Русская социально-политическая мысль. 1850-1860-е годы: Хрестоматия М.: Издательство Московского университета, 2012. -- (Библиотека факультета политологии МГУ). Записка К.С. Аксакова "О внутреннем состоянии России", представленная государю императору Александру II в 1855 г. Дополнение к записке "О внутреннем состоянии России", представленной государю императору Александру II Константином Сергеевичем Аксаковым

ЗАПИСКА К.С. АКСАКОВА "О ВНУТРЕННЕМ СОСТОЯНИИ РОССИИ",
ПРЕДСТАВЛЕННАЯ ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ II в 1855 г. 1

Для того чтобы говорить о внутреннем состоянии страны, от которого зависит и внешнее, надо прежде всего узнать и определить ее общие народные основания, которые отражаются в каждой частности, дробятся и отзываются в каждом отдельном лице, считающем эту страну отечеством. Отсюда уже легче будет определить общественные недостатки и пороки, которые происходят большею частью от непонимания общих народных оснований, или отложного их применения, или от неправильного проявления. Русский народ есть народ не государственный, т.е. не стремящийся к государственной власти, не желающий для себя политических прав, не имеющий в себе даже зародыша народного властолюбия. Самым первым доказательством тому служит начало нашей истории: добровольное призвание чужой государственной власти в лице варягов, Рюрика с братьями. Еще сильнейшим доказательством служит тому Россия 1612 года, когда не было царя, когда все государственное устройство лежало вокруг разбитое вдребезги, и когда победоносный народ стоял, еще вооруженный, в умилении торжества над врагами, освободив свою Москву: что сделал этот могучий народ, побежденный при царе и боярах, победивший без царя и бояр, с стольником князем Пожарским 2 , да мясником Козьмою Мининым 3 во главе, выбранными им же? Что сделал он? Как некогда в 862 году, так в 1612 году народ призвал государственную власть, избрал царя 4 и поручил ему неограниченно судьбу свою, мирно сложив оружие и разошедшись по домам. Эти два доказательства так ярки, что прибавлять к ним, кажется, ничего не нужно. Но если мы посмотрим на всю русскую историю, то убедимся еще более в истине сказанного. В русской истории нет ни одного восстания против власти в пользу народных политических прав. Сам Новгород, раз признав над собою власть царя Московского, уже не восставал против него в пользу своего прежнего устройства. В Русской истории встречаются восстания за законную власть против беззаконной; законность иногда понимается ошибочно, но, тем не менее, такие восстания свидетельствуют о духе законности в Русском народе. Нет ни одной попытки народной принять какое-нибудь участие в правлении. Были жалкие аристократические попытки в этом роде еще при Иоанне IV и при Михаиле Федоровиче 5 , но слабые и незаметные. Потом была явная попытка при Анне 6 . Но ни одна такая попытка не нашла сочувствия в народе и исчезла быстро и без следа. Таковы показания, почерпаемые в истории. От истории перейдем к современному состоянию. Кто слышал, чтобы простой народ в России бунтовал или замышлял против царя? Никто, конечно, ибо этого не было и не бывает. Самым лучшим доказательством может здесь служить раскол 7 ; известно, что он гнездится в простом народе, между крестьянами, мещанами, купцами. Раскол составляет в России огромную силу, многочислен, богат и распространен по всему краю. И между тем раскол никогда не принимал и не принимает политического значения, а, казалось бы, это очень легко могло быть. В Англии, например, это бы так и было. Было бы и в России, если б был в ней хотя малейший элемент политический. Но политического элемента в русском народе нет, и раскол русский только страдательно противится, хотя в энергии у раскольников нет недостатка. Русские раскольники скрываются, бегут, готовы идти на мученичество, но никогда не принимают политического значения. Но правительственные меры удерживали и удерживают порядок в России, а дух народный не хочет нарушать его; без этого обстоятельства не помогли бы никакие стеснительные меры, а скорее послужили бы поводом к нарушению порядка. Залог тишины в России и безопасности для правительственной власти -- в духе народном. Будь это хоть немного иначе, давно бы в России была конституция: случаев и возможностей история русская и внутреннее состояние России давали к тому довольно; но Русский народ государствовать не хочет. Эта особенность духа Русского народа несомненна. Одни могут огорчаться и называть это духом рабства, другие -- радоваться и называть это духом законного порядка, но и те и другие ошибаются, ибо судят так о России по западным взглядам либерализма и консерватизма. Трудно понять Россию, не отрешившись от западных понятий, на основании которых все мы хотим видеть в каждой стране -- и поэтому в России -- или революционный или консервативный элементы; но и тот и другой суть точки зрения нам чуждые; и тот и другой суть противоположные стороны политического духа; ни того ни другого нет в Русском народе, ибо в нем нет самого духа политического. Как бы ни объясняли отсутствие политического духа и проистекающую отсюда неограниченность правительственной власти в России, -- мы оставляем пока все такие толки в стороне. Довольно для нас уже того, что так понимает дело, того требует Россия. Для того чтобы Россия исполнила свое назначение, нужно, чтобы она поступала не по чуждым ей теориям, заемным или доморощенным теориям, часто обращаемым историей в смех, а по своим собственным понятиям и требованиям. Быть может, Россия пристыдит теоретиков и явит такую сторону величия, какой никто и не ожидал. Мудрость правительства состоит в том, чтобы способствовать всеми мерами стране, им управляемой, достигнуть своего назначения и совершить свое благое дело на земле состоит в том, чтобы понять дух народный, который должен быть постоянным путеводителем правительства. От непонимания потребностей духа народного и от препятствия этим потребностям, происходят или внутренние волнения, или медленное изнурение и расстройство сил народных и государственных. Итак, первый явственный до очевидности вывод из истории и свойства русского народа есть тот, что это народ негосударственный, не ищущий участия в правлении, не желающий условиями ограничивать правительственную власть, не имеющий, одним словом, в себе никакого политического элемента, следовательно, не содержащий в себе даже зерна революции или устройства конституционного. Не странно ли после этого, что правительство в России берет постоянно какие-то меры против возможности революции, опасается какого-то политического восстания, которое прежде всего противно существу Русского народа! Все такие опасения, как в правительстве, так и в обществе, происходят оттого, что не знают России и короче знакомы с историей Западно-Европейской, чем с русской; а потому видят в России Западные призраки, которых в ней и быть не может. Такие меры предосторожности со стороны нашего правительства,-- меры не нужные, не имеющие никакого основания, -- непременно вредны, как лекарство, даваемое здоровому, не нуждающемуся в нем человеку. Если они и не произведут того, против чего без нужды принимаются, то они разрушают доверенность междуправительством и народом, а это одно -- вред великий, и вред напрасный, ибо Русский народ, по существу своему, никогда не посягнет на власть правительственную. Но чего же хочет Русский народ для себя? Какая же основа, цель, забота его народной жизни, если нет в нем вовсе политического элемента, столь деятельного у других народов? Чего хотел наш народ, когда добровольно призывал Варяжских князей "княжить и володеть им"? Что хотел он оставить для себя? Он хотел оставить для себя свою не политическую, свою внутреннюю общественную жизнь, свои обычаи, свой быт, -- жизнь мирную духа. Еще до христианства, готовый к его принятию, предчувствуя его великие истины, народ наш образовал в себе жизнь общины, освященную потом принятием христианства. Отделив от себя правление государственное, народ Русский оставил себе общественную жизнь и поручил государству давать ему (народу) возможность жить этою общественною жизнью. Не желая править, народ наш желает жить, разумеется, не в одном животном смысле, а в смысле человеческом. Не ища свободы политической, он ищет свободы нравственной, свободы духа, свободы общественной, -- народной жизни внутри себя. Как единый, может быть, на земле народ христианский (в истинном смысле слова), он помнит слова Христа: воздайте кесарева кесаревы, а Божия Богови; и другие слова Христа: Царство Мое несть от мира сего 8 ; и потому, представив государству царство от мира сего, он, как народ христианский, избирает для себя иной путь, -- путь к внутренней свободе и духу, к царству Христову: Царство Божие внутрь вас есть 9 . Вот причина его беспримерного повиновения власти, вот причина совершенной безопасности Русского правительства, вот Записка К.С. Аксакова "О внутреннем состоянии России"... причина невозможности никакой революции в Русском народе, вот причина тишины внутри России. Это не значит, что русский народ состоит из праведников. Люди Русского народа грешны, ибо человек грешен. Но основания Русского народа истинны, но верования его святы, но путь его прав. Всякий христианин грешен, как человек, но путь его, как христианина, прав. Это не значит также, что правительство, власть от мира сего, заграждает, по свойству своему, путь христианский тем лицам, на которых возлежит правительственная власть. Подвиг человека и христианина возможен для каждого лица правительственного, как для человека и христианина. Подвиг общественный для правительства заключается в том, что оно обеспечивает для народа нравственную жизнь и блюдет его духовную свободу от всяких нарушений. Высокий подвиг совершает тот, кто бодрственно стоит на страже храма в то время, как в нем совершается богослужение и воссылается общественная молитва, -- стоит на страже и отстраняет всякое враждебное нарушение от этого молитвенного подвига. Но сравнение это еще недостаточно полно, ибо правительство отделяется от общественной, не правительственной, жизни, -- как устройство: всякое же отдельное правительственное лицо может, как человек, принимать участие в народной, не государственной жизни. Итак, Русский народ, отделив от себя государственный элемент, предоставив полную государственную власть правительству, предоставил себе -жизнь, свободу нравственно-общественную, высокая цель которой есть: общество христианское. Хотя слова эти не требуют доказательств, -- ибо здесь достаточно одного пристального взгляда на Русскую историю и на современный Русский народ, -- однако можно указать на некоторые, особенно яркие выдающиеся черты. -- Такою чертою может служить древнее разделение всей России, в понимании Русского человека, на государство и землю (правительство и народ), -- и оттуда явившееся выражение: государево и земское дело. Под государевым делом разумелось все дело управления государственного, и внешнего и внутреннего, -- и по преимуществу дело военное, как самое яркое выражение государственной силы. Государева служба доселе значит в народе: служба военная. Под государевым делом разумелось, одним словом, все правительство, все государство. Под земским делом разумелся весь быт народный, вся жизнь народа, куда относится, кроме духовной, общественной его жизни и материальное его благосостояние: земледелие, промышленность, торговля. Поэтому людьми государевыми или служилыми назывались все те, которые служат в государственной службе, а людьми земскими -- все те, которые в государственной службе не служат и составляют ядро государства: крестьяне, мещане (посадские), купцы. Замечательно, что и служилые и земские люди имели свои официальные наименования: служилые люди, в просьбах государю, напр., назывались его холопами, от первого боярина до последнего стрельца. Земские люди назывались его сиротами; так писались они в своих просьбах государю. Именования эти вполне выражали значение и того и другого отдела или класса. Слово холоп получило у нас теперь унизительное и почти бранное значение, но первоначально оно значило не более, как слуга; холоп государев значило: слуга государев. Итак, весьма понятно, что служилые люди назывались слугами государевыми, слугами начальника государства, к кругу деятельности которого они принадлежали. Что же значило слово сирота? Сирота, на русском языке, не значит orphelin, ибо часто о родителях, лишившихся детей, говорят, что они осиротели. Следовательно, сиротством выражается беспомощное состояние; сирота есть беспомощный, нуждающийся в опоре, в защите. Понятно отсюда, почему земские люди называются сиротами. Земля нуждается в защите государства, и, называя его своим защитником, называет себя нуждающимся в защите или его сиротою. Так, в 1612 году, когда еще не вступал на престол Михаил Федорович, когда государство еще не было восстановлено, земля называла себя сирою, безгосударною и скорбела о том. Также, как доказательство тех же основ Русского народа, можно привести мнение поляков, современников 1612 года. Они с удивлением говорят, что Русский народ только и толкует, что о вере, а не о политических условиях. Итак, земля Русская поручила свою защиту государству, в лице государя, да под сенью его поживет она тихое и благоденственное житие. Отделив себя от государства, как защищаемое от защищающегося, народ, или земля, не хочет переходить рубежа, им же положенного, и желает, для себя, не правления, но жизни, разумеется, человеческой, разумной: что может быть истиннее, мудрее таких отношений! Как высоко призвание государства, стремящегося обеспечить народу жизнь человеческую, мирное и безмятежное житие, вытекающее из нравственной свободы, преуспеяние в христианском совершенствовании и разработку всех талантов, данных от Бога! Как высоко стоит откинувший от себя всякое честолюбие, всякое стремление к власти мира сего, и желающий не политической свободы, а свободы жизни духовной и мирного благосостояния! Такой взгляд есть залог мира и тишины, и таков взгляд России, и только России. Все иные народы стремятся к народовластию. Кроме того, что такое устройство согласно с духом России, -- следовательно, уже по одному этому для нее необходимо, -- утвердительно можно сказать, что такое устройство само по себе есть единое истинное устройство на земле. Великий вопрос государственно-народный лучше решен быть не может, как решил Русский народ. Призвание человека есть нравственное приближение к Богу, к Спасителю своему; закон человека -- внутри его самого; этот закон -- полная любовь к Богу и ближнему. Если бы таковы были люди, если б они были святы, то тогда не нужно было бы государства, тогда было бы уже Царствие Божие на земле. Но люди не таковы, и, сверх того, не таковы в разной степени; закон внутренний для них недостаточен и недостаточен опять в разной степени. Разбойник, не имеющий в душе внутреннего закона и не сдерживаемый законом внешним, может убить честного, добродетельного человека и творить всякое зло. Итак, ради слабости и греховности людской необходим закон внешний, необходимо государство, -- власть от мира сего. Но призвание человека остается все то же, нравственное, внутреннее: государство служит к тому только пособием. Чем же должно быть государство в понятии народа, который нравственное стремление ставит выше всего, который стремится к свободе духа, свободе Христовой, -- одним словом, чем должно быть государство в понятии народа, в истинном смысле христианского? Защитою, а отнюдь не целью властолюбивых желаний. Всякое стремление народа к государственной власти отвлекает его от внутреннего нравственного пути и подрывает свободою политической, внешней, свободу духа, внутреннюю. Государствование становится тогда целью для народа, и исчезает высшая цель: внутренняя правда, внутренняя свобода, духовный подвиг жизни. Правительством народ быть не должен. Если народ -- государь, народ -- правительство, тогда нет народа. С другой стороны, если государство в понятии народа -- защита, а не цель желаний, то и государство само должно быть этою защитою для народа, оберегать свободу его жизни, да на просторе развиваются в нем все духовные его силы под хранительною сенью государства. Государственная власть при таких началах, при невмешательстве в нее народа, должна быть неограниченная. Какую же именно форму должно иметь такое неограниченное правительство? Ответ не труден: форму монархическую. Всякая другая форма: демократическая, аристократическая, допускает участие народа, одна более, другая менее, и непременное ограничение государственной власти, следовательно, не соответствует ни требованию невмешательства народа в правительственную власть ни требованию неограниченности правительства. Очевидно, что смешанная конституция 10 , вроде английской, точно также не соответствует тем требованиям. Если бы даже выбраны были, как некогда в Афинах, десять архонтов 11 , и им предоставлена была бы полная власть, то и здесь, составляя совет, они не могли бы представить вполне неограниченной власти, они образовали бы правительственное общество, следовательно, форму народной жизни, и вышло бы, что огромное народное общество управляется обществом же, только в малом виде. Но общество подлежит своим законам жизни, и лишь жизнь может вносить в него свободное единство; общество же правительственное такого единства иметь не может: единство это сейчас изменяется от правительственного значения, становится или невозможным или принудительным. Очевидно, что общество правительством быть не может. Вне народа, вне общественной жизни, может быть только лицо (individu 12). Одно только лицо может быть неограниченным правительством, только лицо освобождает народ от всякого вмешательства в правительство. Поэтому здесь необходим государь, монарх. Только власть монарха есть власть неограниченная. Только при неограниченной власти монархической народ может отделить от себя государство и избавить себя от всякого участия в правительстве, от всякого политического значения, предоставив себе жизнь нравственно-общественную и стремление к духовной свободе. Такое монархическое правительство и поставил себе народ русский. Сей взгляд Русского человека есть взгляд человека свободного. Признавая государственную неограниченную власть, он удерживает за собою совершенную независимость духа, совести, мысли. Слыша в себе эту независимость нравственную, Русский человек, по справедливости, не есть раб, а человек свободный. Монархическое неограниченное правительство, в русском понимании, является не врагом, не противником, а другом и защитником свободы, свободы духовной, истинной, выражающейся в открыто возвещаемом мнении. Только при такой полной свободе может быть народ полезен правительству. Свобода политическая не есть свобода. Только при совершенном отрешении народа от государственной власти, только при неограниченной монархии, вполне предоставляющей народу всю его нравственную жизнь, может на земле существовать свобода истинная народа, та, наконец, свобода, которую даровал нам Искупитель наш:

идеже дух Господень, ту свобода.

Считая правительство благодетельною, нужною для себя властью, неограниченною никакими условиями, признавая его не насильственно, а добровольно и сознательно, Русский народ считает правительство, по словам Спасителя, властью от мира сего: только царство Христово не от мира сего. Воздает Русский народ кесарева кесареви, а Божия -- Богови. Правительство, как человеческое устройство мира сего, не признает он за совершенство. Поэтому Русский народ не воздает царю божеской почести, из царя не творит себе идола и неповинен в идолопоклонстве власти, в котором теперь хочет сделать повинным непомерная лесть, явившаяся в России вместе с Западным влиянием. Эта лесть употребляет самые священные титла -- достояние Божие -- на прославление и возвеличивание царской власти, для народа, понимающего святыню в настоящем значении! Так, например, Ломоносов в одной своей оде говорит о Петре: он Бог, он Бог твой был Россия; он члены взял в тебе плотские, сошел к тебе от горних мест 13 ; а у раскольников эти самые слова Ломоносова приводятся против православия, как обвинение 14 . Несмотря на эту лесть, сильно умножающуюся, Русский народ (в массе) не изменяет своего истинного воззрения на правительство. Это воззрение, обеспечивая, с одной стороны, верную, непременную покорность народа правительству, с другой стороны, обнажает правительство оттого чрезмерного, иногда нечестивого блеска, которым позволяет оно льстецам окружать себя, оттого священного сияния, которое присваивается ему даже в христианском мире, так что название государя: земной Бог, хотя не вошло в титул, однако допускается, как толкование власти царской. Христианство повелевает повиноваться властям предержащим и тем утверждает их; но оно не дает власти того чрезмерного священного значения, которое возникло впоследствии. Это понимает Русский народ и согласно с тем смотрит и на власть правительственную, как бы ни старалась лесть уверять и подданных и государя, что Русские видят в царе земного Бога. Русский народ знает, что несть власть аще не от Бога 15 . Как христианин молится за нее, повинуется ей, чтит царя, но не боготворит. Только поэтому и повиновение и почитание власти в нем прочно, и революция в нем невозможна. Таков трезвый взгляд Русского народа на правительство. Но посмотрите на Запад. Народы, оставив там внутренний путь веры и духа, увлеклись тщеславными побуждениями народного властолюбия, поверили в возможность правительственного совершенства, наделали республик, настроили конституций всех родов, развили в себе и тщеславие власти мира сего, и обеднели душою, утратили веру и, несмотря на мнимое совершенство своего политического устройства, готовы рухнуть и предаться, если не окончательному падению, то страшным потрясением каждую минуту. Нам ясно теперь, какое значение имеет в России правительство и какое народ. Другими словами, нам ясно, что Россия представляет в себе две стороны: государство и землю. Правительство и народ, или государство и земля, хотя ясно разграничены в России, тем не менее, если не смешиваются, то соприкасаются. Какое же взаимное их отношение? Прежде всего, народ не вмешивается в правительство, в порядок управления; государство не вмешивается в жизнь и в быт народа, не заставляет народ жить насильственно, по сделанным от государства правилам: странно было бы, если б государство требовало от народа, чтоб он вставал в 7 часов, обедал в 2 и тому подобное; не менее странно, если б оно требовало, чтоб народ так причесывал свои волосы, или носил бы такую одежду. Итак, первое отношение между правительством и народом есть отношение взаимного невмешательства. Но такое отношение (отрицательное) еще не полно; оно должно быть дополнено отношением положительным между государством и землею. Положительная обязанность государства относительно народа есть защита и охранение жизни народа, есть внешнее его обеспечение, доставление ему всех способов и средств, да процветает его благосостояние, да выразит он все свое значение и исполнит свое нравственное призвание на земле. Администрация, судопроизводство, законодательство, -- все это, понятное в пределах чисто-государственных, принадлежит неотъемлемо к области правительства. Не подлежит спору, что правительство существует для народа, а не народ для правительства. Поняв это добросовестно, правительство никогда не посягнет на самостоятельность народной жизни и народного духа. Положительная обязанность народа относительно государства есть исполнение государственных требований, доставление ему сил для приведения в действие государственных намерений, снабжение государства деньгами и людьми, если они нужны. Такое отношение народа к государству есть только прямое необходимое следствие признания государства: это отношение подчиненное, а не самостоятельное; при таком отношении народ сам государству еще не виден. Какое же самостоятельное отношение не политического народа к государству? Где государство, так сказать, видит народ самый? Самостоятельное отношение безвластного народа к полновластному государству есть только одно: общественное мнение. В общественном или народном мнении нет политического элемента, нет другой силы, кроме нравственной, следовательно, нет и принудительного свойства, противоположного нравственной силе. В общественном мнении (разумеется, выражающем себя гласно) видит государство, чего желает страна, как понимает она свое значение, какие ее нравственные требования, и чем, следовательно, должно руководиться государство, ибо цель его -- способствовать стране исполнить свое призвание. Охранение свободы общественного мнения, как нравственной деятельности страны, есть таким образом одно из обязанностей государства. В важных случаях государственной и земской жизни для правительства бывает нужно самому вызывать мнение страны, но только мнение, которое (разумеется) правительство свободно принять и не принять. Общественное мнение -- вот чем самостоятельно может и должен служить народ своему правительству, и вот та живая, нравственная и нисколько не политическая связь, которая может и должна быть между народом и правительством. Мудрые цари наши это понимали: да будет им вечная за то благодать! Они знали, что при искреннем и разумном желании счастья и блага стране, нужно знать и в известных случаях вызывать ее мнение. И потому цари наши часто созывали Земские Соборы, состоявшие из выборных от всех сословий России, где предлагали на обсуждение тот или другой вопрос, касающийся государства и земли. Цари наши, хорошо понимая Россию, нимало не затруднялись созывать такие соборы. Правительство знало, что оно чрез то не теряет и не стесняет никаких прав своих, а народ знал, что он через то никаких прав ни приобретает, ни распространяет. Связь между правительством и народом не только оттого не колебалась, но еще теснее скреплялась. Это были дружественные, полные доверенности отношения правительства и народа. На Земские Соборы созывались не одни земские люди, но и служилые или государевы: бояре, окольничие, стольники, дворяне и пр.; но созывались они здесь в своем земском значении, в качестве народа, на совет. На Земском Соборе присутствовало и духовенство, необходимое для общей полноты земли русской. Таким образом на этот собор собиралась как бы вся Россия, и собранная вся, получала она в этот час основное свое значение, земли, отчего и собор назывался Земским. Стоит только обратить внимание на эти достопамятные соборы, на ответы выборных, на них присутствовавших: тогда смысл этих соборов, смысл только мнения, очевиден. Все ответы начинаются в таком роде: "Как поступить в этом случае, это зависит от тебя, государь. Делай, как тебе угодно, а наша мысль такова". Итак, действие -- право государево, мнение -- право страны. Для возможно полного благоденствия нужно, чтоб и та и другая сторона пользовалась своим правом: чтоб земля не стесняла действий государя, чтобы государь не стеснял мнения земли. Так как Россия по призыву своего государя сходилась на эти соборы не из тщеславного желания говорить речи вроде парламентских, не из властолюбия народного, одним словом, не по охоте своей, то она нередко считала такие соборы тяжелым долгом и собиралась на них не всегда скоро; по крайней мере, в грамотах встречаются понуждения в отдаленные города -- Пермь или Вятку -- о скорейшей присылке выборных для того, что "из-за них стоит государево и земское дело". Но, кроме этих соборов, основатели русского могущества, незабвенные цари наши, везде, где только можно, спрашивали народного мнения. В Москве поднялся хлеб в цене, и царь Алексей Михайлович созывает на Красную площадь купцов посоветоваться с ними о том, как помочь делу 16 . Общественное мнение вызывается правительством при всяком удобном случае: нужно написать устав о станичной или полевой воинской службе, и повелевается боярину посоветоваться о том со всем станичным войском; выходит постановление правительства, и поручается боярину узнать, как говорит о том народ. Наши цари давали ход общественному голосу и между крестьянами, поручая им выбирать судей, делая повальный обыск, имевший при царях огромное значение, дозволяя, кроме выбранных судей, выборным от народа присутствовать на судах, и, наконец, давая простор крестьянской сходке во всех внутренних распорядках крестьян. Так поступая, цари наши передали императорам Россию, освобожденную от ига татар 17 , присоединившую к себе три царства 18 , перенесшую со славою годину в 1612 году, возвратившую к себе Малороссию 19 , написавшую Уложение 20 , уничтожившую местничество, которое мешало правительственным распоряжениям, возродившуюся к новой силе и свободную от всяких элементов внутреннего разрушения, крепкую, сильную. Без сомнения, никто не усомнится в неограниченности власти царей наших, ни в совершенном отсутствии революционности в древней России. Многого еще не могли успеть сделать наши цари: надо было долго укреплять Россию после страшных бедствий. Неторопливо, постепенно и прочно совершали мудрые государи свой подвиг, не сходя с Русских начал, не изменяя Русского пути. Они не чуждались иностранцев, которых никогда не чуждался и народ Русский, и старались догнать Европу на пути того просвещения, от которого отстала Россия в двести лет монгольского ига. Они знали, что для того не нужно переставать быть Русскими, не нужно отказываться от своих обычаев, от языка, от одежды, а еще менее от начал своих. Они знали, что просвещение тогда только истинно полезно, когда человек принимает его не подражательно, а самостоятельно. Царь Алексей Михайлович усилил дипломатические сношения с Европейскими державами, выписал иностранные журналы; при нем построен был первый русский корабль "Орел" 21 ; его бояре были уже люди образованные; просвещение тихо и мирно начинало распространяться. Царь Феодор Алексеевич положил в Москве начало высшему училищу или университету, хотя под другим названием, а именно: он завел Славяно-Греко-Латинскую академию, устав которой был написан знаменитым Симеоном Полоцким 22 . Теперь должно сказать о той эпохе, когда со стороны правительства, а не народа, были нарушены начала гражданского устройства России, когда был оставлен русский путь. Последний царь Феодор Алексеевич созывал в короткое царствование свое два собора: собор одних служилых людей, об местничестве, как деле, касавшемся только людей служилых, а не земли, и Собор Земский для уравнения податей и службе по всей России 23 . Во время этого второго собора царь Феодор Алексеевич умер. Известно, что, по желанию царя, меньшой брат его, Петр, был выбран на царство. Вероятно, этот же Земский Собор, находившийся в то время в Москве, утвердил Петра царем, согласно желанию Феодора Алексеевича. Как бы то ни было, только этот Земский Собор распускается от имени Петра, тогда еще малолетнего, но через несколько лет Петр начал и сам действовать. У меня нет намерения входить в историю Петровского переворота; нет намерения восставать на величие Петра, величайшего из великих людей. Но переворот Петра, несмотря на весь внешний блеск свой, свидетельствует, какое глубокое внутреннее зло производит величайший гений, как скоро он действует одиноко, отдаляется от народа и смотрит на него, как архитектор на кирпичи. При Петре началось то зло, которое есть зло и нашего времени. Как всякое неизлеченное зло, оно усилилось с течением времени и составляет опасную коренную язву нашей России. Я должен определить это зло. Если народ не посягает на государство, то и государство не должно посягать на народ. Только тогда союз их прочен и благодатен. На Западе идет эта постоянная вражда и тяжба между государством и народом, не понимающими своих отношений. В России этой вражды и тяжбы не было. Народ и правительство, не смешиваясь, жили в благоденственном союзе; бедствия были или внешние, или происходили от несовершенства природы человеческой, а не отложного пути, не от смешения понятий. Русский народ так и остался верен своему взгляду и не посягнул на государство; но государство, в лице Петра, посягнуло на народ, вторгнулось в его жизнь, в его быт, изменяло насильственно его нравы, его обычаи, самую его одежду; сгоняло, через полицию, на ассамблеи; ссылало в Сибирь даже портных, шивших русское платье. Служилые люди, соединенные прежде в своем частном, не государственном значении, с землею единством понятий, образа жизни, обычаев и одежды, всего более подверглись насильственным требованиям Петра, именно, со стороны жизненной, нравственной, и переворот осуществился в них во всей силе. Хотя те же требования от правительства простирались и на все сословия, даже на крестьян, но не столь настойчиво, и впоследствии оставлено было намерение, уже высказанное, чтоб ни один крестьянин не смел въезжать в город с бородою: за бороду стали, вместо того, брать пошлину. Наконец, земским людям оставлена была возможность ходить и жить по-прежнему; но положение их в России совершенно изменилось. Произошел общественный разрыв. Служилые люди, или верхние классы, оторвались от русских начал, понятий, обычаев, и вместе от русского народа, -- зажили, оделись, заговорили по-иностранному. Москва стала не угодна государю, и он перенес столицу на край России, в новый, построенный им город, Санкт-Петербург, которому он дал и название немецкое. В Петербурге около государя образовалось целое пришлое население новопреобразованных русских, -- чиновников, лишенных даже почвы народной, ибо туземное население Петербурга -- иностранное. Так совершился разрыв царя с народом, так разрушился этот древний союз земли и государства; так вместо прежнего союза образовалось иго государства над землею, и Русская земля стала как бы завоеванною, а государство -- завоевательным. Так русский монарх получил значение деспота, а свободно-подданный народ -- значение раба-невольника в своей земле! Новопреобразованные Русские, увлеченные частью насилием, частью соблазном на иностранный путь, скоро сжились с своим положением, ибо вольность заемных нравов, тщеславие, блеск света, наконец, новые права дворянские сильно льстили страстям и слабости человеческой. Презрение к России и к Русскому народу скоро стало как бы принадлежностью образованного русского человека, целью которого было подражание Западной Европе. В то же время новопреобразованные Русские, подпав государственному гнету даже с своей жизненной, с нравственной стороны и став в новое, в рабское отношение к власти, ощутили в себе политическое властолюбие. В классах, оторванных от народного быта, преимущественно в дворянстве, сейчас обнаружилось стремление к государственной власти; пошли революционные попытки и, чего не бывало прежде, престол российский стал беззаконным игралищем партий. Беззаконно вошла на престол Екатерина I 24 , беззаконно призвана была Анна, причем аристократия задумала было и конституцию, но конституция, к счастью, не состоялась. С помощью солдат вошла на престол Елизавета 25 . Нужно ли говорить о низложении Петра III 26 ? Наконец, как плод нерусских начал, внесенных Петром, явилось восстание 14 декабря 27 , -- восстание верхнего, оторванного от народа класса, ибо солдаты, как известно, были обмануты. Так действовало верхнее сословие, отказавшееся от русских начал. Как же действовал народ, не изменивший русским началам: купцы, мещане и в особенности крестьяне, которые более всех остались верны русскому быту и духу? Народ все это время, как и следовало ожидать, был спокоен. Это спокойствие не лучшее ли доказательство, как противна всякая революция русскому духу? Восставали дворяне, но когда восставал крестьянин против государя? Восставала бритая борода и немецкий костюм, но когда же восставала русская борода и кафтан? Стрелецкие бунты при Петре 28 составляют явление особое; это было, скорее, буйство, чем бунт; к тому же стрельцы не нашли себе опоры в народе; напротив, войско, набранное из народа (из даточных 29), ревностно стало против стрельцов и разбило их. Чтобы привлечь на свою сторону холопов, стрельцы изорвали кабальные записи 30 и разбросали по улицам, но и холопы объявили, что они не хотят такой свободы, и пошли на стрельцов. Итак, самовольное стрелецкое буйство оскорбляло прежде всего народ, и он не только стрельцов не поддерживал, но даже был против них. В позднейшее время можно, правда, указать на одно страшное восстание, но чье имя было обманчивым знаменем этого восстания? Имя государя Петра III, имя законного государя 31 . Ужели и это не убедит в совершенной антиреволюционности Русского народа, -- истинной опоры престола? Да! Пока Русский народ остается русским, до тех пор тишина внутренняя и безопасность правительства обеспечены. Но петровская система и вместе иностранный дух, с нею нераздельный, продолжают действовать, и мы видели, какое действие производят они в той массе русских людей, которую увлекли. Мы видели, как с чувством рабским, которое порождает власть правительственная, входящая в самую жизнь человека, как с этим рабским чувством соединяется чувство бунтовщика, ибо раб не видит рубежа между собою и правительством, который видит человек свободный, живущий внутренней самостоятельной жизнью; раб видит только одну разницу между собою и правительством: он угнетен, а правительство угнетает; низкая подлость всякую минуту готова перейти в наглую дерзость; рабы сегодня -- бунтовщики завтра; из цепей рабства куются беспощадные ножи бунта. Русский народ, простой народ собственно, держится своих древних начал и противится доселе и рабскому чувству и иностранному влиянию верхнего класса. Но Петровская система продолжается уже полтораста лет; она начинает, наконец, проникать и в народ своею, по-видимому, пустою, но вредною стороною. Уже и в некоторых селах бросают русскую одежду, уже и крестьяне начинают говорить о моде, а вместе с этими пустыми, по-видимому, делами входит чуждый образ жизни, чуждые понятия, и шатаются исподволь русские начала. Как скоро правительство отнимает постоянно внутреннюю, общественную свободу народа, оно заставит, наконец, искать свободы внешней, политической. Чем долее будет продолжаться Петровская правительственная система, -- хотя по наружности и не столь резкая, как при нем, -- система столь противоположная Русскому народу, вторгающаяся в общественную свободу жизни, стесняющая свободу духа, мысли, мнения и делающая из подданного раба: тем более будут входить в Россию чуждые начала; тем более людей будет отставать от народной русской почвы, тем более будут колебаться основы Русской земли, тем грознее будут революционные попытки, которые сокрушат, наконец, Россию, когда она перестанет быть Россией. Да, опасность для России одна: если она перестанет быть Росшею, -- к чему ведет ее постоянная теперешняя Петровская правительственная система. Дай же Бог, чтобы этого не было. Петр, скажут, возвеличил Россию. Точно, он много придал ей внешнего величия, но внутреннюю ее целость он поразил растлением; он внес в ее жизнь семена разрушения, вражды. Да и все внешние славные дела совершил он и преемники его -- силами той России, которая возрастала и окрепла на древней почве, на других началах. Доселе солдаты наши берутся из народа, доселе еще не вовсе исчезли русские начала и в преобразованных русских людях, подверженных иностранному влиянию. Итак, Петровское государство побеждает с силами еще до-Петровской России; но силы эти слабеют, ибо Петровское влияние растет в народе, несмотря на то, что правительство стало говорить о русской национальности и даже требовать ее. Но для того, чтобы благое слово обратилось в благое дело, нужно понять дух России и стать на русские начала, отвергнутые со времени Петра. Внешнее величие России, при императорах, точно блестяще, но внешнее величие тогда прочно, когда истекает из внутреннего. Нужно, чтоб источник был не засорен и не оскудевал. -- Да и какой внешний блеск может вознаградить за внутреннее благо, за внутреннюю стройность? Какое внешнее непрочное величие и внешняя ненадежная сила могут сравниться с внутренним прочным величием, с внутреннею надежною силою? Внешняя сила может существовать, пока еще внутренняя, хотя и подрываемая, не исчезла. Если внутренность дерева вся истлела, то наружная кора, как бы ни была крепка и толста, не устоит, и при первом ветре дерево рухнет ко всеобщему изумлению. Россия держится долго потому, что еще не исчезла ее внутренняя долговечная сила, постоянно ослабляемая и уничтожаемая; потому, что еще не исчезла в ней до-Петровская Россия. Итак, внутреннее величие -- вот что должно быть первою главною целью народа и, конечно, правительства. Современное состояние России представляет внутренний разлад, прикрываемый бессовестною ложью. Правительство, а с ним и верхние классы, отдалилось от народа и стало ему чужим. И народ, и правительство стоят теперь на разных путях, на разных началах. Не только не спрашивается мнения народа, но всякий частный человек опасается говорить свое мнение. Народ не имеет доверенности к правительству; правительство не имеет доверенности к народу. Народ в каждом действии правительства готов видеть новое угнетение; правительство постоянно опасается революции и в каждом самостоятельном выражении мнения готово видеть бунт; просьбы, подписанные многими или несколькими лицами, у нас теперь не допускаются, тогда как в древней России они-то и были уважены. Правительство и народ не понимают друг друга, и отношения их не дружественны. И на этом-то внутреннем разладе, как дурная трава, выросла непомерная, бессовестная лесть, уверяющая во всеобщем благоденствии, обращающая почтение к царю в идолопоклонство, воздающая ему, как идолу, божескую честь. Один писатель выразился в "Ведомостях" подобными словами: "Детская больница была освящена по обряду православной Церкви; в другой раз была освящена посещением государя императора". Принято выражение, что "государь изволил приобщаться Святых Тайн", тогда как христианин иначе сказать не может, что он сподобился или удостоился. -- Скажут, это некоторые случаи; нет, таков у нас всеобщий дух отношений к правительству. Это только легкие примеры поклонения земной власти; этих примеров имеется слишком довольно и в словах и в делах; их исчисление составило бы целую книгу. При потере взаимной искренности и доверенности все обняла ложь, везде обман. Правительство не может, при всей своей неограниченности, добиться правды и честности; без свободы общественного мнения это и невозможно. Все лгут друг другу, видят это, продолжают лгать, и неизвестно, до чего дойдут. Всеобщее развращение или ослабление нравственных начал в обществе дошло до огромных размеров. Взяточничество и чиновный организованный грабеж -- страшны. Это до того вошло, так сказать, в воздух, что у нас не только те воры, кто бесчестные люди: нет, очень часто прекрасные, добрые, даже в своем роде честные люди -- тоже воры: исключений немного. Это сделалось уже не личным грехом, а общественным; здесь является безнравственность самого положения общественного, целого внутреннего устройства. Все зло происходит главнейшим образом от угнетательной системы нашего правительства, угнетательной относительно свободы мнения, свободы нравственной, ибо на свободу политическую и притязаний в России нет. Гнет всякого мнения, всякого проявления мысли дошел до того, что иные представители власти государственной запрещают изъявлять мнение, даже благоприятное правительству, ибо запрещают всякое мнение. Они не позволяют даже хвалить распоряжения начальства, утверждая, что до одобрения подчиненных начальству дела нет, что подчиненные не должны сметь рассуждать и даже находить хорошим то или другое в своем правительстве или начальстве. К чему же ведет такая система? К полному безучастию, к полному уничтожению всякого человеческого чувства в человеке; от человека не требуют даже того, чтоб он имел хорошие мысли, а чтоб он не имел никаких мыслей. Эта система, если могла успеть, то обратила бы человека в животное, которое повинуется не рассуждая и не по убеждению! Но если бы люди могли быть доведены до такого состояния, то неужели найдется правительство, которое предположит себе такую цель? -- Тогда в человеке погиб бы человек: из чего же живет человек на земле, как не из того, чтобы быть человеком, в возможно полном, возможно высшем смысле? Да и к то муже люди, у которых отнято человеческого достоинство, не спасут правительства. В минуты великих испытаний понадобятся люди, в настоящем смысле; а где оно тогда возьмет людей, где возьмет оно сочувствия, от которого отучило, дарований, одушевления, духа, наконец?.. Но доведение людей до животного состояния не может быть сознательною целью правительства. Да и дойти до состояния животных люди не могут; но в них может быть уничтожено человеческое достоинство, может отупеть ум, огрубеть чувство, -- и, следовательно, человек приблизится к скоту. К тому ведет, по крайней мере, система угнетения в человеке самобытности жизни общественной, мысли, слова. Такая система, пагубно действуя на ум, на дарования, на все нравственные силы, на нравственное достоинство человека, порождает внутреннее неудовольствие и уныние. Та же угнетательная правительственная система из государя делает идола, которому приносятся в жертву все нравственные убеждения и силы. "Моя совесть", скажет человек. "Нет у тебя совести, -- возражают ему, -- как смеешь ты иметь свою совесть? Твоя совесть -- государь, о котором ты и рассуждать не должен". -- "Мое отечество", скажет человек. "Это не твое дело, -- говорят ему, -- что касается России --до тебя, без дозволения, не касается, твое отечество -- государь, которого ты и любить свободно не смеешь, а которому ты должен быть рабски предан". -- "Моя вера", скажет человек. "Государь есть глава Церкви, -- ответят ему (вопреки православному учению, по которому глава Церкви -- Христос). -- Твоя вера -- государь". "Мой Бог", скажет, наконец, человек. "Бог твой -- государь; он есть земной Бог!". И государь является какою-то неведомою силою, ибо об ней и говорить и рассуждать нельзя и которая между тем вытесняет все нравственные силы. Лишенный нравственных сил, человек становится бездушен и, с инстинктивною хитростью, где может, грабит, ворует, плутует. Эта система не всегда обнаруживается ярко и откровенно; но внутренний смысл ее, но дух ее таков и нисколько не преувеличен. Велика внутренняя порча России, порча, которую лесть старается скрыть от взоров государя; сильно отчуждение правительства и народа друг от друга, которое также скрывают громкие слова рабской лести. Вторжение правительственной власти в общественную жизнь продолжается; народ заражается более и более, и общественное развращение усиливается в разных своих проявлениях, из которых взяточничество и служебное воровство стало почти всеобщим и как бы делом признанным. Тайное неудовольствие всех сословий растет... И отчего все это? -- Все это даром! Все это от непонимания народа, от нарушения правительством того необходимого разграничения между ним и народом, при котором только и возможен крепкий, благодатный союз с обеих сторон. Все это может поправиться легко, по крайней мере, в существенных отношениях. Прямое целение на современное зло, возникшее в России, -- это понять Россию и возвратиться к русским основам, согласным с ее духом. Прямое целение против болезни, порождаемой противоестественным для России образом действий, -- это оставить противоестественный образ действий и возвратиться к образу действий, согласному с понятиями, с существом России. Как скоро правительство поймет Россию, так оно поймет, что всякое побуждение к государственной власти противно духу Русского народа; что страх какой-нибудь революции в России есть страх, не имеющий ни малейшего основания и что множество шпионов распространяют около себя только безнравственность; что правительство неограниченно и безопасно именно по убеждению Русского народа. Народ желает для себя одного: свободы жизни, духа и слова. Не вмешиваясь в государственную власть, он желает, чтоб государство не вмешивалось в самостоятельную жизнь быта его и духа, в которую вмешивалось и которую гнело правительство полтораста лет, доходя до мелочей, даже до одежды. Нужно, чтобы правительство поняло вновь свои коренные отношения к народу, древние отношения государства и земли, и восстановило их. Ничего более не нужно. Так как эти отношения нарушены только со стороны правительства, вторгнувшегося в народ, то оно может это нарушение отстранить. Это не трудно и не сопряжено ни с каким насильственным действием. Стоит лишь уничтожить гнет, наложенный государством на землю, и тогда легко можно стать в истинные русские отношения к народу. Тогда возобновится сам собою полный доверенности и искренний союз между государством и народом. Наконец, в довершение этого союза надобно, чтобы правительство, не удовлетворяясь тем, что мнение народное существует, само захотело знать это народное мнение и в известных случаях само бы вызывало и требовало от страны мнения, как это было некогда при царях. Я сказал, что правительству следует иногда самому вызывать мнение страны. Значит ли это, что нужно созвать Земский Собор? Нет. Созвать в настоящее время Земский Собор было бы делом бесполезным. Из кого состоял бы он? Из дворян, купцов, мещан и крестьян. Но стоит написать имена этих сословий, чтобы почувствовать, как далеки они в настоящее время друг от друга, как мало единства между ними. Дворяне полтораста лет как уже отдалились от основ народных и смотрят на крестьян, большей частью, или с гордым презрением, или как на источник своих доходов. Купцы, с одной стороны, подражают дворянам и, подобно им, увлекаются Западом, -- с другой стороны, держатся какой-то своей, ими самими установленной старины, которая носит жилет сверх русской рубахи, и при русских сапогах -- галстук и длиннополый сюртук; такая одежда служит символом их понятий, представляющих подобную же смесь. Мещане составляют бледное подобие купцов; это самый жалкий класс во всей России и притом самый разнохарактерный. Крестьяне, давно удаленные от всякого соприкосновения с историей, участвуют в ней лишь податями и рекрутами: они одни преимущественно сохранили основы русского быта в его чистоте; но что могли бы сказать они, так долго молчавшие? На Земском Соборе должен быть голос всей Русской земли, а сословия дать теперь такого голоса не могут. Итак, в настоящую минуту Земский Собор бесполезен и созывать его теперь не нужно. В настоящее время возможно и было бы истинно полезно, если б правительство созывало отдельные собрания сословий в известных случаях, по какому-нибудь вопросу, касающемуся отдельно того или другого сословия; например, собрание выборных от купечества по вопросу о торговле. Надобно, чтобы правительство созывало такие собрания нарочно с этой целью, предлагая тот или другой вопрос на обсуждение. Существующие собрания дворянства, купечества и мещанства получили уже особенный свой смысл в полуторастолетний период, -- и мнение не привыкло быть на них правдивым и откровенным; оно не будет, может быть, таким даже и тогда, если бы правительство вздумало на них предложить какой-нибудь вопрос на рассуждение. Поэтому, думаю я, лучше собирать нарочные собрания того или другого сословия, когда представится вопрос, на который правительство сочтет нужным спросить мнения сословия. Такие собрания, как и Земские Соборы (когда Земские Соборы станут возможны), не должны быть обязанностью для правительства и не должны быть периодичны. Правительство созывает соборы и требует мнения, когда вздумает. В настоящее время Земский Собор может быть для правительства заменен до некоторой степени общественным мнением. В настоящее время, в общественном мнении может правительство почерпать те нужные для него указания и сведения, которые яснее способен изложить Земский Собор, когда он будет возможен. Давая свободу жизни и свободу духа стране, правительство дает свободу общественному мнению. Какже может выразиться общественная мысль? Словом устным и письменным. Следовательно, необходимо снять гнет с устного и письменного слова. Пусть государство возвратит земле ей принадлежащее: мысли и слово, и тогда земля возвратит правительству то, что ему принадлежит: свою доверенность и силу. Человек создан от Бога существом разумным и говорящим. Деятельность разумной мысли, духовная свобода есть призвание человека. Свобода духа более всего и достойнее всего выражается в свободе слова. Поэтому -- свобода слова, вот неотъемлемое право человека. В настоящее время слово, этот единственный орган земли, находится под тяжким гнетом. Наибольший гнет тяготеет над словом письменным (я разумею и печатное слово). Понятно, что при такой системе цензура 32 должна была дойти до невероятных несообразностей. И точно, многочисленные примеры таких несообразностей известны всем. Надобно, чтоб этот тяжкий гнет, лежащий на слове, был снят. Разумеется ли под этим уничтожение цензуры? Нет. Цензура должна остаться, чтоб охранять личность человека. Но цензура должна быть как можно более свободна относительно мысли и всякого мнения, как скоро оно не касается личности. Я не вхожу в обозначение пределов этой свободы, но скажу только, что чем шире будут они, тем лучше. Если найдутся злонамеренные люди, которые захотят распространить вредные мысли, то найдутся люди благонамеренные, которые обличат их, уничтожат вред и тем доставят новое торжество и новую силу правде. Истина, действующая свободно, всегда довольно сильна, чтоб защитить себя и разбить в прах всякую ложь. А если истина не в силах сама защитить себя, то ее ничто защитить не может. Но не верить в победоносную силу истины, значило бы не верить в истину. Это безбожие своего рода, ибо Бог есть истина. Со временем должна быть полная свобода слова и устного и письменного, когда будет понятно, что свобода слова неразрывно соединена с неограниченной монархией, есть ее верная опора, ручательство за порядок и тишину, и необходимая принадлежность нравственного улучшения людей и человеческого достоинства. Есть в России отдельные внутренние язвы, требующие особых усилий для исцеления. Таковы раскол, крепостное состояние, взяточничество. Я не предлагаю здесь о том своих мыслей, ибо это не было моей целью при сочинении этой записки. Я указываю здесь на самые основы внутреннего состояния России, на то, что составляет главный вопрос и имеет важнейшее общее действие на всю Россию. Скажу только, что истинные отношения, в которые станет государство к земле, что общественное мнение, которому дается ход, оживя весь организм России, подействует целительно и на эти язвы; в особенности же на взяточничество, для которого так страшна гласность общественного мнения. Сверх того, общественное мнение может указать на средства против зол народных и государственных, как и против всяких зол. Да восстановится древний союз правительства с народом, государства с землею, на прочном основании истинных коренных русских начал. Правительству -- неограниченная свобода правления, исключительно ему принадлежащая, народу -- полная свобода жизни и внешней и внутренней, которую охраняет правительство. Правительству -- право действия и, следовательно, закона; народу -- право мнения и, следовательно, слова. Вот русское гражданское устройство! Вот единое истинное гражданское устройство!

ДОПОЛНЕНИЕ К ЗАПИСКЕ "О ВНУТРЕННЕМ СОСТОЯНИИ РОССИИ",
ПРЕДСТАВЛЕННОЙ ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ
АЛЕКСАНДРУ II КОНСТАНТИНОМ СЕРГЕЕВИЧЕМ АКСАКОВЫМ 33

В "Записке о внутреннем состоянии России", я указал на основные начала русские, на то, что эти начала были нарушены, -- вследствие чего и произошло великое зло, -- и наконец на то, что эти начала должны быть восстановлены, -- для исцеления от этого великого зла и для блага России. Но, скажут, кроме общих начал, нужно их применение в жизни, нужна практическая сторона дела. Цель этого дополнения к "Записке" сказать о том, какого рода практические указания возможны в настоящую минуту. На это дает ответ самая "Записка", если извлечь из нее основной смысл. Христианину, имеющему веру истинную, истинные общие начала христианские, -- можно указать на те или другие его действия, несогласные с его собственною верою, можно дать частные практические (чтоб употребить любимое многими слово) советы, и этого будет довольно. Но что я скажу ренегату, отступившему от истинной веры? Одно: обратись к истинной вере, начни вновь исповедывать истину. Это первый и единственно-возможный совет для ренегата. -- Ужели упрекнут, что в этом совете нет практической стороны? Между тем в нем лежит высший смысл жизни. Жизнь не называется же практикой, но что же существеннее и действительнее жизни? Она источник всего и объемлет собою все. Россия в таком точно положении как ренегат: она отступила от основных истинных русских начал. Ей, как ренегату, один совет: обратиться вновь к русским началам. Вот первый и единственно-существенный совет для России; ибо при удержании теперешней системы -- никакое улучшение, никакая польза и никакие советы невозможны. Ужели упрекнут опять, что в этом совете нет практической стороны? Но опять в нем лежит высший смысл жизни. Страна, народ движется нравственною силою, верует, молится, слабеет и крепнет в вере, падает и возвышается духом, следовательно живет, и следовательно вопрос жизни есть для народа первый всеобъемлющий вопрос. Если же под практическою стороною разуметь осуществление чего бы то ни было наделе, то этот жизненный совет: обратиться к истинным русским началам -- имеет, бесспорно, свою практическую сторону, и эта практическая сторона должна быть указать. Итак, дело в том теперь, какие же основные истинные русские начала? Об этом говорит моя "Записка о внутреннем состоянии России". Но "Записке" недостает сосредоточенного вывода, извлеченного из общих указаний и необходимого для надлежащей ясности и для ощутительного показания действительного, жизненного и в этом смысле практического их значения. Вот этот вывод, оправдание которого находится в самой "Записке о внутреннем состоянии России" 34: I. Русский народ, не имеющий в себе политического элемента, отделил государство от себя, и государствовать не хочет. II. Не желая государствовать, народ предоставляет правительству неограниченную власть государственную. III. Взамен того, Русский народ предоставляет себе нравственную свободу, свободу жизни и духа. IV. Государственная неограниченная власть, без вмешательства в нее народа, -- может быть только неограниченная монархия. V. На основании таких начал зиждется русское гражданское устройство: правительству (необходимо монархическому) -- неограниченная власть государственная, политическая; народу -- полная свобода нравственная, свобода жизни и духа (мысли, слова). Единственно, что самостоятельно может и должен предлагать безвластный народ полновластному правительству, -- это мнение (следовательно, сила чисто нравственная), мнение, которое правительство вольно принять и не принять. VI. Эти истинные начала могут быть нарушены и с той и с другой стороны. VII. При нарушении их со стороны народа, при ограничении власти правительства, следовательно, при вмешательстве народа в правительство, -- не может быть нравственной свободы народной. Вмешиваясь в правительство, народ прибегает к внешней принудительной силе, изменяет своему пути внутренней духовной свободы и силы -- и непременно портится нравственно. VIII. При нарушении этих начал со стороны правительства, при стеснении правительством в народе свободы нравственной, свободы жизни и духа, -- неограниченная монархия обращается в деспотизм, в правительство безнравственное, гнетущее все правительственные силы и развращающее душу народа. IX. Начала русского гражданского устройства не были нарушены в России со стороны народа (ибо это его коренные народные начала); -- но были нарушены со стороны правительства. То есть правительство вмешалось в нравственную свободу народа, стеснило свободу жизни и духа (мысли, слова) и перешло таким образом в душевредный деспотизм, гнетущий духовный мир и человеческое достоинство народа и, наконец, обозначившийся упадком нравственных сил в России и общественным развращением. Впереди же этот деспотизм угрожает или совершенным расслаблением и падением России, на радость врагов ее, или же искажением русских начал в самом народе, который, не находя свободы нравственной, захочет, наконец, свободы политической, прибегнет к революции и оставит свой истинный путь. -- И тот и другой исход ужасны, ибо и тот и другой гибельны: один в материальном и нравственном, другой в одном нравственном отношении. X. Итак, нарушение, со стороны правительств, русского гражданского устройства, похищение у народа нравственной его свободы, одним словом: отступление правительства от истинных русских начал, -- вот источник всякого зла в России. XI. Поправление дела, очевидно, зависит от правительства. XII. Правительство наложило нравственный и жизненный гнет на Россию; оно должно снять этот гнет. Правительство отступило от истинных начал русского гражданского устройства; оно должно воротиться к этим началам, а именно: Правительству -- неограниченная власть государственная; народу -- полная свобода нравственная, свобода жизни и духа. Правительству -- право действия и следовательно закона; народу -- право мнения и следовательно слова. Вот единственный, существенно жизненный совет для России в настоящее время. XIII. Но как же его привести в исполнение? Ответ на это находится в самом указании общих начал. Дух живет и выражается в слове. Свобода духовная или нравственная народа есть свобода слова. XIV. Итак, свобода слова: вот что нужно России, вот прямое приложение общего начало к делу, до того с ним нераздельное, что свобода слова есть и начало (принцип), и явление (факт). XV. Но и не удовлетворяясь тем, что свобода слова, а поэтому и общественное мнение, существует, правительство чувствует иногда нужду само вызывать общественное мнение. Каким образом может правительство вызвать это мнение? Древняя Русь указывает нам и надело самое, и на способ. Цари наши вызывали, в важных случаях, общественное мнение всей России и созывали для того Земские Соборы, на которых были выборные от всех сословий, и со всех концов России. Такой Земский Собор имеет значение только мнения, которое государь может принять и не принять. Итак, из всего сказанного в моей "Записке" и объясненного в этом "Дополнении" вытекает ясное, определенное, прилагаемое к делу и, в этом смысле, практическое указание: что нужно для внутреннего состояния России, от которого зависит и внешнее ее состояние. Именно: Полная свобода слова устного, письменного и печатного -- всегда и постоянно; и Земский Собор, -- в тех случаях, когда правительство захочет спросить мнения страны. Внутренний общий союз жизни, -- сказал я в своей "Записке", -- до того ослабел в России, сословия в ней до того отдалились друг от друга, вследствие полуторастолетней деспотической системы правительства, что Земский Собор, в настоящую минуту, не мог бы принести своей пользы. Я говорю: в настоящую минуту, то есть, немедленно. Земский Собор непременно полезен для государства и земли, и нужно пройти некоторому только времени, чтобы правительство могло воспользоваться мудрым указанием древней Руси и созвать Земский Собор. Открыто возвещаемое общественное мнение, -- вот чем в настоящую минуту может быть заменен для правительства Земский Собор; но для того необходима свобода слова, которая даст правительству возможность созвать вскоре, с полною пользою для себя и народа, Земский Собор. В "Записке" своей признал я нужным некоторый переход к полной свободе слова, -- переход через наибольшее смягчение цензуры относительно всякой мысли и всякого мнения, и чрез удержание цензуры покуда, как ограждения личности. Переход этот должен быть непродолжителен и привести к полной свободе слова. В "Записке" своей я показываю неосновательность страха тех, которые боятся свободы слова. Этот страх есть неверие в истину, в ее победоносную силу, есть безбожие своего рода, ибо Бог есть истина. Христианская проповедь имела против себя всю свободу языческого слова, и победила. Ужели мы, неверной, малодушной душой, смутимся за Божью истину (ибо нет другой)? Не знаем ли мы, что Господь наш с нами до скончания века? При нравственной свободе и нераздельной с ней свободе слова, только и возможна неограниченная благодетельная монархия; без нее, -- она губительный, душевредный и недолговечный деспотизм, конец которого -- или падение государства, или революция. Свобода слова есть верная опора неограниченной монархии: без нее -- она (монархия) непрочна. Времена и события мчатся с необычайной быстротой. Настала строгая минута для России. России нужна правда. Медлить некогда. -- Не обинуясь, скажу я, что, по моему мнению, свобода слова необходима без отлагательств. Вслед за нею правительство с пользой может созвать Земский Собор. Итак, еще раз: Свобода слова -- необходима. Земский Собор -- нужен и полезен. Вот практический вывод моей "Записки о внутреннем состоянии России" и "Дополнения" к ней. Считаю должным еще прибавить два примечания. 1. Какую же пользу принесет свобода слова, спросят, быть может, некоторые. Это объяснить, кажется, не трудно. Откуда происходят внутренний разврат, взяточничество, грабительство и ложь, переполнившие Россию? От общего унижения нравственного. Следовательно, надобно нравственно возвысить Россию. Как же возвысить нравственно? Признать и уважать в человеке человека; а это иначе быть не может, как тогда, когда признают за человеком право слова, свободного слова, неразлучного с нравственной, духовной свободой, которая есть неотъемлемая принадлежность высокого духовного существа человеческого. В самом деле, как иначе избавиться от взяточничества и других неправд? Вы устраните одних взяточников: на место их явятся другие, еще хуже, порождаемые беспрерывно испорченной нравственной почвой, образующиеся из унижения человеческого достоинства. Одно средство против этого зла: возвысить нравственно человека; а без свободы слова это невозможно. Итак, свобода слова, уже сама по себе, непременно возвысит нравственно человека. Конечно, воры всегда будут встречаться; но это уже будет частный, личный грех; тогда как теперь взяточничество и другие подобные гнусные дела -- грех общественный. Кроме того, когда по всей России грянет один общий открытый голос на взятки и грабеж, когда вся Россия укажет всенародно на пиявиц, сосущих ее лучшую кровь, тогда поневоле придут в ужас самые отчаянные воры и взяточники. Правда любит день и свет, а неправда ночь и темноту. Стеснение общественного слова распространяло в России столь благоприятную для неправды ночь. Со свободой слова взойдет день, которого так боится неправда; свет вдруг озарит безбожные дела в обществе на показ всему миру; им негде будет укрыться, и они должны будут бежать из общества. К тому же станет видно и для правительства, праведный гром которого грянет верно. -- Наконец, при свободе слова, общественное мнение укажет на многие полезные меры, на многих достойных людей, равно как на многие ошибки и на многих людей недостойных. 2. Нравственная свобода человека, признанная правительством в свободе слова, будет, само собою разумеется, признана им и в других, хотя бы мелких, ее проявлениях в жизни. Одно из таких проявлений, например, есть частная (партикулярная) одежда. Я разумею здесь не одно платье, но способ носить волосы, бороду, одним словом, я разумею здесь костюм (наряд) человека. Частная одежда есть прямое проявление жизни, быта, вкуса и государственного в себе не имеет. Но доселе так еще стеснена свобода жизни, что даже одежда частного человека подлежит у нас запрещению. Одежда не важна сама по себе, но как скоро правительство даже вмешивается в одежду народа, то одежда, именно по своей незначительности, становится тогда важным указателем, до какой степени стеснена свобода жизни в народе. Доселе русский дворянин, даже вне службы, не может носить русской одежды. С некоторых дворян русских, надевших было русскую одежду, взята через полицию подписка: бороды не носить, отчего они и принуждены были снять русское платье, ибо борода есть часть русского наряда 3 5 . -- Итак, даже в этом пустом проявлении жизни, в одежде, правительство наше продолжает стеснять свободу жизни, свободу вкуса, свободу народного чувства, -- одним словом нравственную. Говорю с совершенной откровенностью свои мысли как в "Записке", так и в "Дополнении", -- и исполняю тем долг свой к Отечеству и Государю.

1.Каковы причины и исторические условия формирования Уваровской доктрины? (по учебнику).

Поддержалие социальной и политической стабильности, противостояние разрушительным европейским учениям требовали возведения «умственных плотин» и создания универсальной идеологической доктрины. Решать эту задачу выпало С.С. Уварову.

После отчета о ревизии Московского университета, стержнем которого стала мысль привести всю культурную и общественную жизнь России «к точке, где сольются твердые и глубокие знания с убеждением и теплою верою в истинно русские хранительные начала православия, самодержавия и народности, составляющие последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего Отечества», Уваров стал министром народного просвещения. Находясь на этом посту он окончательно систематизировал воззрения, которые стали основой николаевской идеократии и сводились к доктрине превосходства православной и самодержавной России над европейским Западом. Эти идеи лежали в основе манифестов Сперанского и Блудова, начала были изложены в поздних политических сочинениях Карамзина.

Уваров провозгласил национальными началами православие, самодержавие и народность.

Доктрина Уварова идеально соответствовала представлениям Николая I о русском народе, о России и ее месте в мире. Внешнеполитические успехи, прочное внутреннее положение Российской империи как бы подчеркивали ее особое место в Европе, служили подтверждением правоты доктрины. Это была теория казенного патриотизма победоносной военной империи. Из нее вовсе не вытекала необходимость политической и экономической изоляции России, но весьма желательной представлялась изоляция идейная. Основанная на идее национальной исключительности и имперского превосходства, она стала необходимым и важным компонентом внутренней политики Николая I. Уваровская триада, которую называют «теорией официальной народности», обеспечивала стабильность николаевской системы.

2.Дайте основные положения «теории официальной народности».

Призванный императором к решению задачи, которая была тесно связана «с самою судьбою Отечества» и заключалась в том, чтобы «найти начала, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие», Уваров провозгласил национальными началами православие, самодержавие и народность.

Таковых начал, без коих Россия не может благоден-ствовать, усиливаться, жить - имеем мы три главных:

1) Православная Вера.

2) Самодержавие.

3) Народность.

Уваров утверждал: «Искренно и глубоко привязанный к церкви отцов своих, русский искони взирал на нее как на залог счастья общественного и семейственного. Без любви к вере предков народ, как и частный человек, должен погибнуть, ослабить в них Веру, то же самое, что лишать их крови и вырвать сердце. Это было бы готовить им низшую степень в моральном и политическом предназначении. Это было бы измена в пространном смысле. Довольно одной народной гордости, чтобы почувствовать негодование при такой мысли. Человек, преданный Государю и Отечеству, столько же мало согласится на утрату одного из догматов нашей Церкви, сколько и на похищение одного перла из венца Мономаха.»

«Самодержавие представляет главное условие политического существования России в настоящем ее виде. Русский колосс упирается на нем, как на краеугольном камне своего величия. От смешного пристрастия к Европейским формам мы вредим собственным учреждениям нашим; страсть к нововведениям расстраивает естественные сношения всех членов Государства между собою и препятствует мирному, постепенному развитию его сил.»

Следование основам православия и самодержавия отвечало давним традициям консервативной общественной мысли. «Дабы Трон и Церковь оставались в их могуществе, должно поддерживать и чувство Народности, их связующее.» Народность, понимаемая как особые свойства русского народа - покорность, смирение, долготерпение, потребовала пояснений: «Относительно народности все затруднение заключалось в соглашении древних и новых понятий; но народность не заставляет идти назад или останавливаться, она не требует неподвижности в идеях».

3.Сравните по «триаде» (т.е с теми же пунктами), данной в докладе Уварова, взгляды западников (Чаадаев) и славянофилов.

	Западники	Славянофилы
Православная вера	В противоположность славянофилам, которые признавали примат веры, западники решающее значение придавали разуму. Они утверждали самоценность человеческой личности как носителя разума, противопоставляли свою идею свободной личности идее корпоративности (или «соборности») славянофилов.	Идеализация православной церкви как «самобытного» учреждения. Православная церковь расценивалась как решающий фактор, определявший характер русского народа, а также и южнославянских народов.
Самодержавие	Западники выступали за конституционно-монархическую форму правления западноевропейского образца, с ограничением самодержавия, с политическими гарантиями свободы слова, печати, гласного суда, неприкосновенности личности.	Славянофилы выдвинули тезис: «Сила власти - царю, сила мнения - народу». Это означало, что русский народ (по природе «негосударственный») не должен вмешиваться в политику, предоставив монарху всю полноту власти. Но и самодержец должен править, не вмешиваясь во внутреннюю жизнь народа, считаясь с его мнением. Славянофилы даже допускали мысль об ограничении самодержавия, но считали, что в России пока еще нет такой силы, которая способна была бы его ограничить.
Народность	Западники считали, что обновления страны должны начаться проведением реформ сверху - они явятся альтернативой пути революционных потрясений; большое значение придавали роли государственной власти в истории России; считали государство творцом развития человеческого общества.	По мнению славянофилов русский народ политически индифферентен, ему присущи социальный мир, равнодушие к политике, неприятие революционных переворотов. В представлении славянофилов «исконно русское учреждение» - это крестьянская община, однако они выступали за отмену крепостного права не только из экономических соображений, но и как крайне опасное учреждение в социальном смысле.

4. Что критикует Чаадаев в русском типе развития?

Одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах и дате у народов, гораздо более нас отсталых. То, что издавна составляет самую суть общества и жизни, для нас еще только теория и умозрение.

У всех народов есть период бурных волнений, страстного беспокойства, деятельности без обдуманных намерений. Все общества прошли через такие периоды, когда вырабатываются самые яркие воспоминания, свои чудеса, своя поэзия, свои самые сильные и плодотворные идеи. Мы, напротив, не имели ничего подобного. Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, – вот печальная история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа – ничего подобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемом только злодеяниями и смягчаемом только рабством. Никаких чарующих воспоминаний, никаких пленительных образов в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции. Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя.

Первые наши годы, протекшие в неподвижной дикости, не оставили никакого следа в нашем уме и нет в нас ничего лично нам присущего, на что могла бы опереться наша мысль. Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих. Мы так удивительно шествуем во времени, что, по мере движения вперед, пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной. У нас совсем нет внутреннего развития, естественного прогресса… Мы воспринимаем только совершенно готовые идеи.

Когда народ не в силах сосредоточить своей мысли на каком ряде идей, которые постепенно развертывались в обществе и понемногу вытекали одна из другой, когда все его участие и общем движении человеческого разума сводится к слепому, поверхностному, очень часто бестолковому подражанию другим народам. Всем нам не хватает какой-то устойчивости, какой-то последовательности в уме, какой-то логики. В наших головах нет решительно ничего общего, все там обособлено и все там шатко и неполно. Я нахожу даже, что в нашем взгляде есть что-то до странности неопределенное, холодное, неуверенное, напоминающее отличие народов, стоящих на самых низших ступенях социальной лестницы.

Иностранцы ставили нам в заслугу своего рода беспечную отвагу, особенно замечательную в низших классах народа. Они не заметили, что то самое начало, которое делает нас подчас столь отважными, постоянно лишает нас глубины и настойчивости; они не заметили, что свойство, делающее нас столь безразличными к превратностям жизни, вызывает в нас также равнодушие к добру и злу, ко всякой истине, ко всякой лжи, и что именно это и лишает нас тех сильных побуждений, которые направляют нас на путях к совершенствованию ; они не заметили, что именно вследствие такой ленивой отваги, даже и высшие классы, как ни прискорбно, не свободны от пороков, которые у других свойственны только классам самым низшим; они, наконец, не заметили, что если мы обладаем некоторыми достоинствами народов молодых и отставших от цивилизации, то мы не имеем ни одного, отличающего народы зрелые и высококультурные.

Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили. Начиная с самых первых мгновений нашего социального существования, от нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей, ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины, ни одна великая истина не была выдвинута из нашей среды. В крови у нас есть нечто, отвергающее всякий настоящий прогресс. Пока, что бы там ни говорили, мы составляем пробел в интеллектуальном порядке.

По воле роковой судьбы мы обратились за нравственным учением, которое должно было нас воспитать, к растленной Византии. И когда, затем, освободившись от чужеземного ига, мы могли бы воспользоваться идеями, расцветшими за это время среди наших братьев на Западе, мы оказались отторгнутыми от общей семьи, мы подпали рабству, еще более тяжкому, и притом освященному самим фактом нашего освобождения. Сколько ярких лучей тогда уже вспыхнуло среди кажущегося мрака, покрывающего Европу. Большинство знаний, которыми ныне гордится человеческий ум, уже угадывалось в умах; характер нового общества уже определился… Весь мир перестраивался заново, у нас же ничего не созидалось.

5.Назовите и охарактеризуйте главные отличия русского пути развития от западного (по статье Киреевского)

Рассматривая основные начала жизни, образующие силы народности в России и на Западе, мы с первого взгляда открываем между ними одно очевидно общее: это христианство. Различие заключается в особенных видах христианства, в особенном направлении просвещения, в особенном смысле частного и народного быта:

· Христианство восточное не знало ни борьбы веры против разума, ни торжества разума над верою. Христиане на Западе поддались беззаконно влиянию классического мира, или случайно ересь сошлась с язычеством, но только римская церковь в уклонении своем от восточной отличается именно тем же торжеством рационализма над преданием внешней разумности, над внутренним духовным разумом. Все особенности католицизма развились силою того же формального процесса разума, так что и самый протестантизм, который католики упрекают в рациональности, произошел прямо из рациональности католицизма. Общественный и частный быт, который если не развился вполне, то по крайней мере ясно обозначился в прежней России, находившейся под прямым влиянием чистого христианства, был без примеси мира языческого.

· Весь частный и общественный быт Запада основывается на понятии о индивидуальной, отдельной независимости, предполагающей индивидуальную изолированность. Рассматривая общественное устройство прежней России, мы находим многие отличия от Запада, и во-первых: образование общества в маленькие так называемые миры. Частная, личная самобытность, основа западного развития, была у нас так же мало известна, как и самовластие общественное. Человек принадлежал миру, мир ему. Поземельная собственность, источник личных прав на Западе, была у нас принадлежностью общества. Лицо участвовало во столько в праве владения, во сколько входило в состав общества, которое не было самовластное и не могло само себя устроивать, само изобретать для себя законы, потому что не было отделено от других ему подобных обществ, управлявшихся однообразным обычаем, который заменял закон, устроивая по всему пространству земель, подвластных нашей церкви, одну мысль, один взгляд, одно стремление, один порядок жизни.

· Вследствие этих крепких, однообразных и повсеместных обычаев всякое изменение в общественном устройстве, не согласное с строем целого, было невозможно. Даже самое слово право было у нас неизвестно в западном его смысле, но означало только справедливость, правду. Потому никакая власть никакому лицу, ни сословию не могла ни даровать, ни уступить никакого права, ибо правда и справедливость не могут ни продаваться, ни браться, но существуют сами по себе, независимо от условных отношений. На Западе, напротив того, все отношения общественные основаны на условии или стремятся достигнуть этого искусственного основания.

· России мало известны были мелкие властители Запада. Сила неизменяемого обычая делала всякое самовластное законодательство невозможным; что разбор и суд, который в некоторых случаях принадлежал князю, не мог совершаться несогласно со всеобъемлющими обычаями, ни толкование этих обычаев по той же причине не могло быть произвольное; что общий ход дел принадлежал мирам и приказам, судившим также по обычаю вековому и потому всем известному; наконец, что в крайних случаях князь, нарушавший правильность своих отношений к народу и церкви, был изгоняем самим народом, - сообразивши все это, кажется очевидно, что собственно княжеская власть заключалась более в предводительстве дружин, чем во внутреннем управлении, более в вооруженном покровительстве, чем во владении областями.

· России неизвестны были благородные рыцари Запада. Сила неизменяемого обычая делала всякое самовластное законодательство невозможным; что разбор и суд, который в некоторых случаях принадлежал князю, не мог совершаться несогласно со всеобъемлющими обычаями, ни толкование этих обычаев по той же причине не могло быть произвольное; что общий ход дел принадлежал мирам и приказам, судившим также по обычаю вековому и потому всем известному; наконец, что в крайних случаях князь, нарушавший правильность своих отношений к народу и церкви, был изгоняем самим народом, - сообразивши все это, кажется очевидно, что собственно княжеская власть заключалась более в предводительстве дружин, чем во внутреннем управлении, более в вооруженном покровительстве, чем во владении областями.

· Науки как наследие языческое процветали так сильно в Европе, но окончились безбожием как необходимым следствием своего одностороннего развития. Россия не блестела ни художествами, ни учеными изобретениями, не имея времени развиться в этом отношении самобытно и не принимая чужого развития, основанного на ложном взгляде и потому враждебного ее христианскому духу. Но зато в ней хранилось первое условие развития правильного, требующего только времени и благоприятных обстоятельств; в ней собиралось и жило то устроительное начало знания, та философия христианства, которая одна может дать правильное основание наукам.

6.Какова славянофильская модель общественного устройства: она консервативная или либеральная?

По мнению К. С. Аксакова:

«Только при совершенном отрешении народа от государственной власти, только при неограниченной монархии, вполне предоставляющей народу всю его нравственную жизнь, может на земле существовать свобода истинная народа. Только при неограниченной власти монархической народ может отделить от себя государство и избавить себя от всякого участия в правительстве, от всякого политического значения, предоставив себе жизнь нравственно–общественную и стремление к духовной свободе. Такое монархическое правительство и поставил себе народ русский.»

При этом «...отношение между правительством и народом есть отношение взаимного невмешательства. Но такое отношение (отрицательное) еще не полно; оно должно быть дополнено отношением положительным между государством и землею. Положительная обязанность государства относительно народа есть защита и охранение жизни народа, есть внешнее его обеспечение, доставление ему всех способов и средств , да процветет его благосостояние, да выразит он все свое значение и исполнит свое нравственное призвание на земле. Администрация, судопроизводство, законодательство, - все это, понятое в пределах чисто–государственных, принадлежит неотъемлемо к области правительства. Не подлежит спору, что правительство существует для народа, а не народ для правительства. Поняв это добросовестно, правительство никогда не посягнет на самостоятельность народной жизни и народного духа. »

В свою очередь «Положительная обязанность народа относительно государства есть исполнение государственных требований, доставление ему сил для приведения в действие государственных намерений, снабжение государства деньгами и людьми, если они нужны. »

Самостоятельное отношение безвластного народа к полновластному государству есть только одно: общественное мнение. Для соблюдения принципов «свободы жизни, духа и слова… стоит лишь уничтожить гнет, наложенный государством на землю, и тогда легко можно стать в истинные русские отношения к народу. Тогда возобновится сам собою полный доверенности и искренний союз между государем и народом. Наконец, в довершение этого союза надобно, чтобы правительство, не удовлетворяясь тем, что мнение народное существует, само захотело знать это народное мнение и в известных случаях само бы вызывало и требовало от страны мнения, как это было некогда при царях. Необходимо снять гнет с устного и письменного слова... цензура должна быть как можно более свободна относительно мысли и всякого мнения, как скоро оно не касается личности. Я не вхожу в обозначение пределов этой свободы, но скажу только, что чем шире будут они, тем лучше. Со временем должна быть полная свобода слова и устного, и письменного, когда будет понято, что свобода слова неразрывно соединена с неограниченной монархией, есть ее верная опора, ручательство за порядок и тишину, и необходимая принадлежность нравственного улучшения людей и человеческого достоинства. Есть в России отдельные внутренние язвы, требующие особых усилий для исцеления. Таковы раскол, крепостное состояние, взяточничество.»

Таким образом, правительству предоставляется неограниченная свобода правления, исключительно ему принадлежащая, народу - полная свобода жизни и внешней и внутренней, которую охраняет правительство. Правительству - право действия и, следовательно, закона; народу - право мнения и, следовательно, слова.

Учитывая, что «монархическое неограниченное правительство, в русском понимании, является не врагом, не противником, а другом и защитником свободы, свободы духовной, истинной, выражающейся в открыто возвещаемом мнении. Только при такой полной свободе может быть народ полезен правительству», славянофильскую модель общественного устройства можно назвать либеральной.

7.Чем отличаются взгляды славянофилов на православие, самодержавия и народность от концепции Уварова?

· Как единый, может быть, на земле народ христианский (в истинном смысле слова), он помнит слова Христа: воздайте кесарева кесареви, а Божия Богови; и другие слова Христа: Царство Мое несть от мира сего; и потому, предоставив государству царство от мира сего, он, как народ христианский, избирает для себя иной путь. Православие есть путь к внутренней свободе и духу, к царству Христову: Царство Божие внутрь вас есть.

· Государственная власть при таких началах, т. е. при невмешательстве в нее народа, должна быть неограниченная, самодержавная. Государство должно быть этой защитой для народа, оберегать свободу его жизни, да на просторе развиваются в нем все духовные его силы под хранительной сению государства.

· Залог тишины в России и безопасности для правительственной власти - в духе народном. Но этот дух не является духом рабства. Не ища свободы политической, он (народ) ищет свободы нравственной, свободы духа, свободы общественной, - народной жизни внутри себя.

https://сайт/ru/index/expert_thought/open_theme/55959/

Конфликт концепций. Размышления об одном интервью митрополита Илариона (Алфеева)

Анатолий БАБИНСКИЙ,

магистр богословия, главный редактор журнала «Патріярхат», редактор РИСУ

Первый вопрос возникает относительно того, откуда синодальные отцы взяли, что те, кто стремится к более глубокой интеграции с Европейским Союзом, не хотят сохранения своей самобытной культуры? Эти слова - откровенная манипуляция, поскольку Европейский Союз не требует от своих членов отрекаться своей самобытной культуры (напомню, что евроинтеграцию поддержала и Украинская Православная Церковь в единстве с Московским Патриархатом ). Что же касается негативных явлений современного западноевропейского мира, бросающих вызовы Церкви, то эти вызовы не имеют никаких границ. «Культура смерти», как ее иногда называют в христианских кругах, распространяется в России не менее быстрыми темпами, чем в любой другой стране мира. Не буду здесь описывать реалии российской жизни. Посмотрите на российскую статистику наркомании, самоубийств, абортов, алкоголизма и тому подобных явлений.

Украинский протест начался с отказа украинской власти подписать Ассоциацию с ЕС, но это была лишь последняя капля. Украинцы надеялись, что подчинение Украины европейским стандартам правовой культуры, деятельности бизнеса, свободы слова, уважения достоинства человека «прикрутит гайки» украинской власти, утратившей контроль над своими пристрастиями. Этого, наверно, испугался и сам царь-президент. Ценности Майдана - это свобода, достоинство человеческой личности, а не политические программы оппозиционных партий. Эти ценности - общие как для Востока, так и для Запада страны. Мне не понятно, почему этим ценностям противопоставляются какие-то «традиционные ценности исторической Руси»? Прежде всего, нам их никто никогда так и не расшифровал. В чем они заключаются? Если в их основе не лежит именно вот это уважение человеческого достоинства, то они нам действительно чужды. Но они чужды и Христианству.

Вместо Эпилога

В Социальной концепции РПЦ бросается в глаза несколько деталей. Прежде всего, слабое внимание к обществу как отдельному объекту взаимодействия Церкви. Там много говорится о связи Церковь-власть, но общество остается без внимания. Если и говорится о народе, то он какой-то обезличенный. Концепция вообще мало внимания уделяет отдельному человеку и его правам, свободе, достоинству. Для католиков в то же самое время это исходная точка размышлений о социальной доктрине Церкви - человек в центре. Народ - это не обезличенная масса, а сообщество свободных личностей. В Католической концепции говорится о субсидиарности, солидарности и т.д. «Народ - это не бесформенная толпа, инертная масса, которой нужно манипулировать и которую можно эксплуатировать, а объединение личностей, каждая из которых «на своем месте и по-своему» способна сформировать собственное мнение относительно гражданских вопросов и наделена свободой высказывать свои политические убеждения и отстаивать их так, как велит общее благо» (п.385) . Можно даже смело утверждать, что для католиков общество как общность личностей более ценный партнер для Церкви, чем власть. Напротив, Социальная концепция РПЦ отдает сильной власте-центричностью. Особенно поражают слова одного из заключительных разделов параграфа православной концепции «Церковь и государство» (здесь стоит поддать в оригинале): «Традиционной областью общественных трудов Православной Церкви является печалование перед государственной властью о нуждах народа, о правах и заботах отдельных граждан или общественных групп » (п. ІІІ.8). Это «печалование»… Это какой-то взгляд «снизу вверх», не иначе. Печалование как давняя практика заступничества Церкви за преступников сразу ставит общество в какое-то низшее положение относительно власти, уже не она ему служит, а оно ей (об этом ниже). Дает о себе знать давняя российская боязнь «свободы» и замена ее защитой призрачных «традиционных ценностей». Российская Православная Церковь издавна панически боится воспитывать свободного человека, ответственного за свои поступки, способного критически мыслить и принимать самостоятельные решения. Одиозный протоиерей Всеволод Чаплин на этой волне недавно заявил : «Я настаиваю на том, что свобода в огромном количестве случаев - это условность. И хотел бы в этом поспорить и с академическим богословием, и с академической философией. Академическое богословие рисует очень редкое явление - абсолютно самодостаточную личность, не испытывающую внешних влияний или умеющую от них всячески абстрагироваться, знающую все варианты возможного выбора и делающую абсолютно осведомленный, свободный и независимый выбор. Таких личностей, на самом деле, не более двух-трех процентов, а может, и того меньше ». Очевидно, причисляя себя к этим «двум-трем» процентам, которые знают, что такое правильный выбор и поэтому будут его навязывать другим.

Как контрастируют эти слова с мнением другого российского православного богослова игумена Петра Мещеринова, который, наоборот, видит воспитательную цель Церкви в «становлении православного христианина прежде всего как личности, и личности со вполне определенными свойствами: нравственной целостностью, свободой, ответственностью, зрелостью, самостоятельностью, а прежде всего опытом христианской духовной жизни, дающим христианину мудрость, умение отличать добро от зла» .

К сожалению, сегодня в РПЦ, да и в целом в российском обществе, верх берут именно чаплины, а не те, кто думает, как игумен Петр Мещеринов. В конце концов, нет ничего нового под солнцем - Россия это уже проходила.

«Монархическое неограниченное правительство, в русском понимании, является не врагом, не противником, а другом и защитником свободы, свободы духовной, истинной, выражающейся в открыто возвещаемом мнении. Только при такой полной свободе может быть народ полезен правительству . Свобода политическая не есть свобода. Только при совершенном отрешении народа от государственной власти, только при неограниченной монархии, вполне предоставляющей народу всю его нравственную жизнь, может на земле существовать свобода истинная народа та, наконец, свобода, которую даровал нам Искупитель наш: идеже дух Господен, ту свобода ». (Записка К. С. Аксакова «О внутреннем состоянии России», представленная Государю Императору Александру II в 1855 году.)

§ IV. Причины распада неограниченных монархий

Многие люди считают монархию формой правления, имеющей существенные преимущества перед всеми остальными. Чем проще система управления, тем легче обеспечить ее деятельность. Действительно, при монархии все силы нации, доверенные самодержавно правящему главе государства, легко сосредоточить и на-. править на осуществление поставленных им целей. Но, с другой стороны , когда один человек располагает слишком большим могуществом, это позволяет ему подчинить себе все общество; общество же в состоянии противопоставить своему государю лишь разрозненные силы и несогласованные стремления. Поэтому монархия почти всегда перерождается в деспотизм и тиранию. История всех эпох дает нам возможность убедиться в том, какие ужасные последствия вызывают злоупотребления властью, когда все силы государства приносятся в жертву фантазиям деспота.

Даже когда монархия и не перерождается в такой постыдно злоупотребляющий властью деспотизм, неравенство природных данных и различия способностей, характеров и страстей у наследующих друг друга монархов неизбежно приводят, к беспрестанным изменениям в системе управления. Когда же воля главы государства является единственным законом, которым руководствуется нация, это должно неизбежно вести к частым коренным изменениям в законодательстве страны, в ее институтах и системе управления, во взглядах и представлениях граждан. Нет ничего постоянного там, где все может быть в любой день изменено в угоду капризу; если даже один и тот же человек в различные периоды своей жизни не всегда согласен с самим собой, что станет с государством, которое постоянно переходит от старых монархов или министров к новым, не имеющим ничего общего со своими предшественниками?

Отсюда ясно, что абсолютное монархическое государство по самой своей природе крайне неустойчиво и что повелитель, который единолично властвует над

всеми гражданами страны, легко может каким-нибудь непродуманным поступком привести к гибели всю нацию. Бразды правления империй почти всегда находятся в руках людей, недостаточно способных к делу управления. Таким образом, при абсолютной монархии судьба всех граждан зависит почти исключительно от личных качеств и достоинств одного человека; если государь случайно и обладает необходимыми для управления страной талантами, способностями и добродетелями, то на смену ему чаще всего приходит наследник, лень, бездарность, безумие или злонамеренность которого в одно мгновение разрушают все, что было сделано для народа заботами его- предшественников.

Если законы не ограничивают власть монарха, если нация не представлена каким-либо органом, который сдерживал бы верховную власть, то вся тяжесть управления страной падает, можно сказать, на одного человека, и, если этот человек случайно оказывается непригодным, над государством нависает опасность. Несправедливость, глупость, безрассудство чаще свойственны одному человеку, чем большой группе людей; нация сразу же испытывает на себе последствия неудачных распоряжений своего руководителя; когда он развращен, его пороки, заимствованные окружающими его вельможами, распространяются с особой быстротой среди нижестоящих сословий; разложившийся королевский двор разлагает вскоре и всю нацию; правительство, не обладающее твердыми устоями, не воспитывает порядочности и в своих подданных. Тщеславные и любящие пышность властители распространяют вкус к роскоши и легкомыслию во всем народе.

Когда государь равнодушен к делам государства, ведет рассеянный образ жизни и не способен сам управлять страной, верховная власть попадает в руки какого-нибудь из его фаворитов, приближенных к нему женщин, небольшого числа возвысившихся с помощью клеветы и интриг людей, которые, находясь постоянно в состоянии войны друг с другом , гораздо более озабочены тем, как удержать свое место, сохранить благосклонность государя и уничтожить своих соперников, нежели тем, как справиться с тяжким трудом упра-

вления государством. Может ли при государях подобного склада власть, ослабленная раздорами, столкновениями низких интересов, лишенная целеустремленности, занятая лишь злободневными вопросами, быть последовательной в своих мероприятиях? Может ли она быть направленной на благо общества? Если монарх охвачен беспокойной жаждой перемен, взоры всех его подданных обращены к войне; кровь народов течет, чтобы рассеять его скуку; он превращает в жестокую игру несчастья, которые постигают его государство; ему доставляет удовольствие горе, которое он приносит своим слабым соседям. Таким образом, силы и богатства подданных оказываются безумно растраченными и нередко многочисленные победы их государя приносят им лишь тяжелое истощение, от которого они долго не могут оправиться. Несчастья народов, вызванные неистовством воинственных королей, записаны в летописи мира, и каждое мгновение история человеческой кровью вписывает в них все новые страницы, свидетельствующие об этих несчастьях. В большинстве случаев монархи считают себя могущественными лишь постольку, поскольку они способны приносить людям зло.

Не имея правильного понятия об истинной славе и истинном величии, короли считают, будто эти качества проявляются в помпезности и роскоши, с которыми в их представлениях нераздельно связана монархическая власть. Ничто не встречается так редко, как монарх - приверженец простоты и бережливости. При монархе, любящем пышность и роскошь, средства, предназначенные для поддержания жизни народа, беспрестанно поглощаются дорогостоящими празднествами, легкомысленными развлечениями, бесполезными затратами, строительством великолепных зданий, олицетворяющих в глазах нации надменность и гордость ее властелина. Народ же принужден обеспечить средства для всего этого. Нацию заставляет страдать вид памятников, воздвигнутых ценой еще большего обеднения и без того ввергнутого в нищету народа . Бессовестный же царский двор на глазах у всех утопает в богатствах, роскошествуя за счет нации. Богатств,

растрачиваемых на удовлетворение тщеславия некоторых монархов, часто могло бы хватить для того, чтобы сделать счастливым целый народ.

Занимая слишком высокое положение, монарх не может поближе приглядеться к жизни народа и составить себе ясное представление о его потребностях. Все приближенные государя ведут расточительный образ жизни и утопают в изобилии; те, к чьим советам он прислушивается, являются виновниками общественных бедствий и потому всегда заинтересованы скрыть эти бедствия от монарха и способствовать тому, чтобы они продолжались как можно дольше. Жалкие прислужники преувеличивают перед монархом благополучие, которое доставляют подданным введенные им законы. Разве придворные льстецы и министры согласятся омрачить его душу картиной нищеты народа? Конечно, нет. Личное пристрастие заставляет их скрывать от государя бедствия, порожденные бездарностью или коррупцией. Требовать от придворного правдивости значило бы требовать, чтобы он сам себя разоблачил. Монарх никогда не может узнать правду; он может только догадываться о ней; но даже и в этом случае догадка, заглушенная шумной суматохой его двора, скоро стирается из его памяти.

Управлять государством - занятие серьезное и трудное; короли же либо не имеют никакого представления о степени его важности, либо испытывают страх запутаться в сложных деталях управления. Отупевшие от лени, приученные воспитанием к удовольствиям и забавам, убаюканные лестью монархи обыкновенно представляют собой физически крепких, но непоследовательных и неспособных со вниманием сосредоточиться на чем-либо недорослей, которым кажутся ненавистными труд и размышление. Для того чтобы руководить государством, нужны доблестные мужи, обладающие опытом, силой, гением; но, к сожалению, империями слишком часто управляют самые слабые из смертных. Так постепенно без ведома монарха бедствия нации пускают глубокие корни, и об их глубине монарх узнает только в связи со своим собственным падением.

То огромное, почти непреодолимое расстояние, которое отделяет трон государя от народа, всегда лишает монарха возможности обнаружить и использовать в интересах общества достоинства и добродетели обездоленных, скромных людей, которые обыкновенно держатся в тени. При монархе, который вынужден на все смотреть глазами других, подлинно талантливые люди отстраняются завистливыми придворными, в то время как всегда наглая бездарность захватывает милости и награды. Нацию охватывает отчаяние; никто не утруждает себя приобретением знаний, бесполезных в государстве, где должности являются наградой лишь за хитрость, низость и бессовестную дерзость. Несправедливое предпочтение, постоянно оказываемое людям, обладающим знатным происхождением или богатствами, фаворитам и интриганам, мешает талантам пробиться сквозь толпу придворных, всегда считающих, что милости монарха принадлежат только им одним.

Так как при монархии честолюбие свойственно стоящим у власти людям в значительно большей степени, чем при любой другой форме правления, так как отличительным признаком монархии является бессмысленный показной лоск, которому вначале подражают придворные, а затем и различные сословия нации, стремясь уподобиться государю или его приближенным, то все это порождает соперничество в пышности и расточительности; во всех сердцах разгорается неистовая страсть к богатству, известная под названием роскоши, которая, как мы вскоре увидим, подобно червю подтачивает и разрушает государство. Роскошь является злом, можно сказать неотделимо связанным с монархией, в которой благосклонность государя, знатное происхождение и богатство создают слишком большую диспропорцию в положении граждан. Каждый хочет придать себе хотя бы видимость величия, потому что величие сопутствует власти. Под властью королей тщеславие более заразительно, чем при республиканском правлении, при котором равенство, установленное свободой и законами, делает внешние атрибуты власти гораздо менее необходимыми.

§ V. Причины распада ограниченных монархии

Даже при ограниченной монархии государь всегда сохраняет за собой влияние, более значительное, чем влияние сословий, принимающих участие в управлении, поскольку он, будучи единственным вершителем исполнительной власти, особенно нуждающейся в единстве, держит в своих руках военные силы, свободно распоряжается распределением милостей и расходованием общественных средств. Эти силы, противопоставляемые твердой волей монарха противоречивым и несогласованным стремлениям представителей сословий, рано или поздно неизбежно должны их подчинить. Сила запугивает и вызывает робость, награды соблазняют, и в конце концов государю удается подчинить себе всех, чье одобрение он может купить. Монарх неизбежно берет верх над нацией, которая соглашается продать ему свою свободу; он всегда становится ее неограниченным властелином, если она развращена жаждой денег; любовь к богатству, ставшая господствующей страстью нации, всегда расчищает путь деспотизму.

При таком положении граждане, желающие, чтобы им поручили представлять нацию, рассматривают свои полномочия лишь как средство для приобретения богатств, званий и прибыльных должностей; эти люди покупают у народа, который сам развращен жаждой богатства, право его представительства и перепродают это право государю, имеющему возможность обогатить и наградить их орденами, предоставить им высокие должности. Свобода всегда ненадежна в странах, где монарх является исключительным обладателем всего, что может возбуждать тщеславие и алчность его подданных. Свобода может быть обеспечена в стране лишь в том случае , если государь лишен возможности подчинять и подкупать представителей нации и если каждый из этих представителей несет ответственность перед нацией за свое поведение. Нет ничего более иллюзорного, чем свобода, которую могут безнаказанно нарушить и уничтожить сами ее защитники. Нет ничего менее долговечного, чем свобода, защиту которой изби-

рателп без разбора доверяют гражданам, купившим за деньги голоса своих избирателей.

При конституционной монархии народ и его представители, обладая возможностью заставить власть имущих считаться со своими желаниями, часто диктуют свою волю государю и его министрам; но народ, подверженный фанатизму и игре страстей и обыкновенно лишенный предусмотрительности, часто толкает правительство на необдуманные и разорительные действия. Верховная власть не всегда может воздвигнуть достаточно мощную преграду безрассудству народа и его представителей; ее благоразумию приходится иногда идти на уступки под натиском неблагоразумных требований толпы. У торговой нации стремление к наживе обращает все внимание подданных на торговлю; такая нация будет пренебрегать и гнушаться развитием сельского хозяйства; она будет направлять все силы лишь на удовлетворение своей жадности и своей страсти к богатству, груз которого рано или поздно неизбежно доведет ее до изнеможения, особенно после того, как роскошь совсем заглушит в ней чувства патриотизма и добродетели, необходимые для поддержания государства.

Если конституционное, или смешанное, правительство не лишает народ возможности проявлять своеволие, оно очень часто испытывает на себе отрицательные стороны народного правления. При конституционной монархии, как и при демократии, фанатики, самозванцы и политические шарлатаны могут поднять тревогу среди простого народа, возбудить его ярость, внушить ему подозрения по отношению к самым справедливым, необходимым и мудрым действиям и начинаниям правительства. Одним словом, если личные желания и страсти подобных граждан не найдут удовлетворения, они будут настраивать народ против его собственных подлинных интересов. В результате нация испытывает множество страданий, будучи разрываема на части раздорами между различными группировками, фракционной борьбой и заговорами, последствия которых ничем не отличаются от тех, которые обыкновенно приводят к гибели народное правление. В сме-

шанной монархии появляются такие ораторы, демагоги и коварные обманщики, которые возвышаются благодаря доверию народа до положения советников короля, от имени последнего подвергают нацию тирании и, будучи облечены властью монархом, распределяют милости последнего против его воли. Они используют свои права для того, чтобы ослабить нацию, добиться ее доверия, вызвать раздоры между гражданами и установить над ними свою власть. В этих условиях искушенный и опытный монарх, умело обходя законы, которые он не может нарушить открыто, или применяя свои слишком широкие права, использует общественные раздоры и сумеет, найдя сообщников для осуществления своих замыслов, снова надеть на нацию оковы.

Дух разногласий и фракционности, разделяя подданных в монархиях умеренного типа, тем самым часто предоставляет монарху удобный случай для того, чтобы уничтожить свободу. Действительной целью фракционной борьбы редко является благо государства; на самом деле речь обыкновенно идет лишь о честолюбии некоторых недостойных граждан, которые оспаривают друг у друга власть, стараются очернить друг друга и обречь на неудачу взаимные начинания. Нация распадается на группы приверженцев отдельных демагогов, фальшивое усердие которых преследует лишь цель взаимного уничтожения; умы этих людей заняты только борьбой друг против друга, бесполезной для общественного блага; никто из них совершенно не помышляет о родине, об искоренении злоупотреблений, о том, чтобы усовершенствовать законы. Вожди фракций привлекают к себе все взоры, все внимание нации; их поединки превращаются для граждан в зрелище, мешающее им думать о собственных интересах и о благе государства.

Не изучив истинных принципов управления, не умея подняться до понимания естественных прав общества, люди не знают иных праи, кроме тех, которыми пользовались их отцы, которые известны им на основе примера и которые предоставляются им властью; их беспрестанно вводят в заблуждение демагоги, оглу-

шающие их трескучими словами о законах, обычаях, родине, свободе, с которыми лишь у очень немногих граждан связаны глубокие убеждения.

Для того чтобы защищать свободу, необходимы люди просвещенные, искренние, добродетельные и, что особенно важно, наделенные благоприятными и бескорыстными душами. Бездарные, чванливые, упорно отстаивающие свои пустые и чаще всего несправедливые привилегии, зараженные жадностью люди постоянно разделены противоположными интересами и очень мало тревожатся об общественном благе. Почти все национальные ассамблеи проходят в пустых дебатах мелких людей, которые следят друг за другом, пытаются уничтожить или ниспровергнуть друг друга, не принося никакой пользы родной стране. Эти конфликты между неблагоразумными сторонниками отдельных группировок деспотизм использует для того, чтобы выступить в роли мнимого примирителя. Так разлагаются и сходят со сцены правительства, которые можно считать наиболее разумными по своей организации, но которые из-за отсутствия у людей добродетелей постоянно находятся в состоянии бурного возбуждения и потрясений. Монарх беспрестанно прилагает усилия, чтобы расширить свои права, ограниченность которых его стесняет; дворянство подчас бывает слишком гордым, чтобы признать общность своих интересов с интересами презираемого им простого народа; духовенству кажется, что его интересы состоят лишь в том, чтобы помогать государю в его планах уничтожения общественной свободы; министры стремятся упрочить собственную власть.в ущерб королю и нации; люди, которые руководят народом или считаются его представителями, становятся приверженцами различных политических группировок и под предлогом служения своей стране служат лишь страсти честолюбцев, добивающихся богатства, званий и власти. Слова об общественном благе в устах крамольников только средство для получения поддержки народа, используемое для того, чтобы с его помощью вырвать у государя все, чего они только пожелают.

§ VI. Причины гибели демократии

Каждый легко поймет, какие трудности и неудобства связаны с народной формой правления, которая, по-видимому, должна из-за безрассудства народа рассматриваться как наихудшая из всех. Достаточно сделать хотя бы самое краткое обозрение истории как древних, так и современных демократий, чтобы убедиться в том, что главными советниками народа в его действиях обычно являются неистовство и необузданная горячность. Наименее благоразумная и просвещенная часть нации повелевает людьми, опыт и знания которых могли бы дать им право руководить остальными, между тем как эти последние чаще всего не внушают народу доверия из-за своей заносчивости и деспотизма. Неразумный человек всегда завистлив. Завистливая и подозрительная толпа считает себя обязанной мстить всем гражданам, чьи заслуги, способности или богатства вызывают ее ненависть; зависть, а не добродетель является движущей силой в республиках; люди, оказавшие самые значительные услуги стране, подвергаются наказанию, их благие дела не признаются толпой неблагодарных, многочисленность и безнаказанность которой мешают ей испытывать чувство стыда за свои преступления. Народ, как и отдельный человек, становится дерзким и злонамеренным, когда он, не обладая ни знаниями, ни добродетелями, пользуется властью. Он пьянеет от честолюбия при виде своей силы, которую никогда не умеет применять с благоразумием и справедливостью, и вследствие этого отвергает своих истинных друзей, отдавая себя во власть вероломных людей, потворствующих его страстям. История столь превозносимых афинян раскрывает перед нами лишь сложное сплетение безумств, несправедливостей, неблагодарности и притеснений; знакомясь с историей Афин, мы узнаем, как самые благородные и великодушные защитники этой недостойной республики были вынуждены оправдываться перед нею за свою верную службу или покидать родину и жить в изгнании, чтобы избежать ярости черни, своеволие, а не свободу которой они укрепляли фактически.

32 Поль Анри Гольбах

==497

Так при демократии даже сама добродетель превращается в преступление. Ослепленный народ беспрестанно становится жертвой обмана льстецов, которые используют вспышки его ярости для осуществления своих замыслов; пылкое воображение народа отдает его в руки крамольников, которые возбуждают в нем возмущение против всего, что препятствует удовлетворению их собственных страстей; безумие народа приводит к тому, что он становится добычей честолюбцев, которые душат народ его же собственными руками и в конце концов заставляют его в надежде покончить со своими несчастьями искать защиты в объятиях тирании; эта последняя завершает разрушение того, что пощадили анархия и своеволие.

Одним словом, повсюду, где власть принадлежит народу, государство таит в самом себе источник своего разрушения. Свобода перерождается в своеволие и уступает место анархии. Яростной и неистовой в несчастье , дерзкой и заносчивой во времена своего успеха, гордой своей властью, окруженной льстецами народной толпе совершенно чужда умеренность; она всегда готова допустить, чтобы на нее оказывали влияние все те, кто возьмет на себя труд ее обманывать; не сдерживаемая узами благопристойности, она без размышлений и без угрызений совести предается самым постыдным преступлениям и самым вопиющим эксцессам. Если большое число граждан, преследующих противоположные интересы, оспаривают друг у друга право на власть в стране, народ в таком случае делится на враждебные группировки; разгорается гражданская война: одни следуют за Марием, другие - за Суллой 2 ; легко распространяющийся фанатизм охватывает все сердца, и под предлогом заботы об общественном благе безумцы разрывают родину на части, утверждая, будто это необходимо ради ее спасения. Так возникают гражданские войны, самые ужасные из всех войн, опустошающих землю. Во время таких войн отец поднимает руку на сына, брат - на брата, гражданин становится врагом другого гражданина; ничто не останавливает их ярости, поскольку религиозное суеверие освящает политические распри еще и благословением

неба; и тогда народ без всяких угрызений совести предается самым ужасным эксцессам, считая, что будет тем более приятен своим богачам, чем больше проявит безрассудства и жестокости.

§ VII. Причины разложения государств

с аристократической формой правления

При аристократической форме правления небольшое число могущественных граждан очень быстро дает народу почувствовать свою власть, презирая его и постепенно подчиняя тирании. В аристократическом государстве каждый член правительства мнит себя королем. Мы видим, что многие государства с аристократической формой правления проводят ту же политику, что и самые недоверчивые тираны: им присуща та же подозрительность и те же кровавые законы, в них так же мало свободы для граждан. Тирания аристократии не менее мучительна для нации, чем тирания монарха, к тому же она даже более устойчива. Сословие почти никогда не меняет своих принципов; принципы деспота-монарха могут быть изменены либо им самим, либо его более умеренным наследником. При господстве же неограниченной аристократии правители, никогда не отступая от своих планов, веками осуществляют над народом тиранию. Если несколько правителей, более ловких или предприимчивых, чем другие, оспаривают право на власть, народные массы делятся на враждующие группировки и оплачивают кровью властолюбивые домогательства своих угнетателей.

§ VIII. Другие причины гибели государств

Но причины гибели наций кроются не в одной только форме правления. Подобно тому как даже самая здоровая пища, принятая в излишестве, приносит вред, явления, которые вначале были для нации самыми благотворными и спасительными, в конце концов превращаются для нее в яд. Таким же образом и свобода - этот единственный залог общественного благополучия - перерождается в гибельное своеволие, если

ее не сдерживают законы, предупреждающие злоупотребления ею. С другой стороны, чрезмерное уважение к законам и установлениям отцов также может стать очень опасным, когда происшедшие в государстве изменения сделали эти законы бесполезными пли даже противоречащими его нынешним интересам. При других обстоятельствах пренебрежение этими законами ведет к рабству или распущенности, к анархии или тирании. В республике изменение какого-нибудь закона часто порождает революцию; при деспотизме не существует иных законов, кроме тех, которые диктуются нынешними интересами монарха или людей, правящих страной за монарха. Продолжительное спокойствие усыпляет нацию в довольстве и изнеженности, лишает ее возможности противопоставить силу проискам врагов. Слишком воинственный народ истребляет все, что должно было бы служить для поддержания его собственного существования, и кончает тем, что сам погибает от ударов, которые наносит другим. Нищая нация сетует на свою судьбу и завидует богатству соседей; слишком разбогатевшая нация обыкновенно употребляет во зло свои богатства, развращается и гибнет среди изобилия из-за роскоши, в которую ее вскоре ввергает чрезмерное обогащение.

В России элиты готовят монархический РЕВАНШ, реставрацию МОНАРХИИ и хотят ввести СОСЛОВНОЕ общество, закрепив свой статус?
Да. Причем, в самое ближайшее время. Процесс идет полным ходом...
Отдельные манифестирующие признаки его очевидны для внимательных наблюдателей -

Не отмахивайтесь, не проходите мимо, спешите смеяться, не машите руками, не крутите пальцем у виска, сначала ознакомьтесь с многочисленными материалами по теме -

1. Начало.
Процесс развивается уже не первый год, первые попытки реставрации были предприняты еще в 1994-м и 2007-м гг, новые материалы начали появляться, а информация активно просачиваться в СМИ в 2015- году.
Одним из первых был прошедший незамеченным материал на второразрядном сетевом ресурсе - Кто и как пытается возродить в России самодержавие?
Затем появляется текст в издании, ориентированном на АП, штатный пропагандист в пресловутом его рупоре пишет знаковую агитку - Россия способна создать новую династию !
Что характерно, активно топят за сценарий возвращения монархии еще с 2005-го года самые одиозные либеральные политологи - Восстановление монархии - единственный выход для России , правда, тогда они призывали на царство британскую королевскую семью...
Высказываются и оппо-журналисты - Царь Путин - почему бы и нет?

2. Развитие.
Полумаргинальные мелкие сетевые СМИ, могущие себе позволить называть вещи своими именами, регулярно пишут о готовящемся госперевороте в России и следят за зачисткой Путиным друзей Маши Гогенцоллерн во власти, продолжавшейся весь 2016-й год, приводя множество конкретных примеров, более чем доказательных.
Кто-то показательно убран на периферию власти, как Иванов, кто-то отдвинут, кто-то до сих пор во власти и выглядит непотопляемым, продолжая свое черное "белое дело" и готовя реставрацию монархии в России.
Фамилии звучат самые громкие - Иванов, Маркелов, Лебедев, Кириенко, Мединский, Евкуров, Шаманов, Кожин, Мироненко, Бельянинов, Цеков, не говоря уже о смазливом лице кампании, одиозной депутат-генерал-экспрокуроре м-м Поклонской.
Отставка Иванова стала самым громким скандалом, но д о этого за связь с Машей убрали с постов Бабурина (бывший ректор РГГУ), Чурова (председатель ЦИК), Кожина (управделами Президента), Белянинова (Таможня), Мурова (глава ФСО), Мироненко (глава Госархива), поменялось всё руководство Главного Управления Спецпрограмм Президента при Администрации Президента (перешёл в ФСБ глава ГУСП Меньщиков В.В.) и др.

3. Реалии.
С год назад и вплоть до сегодняшнего дня стали вести речь активно и откровенно, разнообразные политтехнологи при власти, якобы - Для России монархия лучшее государственное устройство .
Об этом же стали говорить и на самом высоком уровне, так, известный "шут при короле", традиционно озвучивающий тайные намерения власти - Жириновский призвал к восстановлению монархии , некоторые "кремлевские олигархи" борются за нее неустанно уже который год, призывая со всех трибун - В России надо восстановить монархию .
На последние заявления отреагировали уже вполне уважаемые издания - Православный олигарх Малофеев назвал устройство России нелегитимным и нуждающимся в Учредительном собрании , резко и откровенно откомментировав наблюдающийся процесс...

В общем, ситуация более чем серьезная, во власти и элитах существует мощнейшая группировка, всерьез готовящая реставрацию монархии в России, лично в таком сценарии заинтересованная, активно над этим работающая и готовая ради этого на все.
Варианты могут быть различными - от фактического госпереворота до вполне официального введения монархии путем созыва некого Учредительного собрания или Земского собора.

Недавняя статья-прогноз на 2017-й год М.Хазина имела широкий резонанс, поскольку предельно откровенно обозначила и описала происходящее -
Прогноз Россия-2017: "Оказавшись на месте Путина, тоже долго бы думал, как эту кровь минимизировать"
Сегодня же появился большой материал , обстоятельно рецензирующий эту статью и подтверждающий самые худшие опасения относительно планов реставрации монархии -

...Первый проект — это проект глобальных либералов, которые хотят построить в России общество потребления, как на Западе, а себя видят смотрящими от Запада за российской территорией, полностью встроенной в западный мир на правах ресурсной провинции.

Второй проект — это проект православных монархистов, которые видят смысл своего проекта России в том, чтобы под любым соусом вернуть монархию. Российский Царь со всем корпусом обеспечивающих его функционирование институтов, в том числе, церкви, — вот та цель, к которой стремится эта политическая группа. Как и у либералов, этот проект предполагает, что монархисты образуют правящую Россией касту, а народ будет той почвой, которая будет подпитывать этот хрустальный дом новых помещиков и буржуа, обеспечивать непрекращающийся «хруст французской булки» в их опочивальнях.

Я бы добавил еще один очень очевидный фактор того, почему церковь нужна православным монархистам — для того, чтобы держать народ в повиновении. Им не нужны думающие, образованные люди, которые будут ставить под обоснованное сомнение действующую скалигеровскую историю, задаваться вопросами о том, откуда у древних людей были знания, но не было инструментов, техники, а главное — метода научного познания для их получения и так далее. И главное — церковь не способствует избавлению человека от тех проблем и комплексов, из-за которых он страдает, а только все больше их усугубляет, так как она занимается не их лечением, а эксплуатацией, так как если человек выздоровеет — то он вернется к продуктивной творческой или обыденной жизни.

Откуда же взялась эта вторая группа скрытых либералов-западников, рядящаяся в тогу православных монархистов аки Наталья Поклонская и иже с ней?

«Альтернативно одаренная» команда будет работать по нескольким основным направлениям. Первое — продолжение попыток ввести в России сословное государство. При этом главным «ударным инструментом» стала довольно специфическая группа, которая уж точно не является либеральной: это православно-монархическая группа.

Она активно пропагандирует соответствующие ценности, от пропаганды «белого» движения до прославления Николая II. При этом главной особенностью их пропаганды является то, что, скажем, в отличие от Франко, который в какой-то момент перешел к политике национального примирения, у нас речь идет не о примирении, а о ликвидации альтернативного имперского направления — социалистического. То есть, иными словами, в реальности православно-монархическая группа в нашей политической элите используется либералами для разрушения единства в рамках имперского направления в политике России».

Поэтому когда от православных монархистов мы слышим идею необходимости примирения советского и царского периода истории, то надо понимать, что речь идет исключительно об одном — сначала о подчинении советского периода истории монархическому, а затем и о его постепенной ликвидации.

Третий проект — это проект, который можно назвать по разному — имперский социализм или социалистический империализм, в зависимости от того, что закладывается в основание Империи — сама Империя как многоязыкий народ, или социализм как качественная характеристика строя, но суть его проста — это общество социальной справедливости с частной собственностью, но которая будет находиться под жестким контролем государства, чтобы обеспечивать социальную справедливость в обществе.

На какой же почве происходит объединение прозападных либералов и православных монархистов и их борьба с имперскими социалистами? По мнению Михаила Хазина, на почве сословного общества:

Это — очень точная характеристика процессов, происходящих в российском обществе, которые имеют для будущего России не меньшее значение, чем гражданская война на Украине или действия российских ВКС в Сирии. Более того, такие внешние весьма яркие стимулы хорошо отвлекают внимание населения от тех действительно важных проблем социального и имущественного равенства, отделения церкви от государства, постепенной ликвидации в России того общества равных социальных возможностей, которое было в СССР.

Поэтому новая российская имущая элита как никто заинтересована в том, чтобы сохранить свое имущественное превосходство над подавляющим большинством весьма бедно живущего народа. Поэтому рано или поздно, а судя по всему — уже, она задумается над институализацией своего имущественного статуса как привилегированного общественного сословия.
В этом плане ей, по большому счету, все равно, по какому сценарию будет осуществляться ликвидация доставшегося России в наследство от СССР социализма — по сценарию вхождения в западное сообщество на правах второсортного сырьевого придатка или же на правах православной монархии, но точно также обслуживающей своих западных покровителей (Британский королевский дом).

Поэтому, на мой взгляд, Михаил Хазин абсолютно прав в том, что проект православных монархистов — это лишь подвариант проекта либерального реванша, который пытается запустить определенная часть западных элит, чтобы снова лишить Россию мировой и геополитической субъектности. Только социальной базой для него должны стать те, кто ассоциирует себя с православием и монархией, царизмом.
Однако это лишь очередная обманка для русского народа, поскольку именно немецкий царизм на Русском престоле был наиболее реакционной и консервативной формой сдерживания развития самой России, результатом чего и стали две революции 1917 года.

Хотелось бы напомнить, что сначала царизм снесли либералы, которые хотели обустроить Россию на западный манер, и только потом, когда их проект разграбления России стал вызывать закономерное сопротивление в народных массах, их уже снесли большевики, предложив людям идеи социальной справедливость, ликвидации классов и сословий, равные права и возможности. Именно благодаря тому, что в целом, в ужасающих внешних условиях, это общество было построено к 1940 году, мы и выиграли войну с тем фашистским монстром, который начал взращивать Запад сразу же после того, как увидел, что ему не удалось удавить силой и кровью первое в мире социалистическое государство.

И вот, к 2017 году ситуация в России созрела таким образом, что мы видим в целом повторение ситуации 1917 года, только на новом витке исторического развития. То, что это именно так, подтверждают и мировые геополитические и социальные процессы:

На мой взгляд, Михаил Хазин очень тонко обозначил основные три проекта, которые в настоящее время существуют в России и к которым сводится в основном все партийное и общественное многообразие идей в обществе. Вместе с тем, данное понимание имеющейся проблемы автоматически приводит нас к следующему выводу — сословное общество, за которое, по мнению Хазина, ратуют либералы и православные монархисты, лишь частный случай классового общества в том варианте, в котором оно существовало в России на начало двадцатого века — верхам всё, низам ничего.
На самом деле, сословное общество — это общество классовое, разделенное по принципу отношения к собственности: владеешь чем-либо, или только лишь наемный работник...

*****
А что же общество? Россияне, русский народ? Народ безмолвствует(с). Мы слышим МОЛЧАНИЕ ягнят, ведомых на заклание. Скорбное безмолвие и бесчувствие.

Хотят ли россияне, русские быть смердами и холопами при новых господах, разномастных "элитных" ворах при власти родом из 90-х? Достаточно просто продолжать МОЛЧАТЬ, реставрация МОНАРХИИ уже на пороге.
И да. России НЕ нужен сценарий протестных выступлений, митингов и, тем паче, бунтов, любое протестное движение возглавят специалисты по цветным революциям, перехватив власть и погрузив страну в хаос. Ни в коем случае и ни под каким видом.
Нужно четкое понимание происходящего и готовность всячески противостоять ЗАКОННЫМИ методами введению монархии явочным путем. Иногда они возвращаются? Они не пройдут. Народ - против.

Перепост приветствуется