М.: КМК, 2000. — 449 с. — ISBN 5-87317-079-7Книга иллюстрирует применение незаслуженно забытого сравнительного метода в глобальных и частных исторических исследованиях. Сложное взаимодействие исторических процессов всемирного характера, таких, как вестернизация, с особенностями отдельных обществ, определяют конкретную морфологию истории — те формы развития обществ, которые мы наблюдаем.В результате морфологического изучения истории обнаруживается, что психологические особенности людей меняются от эпохи к эпохе. Следствием этих душевных изменений оказываются многие социальные, политические, экономические процессы, и именно с ними связана периодизация истории человечества.В связи с закономерным изменением характеров участвующих в историческом процессе людей, цивилизаций изменяется и устройство общества на каждом историческом этапе. В книге рассматривается взаимодействие частей современного общества; культуры, государства, экономики. Морфологический подход к истории позволяет исследовать несостоявшиеся варианты истории, характеризовать те исторические возможности и развилки, которые имели место в прошлом и ожидают нас в будущем. Книга адресована историкам, философам, социологам, культурологам, политологам и широкому кругу читателей.Методика исторического исследования: сравнительный метод.
Сравнительный метод в историческом исследовании. Собственное время.Морфология общества.
Гармония сфер. Триединая формула общественного устройства. Государство. Экономика. Культура. Свободная культурная жизнь: преемственность и образование. Университет. Экология культуры. Разнообразие культуры.Гомологические ряды исторических явлений.
Заимствования. Моды. Стерезис. Волны вестернизации. Химеры. Модернизация.Феодализм и образование национальных государств.
Три сферы в феодализме. Развитие феодализма: фуга и вариации. Особенности европейского феодализма. Происхождение рыцарства. Романо-германский синтез. Сравнение европейского рыцарства с восточным собратом. Германский народный характер и феодализм. Народные характеры и их характеристика. Особенности европейского развития в иных областях культуры. Схоластика и развитие «духа протестантизма». Изменение понятия национальности. Образование национальных государств. Контроль насилия. Слияние в XV в. государственности и народности. Разложение национальности на компоненты. Волна становления национальных государств. Схема огосударствления. Кольцо времени.Изменение души человека как причина исторических изменений.
Ряд гомологий в культуре. Вариации ренессанса. Восточный ренессанс. Индивидуализация личности. Новое отношение к природе, смерти, телу, полу. Рождение пейзажа. Внутренняя жизнь. Пол. Путешествия. Мистика. Метафора суда. Рождение современной философии. Последовательность стилей в искусстве. Место «русского возрождения». Реформация. «Предреформации». Клюнийская реформа. «Русская реформации» и Раскол. Индивидуация религиозной жизни. Народное чувство.Границы эпох.
Изменения души человека на границах исторических эпох. Ступени развития души. Генеалогическое древо культур. Кризис полисного сознания: Пелопонесская война. Кризис китайского сознания при Конфуции. Софисты. Кризис полисного сознания: Рим. Религии направленного времени. Изменение представлений о времени. Феномен неавторства. Естественная и искусственная культура. Образование: неуниверситеты. Спорт. Наука. Азиатская наука. Характеристики второго мышления.Крепостное право и абсолютное государство.
Плата за свободу. Хартия Вольностей и распространение привилегий. Отмена крепостного права. Крепостное право в России. Эпоха революций. Японское чудо. Японский национальный характер. Абсолютизм: империи Нового времени. Бюрократия: черты нового общества. Причины абсолютизма. Становление империй.Человеческая история как частный случай развития.
Законы развития и трехчастное общественное целое. Немецкий сдвиг и русская гетерохрония. Полярность: Запад и Восток. Градиент. Развитие как целое. Демократическое общество. Вытекающие из морфологии истории прогностические представления.

Биологические кризисы и социальные аналогии

Теория эволюции – «родимое пятно» XIX века?

От своих знакомых с гуманитарным образованием мне часто приходится слышать: «Эволюция? Дарвинизм? А разве у вас, в биологии, эту теорию по-прежнему рассматривают всерьез? Неужели она еще не отвергнута? Это же что-то такое устаревшее...»

Почему научная теория вызывает такое отношение? Может быть, это результат принудительного исповедания дарвинизма в советское время: чтобы подорвать доверие к чему-либо, надо сделать это «что-то» общедоступным, а еще лучше обязательным. Только тайна кажется важной. На самом же деле «дарвиновская» теория эволюции – одно из самых значимых достижений естественных наук и одно из величайших (и до сих пор не до конца оцененных) завоеваний человеческой культуры.

Лет двадцать-тридцать назад модно было говорить, что существуют науки «одноэтажные» и «многоэтажные». Многоэтажная – это, конечно, «Ее Величество» физика. Из базовых концепций, лежащих в ее фундаменте, выросли целые корпуса более частных теорий, с собственными сложными методами и запутанными коридорами следствий и принципов. А биология – наука одноэтажная, там всего-то и есть, что море фактов и один этаж теории – дарвинизм.

Но сегодня биологическая теория неимоверно разрослась. Унылые бараки однотипных объяснений сменились прихотливым изобилием башенок, крытых переходов, закрытых от постороннего глаза внутренних двориков. А среди них вздымаются многоэтажные корпуса молекулярной биологии и популяционной генетики, тянутся полузабытые лабиринты морфологии и теории таксономии... Как и в физике, нынешние экологи не понимают филогенетиков, а те – эмбриологов... Вот и мы доросли!

В этом «современном здании» теория эволюции давно не является дарвинизмом – он, в своей классической форме, действительно принадлежит XIX в. К настоящему времени изменился сам облик этой теории – рассказать обо всех ее «надстройках» и «переделках» просто невозможно. Попробуем устроить экскурсию только в какую-нибудь одну из наиболее молодых пристроек к зданию биологической теории.

Конкуренция, прогресс и тупики специализации

В облик классической «дарвинистской» теории эволюции обязательно входит тезис о «выживании наиболее приспособленных»... В XIX в. этот тезис буквально «носился в воздухе», и неудивительно, что из социологии Мальтуса он перешел в биологическую теорию, а потом и наоборот – разработанный Дарвином механизм взаимодействия видов стали рассматривать применительно к социальной жизни. Появилось даже такое забавное направление – социал-дарвинизм. Всерьез полагали, что в «жизненной борьбе» выиграет тот, кто является более приспособленным: хороший специалист победит в конкуренции плохого, товары высокого качества – товары ненадежные (и дешевые), общество «белых воротничков» всегда победит общество «немытых шей». Старый добрый девятнадцатый век...

Впрочем, и позже из подобного положения выводили неизбежность прогресса и роста благосостояния масс вплоть до неизобразимых простым языком пределов. В этом были единодушны и Светлое Коммунистическое Будущее, и Великая Американская Мечта.

Затруднение, как в самой дарвиновской теории, так и в попытках применить ее положения к социальной жизни, вызывало существование такого понятия, как «тупик специализации». Смысл его очень прост. Если вы хотите залезть повыше, то движение исключительно вверх оказывается не самой лучшей стратегией. Потому что когда вы дойдете до вершины, это может оказаться вершина ближайшей кочки или пригорка. Где вы и останетесь, озирая возвышающиеся вокруг горные пики. Ведь чтобы добраться до них, надо сначала спустится вниз. Иногда на дно глубокой пропасти.

Так и стремление к совершенству в одном направлении – специализация – «загоняет» вид в некое наиболее приспособленное для этого направления состояние. Правда, и в таком состоянии можно безбедно просуществовать довольно долго – пока коренным образом не изменятся условия окружающей среды. Тем не менее история развития жизни на Земле показывает нам примеры постоянного совершенствования. Достижение «ближайшей вершины» не останавливает прогресс – кто-то движется дальше и достигает новых высот.

Другой важный момент – наличие фактов, не очень-то подтверждающих теорию выживания наиболее приспособленных, примеры уменьшения числа специализированных форм при одновременном увеличении количества форм неспециализированных.

Так, в олигоцене (геологическая эпоха, отстоящая от нашего времени примерно на 20–35 млн лет) в Северной Америке увеличивалось число сумчатых млекопитающих дидельфид (родственников современного опоссума) – весьма слабых специалистов. А количество хороших специалистов, например, креодонтов (вымерших крупных хищников), уменьшалось. И только после этого доминирующее положение в североамериканской фауне начинают занимать современные группы: хищники – собаки и кошки, насекомоядные – ежи, кроты и землеройки.

В Южной Америке неспециалисты дидельфиды доминировали еще в меловом периоде – около 80 млн лет назад, а потом их, «как и положено», стали вытеснять более специализированные группы: хищные и насекомоядные сумчатые других групп, а также наземные крокодилы и крупные нелетающие хищные птицы фороракосы. К миоцену (около 15 млн лет назад) здесь сложилось сообщество прекрасно приспособленных форм, замечательных специалистов в своих областях, тесно связанных биоценотическими связями друг с другом. Но потом, в миоцене, число этих видов начало снижаться на фоне увеличения количества все тех же слабо специализированных дидельфид.

Правда, на протяжении истории Земли Южная Америка то соединялась с Северной Панамским перешейком, то оказывалась отрезанной, когда этот перешеек заливало море. Так что отдельные изменения в фауне этого континента можно объяснить периодическим притоком мигрантов с севера. Но миоценовое увеличение числа дидельфид началось задолго до очередного вторжения с севера. «Профессионалы» исчезали без всяких видимых причин, а вместо них множилась всякая голь и шантрапа, любители легкой поживы, толком не умеющие ничего делать.

С точки зрения обычной теории эволюции это просто нонсенс: сильного, с головы до ног защищенного от всех ударов среды специалиста побеждает некто совершенно неумелый. Давид и Голиаф. Можно ли это как-нибудь объяснить?

Что происходило в мезозое?

Правда, в истории жизни на Земле было довольно много кризисов, сопровождавшихся вымиранием различных групп животных и растений. Из них наиболее известно не слишком значительное событие – вымирание динозавров. На самом деле не было такого, чтобы одни динозавры, и только динозавры, в одночасье вымерли. А было другое: в конце мезозоя (примерно 60 млн лет назад) произошло вымирание нескольких групп рептилий, из которых наиболее характерными были динозавры. Сокращения численности динозавров бывали и раньше, но тогда на смену одним их группам приходили другие. В конце же мезозоя динозавров в сообществах окончательно заменили другие группы животных.

Почему об этом событии так любят говорить и писать? Потому что это яркая тема – динозавры были такие большие, и вдруг – вымерли. «Большие» – это из триллера, «вдруг» – из детектива, и потому это интересно. Однако в такой постановке проблема вымирания динозавров скорее литературоведческая, чем биологическая.

Между тем за несколько десятков миллионов лет до этого вымирания – в первой половине юрского периода – жизнь на Земле прошла через куда более глубокий кризис. Тогда произошло уникальное по своим масштабам сокращение разнообразия наземных тетрапод (четвероногих): амфибий, динозавров и других рептилий – птерозавров, крокодилов, ящериц, а также предков млекопитающих.

При этом в юре не было глобальных климатических перемен, которые могли бы привести к такому экологическому кризису. Не было, кажется, и космических катастроф: такие катастрофы должны были бы отразиться на всех группах животных и растений, а этого не замечено.

Стратегия выживания и распад сообществ

Анализируя юрское вымирание сообщества наземных тетрапод, российские палеонтологи В.В. Жерихин и А.С. Раутиан выдвинули новую теорию экологической эволюции.

Как известно, в природе большинство организмов объединены в сообщества, или биоценозы. Именно эти сообщества обеспечивают устойчивое существование жизни на Земле. На организмы постоянно действуют солнечная радиация, различные химические вещества, температура – короче, факторы, приводящие к мутациям, изменяющим наследственный материал. А с изменением строения меняются и требования организмов к среде, к окружающим их условиям сообщества. Но само сообщество, структура сложившихся в нем связей, регулирует такие отклонения, возвращая изменения к норме. Ведь для эволюционных новшеств в хорошем устойчивом сообществе мест нет, все экологические ниши здесь уже заняты.

Так получается, что, обеспечивая своим членам устойчивое существование, сообщество одновременно тормозит филогенез, т.е. появление новых таксонов – видов и других систематических групп. Мало того, с течением времени жесткая структура сообщества становится все жестче, а составляющие его виды-специалисты – все более специализированными.

Но вот наступает непредвиденное – кризис. Причина его может быть внешней, «очевидной», состоящей в резком изменении условий окружающей среды, вроде глобального изменения климата или падения астероида. Но она может быть и внутренней, следствием возникших при специализации отдельных видов нестыковок, особенно опасных в сообществах с жесткой структурой. При определенном накоплении таких нестыковок сообщество распадается. И распадается согласно определенным закономерностям, именно в «местах нестыковок» – независимо от того, какова была природа внешнего толчка (комета, вулкан, похоладание) и был ли такой толчок вообще. В любом случае рвется там, где тонко.

Продолжение следует

Как из народной систематики рождается научная? Как рождаются научные понятия, произвольно придумываются, рационально конструируются или происходят еще каким-то образом? Как из обычных слов создаются термины? Как появляется наука, что нужно для возникновения метода научного знания? Ответить на эти вопросы полным образом пока, наверное, невозможно, но уже можно дать несколько картин того, как это происходит, в свете недавних изменений в наших представлениях об истории науки. Содержательной темой, на примере которой раскрываются эти непростые вопросы, является развитие ботаники, научная революция, связанная с именами Чезальпино и Линнея.

* * *

компанией ЛитРес .

© Изд-во «Языки славянской культуры», 2015

© Любарский Г. Ю., 2015

В XVII в. произошло уникальное событие в мировой истории – рождение современной науки. Значение этого цивилизационного изобретения трудно переоценить. Мы сейчас едим не хлеб и не мясо, мы едим и пьем науку, и 7 млрд населения Земли живут наукой. Очень приблизительная оценка того, скольких людей может прокормить Земля в естественном состоянии, – первые сотни тысяч человек. Примерно такой должна быть численность нашего вида, если попытаться исходить только из биологии. В конце палеолита, где-то 15 тыс. лет назад, на Земле обитало около 3 млн человек. В конце неолита, за 2000 лет до н. э., людей было около 50 млн. В XVII в. людей на планете насчитывалось примерно 600 млн . После этого много чего случилось, тут и «зеленая революция», и геномодифицированные растения, и современная медицина. В XVIII в. произошел первый демографический «прыжок», за ним последовало ещё несколько.

В целом можно сказать, что текущая численность населения планеты без современной науки, создавшей социальные институты медицины, производства продуктов и т. п., просто не могла бы поддерживаться. Дело не в том, что решительно каждый человек на планете «ест науку» – но, если прекратить развитие науки и отступить, произойдет катастрофическое падение численности, и легко представить последствия – это, прежде всего, масштабные войны. Так что «такой же» социальная система не останется, и в этом смысле мы все, человечество как система, – все питаемся от науки. Система получилась весьма эффективной – сейчас на планете примерно 6 млн ученых, население на три порядка больше. Разумеется, в социальную систему науки входят не только научные работники, но в конечном счете дело замыкается именно на эти 6 млн людей.

Значит, мы все, независимо от образа жизни и существующих симпатий, живем плодами особенного социального института – науки. Понятно, что нас крайне интересует, как же это произошло. Можем ли мы при случае это повторить? Знаем ли мы причины? Это в самом деле случилось один раз? А эти причины все ещё действуют? Вопросов может быть очень много.

Исследования по истории науки показали, что, хотя уровень ремесленного производства, плотность населения, интенсивность торговых контактов и многие другие показатели не раз в истории Земли оказывались сравнимыми с тем, что было достигнуто в Европе XVII в., наука появилась только один раз. Один раз, но сразу многократно. Оказалось, что в разных областях знания были свои научные революции, не связанные друг с другом. В механике и оптике произошла своя революция, в биологии – своя, в лингвистике – ещё одна, их было не так мало. Потом они сплелись в нечто более или менее единое, хотя «шрамы», или границы раздела, остались на виду – вряд ли системы знания, которые мы называем гуманитарными, естественными и математическими науками, однородны. Скорее всего, перед нами «три науки», три разных типа знания, на довольно смутных основаниях объединяемых в нечто единое. А может быть, их даже и ещё больше.

Наука появилась несколько раз подряд, и это позволяет сравнивать разные пути возникновения и отмечать характерные черты и совокупности идей, которые в каждом случае привели к становлению науки. Но самая известная и долгое время считавшаяся образцовой научная революция – революция в физике, в механике и оптике, связанная с именами Галилея, Кеплера и Ньютона. Обычно разговор идет таким образом, будто сначала произошла революция в физике, а потом от нее стали ответвляться и другие науки, так что события XVII в. в физике надо рассматривать как бессменный образец возникновения науки. С этой точки зрения такая частная область, как систематика живых организмов, находится далеко на периферии науки, далеко от фундаментальной физики, и потому как бы изначально ясно, что в ней все было примерно так же, только слабее и реже, так что и ожидать от изучения этой области ничего особенно интересного не приходится.

Однако революция в области биологической таксономии, даже шире – революция биологического знания, происходила едва не раньше, чем революция в физике. И внутри биологии (такой науки ещё не было, название появилось полутора веками позже) революций тоже было несколько, физиология Гарвея, скажем, развивалась независимо от успехов ботаники. Но вся биологическая область развивалась независимо от успехов механики, так что биологическая научная революция – это независимая история возникновения науки. Что дает возможность сопоставления независимых научных традиций, оценки плодотворности тех или иных идей, оказавшихся в ином окружении, примененных к иному материалу.

Понятно, что та научная традиция, возникновение которой мы будем рассматривать – научная систематика, выделение живых научных объектов, осознанных как предмет научного знания, – развилась из какого-то не-научного, донаучного состояния. И нас будет интересовать в первую очередь история того, как же случилось так, что из знания, которое мы к науке бы не отнесли, развилось что-то иное. Это сейчас кажется, что наука – это «просто» рациональное знание, или «просто» эмпирическое, что надо было только обратить внимание на опыт, отбросить суеверия и сразу все получится. На деле история рационализма как минимум на пару тысяч лет старше науки, а уж опора на опыт, эмпиризм – и вовсе извечный спутник человеческого знания. Почему и как они смогли соединиться в то, что называется наукой? Достаточно ли разума и опыта для возникновения науки?

Чтобы отвечать на такие вопросы, следует обратиться к очень глубоким основам знания – ведь современная биология работает с уже готовым, выделенным в природе объектом: живыми организмами. Считается, что объекты биологии – растения, животные – очевидным образом существуют. Это не подвергается сомнению, изучаются способы их устройства, поведения, изменения. Но прежде не было ни науки «биология», ни понятия «живое существо» в современном научном смысле, не было «растения» как предмета научного знания. Все эти понятия развивались вместе – возникала новая область интеллектуальной деятельности – наука, возникала отдельная наука о живых существах, и вместе с тем появлялся впервые и предмет этой науки.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Рождение науки. Аналитическая морфология, классификационная система, научный метод (Г. Ю. Любарский, 2015) предоставлен нашим книжным партнёром -