осмелюсь приложить к сему экстракт (выписку), полученный из Бюро фондов иностранных дел, в котором обозначено имя получателя и время вознаграждения, выданного лицу, которое в последние три года записано под именем Скрибса». К донесению была приложена расписка конфидента: «Я клятвенно удостоверяю, что эти сведения получены из Бюро фондов иностранных дел (бухгалтерия МИДа) и что я видел оригинал, на котором значатся имена». Этих данных оказалось достаточно, чтобы выявить и арестовать надворного советника Ивана Вальца, завербованного тремя годами раньше за ежегодные 3 тысячи рублей Тарле Е. Талейран. - М.: 1992. - С.112-113..

Усиление военных действий в конце XVIII - начале ХIХ веков ставит перед разведкой новые задачи, а к ее ведению привлекаются все новые силы и средства. Это потребовало создания специального центрального органа разведки, особенно военной, который соединил бы в себе как добывающие, так и обрабатывающие функции агентурной стратегической и войсковой разведок. Решающим же толчком к организации постоянно действующего центрального органа российской военной разведки послужили кровопролитные войны, которые Россия с 1805 года вела с наполеоновской Францией.

Особенно эффективно работали российские спецслужбы в начале ХIХ века в период многочисленных войн бушевавших в Европе, к которым, так или иначе, была причастна и Россия.

Поражение русских войск в компаниях 1805 и 1806-1807 годах. закончилось заключением 25 июня 1807 года Тильзитского мира с Францией. Но подписание мирного договора, во многом ущемляющего русские интересы, вовсе не означало для России, что войны с французским императором больше не будет никогда. Это прекрасно понимал император Александр I и все русские государственные деятели. В связи с этим своевременное получение информации о политических и военных планах Наполеона приобрело первостепенное значение.

В 1809 году она объявила войну Швеции, в результате которой присоединила к себе на правах автономии Финляндию. Во время подготовки кампании эффективно поработала русская разведка, которая опиралась на патриотически настроенных шведских офицеров финского происхождения - некоторые из них раскрывали перед русскими ворота осажденных крепостей. Современные финские историки убеждены, что начавшая войну Россия подняла на своем щите самосознание финской нации. Шведский король был низложен собственными офицерами, а на его место был приглашен Бернадотт, один из безродных наполеоновских маршалов. Через три года, после нападения Наполеона на Россию, тщеславный Бернадотт, мечтавший о французском троне, будучи завербованным русской разведкой, принялся снабжать царя Александра ценной информацией о французском императоре.

Во время войны 1812 года разведка сыграла далеко не последнюю роль - во многом благодаря тому, что большинство русских дворян французским языком зачастую владело лучше, чем родным. Особенным дерзновением отличался Александр Фигнер, которому удавалось добывать ценнейшие сведения, выдавая себя то за итальянского негоцианта, то за французского офицера и попадая в самые невероятные по степени риска ситуации. В двадцать четыре года он абсолютно совершенно владел: французским, немецким (с диалектами), испанским, итальянским (с диалектами) и польским языками. Помимо них знал еще несколько, но на указанных мог свободно выдавать себя за жителя не только соответствующих стран, но и отдельных их диалектных регионов. Причем при этом отлично зная географию этих регионов. В оккупационных войсках Наполеона помимо французов служили поляки, австрийцы, испанцы и итальянцы, и Фигнер выдавал себя за кого хотел, бесстрашно внедряясь в чужую среду и получая ценнейшую информацию. После вхождения французов в Москву вел разведку в городе под видом французского офицера.

Покинув Москву, командовал партизанским отрядом, успешно действуя в тылу врага, проведя большое количество диверсионно-террористических операций. За его голову французы предлагали очень крупные суммы Дурново Н.Д. Дневник 1812 г. В кн.: 1812 г. ... Военные дневники. - М.: 1990. - С.81..

Большую роль в создании военной разведки в России сыграл генерал-адъютант князь П.М. Волконский, будущий начальник квартирмейстерской части Главного штаба русской армии. В 1807-1810 годах он находился в заграничной командировке, по возвращении из которой представил отчет «О внутреннем устройстве французской армии генерального штаба». Находясь под влиянием этого отчета, Барклай-де-Толли поставил перед Александром I вопрос об организации постоянного органа стратегической военной разведки.

И первым таким органом стала Экспедиция секретных дел при военном министерстве, созданная по инициативе Барклая-де-Толли в январе 1810 года. В январе 1812 года ее переименовали в Особенную канцелярию при военном министре. По его мнению, Экспедиция секретных дел должна была решать следующие задачи: ведение стратегической разведки (сбор стратегически важных секретных сведений за рубежом), оперативно-тактической разведки (сбор данных о войсках противника на границах России) и контрразведки (выявление и нейтрализация агентуры противника). Первыми руководителями военной разведки России поочередно становились три близких к военному министру человека: с 29 сентября 1810 года - флигель-адъютант полковник А.В. Воейков, с 19 марта 1812 года - полковник А.А. Закревский, с 10 января 1813 года - полковник П.А. Чуйкевич.

В том же январе 1810 года Барклай-де-Толли разговаривает с Александром I о необходимости организации стратегической военной разведки за границей и попросил разрешение направить в русские посольства специальных военных агентов, с тем чтобы собирать сведения «о числе войск, об устройстве, вооружении и духе их, о состоянии крепостей и запасов, способностях и достоинствах лучших генералов, а также о благосостоянии, характере и духе народа, о местоположении и произведениях земли, о внутренних источниках держав или средствах к продолжению войны и о разных выводах, предоставляемых к оборонительным и наступательным действиям». Эти военные агенты должны были находиться при дипломатических миссиях под видом адъютантов при послах-генералах или гражданских чиновников и служащих министерства иностранных дел Жилин П.А. Гибель наполеоновской армии в России. - М.: 1974. - С.251-252..

Особенная канцелярия при военном министре в 1815 года была распущена, а ее функции были переданы в первое отделение Управления генерал-квартирмейстера Главного штаба. Однако, по сути, оно являлось обрабатывающим органом военной разведки, который получал сведения в основном от министерства иностранных дел. Впрочем, руководство первого отделения делало попытки командировать за границу и своих офицеров. Так, в русское посольство в Париже направили полковника М.П. Бутурлина, в посольство в Баварии - поручика Вильбоа, нескольких офицеров под прикрытием различных дипломатических миссий отправили в Хиву и Бухару.

В 1836 году после очередной реорганизации в составе военного министерства был образован департамент генерального штаба, состоящий из трех отделений. При этом разведывательные функции возлагались на Второе (военно-ученое) отделение департамента генерального штаба. Однако это отделение по-прежнему занималось только обработкой поступающей из министерства иностранных дел информации.

Поражение России в Крымской войне заставило руководство военного министерства обратить самое пристальное внимание на разведку. И уже 10 июля 1856 году Александр II утвердил первую инструкцию о работе военных агентов. В ней указывалось, что «каждому агенту вменяется в обязанность приобретать наивозможно точные и положительные сведения о нижеследующих предметах:

• 1) О числе, составе, устройстве и расположении как сухопутных, так и морских сил.
• 2) О способах правительства к пополнению и умножению вооруженных сил своих и к снабжению войск и флота оружием и другими военными потребностями.
• 3) О различных передвижениях войск, как приведенных уже в исполнение, так и предполагаемых, стараясь по мере возможности проникнуть в истинную цель сих передвижений…».

Условно сотрудников военной разведки в то время можно разделить на следующие категории: генерал-квартирмейстеры и офицеры генерал-квартирмейстерской части (Генерального штаба) военного министерства, генерал-квартирмейстеры и находящиеся в их распоряжении офицеры военных округов, гласные и негласные военные агенты за рубежом, конфиденты, агенты-ходоки. К последним следует отнести офицеров Генерального штаба, отправляемых с секретной миссией за границу, и лазутчиков, засылаемых в тыл к противнику во время войны.

Однако полноценные централизованные органы военной разведки появились в России только в сентябре 1863 года, когда император Александр II в виде опыта на два года утвердил Положение и Штаты Главного управления Генерального штаба (ГУГШ). Разведывательные функции в ГУГШ были возложены на 2-е (азиатское) и 3-е (военно-ученое) отделения, которые подчинялись вице-директору по части Генерального штаба. При этом военно-ученое отделение занималось сбором военной и военно-технической информации об иностранных государствах, руководством военными агентами за границей и военно-учеными экспедициями, направляемыми для сбора сведений в приграничные районы России и прилегающих к ним стран и т.д. Что же касается азиатского отделения, то оно выполняло те же задачи, но в граничащих с Россией странах Азии.

Введенная на два года в виде эксперимента новая структура военной разведки в целом себя оправдала. Поэтому в 1865 году во время очередной реорганизации военного министерства ее сохранили. 3-е отделение переименовали в 7-е военно-ученое отделение Главного штаба, а его руководителем назначили полковника Ф.А. Фельдмана. Сохранилось и 2-е азиатское отделение, получившее название «Азиатская часть». Продолжали свою работу и зарубежные военные агенты военно-ученого отделения, более того, их число увеличилось.

Серьезным испытанием для российской военной разведки явилась русско-турецкая война 1877-1878 годов. Накануне и во время боевых действий разведка по-прежнему находилась в ведении командиров соединений и частей, начиная с командующего армией. Ее проводили специально подготовленные сотрудники. Перед самым началом русско-турецкой войны общее руководство агентурной разведки в Турции и на Балканах было возложено на полковника Генерального штаба П.Д. Паренсова, офицера «по особым поручениям», признанного специалиста разведывательного дела.

Так как основная тяжесть предстоящих боевых действий должна была лечь на сосредоточенную в Бессарабии мощную группировку российской армии под командованием великого князя Николая Николаевича, ее штаб нуждался в свежих оперативных данных о турецких войсках, расположенных на территории Болгарии и Румынии. Поэтому главнокомандующий лично поставил перед Паренсовым задачу: ехать в Бухарест и организовать сбор сведений о турках.

В середине декабря 1876 года Паренсов под именем Пауля Паульсона уезжает из Кишинева в Бухарест, где появляется как родственник российского консула барона Стюарта. В короткий срок он наладил необходимые связи, создал активную агентурную сеть и собрал вокруг себя преданных людей из числа местных жителей. Так, наблюдение за перемещениями судов по Дунаю взяли под свой контроль скопческий староста Матюшев и воевода Вельк.

Большую помощь (причем бесплатную) оказал Паренсову болгарский патриот банкир и хлеботорговец Евлогий Георгиев, который имел торговых агентов и склады во многих городах Болгарии, интересовавших русское командование, что давало Паренсову возможность пользоваться готовой и достаточно надежной агентурой. Благодаря Евлогию он приобрел ценного помощника Григория Начовича. Образованный человек, владевший французским, немецким, румынским языками и прилично понимающий русский, он имел большие связи по обе стороны Дуная, был необычайно изобретателен в способах добывания информации. Начович помогал русской разведке как истинный патриот своего отечества - за все время работы он ни разу не принял от русского командования денежного вознаграждения.

В течение всей зимы 1876-1877 года резидентура полковника Паренсова доставляла исчерпывающие сведения о количестве турецких войск, их передвижениях в придунайской Болгарии, кораблях и минных заграждениях на Дунае, состоянии укреплений, продовольственных запасах. Так, например, русское командование заблаговременно было извещено о прибытии подкрепления из Египета.

С началом боевых действий потребовались новые точные оперативные сведения о неприятеле. Поэтому Паренсов и его ближайшие помощники, в частности полковник Н.Д. Артамонов, стали активно использовать агентов-ходоков. Одним из них стал Константин Николаевич Фаврикодоров, грек по происхождению, который не был новичком в военном деле.

Итоги работы Паренсова, Артамонова, Фаврикодорова и многих других офицеров русской разведки в годы русско-турецкой войны 1877-1878 годах в целом отражены в оценке, данной в 1880 году управляющим Военно-ученым комитетом, будущим начальником Главного штаба генерал-адъютантом Н. Обручевым: «Никогда данные о турецкой армии не были столь тщательно и подробно разработаны, как перед минувшею войною: до местонахождения каждого батальона, каждого эскадрона, каждой батареи...».

Однако, несмотря на столь хвалебное утверждение Обручева, русско-турецкая война вскрыла и ряд недостатков в российской военной разведке, что послужило причиной очередной реорганизации ее центрального аппарата. В декабре 1879 года утверждается новый штат канцелярии Военно-ученого комитета в составе управляющего делами, пяти старших и девяти младших делопроизводителей с четким разграничением функций каждого из них. Штаты Азиатского делопроизводства в 1886 году увеличили с двух до пяти человек. А в середине 1890-х годов оно состояло уже из трех делопроизводств. Первые два отвечали за работу азиатских военных округов, а третье занималось непосредственно разведкой за рубежом. Всего же к концу XIX века Россия располагала военными агентами в 18 мировых столицах, а также морскими агентами в десяти странах.

Особенная канцелярия стала первым центральным органом Военного министерства Российской империи, который занимался организацией разведки вооруженных сил иностранных государств.

Соглядатаи, просоки, квартирмейстеры

Разведка всегда была ремеслом тайным и с древнейших времен — делом особой государственной важности. Можно утверждать, что разведка по сути своей всегда являлась делом военным. Великие полководцы древности Александр Македонский, Юлий Цезарь и другие добивались на полях сражений своих побед не только благодаря полководческому таланту, но и, в первую очередь, хорошо организованной разведке.

В Русском государстве разведка тоже возникла в древние времена. В разведке служили самые умные, ловкие, смелые и, как правило, молодые помощники русских князей, соратники, которым князья доверяли свои тайны и поручали ответственные задания по сбору сведений о противниках. Часто выполнение этих заданий было связано с риском для жизни.

Сложные отношения Киевской Руси с Византией и Скандинавией, западными и восточными соседями, междоусобные войны заставляли русских князей собирать сведения о соседних землях, их богатствах и вооруженных формированиях. Эти сведения позволяли князьям совершать успешные военные походы, своевременно выявлять приближение к границам их земель непрошеных гостей и организовывать действия своих дружин для отражения набегов превосходящих сил противника.

До начала ХIХ в., когда сражения велись на ограниченном пространстве и сравнительно небольшими армиями, князья и военачальники лично наблюдали за противником, оценивали его возможности и прогнозировали его действия. Князьям помогали их доверенные люди, тоже изучавшие противника, его военные и иные возможности. Летописные источники свидетельствуют, что в период феодальной раздробленности эти функции выполняли дружинники. В те далекие времена, когда в русском языке еще не было слова «разведчик», их называли соглядатаями, просоками, сторожеставцами, лазутчиками, конфидентами, квартирмейстерами и военными агентами.

Одним из примеров эффективно организованной разведки, несомненно, являлись походы князя Игоря в начале X в. против Византии. Умело использовала данные разведки и его жена княгиня Ольга. В древнерусской летописи «Сказание о мести», дошедшей до наших дней, сообщается о том, как она умело организовала сбор сведений о древлянах, убивших ее мужа. В литературном источнике Ольга предстает перед нами как искусный военный деятель, дипломат и организатор разведки.

Великий князь Святослав Игоревич тоже умело использовал разведку для достижения своих военных целей. Собираясь в поход, князь предупреждал противника вызовом «Иду на Вы!» («Хочу на вас идти»). Объявляя о своем намерении, Святослав вынуждал противника начать спешные военные приготовления. В это же время он засылал на территорию противника лазутчиков, которые изучали где, когда и какие силы неприятель сосредоточивал, определяли слабые стороны в его обороне, оценивали запасы его вооружения и продовольствия. Эти сведения позволяли князю Святославу определять тактику боевых действий, неожиданных для противника, и добиваться успеха.

В разведку отравлялись и сами князья. Александр Невский и Дмитрий Донской лично занимались сбором сведений о противнике.

Значительных успехов в организации разведки добились цари Иван IV Грозный и Петр I. По указанию Ивана Грозного, например, в 1549 г. был учрежден Посольский приказ. Сотрудники этого приказа разрабатывали «наказы» членам посольских миссий, в соответствии с которыми они должны были заниматься сбором сведений географического, экономического и военного характера. В 1571 г. по указу Ивана Грозного был подготовлен и утвержден «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе». В этом документе впервые были определены задачи по сбору сведений о соседних государствах и их армиях.

В середине ХVI в. военная организация Российского государства претерпела новые изменения. Они потребовали внесения корректив и в организацию сбора сведений о соседних государствах. Эти сведения стали собирать лазутчики и вестовщики. Необходимость организации военной разведки была отражена в Уставе ратных, пушечных и других дел, касающихся до военной науки, изданном в 1621 г.

С возникновением в русской армии в 70-х годах ХVII в. полков был введен чин «полкового сторожеставца», отвечавшего за организацию управления войсками и разведки. Об обязанностях полковых сторожеставцев упомянуто в русском воинском уставе «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей», изданном в 1647 г.

В связи с созданием массовых армий, увеличением масштабов боевых действий, а также в результате изменения характера войны, задачи разведки и разведчиков значительно расширились. Князья и императоры больше не могли позволить себе отправиться в чужие земли или на передовую для сбора интересующих их сведений. Объемы разведывательной информации также значительно увеличились. Для своевременного и правильного принятия решений, как руководителям государства, так и полководцам, требовались точные, своевременные и полные сведения о противнике, кратко изложенные в соответствующих письменных документах. Все эти и многие другие изменения в военном деле потребовали дальнейшего совершенствования организации разведывательного дела. В середине ХVII в. в Российской империи по примеру армий западноевропейских государств вместо полковых сторожеставцев была образована квартирмейстерская служба. Впервые обязанности квартирмейстеров были определены в Воинском уставе 1689 г., автором которого был принятый на русскую службу немецкий генерал А. Вейде.

Должностные обязанности квартирмейстеров — от ротного фурьера (от нем. fuhren — вести) до генерал-квартирмейстера при главнокомандующем — были закреплены в Воинском уставе 1716 г., утвержденном императором Петром I. На квартирмейстеров возлагалось изучение театров военных действий, организация передвижения и размещения войск в мирное и военное время, сбор сведений о противнике, ведение карт, составление отчетов о военных действиях и т.п.

В 1717-1721 гг. Петр I вместо Приказов учредил коллегии, в том числе Иностранных дел, Военную и Адмиралтейство. Организация сбора сведений о соседних государствах была сосредоточена в коллегии Иностранных дел. Сотрудники этой коллегии, среди которых были и офицеры русской армии, занимались сбором сведений о соседних государствах, а прилегающие к империи земли и иностранные армии изучали офицеры квартирмейстерской службы. Однако центрального органа, способного организовывать разведку, обобщать и оценивать сведения о вероятном противнике, в Российской империи еще не было.

В начале ХIХ в. стало очевидным, что Россия будет вынуждена воевать против наполеоновской Франции, установившей контроль практически над всей Западной Европой и угрожавшей интересам Российской империи. Поэтому император Александр I распорядился укрепить органы военного управления и централизовать усилия по сбору сведений о противнике. В мае 1810 г. на должность генерал-квартирмейстера был назначен большой знаток военного дела генерал П.М. Волконский, возвратившийся из Франции, где он входил в состав русского посольства, а на самом деле изучал систему управления французской армии, в то время лучшей в Европе.

Александр I

Первые военные агенты

Военный министр Михаил Богданович Барклай де Толли в 1810 г. доложил российскому императору соображения о необходимости наращивания усилий по сбору сведений о французской армии. Для этих целей в составе Военного министерства предлагалось создать отдел, который бы организовывал эту работу, руководил деятельностью русских офицеров, входивших в состав посольств, определял им задачи по сбору сведений о французской армии. Предложения Барклая де Толли были одобрены. При Военном министерстве была создана Секретная экспедиция. Сотрудники экспедиции занимались рассылкой указаний и просьб военного министра командующим русскими армиями и главам дипломатических миссий.

М. Б. Барклай де Толли

В зарубежные представительства Российской империи были направлены офицеры русской армии — военные агенты. В частности, в Дрезден был направлен майор В.А. Прендель, в Мюнхен — поручик П.Х. Граббе, в Мадрид — поручик П.И. Брозин. В Париже действовал полковник А.И. Чернышев. В Вене и Берлине — полковники Ф.В. Тейль фон Сараскеркен и Р.Е. Ренни. Эти офицеры были опытными командирами, знали военное дело и иностранные языки, были любознательными и наблюдательными военными агентами.

В дипломатических миссиях они официально состояли адъютантами послов, имевших генеральские чины. Харьковского драгунского полка майор В.А. Прендель, например, был назначен адъютантом к посланнику в Саксонии генерал-лейтенанту В.В. Ханыкову. Адъютанты-агенты действовали при посланнике в Испании генерал-майоре Н.Г. Репнине и посланнике в Пруссии генерал-лейтенанте Х.А. Ливене.

Стремясь активизировать сбор военных сведений, главным образом, о наполеоновской армии, Барклай де Толли лично направлял письма русским послам, действовавшим в странах Западной Европы. В частности, 26 августа (7 сентября) 1810 г. в послании к посланнику России в Пруссии графу Х.А. Ливену Барклай де Толли направил развернутый перечень разведывательных сведений, подлежащих добыванию. Исходя из посылки, что Пруссия и соседние державы, в том числе и Франция, «во взаимных между собою отношениях заключают все виды нашего внимания», военный министр выразил интерес в добывании сведений «о числе войск, особенно в каждой державе, об устройстве, образовании и вооружении их и расположении по квартирам, о состоянии крепостей, способностях и достоинствах лучших генералов и расположении духа войск».

Военный министр также просил послов и агентов «закупать издаваемые в стране карты и сочинения в военной области» и обещал: «Сколько же на это потребно будет суммы, я не премину своевременно выслать».

Барклай де Толли был заинтересован в получении и других сведений разведывательного характера. Так, он просил послов «не менее еще желательно достаточное иметь известие о числе, благосостоянии, характере и духе народа, о местоположениях и произведениях земли, о внутренних источниках сей империи или средствах к продолжению войны». Убеждая посланников в необходимости добывания военных сведений, М.Б. Барклай де Толли писал: «Настоящее ваше пребывание открывает удобный случай доставать секретные сочинения и планы».

Подобные послания в конце 1810 г. были направлены в Австрию графу П.А. Шувалову, в Саксонию — генерал-лейтенанту В.В. Ханыкову, в Баварию — князю И.И. Барятинскому, в Швецию — полковнику фон Сухтелину и во Францию — князю А.Б. Куракину.

Однако усилия Барклая де Толли были не очень результативными. Главы дипломатических миссий и военные агенты «недостаточно обращали внимания на все относившееся до военных приготовлений в Европе». Другие сведения, «которые доходили дипломатическим путем до канцлера Румянцева, не всегда сообщались военному министру».

Сотрудники Секретной экспедиции занимались организацией переписки военного министра с военными агентами и русскими послами. В период нарастания военной угрозы со стороны Франции военному министру нужен был отдел, сотрудники которого могли бы организовывать работу военных агентов и обобщать поступавшие от них сведения, количество которых увеличивалось.

Особенная канцелярия

В январе 1812 г. при непосредственном участии генерала П.М. Волконского в Петербурге была завершена разработка важного уставного документа, получившего название «Учреждение для Большой действующей армии». Согласно «Учреждению…» было образовано Управление начальника Главного штаба, в которое вошла квартирмейстерская часть. Сотрудникам первого отделения квартирмейстерской части вменялось в обязанность «собирание всех сведений о земле, где война происходит».

В законе Российской империи об учреждении Военного министерства от 27 января (8 февраля) 1812 г. предусматривалось создание Особенной канцелярии, директором которой был назначен кадровый офицер русской армии флигель-адъютант полковник Алексей Васильевич Воейков. В начале своей военной карьеры он некоторое время был ординарцем А.В. Суворова.

Канцелярия имела определенный штат сотрудников (директор, три экспедитора и переводчик), которые решали секретные задачи. Результаты деятельности чинов Особенной канцелярии не включались в ежегодный отчет Военного министерства, а круг обязанностей ее сотрудников определялся «особо установленными правилами». К разряду «особенных дел» относились организация сбора сведений об армиях иностранных государств, анализ добытых сведений, их оценка и разработка рекомендаций для военного министра. С полным основанием можно утверждать, что именно Особенная канцелярия стала первым центральным органом Военного министерства Российской империи, который занимался организацией разведки вооруженных сил иностранных государств.

А. В. Воейков

Сведения полковника А.И. Чернышева представляли исключительный интерес

В Санкт-Петербурге в начале 1812 г. уже сознавали, что большая война с наполеоновской Францией приближается к границам Российской империи. К такому неутешительному выводу Военное министерство России пришло в ходе русско-турецкой войны, начавшейся в 1806 г. и продолжавшейся уже около шести лет. Турция начала эту войну при прямом подстрекательстве Франции. Бонапарт поддержал турок, пытаясь добиться реванша за поражения в предшествующих войнах с Россией. Однако ожидания Наполеона не сбылись. Русские войска нанесли туркам ряд поражений на Дунайском (Балканском) и Кавказском театрах. Эскадра Д.Н. Сенявина одержала победы над турецким флотом в Дарданелльском и Афонском морских сражениях 1807 г. Исход войны решили успешные действия в 1811 г. Дунайской армии М.И. Кутузова, разгромившей турок в Рущукском сражении. Окруженная в районе Слободзеи, турецкая армия была вынуждена капитулировать.

Открыто враждебное отношение Франции к России в период русско-турецкой войны, отсутствие поддержки со стороны Англии вынудили Александра I изменить приоритеты внешней политики Российской империи.

После подписания Тильзитского договора о мире и дружбе 25 июня (7 июля) 1807 г. в отношениях между Россией и Францией наступило потепление. В качестве личного представителя Александра I в Париж в 1809 г. был направлен светлейший князь полковник Александр Иванович Чернышев.

Однако потепление в отношениях между двумя империями носило временный характер. В 1810 г. личные отношения между Александром I и Наполеоном опять обострились. Это было связано с тем, что российский император отказал выдать замуж за Наполеона свою 14-летнюю сестру великую княжну Анну Павловну. Через представителя французского императора в Санкт-Петербурге А. Коленкура в Париж было сообщено, что в связи с несовершеннолетием Анны Павловны брак возможен только через два года. Отказ был воспринят Наполеоном как личное оскорбление его венценосной особы, что незамедлительно оказало отрицательное влияние на состояние российско-французских отношений.

Начиная с 1810 г. Наполеон стал тайно готовиться к войне против России. Подготовка велась одновременно в разных сферах: укреплялась французская «Великая армия», в тех странах, которые не были завоеваны Францией, предпринимались меры дипломатического характера, направленные на подрыв авторитета Российской империи, в Санкт-Петербург направлялись агенты французской разведки и активно там действовали. В российских архивных документах за 1810-1812 гг. указывалось, что на территории России было выявлено и задержано 39 гражданских и военных лиц, которые занимались сбором разведывательных сведений. Среди них были английские и французские агенты.

Расширение влияния французской империи вызывало беспокойство в России, которая тоже активизировала разведку Франции. В Париже действовал полковник А.И. Чернышев, которому в то время было 25 лет. Молодой князь сумел завести среди французской знати хорошие деловые и личные знакомства. Наполеон приглашал Чернышева на охоту, королева Неаполитанская, сестра Наполеона, также часто приглашала русского князя в свой дом для участия в различных празднествах. В Париже даже ходили слухи о том, что у Чернышева был роман с другой сестрой Наполеона Полиной Боргезе. Так это было или нет, важно то, что репутация молодого русского князя в парижском высшем обществе как человека блестящего, но легкомысленного, позволяла ему прикрывать другую его деятельность - сбор сведений о планах Наполеона и состоянии французской армии.

А. И. Чернышев

В начале апреля 1811 г. полковник Чернышев направил Александру I сообщение, в котором сделал вывод о том, что «Наполеон уже принял решение о войне против России, но пока выигрывает время из-за неудовлетворительного положения его дел в Испании и Португалии». Далее Чернышев предлагал варианты возможных действий, выгодных для России. На этом донесении российский император сделал пометку: «Зачем не имею я побольше министров, подобных этому молодому человеку…».

Полковник А.И. Чернышев в столице Франции добывал важные сведения. Вращаясь в высших кругах парижской знати, он узнавал о планах Наполеона. Он также нашел несколько источников, которые добывали для него достоверные сведения о состоянии наполеоновской армии. Одним из этих информаторов был сотрудник французского военного министерства Мишель. Он имел доступ к секретным документам французского военного ведомства. В частности, в распоряжении Мишеля было боевое расписание французской армии. Этот документ составлялся в военном министерстве в единственном экземпляре каждые 15 дней. Документ предназначался только для Наполеона. Мишель переписывал этот документ и передавал его полковнику Чернышеву, который щедро одаривал французского информатора.

Копию секретной сводки о состоянии французской армии Чернышев часто сопровождал запиской, в которой излагал собственные наблюдения и заключения. Он был наблюдательным человеком и давал достаточно точные характеристики высшим чинам французской армии. Вот одна из характеристик, подготовленная полковником Чернышевым: «Удино, герцог Реджио. Отмечен во всей французской армии как обладающий наиболее блестящей храбростью и личным мужеством, наиболее способный произвести порыв и породить энтузиазм в тех войсках, которые будут под его началом. Из всех маршалов Франции он один может быть употреблен с наибольшим успехом в тех случаях, когда нужно выполнить поручение, требующее точности и неустрашимости. Его отличительные черты — это здравый смысл, большая откровенность, честность…».

Барклай де Толли, докладывая Александру I разведывательные сведения о состоянии и дислокации частей французской армии, сообщал ему и подробные характеристики французских военных деятелей, подготовленные полковником Чернышевым.

Сведения, которые князь А.И. Чернышев направлял в Санкт-Петербург, представляли для русского императора исключительный интерес. В одном из своих тайных донесений Чернышев 23 декабря 1810 г. сообщал, что Наполеон увеличивает армию, планирует создание подвижной национальной гвардии численностью 300 тыс. человек.

Другим ценным русским агентом в Париже был князь Шарль Морис Талейран, бывший министр иностранных дел Франции. За значительное денежное вознаграждение Талейран сообщал не только о состоянии французской армии, но передавал сведения о военных планах Наполеона. В декабре 1810 г. он сообщил Александру I о том, что Наполеон готовится к нападению на Россию, которое должно произойти в апреле 1812 г.

Все донесения военных агентов и информаторов собирались в Особенной канцелярии, систематизировались и изучались. На их основе проводился подсчет сил французской армии, которые могли принять участие в войне против России.

По указанию директора Особенной канцелярии полковника А.В. Воейкова в январе 1812 г. была составлена карта, на которой фиксировались передвижения войск Наполеона. Численность французской армии, которая могла бы принять участие в войне против России, определялась в 400-500 тыс. человек. Французские историки определили первый эшелон войск Наполеона в 450 тыс. человек. Поэтому можно утверждать, что сведения о французской армии, добытые полковником Чернышевым, были точны и достоверны.

Добывать достоверные сведения о замыслах Наполеона русским разведчикам было нелегко. Готовясь к войне против России, Наполеон предпринимал усиленные меры по маскировке своих планов и дезинформации Александра I. По указанию Наполеона во французских войсках распускались ложные слухи, осуществлялись мероприятия, которые должны были убедить русских агентов и лазутчиков в том, что главные силы французской армии сосредоточены в районе Варшавы, которую даже посетил французский император. Как оказалось, в Варшаве побывал двойник Наполеона.

Дезинформационные цели преследовал и посланец Наполеона граф Л. Нарбонн, который прибыл в Россию с предложением установить добрососедские отношения межу Парижем и Петербургом. На самом деле Нарбонн должен был предложениями о мире отвлечь внимание русского императора от военных приготовлений Наполеона.

«Надобно вести против Наполеона такую войну, к которой он не привык»

Отношения между Францией и Россией продолжали ухудшаться. В середине марта 1812 г. на должность директора Особенной канцелярии был назначен полковник Арсений Андреевич Закревский, боевой офицер, имевший большой опыт штабной работы. Закревский поручил подполковнику Петру Андреевичу Чуйкевичу, единственному офицеру, который начинал свою военную службу в 1810 г. сотрудником Секретной экспедиции, написать аналитическую записку о предстоящей войне с Наполеоном с подробными и частыми советами командованию. Чуйкевич выполнил это задание. Он подготовил записку, которую озаглавил «Патриотические мысли, или Политические и военные рассуждения о предстоящей войне между Россией и Францией». В этом документе были следующие разделы:

«§ 1. Важность предстоящей войны между Россиею и Франциею.
§ 2. Причины сей войны.
§ 3. Способы, употребляемые Наполеоном для понуждения народов к поднятию оружия.
§ 4. Имеет ли Россия надежных союзников и на кого должна она наиболее полагаться?
§ 5. Силы, собранныя Наполеоном для предстоящей войны с Россиею.
§ 6. Род и причины употребляемой Наполеоном войны.
§ 7. Силы, которыя противуставляет Наполеону Россия.
§ 8. Род войны, который должно вести России против Наполеона».

А. А. Закревский

В целом, подполковник Чуйкевич провел анализ разведывательных сведений, поступивших от русских военных агентов, и сформулировал рекомендации русскому командованию. Чуйкевич не только внимательно изучил состав французской армии, но и оценил стратегию Наполеона, что позволило ему обосновать правило, в соответствии с которым необходимо «предпринимать и делать совершенно противное тому, что неприятель желает». Чуйкевич пришел к выводу о том, что Наполеон, навязывая противнику генеральное сражение, пользуется мощью своей армии, наносит ему существенное поражение и добивается победы. В своей записке Чуйкевич предлагал избегать генерального сражения, что позволит спасти русскую армию, и навязать Наполеону бой тогда, когда ему это будет невыгодно.

По мнению подполковника Чуйкевича, «гибель русских армий в генеральном сражении против французов могла бы иметь пагубные для всего отечества последствия. Потеря нескольких областей не должна нас устрашать, ибо целостность государства состоит в целостности его армии».

Далее Чуйкевич дальновидно писал: «Уклонение от генеральных сражений, партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, недопущение до фуражировки и решительность в продолжении войны: суть меры для Наполеона новые, для французов утомительные и союзниками их нетерпимые».

П. А. Чуйкевич

Ценность записки подполковника П.А. Чуйкевича состояла в убедительном обосновании необходимости отступления русской армии до момента достижения равенства сил. По мнению Чуйкевича, отступление русской армии должно было сопровождаться ведением активной партизанской войны. Под партизанской войной подполковник Чуйкевич понимал не только действия вооруженных отрядов населения на оккупированных французскими войсками территориях, но и, что исключительно важно, активные действия в тылу противника диверсионных отрядов, в состав которых должны были входить офицеры и солдаты русской армии.

Чуйкевич советовал военному министру: «Надобно вести против Наполеона такую войну, к которой он еще не привык», заманивать противника в глубь страны и дать сражение «со свежими и превосходящими силами» и «тогда можно будет вознаградить с избытком всю потерю, особенно когда преследование будет быстрое и неутомимое».

М.Б. Барклай де Толли внимательно изучил записку П.А. Чуйкевича. Вскоре некоторые его предложения были реализованы в ходе начавшейся войны Франции против России.

Весной 1812 г. военный министр выезжал с инспекторской задачей в Вильно. В эту поездку он пригласил и подполковника Чуйкевича, которого позже направил в Пруссию с военно-дипломатической миссией, прикрываясь которой офицер решал разведывательные задачи.

М.Б. Барклай де Толли и военная разведка

Военный министр России уделял постоянное внимание тактической разведке, организацией которой должны были заниматься командиры корпусов. Об этом свидетельствуют сохранившиеся письма, которые в январе 1812 г. М.Б. Барклай де Толли направил командиру 1-го пехотного корпуса генерал-лейтенанту Петру Христиановичу Витгенштейну, с просьбой «доставления сведений о намерениях Прусского правительства, о числе расположенных войск».

Опасаясь утечки информации, Барклай де Толли рекомендовал «переписку вести под вымышленным адресом и доставлять письма через нашего консула в Кенигсберге». «Должно иметь, — писал он далее, — большую предосторожность, чтобы не подвергать себя и никого из нас, и наш военный мундир опасностям в случае обнаружения».

Добыванием сведений о западных соседях России занимались квартирмейстеры 2-й Западной армии, которой командовал генерал от инфантерии Петр Иванович Багратион. В докладной записке военному министру он писал: «А как я намерен в сомнительные места для тайного разведывания делать посылки под иным каким предлогом достойных доверенности и надежных людей, то для свободного проезда за границу не угодно ли будет Вашему Высокопревосходительству прислать ко мне несколько бланков пашпортов за подписями господина канцлера, дабы …удалить могущее пасть подозрение».

Багратион заботился о свободном пропуске через границу своих доверенных лиц для выполнения секретных заданий. Барклай де Толли выполнил просьбу Багратиона.

Сведения, которые поступали от русских лазутчиков командующему 2-й Западной армией, были достойны внимания. 19 сентября 1811 г., например, Багратион докладывал военному министру: «От человека достойного всякого доверия, который получил равно от надежных людей, имею я сведения того: Наполеон единственно тем только и занят и все напрягает силы, чтобы склонить ласкою, либо понудить угрозами прусского короля присоединиться к Рейнскому союзу…».

Работой агентов в Прибалтике руководили подполковник М.Л. де Лезер, майор А.Врангель, капитан И.В. Вульферт, в Белостоке - полковники И.И. Турский и К.П. Щиц, в Бресте — В.А. Анохин.

В Пруссии русской разведке удалось создать разветвленную агентурную сеть, деятельностью которой руководил Юстас Грунер, отставной министр полиции Пруссии, который переехал в Австрию и руководил работой своих информаторов.

Донесения русских военных агентов из европейских столиц, обобщенные записки офицеров Особенной канцелярии убедили военного министра: с Наполеоном нельзя бороться теми же военными приемами, которыми французский император блестяще владел. Главное оружие Наполеона — генеральное сражение. В нем он наносил удар, от которого противоборствующая сторона теряла все: войска, территорию и, в конечном счете, — победу. В случае нападения Наполеона на Россию, решил Барклай де Толли, генерального сражения надо избежать, завлечь французов в глубь страны, растянуть его обозы по бесконечным дорогам и, выбрав выгодный момент, разгромить. Так русские военные агенты полковники А.И. Чернышев, Ф.В. Тейль фон Сараскеркен, поручики П.Х. Граббе, П.И. Брозин и другие обеспечили командование русской армии сведениями о Наполеоне и его армии, на основе которых оценивалась обстановка и прогнозировались перспективы войны против Наполеона.

Сведения о приближении наполеоновских армий к границам Российской империи регулярно поступали в Особенную канцелярию, командующим 1-й и 2-й Западными армиями. Они почти ежедневно получали известия и рапорты о движении различных неприятельских корпусов. Среди этих донесений были сообщения о сосредоточении главной группировки войск Наполеона в районе Эльбинг, Торунь и Данциг. Стало также известно о том, что французская армия 14 (26) июня планирует перейти границу Российской империи. Так и произошло. В ночь на 14 июня 1812 г. французская армия начала переправу через Неман. Однако, несмотря на высокую активность русской разведки, установить место переправы французских войск через Неман ей все же не удалось.

Когда быть генеральному сражению?

Вторжение французских войск на территорию Российской империи внесло некоторую дезорганизацию в управление русскими войсками и деятельность разведки. В дневнике Н.Д. Дурново, состоявшего в начале 1812 г. в свите начальника квартирмейстерской части Главного штаба генерал-майора П.М. Волконского, есть такая запись: «…Нет никаких сведений о французах. Наши аванпосты проделали двадцать верст от своих позиций, не встретили ни одного неприятеля. Евреи предполагают, что Минск занят самим Наполеоном».

Русские 1-я и 2-я Западные армии, которыми командовали генералы от инфантерии М.Б. Барклай де Толли и П.И. Багратион, отходили. Это был вынужденный, но и продуманный отход.

Поскольку за М.Б. Барклаем де Толли была сохранена должность военного министра, Особенная канцелярия превратилась в часть собственной канцелярии командующего 1-й Западной армией.

Русские армии уклонились от генерального сражения, сохранили свои возможности и объединились в районе Смоленска.

4 (16) августа русские войска дали французам сражение, длившееся два дня. Французы потеряли 20 тыс. человек, потери русской армии составили 6 тыс. Однако и это сражение не переросло в генеральное. А ночью на 6 (18) августа русские армии оставили Смоленск и отошли к Дорогобужу. Вместе с ними ушли и жители города. В Смоленске Наполеон узнал о ратификации Турцией мирного договора с Россией.

8 (20) августа Александр I подписал указ о назначении генерала от инфантерии (с 19 (31) августа — генерал-фельдмаршал) М.И. Кутузова главнокомандующим всеми русскими действующими армиями. Все надеялись, что Кутузов остановит наступление противника и организует решительное сражение Наполеону. Но Кутузов действовал также как и Барклай де Толли. Наполеон продолжал наступление. Французская армия приближалась к Москве. Генеральное сражение французам было дано в районе с. Бородино 26 августа (7 сентября) 1812 г. Силы русской армии составляли 132 тыс. человек и 624 орудия. У Наполеона было 130-135 тыс. человек и 587 орудий. Главнокомандующий русской армией генерал-фельдмаршал М.И. Кутузов благодаря сведениям, добытым разведчиками, разгадал замысел Наполеона, перед сражением усилил армию П.И. Багратиона. Наполеону не удалось развить успех, он был вынужден отвести войска на исходные позиции. В итоге Бородинского сражения французы потеряли около 50 тыс. человек и не достигли своей главной цели — не смогли разбить русскую армию.

Сохранив основные силы, армия Кутузова отошла к Москве, затем оставила её и вскоре, совершив Тарутинский маневр, начала изгнание войск Наполеона из России. Бородинское сражение показало несостоятельность стратегии Наполеона, предполагавшей достижение победы над противником в первом генеральном сражении, и превосходство стратегии М.И. Кутузова, рассчитанной на разгром противника в ряде сражений. В основе этой стратегии лежали научные соображения, разработанные офицерами Особенной канцелярии Российской империи.

Разведчики и диверсанты

В боевых действиях против французов отличились многие офицеры русской армии. Среди них был и сотрудник Особенной канцелярии подполковник П.А. Чуйкевич. С началом боевых действий он, автор идеи диверсионной войны против войск Наполеона, принимает активное участие в формировании первого разведывательно-диверсионного (партизанского) отряда, командиром которого был назначен генерал-майор Фердинанд Федорович Винцингероде. 6 июля Чуйкевич был назначен обер-квартирмейстером в корпус генерала от кавалерии М.И. Платова. Командуя казачьими частями, Чуйкевич участвовал в арьергардных боях и за отличие 15 августа 1812 г. получил чин полковника. За Бородинское сражение П.А. Чуйкевич был награжден орденом Св. Владимира 3-й степени. Перед оставлением русскими войсками Москвы Чуйкевич серьезно заболел. Вернулся он в строй в конце года и действовал в группе офицеров штаба М.Б. Барклая де Толли. Находясь в составе штаба, П.А. Чуйкевич продолжал заниматься обобщением разведывательных сведений о французской армии, способствовал активизации диверсионной деятельности «летучих отрядов» в тылу противника.

Ф. Ф. Винцингероде

Успешно действовал «летучий корпус» под командованием генерал-майора Ф.Ф. Винцингероде. Корпус, созданный по указанию М.Б. Барклая де Толли, провел важные операции против французских войск, за что Винцингероде 16 сентября был произведен в генерал-лейтенанты. Судьба этого генерал необычайно интересна. 10 октября, желая предотвратить взрыв Кремля покидавшими Москву французами, он явился для переговоров с маршалом А. Мортье, но был захвачен в плен. В ходе отступления французской армии в районе Вереи генерал-лейтенант Винцингероде был представлен Наполеону, который хотел его расстрелять. Из Гжатска Винцингероде под конвоем трех жандармов был направлен в Вестфалию для суда. Однако у местечка Радошковичи Минской губернии пленник был освобожден партизанами, которыми командовал полковник А.И. Чернышев. 10 ноября Винцингероде прибыл в Санкт-Петербург, где был награжден орденом Св. Александра Невского.

В проведении диверсионных акций в тылу французских войск отличился и полковник Денис Васильевич Давыдов. Кутузов выделил в подчинение Давыдову 50 гусар из состава Ахтырского гусарского полка и 80 казаков. Д.В. Давыдов и его гусары наводили ужас на французских солдат и офицеров.

Д. В. Давыдов

Оценив успешные действия полковника Д.В. Давыдова в тылу противника, М.И. Кутузов распорядился создать еще несколько диверсионных отрядов, командование которыми поручил полковнику Александру Никитичу Сеславину и штабс-капитану артиллерии Александру Самойловичу Фигнеру.

В начале Отечественной войны А.Н. Сеславин был адъютантом М.Б. Барклая де Толли. Участвовал в сражениях под Островно, Смоленском, у Валутиной горы, Шевардино. Отличился в Бородинском сражении.

А. Н. Сеславин

Выполняя указания М.И. Кутузова, Сеславин сформировал диверсионный отряд и действовал между Калужской и Смоленской дорогами. Отряд захватывал или уничтожал французские транспорты, фуражиров, карал мародеров. Главной своей задачей Сеславин считал ведение разведки и сбор сведений о передвижениях французской армии. В частности, 10 октября отряд Сеславина первым обнаружил отступающих французов, сообщив об этом Кутузову. Под Вязьмой Сеславин обнаружил отступление французов, сообщил об этом главнокомандующему русской армией, а сам с Перновским полком занял город. Сеславин, принимавший участие в 74 больших и малых сражениях, был произведен в генерал-майоры.

В войне против Наполеона отличился и штабс-капитан артиллерии А.С. Фигнер. После занятия французами Москвы он по указанию главнокомандующего направился в Москву в качестве разведчика. Находясь в Москве, Фигнер должен был убить Наполеона. Сделать ему этого не удалось. Однако благодаря необычайной сметливости и знанию иностранных языков Фигнер, переодеваясь в разные костюмы, свободно вращался среди солдат и офицеров французской армии и добывал важные сведения о противнике. Сформировав небольшой отряд из отставших от русской армии солдат и охотников, Фигнер активно действовал в тылу противника. Диверсионные действия отряда Фигнера были настолько успешными, что Наполеон за поимку русского штабс-капитана установил значительное денежное вознаграждение. Захватить Фигнера французам не удалось. А он вместе с Сеславиным отбил у неприятеля обоз с драгоценностями, награбленными в Москве.

А. С. Фигнер

В 1813 г. во время осады Данцига, Фигнер проник в крепость под видом итальянца, но был схвачен и посажен в тюрьму. Выпущенный из-под ареста из-за недостаточности улик, Фигнер смог убедить в своей преданности французскому императору коменданта крепости генерала Раппа, который послал его к Наполеону с секретной депешей. Сообщение генерала Раппа попало в штаб-квартиру русской армии. Отважный русский разведчик погиб в бою в районе города Дессау.

Исключительную находчивость и храбрость проявлял в борьбе против французов и «летучий отряд», которым командовал генерал-майор Иван Семенович Дорохов. Он первый известил М.И. Кутузова о движении французов на Калугу. Главной удачей Дорохова и его отряда стал захват населенного пункта Верея, который был исключительно важен для французских войск. Кутузов объявил об этом «отличном и храбром подвиге» в приказе по армии. Позднее И.С. Дорохов был награжден золотой шпагой, украшенной алмазами, с надписью: «За освобождение Вереи».

И. С. Дорохов

Русские разведывательно-диверсионные отряды охотились и за французскими штабами, и за курьерами, которые осуществляли связь между воинскими частями наполеоновской армии. Захваченные в таких операциях документы позволяли получать ключи от шифрованной переписки французских генералов и вскрывать их важные планы. Так, во время боя у Тарутино, который произошел 6 (18) октября 1812 г., отряд полковника Н.Д. Кудашева захватил предписание маршала Франции Бертье одному из французских генералов. Предписание было дешифровано. В нем излагалось указание об отправлении всего тяжелого снаряжения французской армии на Можайскую дорогу. Эти сведения позволили М.И. Кутузову принять решение, которое состояло в прекращении преследования разбитого авангарда маршала Мюрата и сосредоточении основных русских сил на Калужской дороге. Таким образом, русские войска перекрыли путь французам на юг. Они были вынуждены отступать по Смоленской дороге, населенные пункты вокруг которой были ранее ими разграблены. В результате — французская армия была лишена возможности пополнять свои продовольственные запасы, что сильно усугубило их и так тяжелое положение.

Действия в тылу противника конных разведывательных отрядов сильно беспокоили Наполеона. Он неоднократно высказывал сожаление о том, что штабы французской армии не имеют на захваченных русских территориях сети информаторов, которые могли бы своевременно извещать о появлении гусарских разведотрядов.

Отечественная война 1812 г. завершилась полным разгромом французской армии. Немалая заслуга в этой победе и русских военных разведчиков.

Судьбы разведчиков

Как сложились судьбы руководителей и сотрудников Особенной канцелярии после окончания войны?

Полковник Петр Андреевич Чуйкевич 10 января 1813 г. был назначен директором (управляющим) Особенной канцелярии и находился на этой должности до 1815 г. 26 ноября 1816 г. он вышел в отставку с мундиром, однако 21 октября 1820 г. вновь поступил на военную службу, был причислен к канцелярии Главного штаба, выполнял разведывательные задания. 12 декабря 1823 г. получил чин генерал-майора.

Удачно сложилась карьера и военного разведчика полковника Александра Ивановича Чернышева. Он добился блистательных результатов на трех поприщах — дипломатическом, военном и гражданском, умело выполнял разведывательные задания в Париже, совершил не один подвиг в войне против Наполеона, был военным министром России. Он умер в 1857 г. На мраморном саркофаге, где упокоился прах А.И. Чернышева, была сделана надпись: «Здесь погребен Светлейший князь Александр Иванович Чернышев, генерал от инфантерии, генерал-адъютант, председатель Государственного Совета и Комитета Министров, всех Российских и разных иностранных орденов кавалер».

Директор Особенной канцелярии Закревский Арсений Андреевич с началом войны находился в действующей армии, принимал участие в Смоленском и Бородинском сражениях. В 1815-1823 гг. был дежурным генералом Главного штаба, в 1823-1828 гг. — командовал отдельным Финляндским корпусом, был финляндским генерал-губернатором, министром внутренних дел (1821-1831), генерал-губернатором Москвы, членом Государственного Совета. В 1829 г. ему было присвоено звание «генерал от инфантерии».

Такой была Особенная канцелярия Российской империи — первый центральный орган отечественной военной разведки. Такими были ее первые руководители и сотрудники.

Особенная канцелярия была создана 200 лет назад. Тем не менее, в нашей памяти свежи имена и фамилии Александра Чернышева, Алексея Воейкова, Арсения Закревского, Петра Чуйкевича, Дениса Давыдова, Ивана Дорохова. Они были смелыми и удачливыми военными разведчиками, а некоторые их них — блестящими политическими и военными деятелями. Их портреты размещены в галерее героев Отечественной войны в Эрмитаже. Их фамилиями названы населенные пункты в ближайшем Подмосковье. Они — герои многих литературных, изобразительных и музыкальных произведений. Эти факты говорят о том, что наш народ гордился и гордится своими военными разведчиками, которые всегда умело и самоотверженно защищали его интересы.

Владимир Лота, кандидат исторических наук, доцент

Спецслужбы Российской империи были так же могущественны и беспощадны к противникам монархии, как и органы госбезопасности СССР к врагам Советской власти. Другое дело, что во время правления императора Николая II из-за слабой политической воли последнего царские спецслужбы были менее жесткими к внешним и внутренним врагам, чем, например, при императоре Николае I. Несмотря на это, чекисты очень многое позаимствовали у своих предшественников, но никогда не признавались в этом.

История спецслужб Российской империи начала создаваться еще в советское время и отразила все особенности царившей в то время официальной идеологии. Органы госбезопасности занимались исключительно политическим сыском. При этом жандармы изображались исключительно в негативном свете, а размах террора со стороны радикальной оппозиции тщательно скрывался. В качестве примера можно назвать напечатанную в 2002 году книгу В.М. Жухрая «Террор. Гении и жертвы» (репринт изданного в 1991 году в издательстве «Политиздат» произведения этого автора «Тайны царской охранки: авантюристы и провокаторы»). Факт существования политической и научно-технической разведки в советское время умалчивался, а об отдельных операциях военной разведки сообщалось крайне лаконично. В качестве примера можно назвать книгу А. Горбовского, Ю. Семенова «Без единого выстрела: Из истории российской военной разведки» .

В девяностые годы ситуация изменилась. Теперь героями или хотя бы верными защитниками интересов государства были объявлены сотрудники Департамента полиции и офицеры Отдельного корпуса жандармов. В результате на книжном рынке появилось множество качественных книг. Перечислим основные из них: сборник статей «Жандармы России» ; «Агентурная работа политической полиции Российской империи. Сборник документов. 1880–1917» ; монографии: З.И. Перегудовой «Политический сыск России (1880–1917)» ; Ф. Лурье «Полицейские и провокаторы: Политический сыск в России. 1649–1917» ; А.А. Здановича, В.С. Измозика «Сорок лет на секретной службе: жизнь и приключения Владимира Кривоша» ; Б.Н. Григорьева, Б.Г. Колоколова «Повседневная жизнь российских жандармов» ; В.К. Агафонова «Парижские тайны царской охранки» ; А. Борисова «Особый отдел империи» ; В. Джанибекяна «Провокаторы» ; Н.В. Воскобойниковой «Управление и делопроизводство органов политического сыска Нижегородской губернии (1890–1917)» ; мемуары «Охранка»: Воспоминания руководителей охранных отделений» в двух томах и К.И. Глобачева «Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения» .

В последнее десятилетие стало популярным писать о Третьем отделении Канцелярии Его Императорского величества (1826–1880). Правда, большинство авторов большую часть своих произведений посвящали рассказу об организации политического сыска на территории России и за ее пределами, крайне лаконично касаясь темы внешней разведки и контрразведки. Возможно, что они следовали традиции, зародившейся в советское время. Тогда Третье отделение имело «ярлык» главного борца с инакомыслием в Российской империи XIX века. Дескать, создано оно было после восстания декабристов, а расформировано, когда стало ясно, что оно не может справиться с радикальной левой оппозицией. Среди книг, посвященных Третьему отделению, можно назвать: Г.Н. Бибиков «А.Х. Бенкендорф и политика императора Николая I» ; О.Ю. Абакумов «...Чтоб нравственная зараза не проникла в наши пределы»: из истории борьбы III отделения с европейским влиянием в России (1830 – начало 1860-х гг.)» ; А.Г. Чукарев «Тайная полиция России: 1825–1855» и сборник документов «Россия под надзором: отчеты III отделения, 1827–1869» .

Отдельная тема – история органов политического сыска от опричнины Ивана Грозного до Третьего отделения Николая I. Разумеется, еще в советское время историки регулярно издавали свои монографии, вот только написаны они были сухим научным языком и рассчитаны на коллег-ученых. К тому же в них присутствовало множество идеологических клише. Зато в изданной в последние два десятилетия научно-популярной литературе можно узнать подробности организации политического сыска: И.В. Курукин «Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного» ; В.Д. Володихин «Опричнина и «псы государевы» ; И.Я. Фроянов «Грозная опричнина» ; И.В. Курукин, Е.А. Никулина «Повседневная жизнь Тайной канцелярии» ; Е.В. Анисимов «Русский застенок. Тайны Тайной канцелярии» ; М.И. Семеновский «Тайная канцелярия при Петре Великом» ; Н.М. Молева «Тайная канцелярия Российской империи (секретные люди, секретные дела, секретное время)» .

История военной разведки Российской империи в отечественной литературе отражена скромно. Возможно, что это одно из последствий советской книгоиздательской политики. Об агентурной военной разведке, тем более дореволюционного периода, тогда было не принято писать. Сложно сказать, чем был вызван подобный запрет. Может быть, в СССР военной разведки официально не существовало. Вспомним, что книга «Аквариум» перебежчика Виктора Суворова, изданная тогда в еще Советском Союзе в конце восьмидесятых годов, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Именно тогда граждане СССР узнали новую аббревиатуру – ГРУ.

Появление книг, посвященных военной разведке Российской империи, не произвело аналогичного эффекта. Изданные в конце девяностых – начале «нулевых» годов монографии сейчас стали библиографической редкостью. Перечислим эти издания: В. М. Безотосный «Разведка и планы сторон в 1812 году» ; четыре книги М. Алексеева «Военная разведка России от Рюрика до Николая II» (книги I и II) и «Военная разведка России. Первая мировая война» (книга III, части 1 и 2) ; В. Авдеев, В. Карпов «Секретная миссия в Париже: граф Игнатьев против немецкой разведки в 1915–1917 годах» , Е. Сергеев, Ар. Улунян «Не подлежит оглашению. Военные агенты Российской империи в Европе и на Балканах. 1900–1914» , К.К. Звонарев «Агентурная разведка: Русская агентурная разведка до и во время войны 1914–1918 годов» (репринт с изданной в 1931 году в СССР книги, где военная разведка царского периода была, мягко говоря, изображена очень субъективно), а также мемуары (П. Игнатьев «Моя миссия в Париже»). В мае 2010 года на прилавках книжных магазинов появилась книга М. Алексеева «Военная разведка Российской империи от Александра I до Александра II» .

Существует мнение, что разведка - одна из старейших профессий на земле. В доказательство этого часто приводят цитаты из Ветхого завета или из шумерского эпоса о Гильгамеше. Во многом это утверждение правомерно. Действительно, слово «разведка» в своем изначальном смысле предполагает проведение какого-либо тайного обследования со специальной целью. Но гораздо важнее другое: то, что разведка - это необходимый механизм для решения важнейших государственных задач. Это доказано историей, это подтверждает и современность.

Говоря о России, надо отметить, что с момента образования Киевской Руси разведка была делом государственным и велась на двух уровнях - внешнеполитическими и военными ведомствами. Для сбора разведывательных сведений использовались русские подданные: послы и сотрудников посольств, направляемых для переговоров, с XVII века - члены постоянных миссий за границей, гонцы, торговые люди, представители духовенства, жители пограничных областей, крупные и мелкие воинские отряды, а также отдельные военнослужащие. Привлекались для ведения разведки и иностранцы, в том числе и проживающие на территории русского государства (купцы, церковнослужители, сотрудники зарубежных представительств, перебежчики и военнопленные).

В ХVI веке в России появляются первые органы центрального управления, организующие и ведущие разведку, благодаря чему осведомленность руководства государства о замыслах и намерениях противника возросла. По мере роста влияния России на международные дела возрастала и роль разведки. В 1654 г. по указу царя Алексея Михайловича основан Приказ тайных дел, где сосредотачивается управление разведкой. Руководителями Приказа - дъяками - были Д. М. Башмаков, Ф. М. Ртищев, Д. Л. Полянский и Ф. Михайлов. Преображенским приказом (1686–1729), осуществлявшим функции тайной полиции, в том числе и разведывательные, руководили отец и сын князья Ромодановские - Федор Юрьевич (1686–1717) и Иван Федорович (1717–1729).

Петр I в воинском уставе 1716 г. впервые подводит законодательную и правовую базу под разведывательную работу.

Усиление военных действий в конце XVIII - начале ХIХ веков ставит перед разведкой новые задачи, а к ее ведению привлекаются все новые силы и средства. Это потребовало создания специального центрального органа разведки, особенно военной, который соединил бы в себе как добывающие, так и обрабатывающие функции агентурной стратегической и войсковой разведок. Решающим же толчком к организации постоянно действующего центрального органа российской военной разведки послужили кровопролитные войны, которые Россия с 1805 г. вела с наполеоновской Францией. На этом периоде истории российской военной разведки мы остановимся более подробно.

Поражение русских войск в компаниях 1805 и 1806–1807 гг. закончилось заключением 25 июня 1807 г. Тильзитского мира с Францией. Но подписание мирного договора, во многом ущемляющего русские интересы, вовсе не означало для России, что войны с французским императором больше не будет никогда. Это прекрасно понимал император Александр I и все русские государственные деятели. В связи с этим своевременное получение информации о политических и военных планах Наполеона приобрело первостепенное значение. Поэтому, когда генерал М. Барклай-де-Толли в 1810 г. стал военным министром и приступил к укреплению армии, он начал огромное внимание уделять организации военной стратегической разведки.

Большую роль в создании военной разведки в России сыграл генерал-адъютант князь П. М. Волконский, будущий начальник квартирмейстерской части Главного штаба русской армии. В 1807–1810 гг. он находился в заграничной командировке, по возвращении из которой представил отчет «О внутреннем устройстве французской армии генерального штаба».

Находясь под влиянием этого отчета, Барклай-де-Толли поставил перед Александром I вопрос об организации постоянного органа стратегической военной разведки.

И первым таким органом стала Экспедиция секретных дел при военном министерстве, созданная по инициативе Барклая-де-Толли в январе 1810 г. В январе 1812 г. ее переименовали в Особенную канцелярию при военном министре. По его мнению, Экспедиция секретных дел должна была решать следующие задачи: ведение стратегической разведки (сбор стратегически важных секретных сведений за рубежом), оперативно-тактической разведки (сбор данных о войсках противника на границах России) и контрразведки (выявление и нейтрализация агентуры противника). Первыми руководителями военной разведки России поочередно становились три близких к военному министру человека: с 29 сентября 1810 г. - флигель-адъютант полковник А. В. Воейков, с 19 марта 1812 г. - полковник А. А. Закревский, с 10 января 1813 г. - полковник П. А. Чуйкевич.

В том же январе 1810 г. Барклай-де-Толли разговаривает с Александром I о необходимости организации стратегической военной разведки за границей и попросил разрешение направить в русские посольства специальных военных агентов, с тем чтобы собирать сведения «о числе войск, об устройстве, вооружении и духе их, о состоянии крепостей и запасов, способностях и достоинствах лучших генералов, а также о благосостоянии, характере и духе народа, о местоположении и произведениях земли, о внутренних источниках держав или средствах к продолжению войны и о разных выводах, предоставляемых к оборонительным и наступательным действиям». Эти военные агенты должны были находиться при дипломатических миссиях под видом адъютантов при послах-генералах или гражданских чиновников и служащих министерства иностранных дел.

Александр I согласился с предложениями Барклая де Толли, и для выполнения секретных поручений в зарубежные командировки были направлены следующие офицеры:

Полковник А. И. Чернышев (Париж);

Полковник Ф. В. Тейль фон Сераскерен (Вена);

Полковник Р. Е. Ренни (Берлин);

Поручик М. Ф. Орлов (Берлин);

Майор В. А. Прендель (Дрезден);

Поручик П. Х. Граббе (Мюнхен);

Поручик П. И. Брозин (Кассель, потом Мадрид).

Разведывательные задачи им надлежало выполнять тайно. Например, в инструкции майору Пренделю указывалось:

«… настоящее поручение ваше должно подлежать непроницаемой тайне, посему во всех действиях ваших вы должны быть скромны и осторожны. Главнейшая цель вашего тайного поручения должна состоять, чтобы… приобрести точные статистические и физические познания о состоянии Саксонского королевства и Варшавского герцогства, обращая особое внимание на военное состояние… а также сообщать о достоинствах и свойствах военных генералов».

Особо отличился на этом поприще полковник А. И. Чернышев, офицер Особенной канцелярии квартирмейстерской части Главного штаба. За короткий срок ему удалось создать во Франции сеть информаторов в правительственной и военной сферах и получать от них, часто за большое вознаграждение, интересующие Москву сведения. Так, 23 декабря 1810 г. он писал, что «Наполеон уже принял решение о войне против России, но пока что выигрывает время из-за неудовлетворительного положения его дел в Испании и Португалии».

Вот еще одно донесение Чернышева в Петербург, где он, давая характеристику маршалу Франции Даву, выказывает себя внимательным и умным наблюдателем:

«Даву, герцог Ауэрштадтский, князь Экмюльский. Маршал Империи, главнокомандующий войсками на севере Германии. Человек грубый и жестокий, ненавидимый всеми, кто окружает Императора Наполеона; усердный сторонник поляков, он большой враг России. В настоящее время это тот маршал, который имеет наибольшее влияние на Императора. Ему Наполеон более чем всем другим доверяет и которым он пользуется наиболее охотно, будучи уверен, что, каковы бы ни были его приказы, они будут всегда исполнены точно и буквально.

Не обнаруживая под огнем особо блестящей храбрости, он очень настойчив и упорен и, сверх того, умеет всех заставить повиноваться себе. Этот маршал имеет несчастье быть чрезвычайно близоруким».

Одним из информаторов Чернышева являлся работник военного министерства Франции М. Мишель. Он входил в группу сотрудников, которые раз в две недели составляли лично для Наполеона в единственном экземпляре сводку о численности и дислокации французских вооруженных сил. Копию этой сводки Мишель передавал Чернышеву, а тот отправлял ее в Петербург. К сожалению, деятельность Чернышева в Париже закончилась в 1811 г. В тот момент, когда он находился в Петербурге, французская полиция обнаружила при негласном обыске его парижского дома записку М. Мишеля. В результате Чернышева обвинили в шпионаже, и он не смог вернуться во Францию, а Мишеля приговорили к смертной казни.

Еще одним ценным русским агентом во Франции был, как это не покажется удивительным, князь Шарль-Морис Талейран, бывший министр иностранных дел Наполеона. В сентябре 1808 г. во время Эрфуртского свидания Александра I и Наполеона он сам предложил свои услуги русскому императору. Первоначально Александр недоверчиво относился к словам Талейрана, но после конфиденциальной встречи его подозрения рассеялись. За огромное по тем временам вознаграждение Талейран сообщал о состоянии французской армии, давал советы относительно укрепления российской финансовой системы и т. д. А в декабре 1810 г. он написал Александру I, что Наполеон готовится к нападению на Россию и даже назвал конкретную дату - апрель 1812 г.

Но несмотря на то, что переписка Талейрана с Александром велась с соблюдением всех правил конспирации, к началу 1809 г. у Наполеона появились подозрения в двойной игре Талейрана. В январе Наполеон неожиданно передал командование испанскими армиями маршалам, а сам возвратился в Париж. 28 января 1809 г. произошла знаменитая сцена, многократно приводившаяся в мемуарной литературе. Император в буквальном смысле набросился на Талейрана со словами:

«Вы вор, мерзавец, бесчестный человек! Вы не верите в бога, вы всю вашу жизнь нарушали все ваши обязательства, вы всех обманывали, всех предавали, для вас нет ничего святого, вы бы продали вашего родного отца!.. Почему я вас еще не повесил на решетке Карусельской площади? Но есть, есть еще для этого достаточно времени! Вы - грязь в шелковых чулках! Грязь! Грязь!..».

Однако, у Наполеона не было конкретных доказательств предательства Талейрана, гроза прошла стороной, и Талейран до самого начала войны передавал в Россию важную информацию.

Большое внимание уделял Барклай-де-Толли и агентурной разведке, которую вели своими силами командующие полевыми армиями и командиры корпусов. 27 января 1812 г. Александр I подписал три секретных дополнения к «Учреждению для управления Большой действующей армией»: «Образование высшей воинской полиции», «Инструкция директору высшей воинской полиции» и «Инструкция Начальнику Главного штаба по управлению высшей воинской полицией». Эти документы вобрали в себя представления Барклая-де-Толли и его окружения о подходах к организации и ведению военной разведки и контрразведки накануне и во время боевых действий. В них особенное внимание обращается на ведение агентурной разведки. Так, в дополнении об «Образовании высшей воинской полиции» говорилось об постоянном использовании агентуры (п.13 «О лазутчиках»):

«1. Лазутчики на постоянном жалованье. Они… рассылаются в нужных случаях, под разными видами и в различных одеяниях. Они должны быть люди расторопные, хитрые и опытные. Их обязанность есть приносить сведения, за коими они отправляются, и набирать лазутчиков второго рода и разносчиков переписки.

2. Лазутчики второго рода должны быть предпочтительно обывателями нейтральных и неприятельских земель разных состояний, и в числе оных дезертиры. Они приносят сведения по требованию и по большей части местныя. Они получают особенную плату за каждое известие, по мере его важности».

Там же давалась классификация агентов, чья задача заключалась «в собирании сведений о неприятельской армии и занимаемой ею земли:

1-е в земле союзной;

2-е в земле нейтральной;

3-е в земле неприятельской».

При этом делались следующие разъяснения:

«- Агенты в земле союзной могут быть чиновники гражданские и военные той земли или от армии посланные.

Агенты в земле нейтральной могут быть нейтральные подданные, имеющие знакомства и связи, и по оным, или за деньги снабжаемые аттестатами, паспортами и маршрутами, для переездов нужными. Они могут быть равным образом бургомистры, инспекторы таможен и проч.

Агенты в земле неприятельской могут быть лазутчики, в оную отправляемые и постоянно там остающиеся, или монахи, продавцы, публичные девки, лекари и писцы, или мелкие чиновники, в неприятельской службе находящиеся».

А в дополнении к «Инструкции Начальнику Главного штаба по управлению высшей воинской полицией» было и такое положение:

«В случае совершенной невозможности иметь известие о неприятеле в важных и решительных обстоятельствах должно иметь прибежище к принужденному шпионству. Оно состоит в склонении обещанием наград и даже угрозами местных жителей к проходу через места, неприятелем занимаемыя».

Это положение появилось не случайно. Объяснение ему можно найти в письме де Лезера, занимавшегося организацией агентурной разведки на западной границе, Барклаю-де-Толли от 6 декабря 1811 г.:

«Крайняя осмотрительность, - пишет де Лезер, - которая проявляется жителями Герцогства (Варшавского княжества. - Прим. авт.) по отношению к путешественникам, создает для нас большие трудности по заведению агентов и шпионов, способных принести пользу».

Но невзирая на все трудности, агентурная разведка в войсках перед началом войны велась достаточно активно и приносила много информации. Свидетельство тому докладная записка командующего 2-й Западной армией князя Багратиона Барклаю-де-Толли. Вот выдержка из нее:

«А как я намерен в сомнительные места для тайного разведывания делать посылки под иным каким предлогом достойных доверенности и надежных людей, то для свободного проезда за границу не угодно ли будет Вашему Высокопревосходительству прислать ко мне несколько бланков пашпортов за подписанием господина канцлера, дабы… удалить могущее пасть подозрение».

Что касается войсковой разведки, то ведение ее практически не подверглось изменению. В основном она проводилась по старинке - конными разъездами. «Инструкция Начальнику Главного штаба по управлению высшей воинской полицией» предписывала вести войсковую разведку следующим образом:

«Вооруженное шпионство производится следующим образом. Командующий отряжает разные партии козаков… команды сии поручает он самым отважным офицерам и дает каждому расторопного лазутчика, который бы знал местное положение…».

Следует сказать несколько слов и о контрразведывательных операциях, проводимых в России накануне войны 1812 г. В архивных документах есть сведения, что в период с 1810 по 1812 г. на территории Российской империи было задержано и обезврежено 39 военных и гражданских лиц, работавших на иностранные спецслужбы.

В результате принятых русским командованием мер к лету 1812 г., несмотря на сложные оперативные условия, разведка смогла достичь неплохих результатов. Так, ей удалось узнать точное время предполагаемого наступления французских войск, их численность, места дислокации основных подразделений, а также установить командиров армейских подразделений и дать им характеристики. Кроме того, она наладила агентурные связи на территориях, контролируемых неприятелем. Но, что следует отметить особо, данные, полученные разведкой, к сожалению, не оказали существенного влияния на выработку плана ведения военных действий. Оборонительный план Фуля, по которому стратегическая инициатива уступалась противнику, не только не соответствовал реальной обстановке, но и полностью игнорировал данные разведки.

Разумеется, это отразилось на первом этапе боевых действий и привело к тому, что для русского командования начало военных действий в оперативно-тактическом плане стало внезапным. Так, в Вильно, где находился Александр I, о переправе Наполеона через Неман узнали только спустя сутки от генерала В. В. Орлова-Денисова, чей полк находился на самой границе. Внезапность французского наступления внесла некоторую дезорганизацию в работу русского командования и сказалась на управлении разведкой. В дневнике Н. Д. Дурново, состоявшего в начале 1812 г. в свите начальника квартирмейстерской части Главного штаба П. М. Волконского, есть следующие записи, датированные 27 и 28 июня:

«27… Главная квартира его величества осталась в Янчинах, Барклая-де-Толли - в Дворчанах, в двух верстах от нашей. Не было никаких известий о движении неприятеля. Одни предполагают, что он направился на Ригу, другие - что на Минск; я придерживаюсь последнего мнения…

28. Весь день прошел за работой. Нет никаких сведений о французах. Наши аванпосты проделали двадцать верст от своих позиций, не встретив ни одного неприятеля. Евреи предполагают, что Минск занят самим Наполеоном».

Но вскоре растерянность прошла, и в командование русской армии начала регулярно поступать информация от разведки. В течение всей войны командование уделяло разведке огромное внимание, понимая всю важность получения своевременных и точных данных о противнике. Свидетельство тому, например, предписание Кутузова генералу Платову от 19 октября 1812 г.:

«При нынешних обстоятельствах мне непременно нужно, чтоб Ваше высокопревосходительство доставляли как можно чаще сведения о неприятеле, ибо, не имея скорых и верных известий, армия сделала один марш совсем не в том направлении, как бы ей надлежало, отчего весьма вредные следствия произойти могут».

Из всех видов разведки наиболее трудным оказался сбор сведений с помощью агентуры, особенно в районе деятельности 3-й Западной армии генерала А. Тормасова. Связано это было с неприязненным отношением местного населения к русским и отсутствием достаточных денежных средств. Вот что пишет по этому поводу в своем «Журнале» генерал В. В. Вяземский, командовавший дивизией в 3-й Западной армии:

«30-го (августа). Мы по сю пору еще не знаем, где неприятельские корпусы расположены и какое их намерение, - мало денег, нет верных шпионов. Обыватели преданы им, жиды боятся виселицы».

Однако на исконных русских землях, особенно после того, как французы заняли Москву, агентурная разведка действовала плодотворно и добывала важные сведения. Вот один из примеров. Купец Жданов не успел выехать из Москвы и был взят в плен французами. В штабе маршала Даву ему предложили проникнуть в расположение главной русской армии и собрать нужные французам сведения, за что ему обещали большое вознаграждение. Жданов «согласился». Получив от французов список с интересующими их вопросами и оказавшись в расположении русских войск, он немедленно потребовал доставить его к генералу Милорадовичу и подробно рассказал ему о полученном от неприятеля задании и его положении в Москве. Кутузов, оценив его патриотический поступок, принял Жданова и наградил его медалью, а генерал Коновницын 2 сентября выдал ему такое свидетельство:

«Московский третьей гильдии купец Петр Жданов, подвизаем будучи ревностью и усердием к своему Отечеству, несмотря ни на какие лестные предложения со стороны французов, наклонявших его к шпионству, оставил дом, жену и детей, явился в главную квартиру и доставил весьма важные сведения о состоянии и положении неприятельской армии. Такой его патриотический поступок заслуживает признательности и уважения всех истинных сынов России».

Не утратила своего значения агентурная разведка и в период перехода русской армии в контрнаступление. Вот что пишет об этом А. Ермолов, бывший во время войны 1812 г. начальником штаба 1-й, а потом и главной армии:

«Фельдмаршалу докладывал я, что из собранных от окрестных поселян показаний, потвержденных из Смоленска выходящими жителями, граф Остерман доносит, что тому более уже суток, как Наполеон выступил с своей гвардией на Красный. Не могло быть более приятного известия фельдмаршалу…».

Наряду с агентурной разведкой использовались и играли большую роль опрос пленных и перехват корреспонденции противника. Данные методы ведения разведки применялись постоянно. Так, в период отступления русской армии перед Смоленским сражением таким образом были добыты важные данные. Генерал Ермолов описывает этот случай так:

«Атаман Платов, подкрепленный авангардом графа Палена, встретил при селении Лешне сильный отряд французской конницы, разбил его и преследовал до Рудни. В плен взято: один израненный полковник, несколько офицеров и 500 нижних чинов. Полковник сообщил, что о приближении нашем они не имели известия и на то особенных распоряжений не сделано, равномерно и в других корпусах никаких движений не происходит. Из взятых бумаг в квартире командовавшего генерала Себастиани видно было распоряжение для передовых постов и наставление генералам, кто из них, для которой части войск и с какими силами должен служить подкреплением для сохранения общей связи».

Еще одним примером получения ценной информации при опросе пленных может служить рапорт Кутузова Александру I от 29 августа, написанный после Бородинского сражения. В нем Кутузов на основании сообщенных пленными сведениях делает выводы о потерях французской армии:

«… Пленные показывают, однако же, что неприятельская потеря чрезвычайно велика. Кроме дивизионного генерала Бонами, который взят в плен, есть и другие убитые, между прочим Давуст ранен…

P. S. Некоторые пленные уверяют, что общее мнение во французской армии, что они потеряли ранеными и убитыми сорок тысяч».

Большую пользу приносил и перехват корреспонденции и документов противника. Так, отряд полковника Кудашева в день Тарутинского боя 5 октября захватил предписание маршала Бертье одному французскому генералу об отправлении всех тяжестей на Можайскую дорогу. Это позволило Кутузову принять правильное решение об отказе от преследования разбитого авангарда неприятеля под командованием Мюрата и сосредоточить основные силы на Калужской дороге, закрыв тем самым путь французам на юг. Еще одной иллюстрацией важности перехвата неприятельской корреспонденции для принятия русским командованием важных решений служит письмо Кутузова командующему 3-й армии адмиралу П. Чичагову от 30 октября:

«Господин адмирал!

Для большей уверенности посылаю еще раз вашему превосходительству достоверные подробности, подчерпнутые из переписки, вплоть до писем самого Наполеона, - копии с которых я вам уже отослал. Из этих выдержек Вы увидите, господин адмирал, как в действительности ничтожны те средства, коими располагает противник в своем тылу в части продовольствия и обмундирования…».

По-прежнему важнейшую роль в ходе боевых действий играла войсковая разведка, проводимая с помощью разъездов и партий казаков. Специально останавливаться на этом виде разведки нет необходимости. Думается, что важность его будет видна из донесения Кутузова Александру I от 23 августа:

«… Касательно неприятеля, примерно уже несколько дней, что он стал чрезвычайно осторожен, и когда трогается вперед, то сие, так сказать, ощупью. Вчерашнего дня посланной от меня полковник князь Кудашев заставил с 200 казаков всю конницу Давустова корпуса и короля неаполитанского несколько часов сидеть на лошадях неподвижно. Вчера неприятель ни шагу вперед движения не сделал. Сегодня казачьи наши форпосты от меня в 30-ти верстах дороги наблюдают весьма рачительно…».

Для ведения разведки и сбора сведений о неприятеле использовались все возможности. Например, во французскую армию посылались парламентеры. Один из них - поручик Михаил Федорович Орлов (впоследствии генерал-майор, будущий декабрист) - вернувшись назад, подробно описал все им виденное. На основании его донесения Кутузов составил следующий рапорт от 19 августа Александру I о численности французской армии:

«Кавалергардского полка поручик Орлов, посланный парламентером до прибытия моего к армиям главнокомандующим 1-ю Западною армиею для узнания о взятом в плен генерал-майоре Тучкове, после 9-ти дневного содержания его у неприятеля донес мне при возвращении вчерашнего числа довольно подробные сведения. При встрече его неприятельским аванпостом по Смоленской дороге у деревни Коровино он застал короля неаполитанского со всею его кавалерией, которую полагает он около 20000. В недалеком от него расстоянии фельдмаршала Давуста корпус, состоящий из 5 дивизий, имянно из дивизии Моран, дивизии Фриан, дивизии Годен, который при сражении у Заболотье ранен и умер, дивизии Дессек и дивизии Компанс, силы которого корпуса полагает он около 50000. Потом за оным в расстоянии 45-ти верст при деревне Заболотье корпус маршала Нея, составленный из 3-х дивизий, из дивизии Ледрю, дивизии Разу и дивизии виртембергских войск, состоящих под командую виртембергского принца наследного. Корпус сей он полагает около 20000.

Потом в Смоленске он нашел императора Наполеона с его гвардией, в силах около 30000 и 5-й корпус, составленный из поляков, около 15000, который корпус составлен из дивизий генерала Зайончека и генерала Князевича, следуемые по дороге, где отступала 2-я Западная армия, по которой он, Орлов, будучи возвращен, не нашел более никого, а слышал только он от французских офицеров, что на левом неприятельском фланге по направлению к Сычевке следуют корпусы фельдмаршала Жюно и Мортье под командою вице-короля итальянского, не более оба как в 30000, что и составило бы 165000.

Но по расспросам, деланным нашими офицерами по квартирмейстерской части от пленных, полагаю я донесение Орлова несколько увеличенным.

(Генерал от инфантерии князь Г(оленищев) Кутузов».)

Впрочем, рассказ о разведывательных операциях русской армии в 1812 г. не был бы полным без упоминания о сборе сведений о неприятеле при помощи партизанских отрядов, основная задача деятельности которых была сформулирована Кутузовым следующим образом:

«Поелику ныне осеннее время наступает, через что движения большою армией делаются совершенно затруднительными, то и решился я, избегая генерального боя, вести малую войну, ибо раздельные силы неприятеля и оплошность его подают мне более способов истреблять его, и для того, находясь ныне в 50 верстах от Москвы с главными силами, отдаю от себя немаловажные части в направлении к Можайску, Вязьме и Смоленску».

Армейские партизанские отряды создавались преимущественно из казачьих войск и были неодинаковыми по своей численности: от 50 до 500 человек. Перед ними ставились следующие задачи: уничтожать в тылу противника его живую силу, наносить удары по гарнизонам, подходящим резервам, выводить из строя транспорты, лишать противника продовольствия и фуража, следить за передвижением неприятельских войск и доносить об этом в Главный штаб русской армии. О последнем направлении деятельности партизан известный поэт и командир партизанских отрядов Денис Васильевич Давыдов пишет следующим образом:

«Партизанская война имеет влияние и на главные операции неприятельской армии. Перемещение ее в течение кампании по стратегическим видам долженствует встретить необоримые затруднения, когда первый и каждый шаг ее может быть немедленно быть известен противному полководцу посредством партий (партизанских - Прим. авт.)».

Первым армейским партизанским отрядом был отряд подполковника Д. В. Давыдова, отправленный в тыл французской армии сразу после Бородинского сражения. А после занятия французами Москвы такая практика стала постоянной. Об этом вполне конкретно говорит в своих воспоминаниях генерал А. Ермолов:

«Вскоре по оставлении Москвы докладывал я князю Кутузову, что артиллерии капитан Фигнер предлагал доставить сведения о состоянии французской армии в Москве и буде есть какие чрезвычайные приуготовления в войсках; князь дал полное соизволение…

Князь Кутузов был весьма доволен первыми успехами партизанских его действий, нашел полезным умножить число партизан, и вторым после Фигнера назначен гвардейской конной артиллерии капитан Сеславин, и после него вскоре гвардии полковник князь Кудашев».

И действительно, командиры партизанских отрядов регулярно информировали главный штаб русской армии о передвижении французских войск и их численности. Так, в одном из донесений Фигнер сообщал дежурному генералу штаба главной армии Коновницыну:

«Вчера я узнал, что Вы беспокоитесь узнать о силе и движениях неприятеля. Чего ради вчера же был у французов один, а сегодня посещал их вооруженною рукою, после чего опять имел с ними переговоры. О всем случившемся посланный мною к Вам ротмистр Алексеев лучше расскажет, ибо я боюсь расхвастаться».

Важность и необходимость войсковой партизанской разведки наиболее полно проявилась в начале отступления французской армии из Москвы, когда Наполеон принял решение наступать на южные, не затронутые войной губернии России. Эпизод, когда 11 октября Кутузов получил от Сеславина точные данные о движении главных сил французов на Малоярославец, приводится в каждой работе, посвященной войне 1812 г. Пересказывать его нет смысла. Достаточно будет привести выдержку из рапорта Кутузова Александру I о сражении при Малоярославце:

«… Партизан полковник Сеславин действительно открыл движение Наполеона, стремящегося со всеми его силами по сей дороге (Калужской. - Прим. авт.) к Боровску. Сие то побудило меня, не теряя времени, 11-го числа октября пополудни со всею армиею выступить и сделать форсированный фланговый марш к Малоярославцу…

Сей день есть один из знаменитейших в сию кровопролитную войну, ибо потерянное сражение при Малоярославце повлекло бы за собой пагубнейшее следствие и открыло бы путь неприятелю через хлебороднейшие наши провинции».

Еще одним видом деятельности партизанских отрядов стал захват французских курьеров. При этом не только добывались важные сведения разведывательного характера, но самое главное - нарушалось управление в неприятельских войсках. Правда, некоторые французские участники войны 1812 г., в том числе и сам Наполеон, утверждали, что «ни одна эстафета не была перехвачена». Это убедительно опроверг Д. В. Давыдов, приведя большое количество конкретных доказательств обратного. Вот только часть из них:

«В рапорте фельдмаршала к государю императору, от 22-го сентября (4-го октября), сказано: „Сентября 11/23 генерал-майор Дорохов, продолжая действия со своим отрядом, доставил перехваченную им у неприятеля почту в двух запечатанных ящиках, а третий ящик - с ограбленными церковными вещами; 12/24 сентября поймано его отрядом на Можайской дороге два курьера с депешами“, и прочее.

В рапорте генерала Винценгероде к государю императору из города Клина, от 3/15 октября, сказано: „На сих днях сим последним полковником (Чернозубовым) взяты два французских курьера, ехавшие из Москвы с депешами“.

Фельдмаршал доносит также государю императору, от 1/13 октября, о взятии 24-го сентября (6 октября) курьера близь Вереи подполковником Вадбольским».

Поэтому мы не преувеличим, если скажем, что разведывательные операции партизанских отрядов существенно дополняли обычные войсковые разведывательные операции: агентурную разведку, разведку, проводимую разъездами и партиями казаков, опрос пленных и перехват курьеров. А в некоторых случаях информация, добываемая партизанами, оказывала решающее влияние на принятие оперативных решений (донесение Сеславина 11 октября).

Заканчивая разговор о деятельности молодой российской военной разведки в Отечественной войне 1812 г., отметим, что опыт проведения разведывательных операций русское командование учло и с успехом применяло в заграничных походах русской армии 1813–1814 гг. А опыт ведения партизанской войны, в том числе и разведки, был собран Д. В. Давыдовым в его книге «1812 г.». Что касается влияния данных, получаемых разведкой, на ход военных действий в войне 1812 г., то оно достаточно велико. Если откинуть первоначальный период, когда при составлении плана обороны они были проигнорированы, все последующее время разведывательная информация играла чрезвычайно важную роль в принятии русским командованием всех ответственных оперативных и стратегических решений.

После окончания наполеоновских войн и перехода русской армии к штатам мирного времени прошла очередная реорганизация военного министерства. В частности, был создан Главный штаб, в состав которого и вошло военное министерство.

Что касается военной разведки, то Особенная канцелярия при военном министре в 1815 г. была распущена, а ее функции были переданы в первое отделение Управления генерал-квартирмейстера Главного штаба. Однако, по сути, оно являлось обрабатывающим органом военной разведки, который получал сведения в основном от министерства иностранных дел. Впрочем, руководство первого отделения делало попытки командировать за границу и своих офицеров. Так, в русское посольство в Париже направили полковника М. П. Бутурлина, в посольство в Баварии - поручика Вильбоа, нескольких офицеров под прикрытием различных дипломатических миссий отправили в Хиву и Бухару.

В 1836 г. после очередной реорганизации в составе военного министерства был образован департамент генерального штаба, состоящий из трех отделений. При этом разведывательные функции возлагались на Второе (военно-ученое) отделение департамента генерального штаба. Однако это отделение по-прежнему занималось только обработкой поступающей из министерства иностранных дел информации.

Поражение России в Крымской войне заставило руководство военного министерства обратить самое пристальное внимание на разведку. И уже 10 июля 1856 г. Александр II утвердил первую инструкцию о работе военных агентов. В ней указывалось, что «каждому агенту вменяется в обязанность приобретать наивозможно точные и положительные сведения о нижеследующих предметах:

1) О числе, составе, устройстве и расположении как сухопутных, так и морских сил.

2) О способах правительства к пополнению и умножению вооруженных сил своих и к снабжению войск и флота оружием и другими военными потребностями.

3) О различных передвижениях войск, как приведенных уже в исполнение, так и предполагаемых, стараясь по мере возможности проникнуть в истинную цель сих передвижений.

4) О нынешнем состоянии крепостей, предпринимаемых новых фортификационных работах для укрепления берегов и других пунктов.

5) Об опытах правительства над изобретениями и усовершенствованиями оружия и других военных потребностей, имеющих влияние на военное искусство.

6) О лагерных сборах войск и о маневрах.

7) О духе войск и образе мыслей офицеров и высших чинов.

8) О состоянии различных частей военного управления, как то: артиллерийского, инженерного, комиссариатского, провиантского со всеми их отраслями.

9) О всех замечательных преобразованиях в войсках и изменениях в воинских уставах, вооружении и обмундировании.

10) О новейших сочинениях, касающихся до военных наук, а также о картах-планах издаваемых, в особенности тех местностей, о которых сведения могут быть нам полезны.

11) О состоянии военно-учебных заведений, в отношении устройства их, методов преподавания наук и господствующего духа в этих заведениях.

12) Об устройстве генерального штаба и о степени познаний офицеров, оный составляющих.

(Статья эта для агента, посылаемого в Турцию, где не устроен еще генеральный штаб, заменена следующим пунктом: „О лицах, составляющих военное управление Турции, степени их познаний, способности каждого и доверенности к нему правительства и подчиненных лиц“.)

13) О способах к передвижению войск по железным дорогам, с возможными подробностями о числе войск и времени окончании ими передвижения между данными пунктами.

14) Об улучшениях военной администрации вообще для скорейшего исполнения письменных дел и сокращения времени в передаче приказаний.

15) Все означенные сведения собирать с самою строгою осторожностью и осмотрительностью и тщательно избегать всего, что бы могло навлечь на агента малейшее подозрения местного правительства.

16) Каждому агенту состоять в полной зависимости и подчиненности от начальника миссии, при коем находится. Без его разрешения ничего особенного не предпринимать, испрашивать наставлений и руководствоваться ими в точности. Собранные сведения, в особенности кои могут быть в связи с политическими отношениями, прежде отправления их к военному министру предварительно докладывать начальнику миссии и в случае экстренно необходимых расходов испрашивать от него пособия».

Условно сотрудников военной разведки в то время можно разделить на следующие категории: генерал-квартирмейстеры и офицеры генерал-квартирмейстерской части (Генерального штаба) военного министерства, генерал-квартирмейстеры и находящиеся в их распоряжении офицеры военных округов, гласные и негласные военные агенты за рубежом, конфиденты, агенты-ходоки. К последним следует отнести офицеров Генерального штаба, отправляемых с секретной миссией за границу, и лазутчиков, засылаемых в тыл к противнику во время войны. Если же говорить более конкретно, то в 1856 г. за границу были направлены: в Париж - флигель-адъютант полковник П. П. Альбединский, в Лондон - флигель-адъютант полковник Н. П. Игнатьев, в Вену - полковник барон Ф. Ф. фон Торнау, в Константинополь - штабс-капитан Франкини. Одновременно с ними в Италии сбором военных сведений занимался полномочный представитель России в Турине генерал-майор граф Штакельберг (до этого находился в Вене) и представитель России в Неаполе полковник В. Г. Гасфорт.

Однако полноценные централизованные органы военной разведки появились в России только в сентябре 1863 г., когда император Александр II в виде опыта на два года утвердил Положение и Штаты Главного управления Генерального штаба (ГУГШ). Разведывательные функции в ГУГШ были возложены на 2-е (азиатское) и 3-е (военно-ученое) отделения, которые подчинялись вице-директору по части Генерального штаба. При этом военно-ученое отделение занималось сбором военной и военно-технической информации об иностранных государствах, руководством военными агентами за границей и военно-учеными экспедициями, направляемыми для сбора сведений в приграничные районы России и прилегающих к ним стран и т. д. Что же касается азиатского отделения, то оно выполняло те же задачи, но в граничащих с Россией странах Азии. По штатам в военно-ученом отделении предусматривалось 14 сотрудников, а в азиатском - 8. Таким образом, впервые с 1815 г. была сделана попытка восстановить военную разведку.

Введенная на два года в виде эксперимента новая структура военной разведки в целом себя оправдала. Поэтому в 1865 г. во время очередной реорганизации военного министерства ее сохранили. 3-е отделение переименовали в 7-е военно-ученое отделение Главного штаба, а его руководителем назначили полковника Ф. А. Фельдмана. Сохранилось и 2-е азиатское отделение, получившее название «Азиатская часть». Продолжали свою работу и зарубежные военные агенты военно-ученого отделения, более того, их число увеличилось. Так, в Париже находился флигель-адъютант полковник Витгенштейн, в Вене - генерал-майор барон Торнау, в Берлине - генерал-адъютант граф Н. В. Адлерберг 3-й, во Флоренции - генерал-майор Гасфорт, в Лондоне - полковник Новицкий, в Константинополе - полковник Франкини.

В январе 1867 г. 7-е военно-ученое отделение Главного штаба перешло в состав Совещательного комитета, который был образован для руководства «ученой» и топографической деятельностью. А 30 марта 1867 г. Совещательный комитет преобразовали в Военно-ученый комитет Главного штаба, в нем на базе 7-го отделения создали канцелярию. Именно канцелярия Военно-ученого комитета вплоть до 1903 г. являлась центральным органом российской военной разведки. Первым ее руководителем стал генерал Н. Обручев, правая рука военного министра Милютина, а после него - генералы Ф. А. Фельдман (с 1881 по 1896 г.), В. У. Соллогуб (с 1896 по 1900 г.) и В. П. Целебровский (с 1900 по 1903 г.). Что касается Азиатской части, то она осталась самостоятельным подразделением Главного Штаба, хотя и была в 1869 г. переименована в Азиатское делопроизводство. Состояло Азиатское производство из заведующего, полковника А. П. Проценко, и его помощника.

Серьезным испытанием для российской военной разведки явилась русско-турецкая война 1877–1878 гг. Накануне и во время боевых действий разведка по-прежнему находилась в ведении командиров соединений и частей, начиная с командующего армией. Ее проводили специально подготовленные сотрудники. Перед самым началом русско-турецкой войны общее руководство агентурной разведки в Турции и на Балканах было возложено на полковника Генерального штаба П. Д. Паренсова, офицера «по особым поручениям», признанного специалиста разведывательного дела.

Так как основная тяжесть предстоящих боевых действий должна была лечь на сосредоточенную в Бессарабии мощную группировку российской армии под командованием великого князя Николая Николаевича, ее штаб нуждался в свежих оперативных данных о турецких войсках, расположенных на территории Болгарии и Румынии. Поэтому главнокомандующий лично поставил перед Паренсовым задачу: ехать в Бухарест и организовать сбор сведений о турках.

В середине декабря 1876 г. Паренсов под именем Пауля Паульсона уезжает из Кишинева в Бухарест, где появляется как родственник российского консула барона Стюарта. В короткий срок он наладил необходимые связи, создал активную агентурную сеть и собрал вокруг себя преданных людей из числа местных жителей. Так, наблюдение за перемещениями судов по Дунаю взяли под свой контроль скопческий староста Матюшев и воевода Вельк.

Большую помощь (причем бесплатную) оказал Паренсову болгарский патриот банкир и хлеботорговец Евлогий Георгиев, который имел торговых агентов и склады во многих городах Болгарии, интересовавших русское командование, что давало Паренсову возможность пользоваться готовой и достаточно надежной агентурой. Благодаря Евлогию он приобрел ценного помощника Григория Начовича. Образованный человек, владевший французским, немецким, румынским языками и прилично понимающий русский, он имел большие связи по обе стороны Дуная, был необычайно изобретателен в способах добывания информации. Начович помогал русской разведке как истинный патриот своего отечества - за все время работы он ни разу не принял от русского командования денежного вознаграждения.

В течение всей зимы 1876–1877 гг. резидентура полковника Паренсова доставляла исчерпывающие сведения о количестве турецких войск, их передвижениях в придунайской Болгарии, кораблях и минных заграждениях на Дунае, состоянии укреплений, продовольственных запасах. Так, например, русское командование заблаговременно было извещено о прибытии подкрепления из Египета.

С началом боевых действий потребовались новые точные оперативные сведения о неприятеле. Поэтому Паренсов и его ближайшие помощники, в частности полковник Н. Д. Артамонов, стали активно использовать агентов-ходоков. Одним из них стал Константин Николаевич Фаврикодоров, грек по происхождению, который не был новичком в военном деле. Фаврикадоров участвовал в Крымской войне 1853–1856 гг., храбро сражаясь на бастионах Севастополя как волонтер Греческого легиона, и получил награды - Георгиевский крест 4-го класса и серебряную медаль. Внешне похожий на турка, к тому же владевший турецким языком, он идеально подходил для роли разведчика.

26 июня 1877 г. полковник Генерального штаба Артамонов посылает Фаврикодорова под именем турецкого подданного Хасана Демершиоглу из города Систова в глубокий разведывательный рейд по тылам турецкой армии - города Видин и Плевну. Оттуда ему следовало отправиться на юго-восток, чтобы выяснить количество турецких войск, сосредоточенных в Румелии, а также в крепостях Шумле и Варне.

Фаврикодоров отлично справился с поставленной перед ним задачей. Он побывал в Плевне, крепости Шумле, Варне, Андрианополе, Филиппополе (Пловдиве), собрал большое количество ценных сведений о турецкой армии и, вернувшись в Главную квартиру русской армии, передал их Артамонову. И это был не единственный рейд отважного разведчика. Впоследствии он еще неоднократно направлялся в тыл турецкой армии и каждый раз добывал чрезвычайно ценные разведывательные сведения.

Итоги работы Паренсова, Артамонова, Фаврикодорова и многих других офицеров русской разведки в годы русско-турецкой войны 1877–1878 гг. в целом отражены в оценке, данной в 1880 г. управляющим Военно-ученым комитетом, будущим начальником Главного штаба генерал-адъютантом Н. Обручевым: «Никогда данные о турецкой армии не были столь тщательно и подробно разработаны, как перед минувшею войною: до местонахождения каждого батальона, каждого эскадрона, каждой батареи…».

Однако, несмотря на столь хвалебное утверждение Обручева, русско-турецкая война вскрыла и ряд недостатков в российской военной разведке, что послужило причиной очередной реорганизации ее центрального аппарата. В декабре 1879 г. утверждается новый штат канцелярии Военно-ученого комитета в составе управляющего делами, пяти старших и девяти младших делопроизводителей с четким разграничением функций каждого из них. Штаты Азиатского делопроизводства в 1886 г. увеличили с двух до пяти человек. А в середине 1890-х годов оно состояло уже из трех делопроизводств. Первые два отвечали за работу азиатских военных округов, а третье занималось непосредственно разведкой за рубежом. Всего же к концу XIX века Россия располагала военными агентами в 18 мировых столицах, а также морскими агентами в десяти странах.

В июле 1900 г. началась очередная реорганизация военной разведки. В составе Главного штаба учреждается генерал-квартирмейстерская часть, в состав которой включили оперативное и статистическое отделения. При этом на статистическое отделение были возложены функции Азиатского делопроизводства, а именно ведение разведки в Китае, Корее, Японии и других азиатских странах. А полгода спустя, в декабре 1900 г., генерал-квартирмейстерской части передали и канцелярию Военно-ученого комитета.

В апреле 1903 г. объявили новые штаты Главного штаба. Согласно им, вместо канцелярии Военно-ученого комитета ведение разведки возлагалось на 7-е (военная статистика иностранных государств) отделение 1-го (Военно-статистического) отдела Управления 2-го генерал-квартирмейстера Главного штаба. Состояло 7-е отделение из начальника, 8 столоначальников и такого же числа их помощников. Практически сразу же негласно внутри 7-го отделения выделяется добывающая часть, получившая название Особое делопроизводство, в котором работало два офицера. Однако в 7-м отделении по-прежнему не были разделены добывающие и обрабатывающие функции разведки и не велась работа по руководству разведкой военных округов. Начальником 7-го отделения в 1903 г. назначили генерала Целебровского, до этого руководившего Военно-ученым комитетом Главного штаба. Он возглавлял военную разведку до 1905 г., когда его сменил генерал Н. С. Ермолов, занимавший этот пост до 1906 г.

Поражение России в войне с Японией вскрыло существенные недостатки в организации военной разведки. Война 1904–1905 гг. наглядно показала необходимость не только непрерывной войсковой разведки в период боевых действий, но и постоянного агентурного наблюдения за вероятными противниками, чему, по мнению большинства офицеров-разведчиков, не уделялось должного внимания.

Поэтому военные реформы, которые начали проводить в 1906 г., заставили офицеров-разведчиков приступить к коренной реорганизации своей службы. Осенью 1906 г. в ГУГШ поступили докладные записки нескольких офицеров разведывательного отделения с конкретными предложениями по перестройке деятельности разведорганов. По их мнению, разведкой следовало заниматься штабам приграничных округов под руководством ГУГШ, которое создавало агентурную сеть в важнейших центрах предполагаемых противников, тогда как штабы округов - в приграничных районах прилегающих государств. Еще одним важным звеном в выявлении сил вероятных противников России они считали секретные командировки офицеров Генерального штаба для рекогносцировки путей сообщения и укрепленных районов в приграничной полосе.

В результате в апреле 1906 г. утверждается новая структура ГУГШ. Она впервые официально закрепила разделение добывающей и обрабатывающей функций военной разведки. Добывающие функции были теперь сосредоточены в 5-м (разведывательном) делопроизводстве части 1-го обер-квартирмейстера Управления генерал-квартирмейстера ГУГШ. Оно состояло из одного делопроизводителя и двух его помощников, один из которых отвечал за восточное, а другой - за западное направление разведки. Первым делопроизводителем назначили полковника М. А. Адабаша, а его помощниками - молодых офицеров О. К. Энкеля и П. Ф. Рябикова. А в марте 1908 г. Адабаша сменил полковник Н. А. Монкевиц, руководивший военной разведкой до начала первой мировой войны.

Обрабатывающие функции возложили на части 2-го и 3-го обер-квартирмейстеров: у 2-го - на 2-е, 3-е, 4-е, 5-е и 6-е делопроизводства, а у 3-го - на 1-е, 2-е и 4-е делопроизводства. Сотрудниками этих обрабатывающих делопроизводств стали работники бывшего 7-го отделения.

Впрочем, реорганизации на этом не прекратились, и 11 сентября 1910 г. утверждаются новые штаты Главного управления Генерального штаба. 5-е делопроизводство преобразовали в Особое делопроизводство (разведки и контрразведки) в составе Отдела генерал-квартирмейстера. Подчинялось Особое делопроизводство непосредственно генерал-квартирмейстеру, что говорило о повышении статуса разведслужбы и усилении роли разведки. В его составе была образована журнальная часть для ведения секретной переписки. А всего штат Особого делопроизводства включал в себя делопроизводителя, трех его помощников и журналиста.

Обрабатывающие делопроизводства вошли в состав частей 1-го и 2-го обер-квартирмейстеров. Части 1-го оберквартирмейстера занимались западным направлением: 4-е делопроизводство - Германией, 5-е - Австро-Венгрией, 6-е - Балканскими государствами, 7-е - скандинавскими странами, 8-е - прочими странами Западной Европы. Делопроизводство части 2-го обер-квартирмейстера занималось восточным направлением: 1-е делопроизводство - Туркестанским, 2-е - турецко-персидским, 4-е - Дальневосточным.

Если говорить о личном состава разведки, то в результате преобразований разведывательного делопроизводства в 1909–1910 гг. серьезных изменений в нем не произошло. И хотя начальники ГУГШ, как и раньше, менялись слишком часто - 5 человек за 6 лет: Ф. Ф. Палицын (1906–1908 гг.), В. А. Сухомлинов (1908–1909 гг.), Е. А. Гернгрос (1910 гг.), Я. Г. Жилинский (1911–1914 гг.), Н. Н. Якушкевич (с 1914 г.), однако кадровый состав отделов и делопроизводств практически оставался прежним вплоть до начала Первой мировой войны. Так, в октябре 1910 г. полковник Монкевиц был назначен помощником 1-го обер-квартирмейстера ГУГШ, а его задачей стало руководство Особым делопроизводством и военно-статистическими производствами части 1-го обер-квартирмейстера, то есть добывающими и обрабатывающими органами разведки по западным странам. Что же касается руководителей Особого делопроизводства, то ими были полковник О. К. Энкель (в 1913–1914 гг.) и полковник Н. К. Раша (в 1914–1916 гг.).

Рассказывая о конкретных операциях российской военной разведки перед первой мировой войной, нельзя обойти историю, связанную с именем полковника австро-венгерской армии Альфреда Редля. А поскольку те события во многом остаются неясными до сих пор, то на них стоит остановиться более подробно.

26 мая 1913 г. все газеты, выходившие в Австро-Венгерской империи, поместили на своих страницах сообщение Венского телеграфного агентства, извещающее о неожиданном самоубийстве полковника Альфреда Редля, начальника штаба 8-го корпуса австро-венгерской армии. «Высокоталантливый офицер, - говорилось в сообщении, - которому предстояла блестящая карьера, находясь в Вене при исполнении служебных обязанностей, в припадке сумасшествия покончил с собой». Далее сообщалось о предстоящих торжественных похоронах Редля, павшего жертвой нервного истощения, вызванного продолжительной бессоницей. Но уже на следующий день в пражской газете «Прага тагеблатт» появилась заметка следующего содержания:

«Одно высокопоставленное лицо просит нас опровергнуть слухи, распространяемые преимущественно в военных кругах, относительно начальника штаба пражского корпуса полковника Редля, который, как уже сообщалось, покончил жизнь самоубийством в Вене в воскресенье утром. Соласно этим слухам, полковник будто бы обвиняется в том, что передавал одному государству, а именно России, военные секреты. На самом же деле комиссия высших офицеров, приехавшая в Прагу для того, чтобы произвести обыск в доме покойного полковника, преследовала совсем другую цель».

В условиях строжайшей цензуры, действовавшей тогда в Австро-Венгрии, для редактора «Прага тагеблатт» это был единственный способ сообщить своим читателям о том, что полковник Редль на самом деле застрелился после того, как его разоблачили как русского агента. До публикации в пражской газете о предательстве полковника Редля знали всего 10 высших австрийских офицеров. Даже император Франц Иосиф не был поставлен в известность. Но после 27 мая эта тайна стала известна всему миру.

Альфред Редль, безусловно один из способнейших разведчиков, родился в Лемберге (Львове) в семье аудитора гарнизонного суда. Выбрав для себя военную карьеру, он в 15 лет поступил в кадетский корпус, а потом в офицерское училище, которое закончил блестяще. Превосходное знание им иностранных языков привлекло к молодому лейтенанту внимание кадровиков Генерального штаба австро-венгерской армии, и Редль вместо службы в провинциальных частях был зачислен в штат этого высшего военного органа страны. Попав в столь престижное место, Редль делал все возможное, чтобы на него обратили внимание. И это ему удалось, несмотря на царившие в австрийской армии кастовые предрассудки, когда в продвижении по службе отдавали предпочтение исключительно дворянам. В 1900 г. он, уже в чине капитана, был командирован в Россию для изучения русского языка и ознакомления с обстановкой в этой стране, считавшейся одним из вероятных противников. Несколько месяцев Редль проходил стажировку в военном училище в Казани, ведя в свободное время беззаботный образ жизни и посещая многочисленные вечеринки. Само собой разумеется, что все это время за ним велось негласное наблюдение агентами русской контрразведки с целью изучения его сильных и слабых сторон, увлечений и особенностей характера. Позднее сделанные выводы легли в основу следующей характеристики Редля, датируемой 1907 г.:

«Альфред Редль, майор Генштаба, 2-й помощник начальника разведывательного бюро Генерального штаба… Среднего роста, седоватый блондин, с седоватыми короткими усами, несколько выдающимися скулами, улыбающимися вкрадчивыми глазами. Человек лукавый, замкнутый, сосредоточенный, работоспособный. Склад ума мелочный. Вся наружность слащавая. Речь сладкая, мягкая, угодливая. Движения рассчитанные, медленные. Любит повеселиться».

Вернувшись в Вену, Редль был назначен помощником начальника разведывательного бюро Генерального штаба генерала барона Гизля фон Гизлингена. Гизль назначил Редля начальником агентурного отдела бюро («Kundschaftsstelle», сокращенно «KS»), отвечавшего за контрразведывательные операции. На этом посту Редль проявил себя как отличный организатор, полностью реорганизовавший отдел контрразведки и превративший его в одну из сильнейших спецслужб австро-венгерской армии. Прежде всего это было связано с введением новой техники и новых приемов работы. Так, по его указанию комнату для приемов посетителей оборудовали только что изобретенным фонографом, что позволяло записывать на граммофонной пластинке, находящейся в соседней комнате, каждое слово приглашенного для беседы человека. Помимо этого в комнате установили две скрытые фотокамеры, с помощью которых посетителя тайно фотографировали. Иногда во время беседы с посетителем вдруг звонил телефон. Но это был ложный звонок - дело в том, что дежурный офицер сам «вызывал» себя к телефону, нажимая ногой расположенную под столом кнопку электрического звонка. «Говоря» по телефону, офицер жестом указывал гостю на портсигар, лежащий на столе, приглашая взять сигарету. Крышка портсигара обрабатывалась специальным составом, с помощью которого отпечатки пальцев курильщика сохранялись. Если же гость не курил, офицер по телефону «вызывал» себя из комнаты, забирая с собой со стола портфель. Под ним находилась папка с грифом «Секретно, не подлежит оглашению». И редко кто из посетителей мог отказать себе в удовольствии заглянуть в папку с подобной надписью. Излишне говорить, что папка также была соответствующим образом обработана для сохранения отпечатков пальцев. Если же и эта хитрость не удавалась, то применялся другой прием, и так до тех пор, пока не достигался успех.

Редлю, кроме того, принадлежала разработка новой методики ведения допроса, которая позволяла достигнуть желаемого результата без применения дополнительных «усилий». Помимо прочего, по его указанию контрразведка стала вести досье на каждого жителя Вены, который хоть раз посещал основные тогда центры шпионажа, такие как Цюрих, Стокгольм, Брюссель. Но главная заслуга Редля состояла в том, что он добывал уникальные секретные документы русской армии. Эти успехи были настолько впечатляющими, что его начальник генерал Гизль фон Гизлинген, назначенный командиром 8-го пражского корпуса, забрал Редля, к тому времени уже полковника, с собой в качестве начальника штаба. Таким образом, карьера Редля круто пошла вверх, и многие стали поговаривать, что он может в будущем занять пост начальника генерального штаба.

Отправляясь к новому месту службы, Редль оставил своему преемнику капитану Максимилиану Ронге написанный от руки в единственном экземпляре документ под названием «Советы по раскрытию шпионажа». Он представлял собой небольшую 40-страничную переплетенную книжечку, где Редль подводил итоги своей работы на посту начальника отдела «KS» и давал некоторые практические советы. Капитан Ронге и новый начальник разведывательного бюро австрийского Генерального штаба Август Урбанский фон Остромиц в полной мере воспользовались советами Редля. С подачи Ронге в 1908 г. был создан так называемый черный кабинет, здесь производилась перлюстрация почтовых отправлений. При этом особое внимание уделялось письмам, поступавшим из приграничных районов Голландии, Франции, Бельгии и России, а также посланным «До востребования». О том, что истинной целью перлюстрации являлась контрразведка, знали только три человека - Ронге, Урбанский и начальник «черного кабинета». Всем остальным говорилось, что столь строгая цензура введена для борьбы с контрабандой. Отдел главного венского почтамта, где выдавались письма до востребования, был соединен электрическим звонком с полицейским участком, находившимся в соседнем здании. И когда подозрительное лицо приходило за письмом, почтовый служащий нажимал кнопку звонка и через пару минут появлялись два сотрудника наружного наблюдения.

Именно работа «черного кабинета» и положила начало шпионской истории, которую связывают с именем полковника Редля. Первым, кто более или менее подробно рассказал о «деле Редля», стал полковник Вальтер Николаи, накануне первой мировой войны занимавший пост начальника разведывательного отдела германского Генерального штаба. Будучи хоть и косвенным, но участником происходивших тогда в Вене событий, он описывает их в своей книге «Тайные силы», вышедшей в Лейпциге в 1923 г. Его версию уточняет Ронге в книге «Война и индустрия шпионажа» (в русском переводе - «Разведка и контрразведка», М. 1937) и Урбанский в статье «Провал Редля». И хотя все три рассказа не совпадают в мелких подробностях, по ним можно реконструировать ход событий.

В начале марта 1913 г. в Берлин было возвращено письмо, адресованное до востребования в Вену господину Никону Ницетасу. В Берлине его вскрыл немецкий «черный кабинет». В письме находились 6000 крон и записка, где сообщалось о высылке денег и давался адрес некого господина Ларгье в Женеве, которому следовало писать впредь, и еще один адрес в Париже. То, что письмо со столь крупной суммой не было объявлено ценным, вызвало определенные подозрения, их усиливало и то обстоятельство, что его отправили из пограничного с Россией немецкого городка Эйдкунена, а марка на нем наклеена необычным образом. Ознакомившись с содержанием письма, полковник Николаи принял решение переслать его своему австрийскому коллеге Урбанскому, справедливо полагая, что оно связано со шпионской деятельностью на территории Австро-Венгрии. Получив послание от Николаи, Урбанский дал распоряжение вернуть письмо на венский почтамт и установить личность адресата - господина Ницетаса. Но время шло, а таинственный господин Ницетас не приходил за письмом. Более того, в скором времени на его имя пришло еще два письма, в одном из них находились 7 тысяч крон и записка следующего содержания:

«Глубокоуважаемый г. Ницетас. Конечно, вы уже получили мое письмо от с/мая, в котором я извиняюсь за задержку в высылке. К сожалению, я не мог выслать Вам денег раньше. Ныне имею честь, уважаемый г. Ницетас, препроводить Вам при сем 7000 крон, которые я рискну послать вот в этом простом письме. Что касается Ваших предложений, то все они приемлемы. Уважающий Вас И. Дитрих.

P. S. Еще раз прошу Вас писать по следующему адресу: Христиания (Норвегия), Розенборггате, № 1, Эльзе Кьернли».

Тем временем австрийская разведка проводила проверку адресов, содержавшихся в первом письме. При этом парижский адрес было решено не проверять, дабы, по выражению Ронге, «не попасть в лапы французской контрразведки». Что же касается швейцарского адреса, то выяснилось, что Ларгье - удалившийся на покой отставной французский капитан, работавший в 1904–1905 гг. на австрийскую разведку. В результате у австрийской контрразведки возникло подозрение, что Ларгье «работает» на разных хозяев. Поэтому на него были собраны компрометирующие материалы, которые анонимно передали властям Швейцарии, после чего Ларгье выслали из страны.

Развязка этого затянувшегося дела наступила в субботу, 24 мая, вечером. Сотрудники контрразведки, дежурившие в полицейском участке около почтамта, получили долгожданный сигнал, означавший, что господин Ницетас пришел за письмами. Несмотря на то, что два сотрудника наружного наблюдения пришли на почтамт через три минуты, получатель письма уже успел уйти. Выбежав на улицу, они увидели удаляющееся такси. Другого такси или извозчика поблизости не оказалось, и создавалось впечатление, что господину Ницетасу удалось улизнуть от слежки. Но на этот раз контрразведчикам повезло - такси, на котором уехал получатель письма, вернулось на стоянку около почтамта. Шофер сообщил, что его клиент, хорошо и модно одетый господин, доехал до кафе «Кайзерхоф», где и вышел. Контразведчики направились туда, а по дороге внимательно осмотрели салон автомобиля. Они обнаружили замшевый футляр от карманного ножика, оставленный последним пассажиром.

У кафе «Кайзерхоф» таинственного пассажира не оказалось, но после опроса водителей такси на стоянке возле кафе было установлено, что один высокий и хорошо одетый господин недавно нанял такси и поехал в отель «Кломзер». В отеле сыщики узнали, что в течение часа в гостиницу вернулись четверо посетителей, в том числе и полковник Редль из Праги, проживающий в люксе № 1. Тогда они вручили портье футляр от ножика и попросили его спросить у своих постояльцев - не теряли ли они его? Через некоторое время портье задал этот полковнику Редлю, выходившему из отеля. «О, да, - ответил Редль, - это мой футляр, благодарю вас». Но уже через минуту он вспомнил, что обронил его в такси, когда вскрывал конверты. Его подозрения усилились после того, как он заметил за собой слежку. Пытаясь оторваться, он достал из кармана какие-то бумажки и, мелко разорвав, выбросил на улицу. Но и это не помогло. Несмотря на поздний вечер, одному из сыщиков удалось собрать обрывки и передать их Ронге с сообщением, что таинственным господином Ницетасом оказался полковник Альфред Редль.

Сличение почерка на разорваных бумажках, оказавшихся квитанциями о посылке денег и квитанциями на отправку заказных зарубежных писем в Брюссель, Лозанну и Варшаву по адресам, известным контрразведке как штаб-квартиры иностранных разведслужб, с почерком на бланке, в обязательном порядке заполняемом на почтамте при получении заказной корреспонденции, и почерком документа «Советы по раскрытию шпионажа», составленным Редлем, установило, что все они написаны одним и тем же лицом. Таким образом Ронге к своему ужасу узнал, что его предшественник полковник Редль оказался шпионом.

О своем открытии Ронге немедленно сообщил своему начальнику Урбанскому, который в свою очередь поставил об этом в известность начальника Генерального штаба генерала Конрада фон Гетцендорфа. По его указанию в отель «Кломзер» направилась группа из четырех офицеров во главе с Ронге с предложением Редлю застрелиться, чтобы смыть позорное пятно на мундире. В полночь они поднялись в номер Редля. Он уже ждал их, заканчивая что-то писать.

Я знаю, зачем вы пришли, - сказал он. - Я погубил свою жизнь. Я пишу прощальные письма.

Пришедшие поинтересовались, были ли у него сообщники.

У меня их не было.

Мы должны узнать масштабы и продолжительность вашей деятельности.

Вы найдете все нужные вам доказательства в моем доме в Праге, - ответил Редль и попросил револьвер.

Но никто из офицеров не имел при себе оружия. Тогда один из них вышел на полчаса, после чего вернулся и положил перед Редлем браунинг. Затем, немного замешкавшись, офицеры покинули номер. Проведя всю ночь в кафе напротив, они около пяти часов утра вернулись в отель и попросили швейцара позвать Редля к телефону. Буквально через минуту швейцар вернулся и сказал: «Господа, полковник Редль мертв». При осмотре номера на столе нашли два письма: одно на имя брата Редля, а второе барону Гизлю фон Гизленгену, начальнику Редля в Праге. Там же лежала посмертная записка:

«Легкомыслие и страсти погубили меня. Молитесь за меня. За свои грехи я расплачиваюсь жизнью. Альфред.

1 час 15 м. Сейчас я умру. Пожалуйста, не делайте вскрытия моего тела. Молитесь за меня».

После того как начальнику Генерального штаба доложили о самоубийстве полковника Редля, он распорядился отправить в Прагу комиссию, чтобы обследовать его квартиру и установить размеры нанесенного им ущерба. Результаты обследования оказались сногшибательными. Было обнаружено большое количество документов, подтверждающих, что Редль в течение многих лет работал на русскую разведку (как впоследствии утверждалось - с 1902 г.). Услуги Редля очень хорошо оплачивались. Его квартира оказалась роскошно обставленной, в ней описали 195 верхних рубашек, 10 военных шинелей на меху, 400 лайковых перчаток, 10 пар лакированных ботинок, а в винном погребе обнаружили 160 дюжин бутылок шампанского самых высших марок. Кроме того, было установлено, что в 1910 г. он купил дорогое поместье, а за последние пять лет приобрел, по меньшей мере, четыре автомобиля и трех первоклассных рысаков.

Как уже говорилось, истинные причины самоубийства полковника Редля решили сохранить в тайне. Но, как утверждает Ронге, случилась непредвиденная утечка информации. Дело в том, что для вскрытия сейфа и замков шкафов, находящихся в квартире Редля, пригласили лучшего слесарь Праги некоего Вагнера. Он не только присутствовал при обыске, но и видел большое количество бумаг, часть которых была на русском языке. Но на беду австрийской контрразведки Вагнер оказался ведущим игроком пражской футбольной команды «Шторм 1», а из-за обыска в квартире Редля ему пришлось пропустить матч, который его команда проиграла. Когда на следующий день капитан команды, он же редактор пражской газеты «Прага тагеблатт», стал интересоваться причинами отсутствия Вагнера на игре, тот ответил, что не мог прийти ввиду чрезвычайных обстоятельств. При этом он подробно рассказал обо всем увиденном на квартире Редля, упомянув о том, что офицеры, производившие обыск, были очень сконфужены и постоянно восклицали: «Кто бы мог подумать!», «Неужели это возможно!». Редактор, сопоставив сообщение Венского телеграфного агентства о самоубийстве Редля и факты, сообщенные ему Вагнером, понял, что открыл сенсационную тайну. И, воспользовавшись эзоповским языком, он на следующий день поместил в газете заметку-опровержение, из которой следовало, что Редль был русским шпионом.

Такова общепринятая версия «дела Редля», изложенная основными участниками событий. Но при внимательном рассмотрении она вовсе не выглядит убедительной. Прежде всего это касается доказательств шпионской деятельности Редля, найденных в его пражской квартире. Описывая результаты обыска Ронге сообщает, что Урбанский обнаружил в квартире Редля «обширный материал», занимавший целую комнату. Сам Урбанский пишет, что у Редля сохранились многочисленные неудачные снимки с секретных документов, свидетельствующие о его неопытности в фотографии. Кроме того, оба сообщают о том, что вещи покойного Редля были проданы с аукциона и некий ученик реального училища купил фотоаппарат, где осталась непроявленная фотопленка, на которой были засняты секретные документы. И это все.

Если принять сказанное на веру, то создается впечатление, что обыск проводили дилетанты, ничего не смыслящие в порученном им деле. Иначе казус с фотопленкой невозможно объяснить. Более того, никто никогда не называл ни одного конкретного документа, обнаруженного в квартире Редля, что тоже довольно странно.

Также странно, что ни Урбанский, ни Ронге не приводят фотокопию письма, пришедшего на венский почтамт на имя Ницетаса, со швейцарским адресом французского капитана Ларгье, которого действительно арестовали в Женеве по подозрению в шпионаже. Поэтому закрадывается законное подозрение - существовало ли вообще это письмо? А если оно и существовало, то непонятно, почему профессиональный контрразведчик Редль так надолго затянул получение вознаграждения, увеличивая тем самым риск быть разоблаченным.

Не менее странным выглядит и то, что Редль хранил при себе квитанции на отправку за границу заказных писем и, что совсем непонятно, почему он взял их с собой в Вену. А тот факт, что он выбросил их на улице, когда за ним ведут наблюдение, а не уничтожил в другом месте, вовсе не укладывается в голове. Еще более удивляет ловкость сотрудников наружного наблюдения, умудрившихся вечером в полной темноте собрать разорванные и специально разбросанные клочки бумаги.

Но что поражает больше всего, так это описание допроса Редля в отеле «Кломзер». Быстрота и поверхностность допроса поразительна. Совершенно непонятно, почему такой профессионал, как Ронге, удовлетворился ничего не значащими словами Редля о том, что он работал в одиночку, и не попытался установить важные детали: кто завербовал, когда, как передавались донесения и т. д. Также непонятны причины, по которым Редлю предложили немедленно покончить с собой. Правда, позднее, видимо, понимая, что приведенных доказательств вины Редля явно недостаточно, Ронге поведал о добровольном признании шпиона. «Редль был совсем разбит, но согласился дать свои показания мне одному, - пишет Ронге. - Он сказал, что в течение 1910–1911 гг. широко обслуживал некоторые иностранные государства. В последнее время ему пришлось ограничиться лишь материалом, доступным пражскому корпусному командованию… Самым тяжелым преступлением была выдача плана нашего развертывания против России в том виде, в каком он существовал в упомянутые годы и каким в общих чертах оставался в силе…». А Урбанский, пытаясь объяснить причины, толкнувшие Редля на предательство, делает упор на его гомосексуальные наклонности. Они, став известными иностранной разведки, позволили ей завербовать полковника под угрозой разоблачения.

Еще одна странность связана со слесарем Вагнером, оказавшимся близко знакомым с редактором газеты «Прага тагеблатт». Неужели в пражском отделении контрразведки не оказалось абсолютно надежного слесаря, умеющего держать язык за зубами? А даже если дело и обстояло таким образом, то ничто не мешало поступить с Вагнером так, как поступил начальник полиции Вены Гайер с лакеем Редля И. Сладеком. Когда последний обратил внимание начальника полиции на то, что браунинг, из которого застрелился Редль, не принадлежал его хозяину, а ночью в номер приходили четверо офицеров, Гайер провел с ним столь внушительную беседу, что на другой день репортеры не смогли выудить из Сладека ни слова.

Из сказанного можно сделать вывод, что в деле полковника Редля нет серьезных улик, доказывающих его измену. И сразу возникает вопрос: был ли Редль агентом русской разведки? Чтобы попытаться ответить на него, следует ознакомиться с организацией русской военной разведки и ее сотрудниками, работавшими против Австро-Венгрии перед первой мировой войной.

Разведка против Австро-Венгрии велась как ГУГШ, так разведотделениями штабов Варшавского и Киевского военных округов. А военным агентом в Вене до 1903 г. был полковник Владимир Христофорович Рооп. Именно он завербовал некого офицера, занимающего ответственную должность в австрийском Генштабе, в дальнейшем поставлявшего ценную информацию русской разведке.

В 1903 г., будучи отозванным из Вены и назначенным командиром полка Киевского военного округа, Рооп передал все свои венские связи капитану Александру Алексеевичу Самойло, бывшему в то время старшим адъютантом штаба Киевского военного округа и отвечавшему за сбор разведывательных данных об австро-венгерской армии. Воспользовавшись сведениями Роопа, Самойло нелегально побывал в Вене и через посредника установил контакт с его источником в Генштабе. Тот согласился продолжить сотрудничество с русской разведкой за солидное вознаграждение и в течение нескольких лет штаб Киевского округа получал от своего неизвестного агента важные сведения. Вот, например, выдержка из рапорта генерал-квартирмейстера округа в ГУГШ, датированного ноябрем 1908 г.:

«За последний год от упоминаемого выше венского агента были приобретены следующие документы и сведения: новые данные о мобилизации австрийских укрепленных пунктов, некоторые подробные сведения об устройстве вооруженных сил Австро-Венгрии, сведения о прикомандированном к штабу Варшавского военного округа П. Григорьеве, предложившем в Вену и Берлин свои услуги в качестве шпиона, полное расписание австрийской армии на случай войны с Россией…».

В 1911 г. Самойло перевели в Особое делопроизводство ГУГШ, и туда же передали ценного австрийского агента. В «Записке о деятельности штабов Варшавского и Киевского военных округов и негласных агентов в Австро-Венгрии по сбору разведывательных сведений в 1913 г.», составленной Самойло, этот агент проходит в рубрике «Негласные агенты» под № 25. Там же перечислены секретные документы, полученные от этого агента в 1913 г.:

«„Кrieg ordre Bataille“ (план боевого развертывания на случай войны) к 1 марта 1913 г. с особым „Ordre de Bataille“ (план боевого развертывания) для войны с Балканами, мобилизация укрепленных пунктов, инструкция об этапной службе, положение об охране железных дорог при мобилизации, новые штаты военного времени…». В этой же «Записке» Самойло, подводя итоги деятельности агента № 25, пишет: «Дело Редля указывает, что этим агентом и был Редль, однако это отрицает генерал Рооп, которым агент первоначально и был завербован».

Из этого следует, что в Вене был обвинен в шпионаже и покончил с собой посторонний для русской разведки человек. Это подтверждает и тот факт, что перед самой войной в 1914 г. Самойло вновь ездил на свидание с агентом № 25 в Берн и получил от него интересующие русскую разведку сведения, хотя так и не узнал имени своего информатора. Следовательно, можно утверждать, что Редль не был русским агентом, так как информация от источника в Вене продолжала поступать и после самоубийства полковника.

Соответственно, возникает вопрос: почему же в предательстве обвинили Редля? Этому можно предложить следующее объяснение. В начале 1913 г. в австрийскую контрразведку поступили сведения о наличии в Генштабе тайного агента, передающего русским секретные материалы. Однако поиски шпиона не дали результатов, что грозило большими неприятностями для руководства спецслужб австрийской армии. В конце концов Урбанский и Ронге решили сделать «козлом отпущения» Редля, тем более, что руководству контрразведки было известно о его гомосексуальных наклонностях. Это обстоятельство делало его уязвимым для шантажа и могло послужить объяснением причин «предательства». Контрразведка быстро организовала «улики» и таким образом вынудила Редля пойти на самоубийство. (Также возможно, что его вообще просто убили.) Это являлось необходимым условием «разоблачения» шпиона, поскольку ни о каком суде или следствии не могло быть и речи. После смерти Редля информация о его «шпионской деятельности» была быстро и аккуратно подсунута журналистам через слесаря-футболиста Вагнера. В дальнейшем миф о предательстве Редля старательно поддерживался на плаву усилиями Урбанского и Ронге, вовсе не заинтересованных в том, чтобы правда об этом деле стала известна.

Но, как известно, показные процессы никогда не приносят пользы. Так произошло и в случае с Редлем. Убив его, австрийская контрразведка не лишила Россию подлинного источника информации, тем самым проиграв тайную войну.

Начавшаяся в августе 1914 г. первая мировая война стала серьезным испытанием для русской военной разведки. Главной ее задачей явилось вскрытие военных планов противника, выявление группировок его войск и направлений главного удара. Так, о действиях разведки в период наступления русских войск в Восточной Пруссии в августе 1914 г. можно судить по следующему донесению генерал-квартирмейстера 1-й армии:

«К началу отчетного года район обслуживался агентурной сетью из 15 человек негласных агентов, из которых трое находились в Кенигсберге, остальные - в Тильзите, Гумбинене, Эйдкунене, Инстербурге, Данциге, Штеттине, Алленштейне, Гольдапе, и Кибартах. Планировалось насадить еще трех агентов в Шнейдемюле, Дейч-Эйлау и Торне. Для содержания сети и ее усиления ГУГШ был утвержден отпуск на расходы 30000 рублей в год.

В течение отчетного года агентурная сеть подверглась серьезным изменениям, главной причиной которых - перемена дислокации. В настоящее время на службе состоят 53 агента, из них 41 - на местах, остальные высылаются с новыми задачами».

А старший адъютант разведотдела штаба 2-й армии полковник Генштаба Лебедев в рапорте от 22 августа 1914 г. указывал, что с начала войны в тыл противника для выполнения различных задач было направлено 60 агентов.

Однако во время наступления 1-й и 2-й армий донесения разведки во внимание не принимались. Более того, в штабе Северо-Западного фронта разведданные о возможности нанесения тремя немецкими корпусами флангового удара сочли плодом чрезмерно развитого воображения разведчиков. В результате передовые части 2-й армии генерала Самсонова были 28–30 августа окружены и уничтожены.

В 1915 г., когда между русскими и немецкими войсками установилась сплошная линия фронта, возможности агентурной разведки сократились. А отсутствие централизованного управления разведывательными операциями еще больше затрудняло получение объективной и точной информации. В связи с этим в апреле 1915 г. генерал-квартирмейстер Ставки Главнокомандующего генерал-лейтенат М. С. Пустовойтенко направил генерал-квартирмейстерам фронтов и армий следующую телеграмму:

«С самого начала штабы армий и фронтов ведут негласную разведку за границей совершенно самостоятельно, посылая своих агентов в разные города нейтральных стран, не оповещая ни высшие штабы, ни друг друга взаимно. Вследствие этого в Бухаресте, Стокгольме и Копенгагене сосредоточилось большое количество агентов, работающих независимо и без всякой связи. Агенты эти стараются дискредитировать друг друга в глазах соответствующего начальства, иногда состоя на службе сразу в нескольких штабах, что часто приводит к нежелательным последствиям. Ввиду изложенного обращаюсь в Вашему Превосходительству с просьбой: не признаете ли Вы возможным и полезным сообщить мне совершенно доверительно о всех негласных агентах штаба фронта (армии), находящихся за границей как с начала войны, так и вновь командируемых».

Однако, как правило, генерал-квартирмейстеры фронтов и армий отказывались передавать свою агентуру ГУГШ, и до конца войны единого руководства агентурной разведкой наладить так и не удалось. Тем не менее российская военная разведка продолжала активную работу, добиваясь порой значительных успехов.

Успешно действовал в Париже руководитель Русской секции Межсоюзнического бюро (МСБ) при военном министерстве Франции полковник граф Павел Алексеевич Игнатьев (1878–1931), брат знаменитого Алексея Игнатьева, военного атташе в Париже, автора воспоминаний «50 лет в строю». Павел Игнатьев окончил Киевский лицей и Петербургский университет, служил в лейб-гвардии гусарском полку, затем окончил Академию Генштаба, с начала войны с Германией во главе эскадрона гвардейского гусарского полка воевал в Восточной Пруссии, с декабря 1915 г. служил в Париже в Русском военном бюро (аппарате военного атташе) под именем капитана Истомина. Русскую секцию МСБ П. А. Игнатьев возглавлял с января 1917 по январь 1918 г., когда она была ликвидирована французскими военными властями. Он занимался созданием агентурного аппарата, несмотря на отсутствие поддержки в Генштабе. Он также оказывал помощь солдатам Русского экспедиционного корпуса во Франции после его роспуска в 1918 г. Умер П. А. Игнатьев в Париже в эмиграции. В 1933 г. в Париже вышли его мемуары, русский перевод которых переиздан в 1999 г. в Москве под названием «Моя миссия в Париже».

Многие военные агенты в нейтральных странах выполняли свои обязанности вплоть до весны 1918 г. - до тех пор, пока у большинства русских дипломатических миссий не были исчерпаны средства на содержание сотрудников.

Впоследствии Н. Ф. Рябиков дал такую оценку русской военной разведке этого периода: «Надо сознаться, что постановка разведывательного дела в России не носила в достаточной степени государственного характера, не чувствовалось в этой отрасли службы достаточного определенного идейного руководства правительством, а налицо была лишь скромная ведомственная работа, сплошь и рядом преследовавшая свои узкие цели и задачи, иногда противоположные в разных ведомствах».

В октябре 1917 г. перед сотрудниками русской разведки встал вопрос: с кем идти дальше? Каждый из них сделал свой выбор. А для российской военной разведки начинался новый период, продолжавшийся более 70 лет и принесший ей как славу побед, так и горечь поражений.