Путешествие конрада с дикими гусями. Биография Врач или зоолог

Конрад Лоренц известен как создатель науки о поведении животных — этологии. Глядя на портрет благообразного седобородого профессора, трудно догадаться, насколько необычно складывалась его жизнь.

В конце августа 1940 года профессура Альбертины - Кёнигсбергского университета - была потрясена. Возмущение вызывало даже не то, что новоназначенный профессор был членом нацистской партии - к этому германские университеты уже привыкли. Но никто не мог себе представить, что в старейшем университете Пруссии, осененном именем Иммануила Канта, кафедру психологии возглавит... зоолог. Одни вспоминали пресловутого коня Калигулы, другие видели в этом назначении наглядное выражение взглядов нацистов на природу человека. Лишь немногие понимали, что в университет приходит не нацистский ставленник, а один из крупнейших ученых ХХ века.

Неожиданный мальчик

Адольф Лоренц, сын деревенского шорника, сумел не только выучиться на врача, но и стать одним из светил мировой ортопедии. Его слава перешагнула пределы Австро-Венгрии, а доходы от практики позволили построить в Альтенберге близ Вены большой особняк. Пожалуй, даже слишком большой для маленькой семьи, состоявшей из самого доктора, его жены Эммы и их единственного сына Альберта. Доктору Лоренцу шел уже пятидесятый год, а фрау Лоренц перевалило за сорок, когда их семья неожиданно увеличилась: 7 ноября 1903 года на свет появился второй сын - Конрад Цахариас.

Этот ребенок рос, как все дети из образованных и обеспеченных семей. Если он чем-то и выделялся среди сверстников, так только «чрезмерной любовью к животным». Многие мальчишки тащат в дом разную живность, но не у каждого хватит терпения растить 44 головастиков пятнистой саламандры, чтобы посмотреть, как они превращаются во взрослых амфибий. Однажды сосед подарил Конраду только что вылупившегося утенка. Вскоре мальчик обнаружил, что птенец всюду следует за ним, как другие утята - за своими мамами. Так юный натуралист открыл для себя феномен запечатления (импринтинга) - и одновременно подвергся ему сам: с этого времени сердце его безраздельно принадлежало водоплавающим птицам. Впрочем, это случилось еще раньше, когда маленькому Конраду в числе прочих книжек прочитали «Путешествие Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлёф. И ему страстно захотелось самому стать диким гусем или, если уж это невозможно, хотя бы иметь своего собственного гуся.

Как ни странно сейчас это звучит, невинное увлечение младшего сына изрядно тревожило родителей. «Моя мать, - писал он спустя почти полвека, - принадлежала к поколению, которое только что открыло для себя микробов». Естественно, в любых животных фрау Лоренц видела прежде всего источник заразы. Но Конрад нашел сообщника в лице няньки - крестьянки Рези Фюрингер, у которой был природный дар обращения с животными. Адольф Лоренц тоже относился к увлечению сына снисходительно. Однако, когда по окончании гимназии тот собрался изучать зоологию и палеонтологию, отец настоял на медицинском образовании. Но «возню со зверюшками» Лоренц-младший все же не бросил - в студенческие годы он продолжал наблюдать за животными в Альтенберге, особенно за галками. В Венском университете его заинтересовала сравнительная анатомия, которую вел блестящий анатом и эмбриолог Фердинанд Хохштеттер. Еще во время учебы Лоренц стал его лаборантом, а после получения диплома в 1928 году остался ассистентом в университетском Анатомическом институте. За год до этого Конрад женился на Маргарете Гебхардт, которая была на три года его старше и тоже училась на медицинском. Супруги были знакомы с раннего детства. Их брак длился около 60 лет, поколебать его не могли ни финансовые затруднения (семья порой годами жила только на заработки Маргарете, работавшей акушером-гинекологом), ни долгая разлука. Гретль, так Лоренц звал жену, всю жизнь твердо верила, что ее Конрад гений и что мир однажды это поймет. Так оно, в общем, и случилось. В 1927 году страсть к животным окончательно взяла верх: еще не получив медицинского образования, Лоренц начинает всерьез изучать зоологию в том же Венском университете. Пользуясь великодушием Хохштеттера, он посещает психологический семинар Карла Бюхлера в Вене, учится у знаменитого берлинского орнитолога Оскара Хейнрота (именно этот ученый впервые описал в научной литературе уже знакомый нам феномен импринтинга) и даже стажируется в Англии у Джулиана Хаксли - внука сподвижника Дарвина. И постепенно у него начинает складываться собственное представление о том, что лежит в основе поведения животных.

Теория собирает друзей

В первые десятилетия ХХ века неожиданно обострился давний спор философов о том, что такое животное - машина, автоматически реагирующая на внешние раздражители, или вместилище некого подобия человеческой души? Согласно взглядам инстинктивистов, животным двигала некая нематериальная сущность, в которой нетрудно было узнать «жизненную силу» виталистов. Каким-то образом эта сила побуждала животное совершать именно те действия, которые позволяли ему удовлетворять свои инстинкты-влечения (к пище, половому партнеру, безопасности и т. д.). Что это за сила и как ее можно исследовать, оставалось неизвестным. Альтернативой этому был бихевиоризм - подход, в рамках которого все ненаблюдаемое считалось несуществующим, а поведение рассматривалось как функция от предъявляемых стимулов. Занимаясь в основном проблемами научения, бихевиористы видели все поведение животного как сложную цепочку рефлексов - реакций на те или иные стимулы. «Никто из этих людей не понимал животных, никто не был настоящим знатоком», - писал позднее Лоренц о своем ощущении от чтения трудов обеих школ. Но бихевиоризм хотя бы не вводил ненаблюдаемых сущностей, подозрительно напоминавших бессмертную душу. Идея «цепочки рефлексов» соответствовала материализму и атеизму Лоренца, но из рук вон плохо соответствовала тому, что он видел своими глазами.

Вот в весеннем лесу поет зяблик. Функция его песни - привлечь самку и сообщить другим самцам, что участок занят. Но что служит стимулом, побуждающим его к пению, когда ни других самцов, ни самок вокруг нет? Почему он не прекращает петь, даже шастая по чужому участку, где ему лучше бы помолчать? В 1933 году Лоренц защищает диссертацию по зоологии, а в 1936-м становится приват-доцентом Зоологического института. Но главным итогом его работы стала серия статей, в которых он, интерпретируя результаты своих наблюдений, утверждал совершенно новое представление о поведении. Согласно Лоренцу, оно всегда начинается изнутри - животное побуждается к нему собственным внутренним состоянием. Мало того, у животного есть врожденное (или «уточненное» на ранних этапах жизни импринтингом) знание, как выглядит (звучит, пахнет) то, что ему в данный момент нужно. При этом оно не ждет, пока нужный «стимул» появится в поле зрения, а активно ищет встречи с ним. И когда эта встреча происходит, животное уже знает, что ему надо делать. Молодая кошка точным укусом убивает первую встретившуюся ей в жизни мышь, медвежонок-подросток, найдя подходящую яму, начинает сооружать берлогу, чему его никто никогда не учил. Если поиски нужного «стимула» затягиваются, объектом такого поведения может стать и не очень подходящий предмет - «на безрыбье и рак рыба». Ну а если нет и «раков», то инстинктивный акт может быть выполнен просто так, «в пустоту».

Но в то время Лоренц все еще пытался как-то согласовать эти идеи с представлением о «цепочке рефлексов». Между тем его статьи обратили на него внимание европейского зоологического сообщества - автора стали приглашать выступить с лекциями о поведении животных. В феврале 1936 года в Берлине, когда он читал лекцию о самопроизвольности поведения, врожденном знании и врожденных сложных действиях, некий молодой человек в зале одобрительно бормотал: «Все так, все сходится...» Но стоило Лоренцу сказать, что эти сложные акты представляют собой цепочку рефлексов, слушатель закрыл лицо руками и простонал: «Идиот, идиот!» - не подозревая, что прямо за ним сидит Гретль...

После лекции молодой человек - физиолог Эрих фон Хольст - все-таки подошел к докладчику. Ему хватило нескольких минут, чтобы убедить Лоренца в несостоятельности рефлекторной концепции - тот и сам давно чувствовал: все, что он знает и думает о поведении животных, никак не стыкуется с идеей рефлекса. Осенью того же года на симпозиуме по инстинкту в Лейдене Лоренц познакомился с молодым голландцем по имени Николас Тинберген. В завязавшемся разговоре оба обнаружили, что их взгляды совпадают «до неправдоподобной степени». Два маньяка-натуралиста проговорили почти до конца симпозиума, обсудив едва ли не все понятия и положения рождающейся теории. «Сейчас уже никто из нас не знает, кто что тогда высказал первым», - вспоминал спустя много десятилетий Лоренц. Можно сказать, что новая наука о поведении (позднее получившая название этологии) родилась в эти дни.

В 1937 году Николас Тинберген приехал к Конраду Лоренцу в Альтенберг, и они вместе изучали, как серые гуси закатывают в гнездо обнаруженное вне его яйцо. Единомышленники сочиняли совместную статью, увлеченно обсуждали планы будущих работ и положения рождающейся теории, и ни один из них не подозревал, что они работают вместе последний раз в жизни.

Лоренц-писатель

Работа над «русским манускриптом» была для Лоренца первым опытом написания книги - до того он писал только статьи. Однако его первыми опубликованными книгами стали популярные сочинения «Кольцо царя Соломона» (1952) и «Человек встречает собаку» (в русском переводе «Человек находит друга»). За ними в 1965 году последовала «Эволюция и изменение поведения», подводившая итоги дискуссии с бихевиористами. А в 1966-м вышла самая скандальная из книг - «Агрессия (Так называемое «зло»)», в которой доказывалось, что агрессивное поведение заложено в самой природе человека, и никакое воспитание не может полностью его подавить. В триумфальном 1973-м Лоренц наконец-то публикует «Обратную сторону зеркала» (существенно переработанную по сравнению с «русским манускриптом») и «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества» - об опасностях, угрожающих современному обществу. В последние годы он обращается к любимым птицам: в 1979 году выходит «Год серого гуся», а в 1988-м, за несколько месяцев до смерти ученого, - «Я здесь - а ты где? Поведение серого гуся».

Искушение

12 марта 1938 года Австрийская республика перестала существовать - на ее месте возник Остмарк, новая провинция Третьего рейха. А через три месяца, 28 июня, Конрад Лоренц подает заявление о приеме в нацистскую партию. В этом документе он пишет о себе: «Как национально мыслящий немец и естествоиспытатель, я естественным образом всегда был национал-социалистом…», и с гордостью говорит о своих успехах в пропаганде нацизма среди коллег и студентов.

Конечно, тут был и обычный конформизм, и неудовлетворенные амбиции одного из самых известных ученых Австрии, не имеющего при этом возможности для самостоятельных исследований и вынужденного довольствоваться шатким статусом приват-доцента. Но были и куда более глубокие причины, толкнувшие Лоренца в объятия нацизма. Сегодня для нас межвоенная Австрия - это прежде всего первая жертва гитлеровской экспансии. Мы невольно представляем ее цветущим демократическим государством, а ее последних канцлеров - убитого путчистами-эсэсовцами Энгельберта Дольфуса и брошенного нацистами в концлагерь Курта Шушнига - мучениками свободы и чести. Между тем режим, установленный этими деятелями, по сути дела, был разновидностью фашизма. Еще в 1933 году в Австрии был распущен парламент, отменены выборы, запрещены основные политические партии и профсоюзы, введены военно-полевые суды и концлагеря. Разве что место расовой теории в «австрофашизме» занимал католицизм. Духовная цензура контролировала практически все сферы, включая науку и высшую школу. Но что еще хуже - изменился сам австрийский католицизм. Всего пару десятилетий назад гимназический учитель Лоренца, бенедиктинский монах Филип Хебердеи, подробно излагал своим питомцам теорию Дарвина, и ни школьное, ни церковное начальство не видели в этом ничего странного. Теперь же ни одно светское австрийское научное учреждение не решалось включить в свои планы «сравнительное изучение поведения животных»: уж очень эта тематика отдавала чем-то эволюционным... Нетрудно вообразить, что чувствовал Лоренц, с десяти лет завороженный идеями дарвинизма. Из отвращения, которое он питал к «черному режиму», естественным образом рождалась иллюзия: каковы бы ни были нацисты и их идеология, при них наверняка будет лучше, потому что хуже уже некуда. Они энергичны, динамичны, интересуются селекцией и евгеникой и не связаны невыносимым ханжеством. Но самое сильное, самое непреодолимое искушение поставила перед Лоренцем его работа. Предпринятое им сравнение поведения диких и домашних гусей (а также их гибридов) показало, что у домашних гусей заметно деградировали сложные социальные формы поведения, зато гораздо большее место в их жизни стали занимать поглощение пищи и спаривание. Причина была очевидна: избавив прирученных птиц от невзгод и опасностей, человек тем самым вывел их из-под действия естественного отбора. Сложное поведение, став ненужным, атрофируется, как глаза у пещерных рыб или задние конечности у китов.

Но разве не то же самое человек сделал и делает с самим собой? Избавив себя от угрозы голода и нападений хищников, победив наиболее опасные болезни, он неизбежно вступает на путь генетической деградации. А легкий доступ к жизненным удовольствиям упрощает и разрушает сложные социальные структуры. Напрашивался естественный вывод: единственный шанс остановить вырождение людей и общества - заставить их напрягать силы, вернуть в их жизнь борьбу, в ходе которой определятся лучшие. От неполноценных же особей общество должно постоянно очищаться, как очищается организм от раковых клеток. Разве не этим намерены заняться и уже занимаются нацисты?

Вопрос о связи этих взглядов с естественно-научным подходом к пониманию человека и общества и вообще с духом тогдашнего естествознания требует отдельного разговора. Скажем лишь, что и тогда эти выводы приняли далеко не все научные единомышленники Лоренца. (Тинберген, например, после оккупации нацистами Голландии примкнул к Сопротивлению, за что в самом конце войны угодил в концлагерь.) Но и много лет спустя Лоренц, на собственном горьком опыте убедившийся в несостоятельности нацизма, публично покаявшийся и за членство в гитлеровской партии, и за свою похабную публицистику того времени, отказался отречься от проблемы «самоодомашнивания» человека.

Эксцентричная диета

Еще в детстве Конрад, наблюдая, с каким удовольствием птицы поедают насекомых, решил и сам попробовать эту еду - и нашел ее довольно вкусной. Этот опыт пригодился ему во время плена: в Армении Лоренц разнообразил лагерный рацион (достаточно сытный, но бедный белками и витаминами), употребляя в пищу виноградных улиток, крупных пауков и скорпионов. Ради сохранения витаминов он ел свою добычу сырой, повергая в ужас и советских охранников, и своих товарищей. Последним Лоренц даже прочитал лекцию о съедобных растениях и мелких животных, но желающих последовать его примеру так и не нашлось. Зато много лет спустя это легло в основу легенды, будто Лоренц выжил в русском плену только благодаря тому, что «питался мухами и пауками». Кстати, мух профессор и в самом деле постоянно ловил, но уже не для себя, а для своих питомцев - скворца и жаворонка.

Профессор-окруженец

Казалось, перед ним наконец-то открылись перспективы. «Общество кайзера Вильгельма» (объединение фундаментальных научных учреждений Германии, которое ныне называется «Общество Макса Планка») даже одобрило в 1939 году создание в Альтенберге целого исследовательского института - специально под Лоренца. Но в том же году началась Вторая мировая война, и об организации новых научных учреждений уже не могло быть и речи. Тем временем профессор Эдуард Баумгартен, только что занявший кафедру философии в Кёнигсбергском университете, искал подходящую кандидатуру на должность главы кафедры психологии. Эрих фон Хольст порекомендовал ему Лоренца. При содействии зоолога Отто Кёлера и ботаника Курта Мотеса Баумгартен продавил через министерство назначение Лоренца - вопреки отчаянному сопротивлению большинства коллег, особенно гуманитариев.

Новая должность дала Лоренцу достаточный доход и подобающий общественный статус, однако оставила еще меньше возможностей для экспериментальной работы с животными. Помимо официальных обязанностей она налагала и неформальные - членство в Кантовском обществе. Лоренц принялся за труды Канта, участвовал в дискуссиях на заседаниях общества... и неожиданно обнаружил параллели между учением великого кенигсбержца и собственными теориями. Как известно, именно Кант в «Критике чистого разума» первым из философов Нового времени постулировал существование врожденного знания и врожденных форм мышления. Но ведь именно их и изучал Лоренц на своих гусях и галках!

Результатом философских штудий стала статья «Учение Канта об априорном в свете современной биологии», где Лоренц поставил вопрос об эволюционном происхождении человеческой способности к познанию. Но многообещающая работа в Альбертине продолжалась всего 13 месяцев: 10 октября 1941 года профессор Лоренц был призван в ряды вермахта. Причины этого поворота в судьбе до сих пор неясны. Рейх был еще невообразимо далек от того катастрофического положения, когда в армию гребут всех подряд. Друзья вскоре добились его назначения в отдел военной психологии - тихую контору с неопределенными функциями, но в мае 1942-го отдел расформировали, а недавний профессор оказался в неврологическом отделении госпиталя в Познани на унизительной должности младшего лекаря.

Впрочем, Лоренц, как всегда, предпочитает не обижаться, а использовать новую службу для новых познаний. Он с увлечением изучает человеческие психопатологии - истерию и шизофрению. Сотрудник госпиталя доктор Херберт Вайгель знакомит его с теорией Фрейда. Служба оставляет возможности даже для написания научных статей. В одной из них («Врожденные формы возможного опыта», 1943) Лоренц рассматривает в свете этологической теории поведение человека, указывая, в частности, на врожденные компоненты человеческого поведения.

Но сюрпризы судьбы еще не кончились: в апреле 1944 года Лоренца перевели из Познани в полевой госпиталь в прифронтовом Витебске. А спустя два месяца последовал удар Красной армии в Белоруссии - и вся группа армий «Центр» перестала существовать. На третий день боев Витебск оказался в «котле». Младший врач Лоренц трое суток пытался выбраться к своим - сначала в компании нескольких солдат и унтер-офицеров, потом, когда его товарищи, отчаявшись, отказались идти дальше, - один. Однажды, чтобы пересечь шоссе, он ухитрился затесаться в идущую по нему колонну советских войск, в другой раз выскочил прямо на советских солдат, но сумел убежать. Наконец, обессиленный и раненный в руку, он заснул прямо в поле - и проснулся пленным.

Русская одиссея

Возможно, пленение спасло ему жизнь. В первичном прифронтовом лагере, куда он попал, было много раненых и мало медиков. Лоренц, не обращая внимания на собственную «царапину», взял в руки скальпель... но во время очередной операции внезапно потерял сознание и сам оказался на операционном столе. Неизвестно, что стало бы с его раной без медицинской помощи.

В августе 1944-го Лоренц очутился в лагере близ города Халтурина в Кировской области, в котором провел больше года. Здесь заботам «младшего лекаря» поручили целое отделение на 600 коек в госпитале для военнопленных. Затем еще полгода Лоренц провел в лагере в Оричах той же Кировской области. Война уже закончилась, но отпускать пленных никто не торопился. Формально потому, что договариваться об их освобождении было не с кем: ни германское, ни австрийское государства де-юре не существовали. На самом деле СССР пытался выжать максимум возможного из оказавшейся в его распоряжении дисциплинированной, умелой и дешевой рабочей силы.

После кировских лагерей Лоренца ждал лагерь на окраине Еревана, где шло строительство алюминиевого завода. Здешнее начальство благоволило ему еще больше, чем прежнее: покладистый пленник не только добросовестно выполнял обязанности врача, но и научился понимать и говорить по-русски, исправно посещал занятия по «антифашистскому перевоспитанию» (сам он позже назовет это сравнительным изучением нацистских и марксистских методов индоктринации), читал товарищам по плену научно-популярные лекции и участвовал в художественной самодеятельности. Вдобавок лагерный врач Осип Григорьян оказался по основной специальности ортопедом и перенес на Конрада то уважение, которое питал к Адольфу Лоренцу. Благодаря этому заключенному даже разрешили свободное перемещение в окрестностях лагеря: а куда бежать-то?

Бежать образцовый пленный и в самом деле не собирался, зато затеял другое недозволенное дело. Из размышлений, наблюдений за людьми и животными (которыми ему удавалось заниматься даже в лагере), импровизированных лекций постепенно сложился замысел книги, в которой с единых позиций рассматривались бы поведение животных и человеческая психология. Книга, первоначально носившая академическое название «Введение в сравнительное исследование поведения» (позже лагерный товарищ подскажет другое - «Обратная сторона зеркала»), писалась самодельными чернилами из марганцовки на разрезанных и разглаженных бумажных мешках из-под цемента. Пленные опасались за профессора: если о рукописи узнает начальство, неприятностей не миновать. Но, по словам Лоренца, доктор Григорьян знал о его труде.

В начале осени 1947 года наконец-то началась массовая репатриация. И тут самый послушный пленный вдруг проявил дерзость: официально попросил разрешения увезти с собой рукопись. Ответ «инстанций» пришел довольно быстро. Лоренцу предлагалось перепечатать рукопись на машинке и сдать на просмотр. Если цензура даст добро, один экземпляр можно будет взять с собой. С одной стороны, это была беспрецедентная милость: пленным не позволяли брать с собой ни клочка написанного (когда в 1945-м Лоренц попросил досрочно освобожденного инвалида передать его родным крохотную записку, тому пришлось прятать ее за щеку). С другой - это означало, что он сам должен отсрочить свое освобождение.

Из опустевшего ереванского лагеря Лоренца - уже не в теплушке, а в купе пассажирского поезда - перевезли в подмосковный Красногорск, в знаменитый лагерь для привилегированных военнопленных. В декабре оба экземпляра перепечатанной рукописи были отправлены на просмотр. Шли дни, а ответа все не было. И тогда начальник лагеря взял ответственность на себя: он предложил Лоренцу дать честное слово, что его сочинение не касается никаких политических вопросов. И получив это слово, разрешил ему взять с собой рукописный оригинал - тот самый, на бумаге от цементных мешков. Лоренц был потрясен этим «неслыханным великодушием» со стороны почти незнакомого ему человека из чужой страны. Да и вообще, вспоминая позднее советский плен, говорил, что ему, видимо, повезло: сменив за три с половиной года плена 13 лагерей и отделений, он ни разу не столкнулся ни с масштабным воровством (означавшим для пленных неизбежный голод), ни с садизмом. Однако от предложений вновь посетить СССР вежливо отказывался.

Премия за поведение

21 февраля 1948 года Конрад Лоренц переступил порог родительского дома в Альтенберге. Его багаж составляли рукопись, самодельная кукурузная трубка, собственноручно вырезанная из дерева утка (подарок для Гретль) и две живые птицы - скворец и рогатый жаворонок, прирученные им еще в Армении.

Вторая мировая пощадила его семью - никто не погиб и не получил увечий. Но после возвращения Лоренц оказался у разбитого корыта: у него опять не было ни денег, ни общественного статуса, ни возможности заниматься своим делом. И все это усугублялось репутацией сторонника аншлюса и активного нациста.

Тем не менее Альтенберг вновь превратился в научную станцию. Друзья добывали для Лоренца какие-то гранты, организовывали его лекции, но этих денег хватало лишь на то, чтобы содержать животных, а семья жила на заработки Гретль. Однако именно в это время у Лоренца стали появляться первые настоящие ученики - молодые зоологи, готовые бесплатно работать под руководством живого классика. Австрия все еще оставалась зоной оккупации, когда в 1949 году на руинах рейха была провозглашена новая Германия - ФРГ. Одной из задач, которую ставили перед собой ее лидеры, стало возрождение немецкой науки. Воспользовавшись этим, неутомимый Эрих фон Хольст добился создания для Лоренца небольшой научной станции в вестфальском замке Бульдерн. Спустя четыре года она вошла в состав вновь созданного Института поведенческой психологии, директором которого стал фон Хольст, а после его неожиданной смерти в 1962 году - сам Лоренц. Во время работы в Бульдерне он пишет популярные книги, принесшие ему известность у широкой публики.

Тем временем идеи этологии завоевывали умы нового поколения исследователей поведения и получали подтверждения со стороны других наук, особенно нейрофизиологии. В 1949 году Джузеппе Моруцци и Хорас Мэгун обнаружили спонтанную, не вызванную никакими внешними стимулами активность некоторых нейронов мозга - тот самый феномен, существование которого Лоренц и фон Хольст постулировали еще в середине 1930-х. Умозрительные схемы Лоренца и Тинбергена понемногу обретали плоть.

Но именно в 1950-е годы новые исследования выявили явную упрощенность этих схем. (Оказалось, например, что реальное поведение животных практически не содержит «чисто врожденных», неизменяемых форм: даже обладая неким навыком от рождения, животное может его видоизменять и совершенствовать.) Это стало поводом для резкой критики основных положений этологической теории.

Что ж, научные теории - это всегда некоторое упрощение и идеализация реальной картины. Эта процедура позволяет выявить суть, основу явления, а затем, опираясь на нее, понять причины исключений и отклонений. Баталии 1950–1960-х, в которых Лоренц оказался главной мишенью для критики, сделали этологическую теорию более глубокой и изощренной. И в эти же годы обрисовался безнадежный теоретический тупик, в котором оказалась главная конкурирующая концепция - бихевиоризм.

Своеобразным финальным свистком в этом матче стало присуждение в 1973 году Лоренцу, Тинбергену и Карлу фон Фришу (немецкому ученому, открывшему и расшифровавшему пчелиный язык танцев) Нобелевской премии по физиологии и медицине. Членов Нобелевской ассамблеи Каролинского института не смутили ни нацистское прошлое одного из лауреатов, ни то, что работы всех троих имели весьма косвенное отношение к физиологии и уж вовсе никакого - к медицине. Они рассудили, что было бы куда неприличнее оставить без награды творцов одной из важнейших естественно-научных концепций ХХ века.

Лоренц потом говорил, что когда он узнал о присуждении ему премии, то подумал: вот это пилюля для бихевиористов! И тут же вспомнил отца: будь он жив, то-то бы подивился - его непутевый мальчишка, так до старости и не бросивший свои забавы с птичками-рыбками, теперь еще и Нобелевку за них получил...

В том же году 70-летний Лоренц уходит с должности директора созданного с фон Хольстом института и возвращается в Австрию. Теперь уже Австрийская академия наук считает честью создать в Альтенберге специальный институт этологии. Но, конечно, Лоренц скорее осеняет его, чем руководит им. Он пишет книги, беседует об эволюционном подходе к теории познания со знаменитым философом Карлом Поппером, приятелем своего детства, с которым они не виделись много десятилетий. И он по-прежнему наблюдает животных, особенно своих любимых гусей.

Кем был этот человек? Беспринципным конформистом, успешно вписывающимся в самые чудовищные политические системы, или настоящим ученым, использовавшим любые повороты судьбы для расширения своих знаний? Мизантропом, видевшим в жизни человеческого духа животные инстинкты, или гуманистом, предупреждавшим человека о сидящем внутри него звере? Об этом спорят и, вероятно, еще долго будут спорить. Но можно точно сказать: благодаря ему мы стали лучше понимать и своих соседей по планете, и самих себя.

Конрад Лоренц - знаменитый австрийский ученый, нобелевский лауреат и популяризатор, родоначальник этологии - науки, изучающей поведение животных. Жителям постсоветского пространства он известен благодаря своим книгам «Кольцо царя Соломона», «Год серого гуся», «Человек находит друга», любимых уже не одним поколением. Глядя на фотографию этого улыбающегося пожилого мужчины, сложно представить, что когда-то он не мог найти работу и поддерживал нацистский режим. Однако путь ученого был долог и тернист.

Нежданное пополнение

Конрад был поздним и долгожданным ребенком. Его отец, Альфред Лоренц, сын деревенского мастера по изготовлению конской сбруи, сумел получить медицинское образование и стать ортопедом. Специалистом он был отличным, поэтому его слава распространилась далеко за пределы Австро-Венгрии. У Лоренца-старшего не было отбоя от клиентов. Это позволило бывшему деревенскому пареньку стать обеспеченным человеком. Неподалеку от Вены Альфред выстроил роскошный особняк для своей маленькой семьи - супруги Эммы и их на тот момент единственного сына Альберта. Однако незадолго до 50-летия доктора Лоренца его семья увеличилась: 7 ноября 1903 года у пары родился еще один сын.

Конрад Лоренц рос типичным ребенком из благополучной и обеспеченной семьи. Единственное, что отличало его от других сверстников - это безграничная любовь к живой природе. Многие ребята приносят в дом различных зверушек, однако чаще всего питомцы оказываются забыты спустя несколько дней, а дети придумывают себе новые забавы. Заботы о кошках, собаках и певчих птицах, как правило, ложатся на плечи родителей. Иногда сердобольные взрослые выпускают заточенных в банках рыб или лягушек обратно в пруд. Порой жуки, наблюдать за возней которых было так интересно, спустя несколько дней оказываются мертвыми на дне своей коробки. В случае с Конрадом за жизнь его «улова» можно было не беспокоиться: мальчику хватило терпения вырастить 44 головастика и дождаться, когда они превратятся во взрослых особей саламандры.

Однако родители маленького Лоренца отнюдь не были восхищены ответственностью и трудолюбием своего сына. Его мать, вместе с остальным миром недавно узнавшая о существовании микробов, с опаской относилась к любому живому существу, появлявшемуся в их доме, подозревая, что незваный гость представляет угрозу для здоровья ее семейства. Отец снисходительно смотрел на забавы младшего сына, считая, что это ребячество пройдет с возрастом. Единственным союзником Конрада была его нянька Рези Фюрингер. Выросшая в деревне, она обладала природным даром находить контакт не только с детьми, но и с любой живностью.

Врач или зоолог?

Конрад Лоренц получил начальное образование в частной школе, после чего поступил в гимназию при Шотландском монастыре в Вене. Это католическое учебное заведение отличалось высоким уровнем преподавания, и учиться там дозволялось представителям любых конфессий. В гимназии Конрад встретил первых учителей, познакомивших его с азами зоологии. Позже в своей автобиографии Лоренц с благодарностью вспоминал Филиппа Хебердеи - монаха-бенедиктинца, заядлого аквариумиста. Хебердеи не только учил ребят зоологии, но и познакомил их с основами теории эволюции. В гимназии же Лоренц завел дружбу с Карлом фон Фришем, с которым впоследствии разделил Нобелевскую премию.

После окончания гимназии Конрад собирался заняться изучением зоологии и палеонтологии, однако отец, по себе знавший, какие доходы может принести медицинская практика, настоял на том, что сын должен стать врачом. В 1922 году Лоренц-младший поступил в Колумбийский университет Нью-Йорка, однако спустя полгода вернулся из США и принялся за учебу на медицинском факультете Венского университета.

Однако студент-медик не оставил своего увлечения живой природой. В родительском особняке Конрад часами наблюдал за галками - в последующие годы он посвятит немало своего времени этим общительным птицам. В университете его начала интересовать сравнительная анатомия - дисциплина, изучающая закономерности в строении и развитии органов и их систем у животных разных видов. Наука настолько увлекла Лоренца, что он стал лаборантом у своего преподавателя, а после окончания университета в 1928 году остался ассистентом в анатомическом музее своего учебного заведения.

Незадолго до получения диплома, пользуясь лояльностью своего руководителя, Лоренц параллельно начал заниматься зоологией. Он прошел обучение у известного орнитолога из Берлина Оскара Хейнрота, затем отправился на стажировку в Великобританию к Джулиану Хаксли - биологу, одному из создателей синтетической теории эволюции. Джулиан продолжал дело своего деда Томаса Хаксли, соратника Чарльза Дарвина и популяризатора его идей, и возможность перенять знания у знаменитого ученого Конрад воспринял с большим воодушевлением. Неудивительно, что после столь интенсивной учебы за границей Лоренц стал разбираться не только в теории эволюции, но и в английской литературе.

Вернувшись в Вену, Конрад приступил к работе над диссертацией по зоологии. Он перенес методы, которые применялись в сравнительной анатомии, на новую почву - начал сопоставлять схожие формы поведения у разных видов животных. Параллельно Лоренц преподавал сравнительное поведение студентам. Трансформация врача в зоолога была неминуема.

Родители по-прежнему не одобряли увлечений своего сына. Однако вскоре он нашел человека, который был готов в горе и радости поддержать любое его начинание, в том числе и изучение животных. С Маргарет Гебхардт Лоренц был знаком с самого детства. Девушка была на три года старше его и также окончила медицинский факультет. В 1927 году Конрад сделал Маргарет предложение, и обрел не только любимую женщину, но и преданного союзника. Новоиспеченная супруга была уверена в гениальности своего мужа и одобряла его занятия зоологией. И она не ошиблась.

Кто ведет?

В начале XX века ученые, занимавшиеся поведением животных, были разделены на два лагеря: виталисты и бихевиористы. Первые полагали, что звери обладают неким аналогом человеческой души, и нередко приписывали им мотивы, которыми в схожей ситуации мог бы руководствоваться человек. Вторые, напротив, считали, что поведение животных укладывается в простейшую цепочку «стимул-реакция»: те сложные, многогранные формы, которые оно порой принимает, есть не что иное, как ответ на определенный раздражитель - к примеру, присутствие соперника или особи противоположного пола. На первый взгляд, бихевиористы были ближе к истине: их доводы успешно подкреплялись лабораторными экспериментами. Действительно: если животному предъявить определенный стимул, от него можно добиться ответной реакции.

Однако будущий гений Конрад Лоренц не примкнул ни к одному из лагерей. Молодому ученому, убежденному атеисту, была далека позиция виталистов, но бихевиористы слишком упрощали поведение зверей, а это противоречило тому, что Лоренц наблюдал лично. «Никто из этих людей не понимал животных» , - позже писал ученый о своих коллегах, чьи труды он изучал. Словно настоящий сыщик, попавший в незнакомый, но такой интересный мир живой природы, Конрад стал применять дедуктивный метод, чтобы понять действия зверей. Так родилась наука этология.

Ученый вышел из лабораторий и отправился изучать животных в леса, поля, к рекам - в их естественную среду обитания, перейдя от эксперимента к наблюдению. Если раньше ученые, проводя опыты, изучали влияние внешних факторов на поведение животных, то Конрад принялся изучать внутренние мотивы зверей, которые влияют на их действия. Помимо традиционных полевых методов, ученый стал активно использовать фото- и видеосъемку. Возможность пересмотреть ключевые моменты и раз за разом подмечать новые детали помогла глубже понять мотивы поведения животных.

Вот душистой ночью в кустах поет соловей. Он делает это чтобы привлечь самку и заявить соперникам, что этот участок занят. Но птица также будет петь, если поблизости не будет подходящей дамы сердца, или если он окажется на участке другого соловья, и разумнее было бы затаиться. Наблюдая и замечая это, Лоренц все больше убеждался, что не все поведенческие акты животных - результат обучения. Часть из них запрограммирована генетически и передается по наследству, и достигнувшая половой зрелости птица начинает петь, даже если никогда до этого не встречалась с особью противоположного пола. Лоренц отмел все представления о поведении животных, которые были в науке до этого, и стал кирпичик за кирпичиком выстраивать новую модель.

В 1933 году Конрад Лоренц защитил докторскую диссертацию по зоологии, а в 1936-м стал приват-доцентом Зоологического института в Вене. Несмотря на то, что ученый не имел стабильного заработка и читал лекции бесплатно, казалось, дела стали налаживаться. По крайней мере, он получил возможность заниматься любимым делом, а в финансовых вопросах его могла поддержать супруга. Однако тень, накрывшая всю Европу, затронула и Лоренца.

Темные времена

Конрада Лоренца с самого детства занимали представители семейства утиных. Еще когда тот был ребенком, сосед подарил ему только что вылупившегося утенка. Тогда юный натуралист впервые открыл для себя явление импринтинга - запечатления признаков объектов при формировании поведенческих актов (птенец начал считать Конрада своим родителем). Позже он изучал процесс одомашнивания гусей и подметил: у птиц, живущих рядом с человеком, на которых не действует естественный отбор, упрощается социальное поведение и существенно возрастает значение пищи и спаривания. Порой Конрад задумывался, не грозит ли человеку подобное «самоодомашнивание». Люди создали комфортную для себя среду, но не последует ли за этим деградация, как физическая, так и психическая?

Австрия менялась. В ту пору, когда Конрад учился в гимназии, учитель-монах преподавал ему основы эволюционной теории, и никто не видел в этом ничего дурного. Однако постепенно католицизм становился все жестче, и через пару десятков лет образовательные учреждения уже не желали слышать о сравнительном поведении животных - ведь от одного названия курса лекций отдавало чем-то эволюционным. Это не могло не расстраивать молодого ученого. Конрад Лоренц испытывал отвращение к сложившемуся режиму, который не давал ему открыто говорить о том, в чем он был убежден.

12 марта 1938 года Австрия присоединилась к Третьему рейху. Лоренц, как и многие его сверстники, с воодушевлением воспринял перемены. Борьба должна улучшить человечество. Он вступил в Национал-социалистическую рабочую партию, а в начале войны опубликовал статью об опасностях «одомашнивания» человека. Конрад вырисовывал радужные перспективы селекции и описывал опасность скрещивания двух рас - в общем, рисовал картину, воплощавшую худшие проявления нацистской пропаганды, обильно используя научную терминологию. Позже Лоренц не раз жалел о своих поступках, однако дело было сделано.

Статья молодого ученого привлекла внимание, и вскоре ему предложили возглавить кафедру психологии в Кенигсбергском университете (нынешнем Калининграде). Однако не успел Лоренц освоиться в новой должности, как его в качестве военного врача призвали на фронт.

Конрад Лоренц в СССР

Немало знаменитых зоологов и популяризаторов науки побывало в СССР. Они путешествовали по стране, снимали фильмы, читали лекции, общались с отечественными учеными и поклонниками их творчества. К счастью, немногие из них попали в страну тем же способом, что и Лоренц. Вначале Конраду дали должность в отделении психиатрии и неврологии в госпитале, базировавшемся в Познани (Польша). В это время в клинике проводились исследования, в которых оценивалась психическая полноценность людей, рожденных от смешанных браков немцев с поляками. Очевидно, в этих экспериментах принимал участие и Конрад. Позже под Витебском ученому пришлось взять в руки скальпель и выполнять обязанности полевого хирурга. А спустя пару месяцев после удара советских войск немецкая группа армий перестала существовать. Лоренц отчаянно пытался прорваться к своим, сперва в компании офицеров, а затем, когда те отчаялись и отказались куда-либо идти, один. Он умудрился затесаться в советскую колонну и пройти некоторое расстояние вместе с Красной Армией. Однако усталость взяла свое: однажды ночью Лоренц уснул в поле и проснулся в плену.

В лагере, куда попал военнопленный, было много раненных и мало врачей, что неудивительно: подобная ситуация сложилась по всей стране. Медицинское образование как нельзя более пригодилось Лоренцу. Он взял в руки скальпель и стал помогать советским докторам.

Война окончилась, но пленные по-прежнему оставались на территории СССР. Около полутора лет Лоренц провел под Ереваном в Армении. Оказалось, что один из лагерных врачей, ортопед по специальности, питал огромное уважение к Альфреду Лоренцу, и перенес свои чувства на его сына. Конраду, исправно посещавшему занятия по антифашистскому перевоспитанию, делали поблажки. Ему позволили беспрепятственно гулять по лагерю, но основным занятием ученого стало другое недозволенное дело. Помимо врачебной практики он начал писать книгу под названием «Оборотная сторона зеркала», в которой переосмыслил свои взгляды и попытался найти ответы на волновавшие его глобальные вопросы, отыскать корни поведения людей и истоки процесса познания, которые роднят нас с другими представителями живой природы. Бумагой ученому служили отрезки холщовой ткани от мешков из-под цемента, пером - ржавый гвоздь, а чернилами - раствор марганцовки.

Перед возвращением на родину Лоренца перевели в лагерь под Москвой и разрешили набрать свой труд на печатной машинке и отправить цензору, чтобы ученый смог увезти книгу с собой. Ответ задерживался, и тогда начальник лагеря, хорошо относившийся к Лоренцу, совершил беспрецедентный поступок. Он взял с Конрада честное слово, что в книге нет ни слова о политике, и отпустил ученого. Так Лоренц с рукописью на обрезках мешков под мышкой, ручными птицами - скворцом и жаворонком, самодельной трубкой и вырезанной из дерева уткой вернулся в Австрию.

Конечно, ученый не вспоминал годы пребывания в СССР с теплотой, однако отмечал, что ему повезло: незнакомые люди порой проявляли к нему участие, ему ни разу не пришлось столкнуться с воровством или садизмом со стороны надзирателей или других военнопленных. Тем не менее в дальнейшем от приглашений посетить Советский Союз с лекциями он вежливо отказывался.

Длинный путь к Нобелевской премии

Никто из семьи Лоренца не пострадал во время войны, однако в профессиональном плане для ученого после возвращения наступили тяжелые времена. Он снова остался без работы, и кроме того, за ним закрепилась репутация нациста, что крайне осложняло поиски нового места. Конрада Лоренца выручили друзья: они организовывали лекции ученого, помогли получить несколько грантов. Постепенно к нему потянулись молодые зоологи, мечтавшие учиться у живого классика и основоположника новой науки. Однако зарабатываемых денег хватало лишь на содержание животных. Семья же жила за счет Маргарет.

В 1963 году вышла наиболее противоречивая книга ученого «Так называемое зло: К естественной истории агрессии». В этой работе Лоренц высказывает мнение о том, что агрессия и у животных, и у человека - врожденная реакция. Ее выраженность зависит от уровня «вооруженности» представителей того или иного вида. Драки животных, действительно способных убить или нанести серьезные увечья противнику, ритуализированы и имеют множество правил. Вначале противники запугивают друг друга: кто не видел по весне котов, стоящих друг напротив друга, выгнув спины и издавая утробные звуки. Нередко этим все и заканчивается: слабый противник убегает, а удовлетворенный победитель отправляется по своим делам. Если же дело доходит до драки, побежденный участник принимает позу подчинения, после чего бой останавливается. Однако тем животным, у которых нет острых зубов, заточенных когтей или мощных рогов, нет необходимости соблюдать столь сложные правила приличия, так как они все равно не способны нанести серьезных повреждений. Приматы, наши ближайшие родственники, относятся как раз ко второму типу. Но кто же знал, что однажды обезьяна возьмет в руки палку и превратит ее в оружие. С тех пор человечество изобрело множество способов умерщвления противника. Люди стали самым страшными хищниками на планете, но при этом не чувствуют момент, когда следует остановиться. За неимением соответствующих инстинктов помочь регулировать конфликты способна лишь мораль. В «Истории агрессии» особенности поведения животных переплетаются с воспоминаниями самого Лоренца о войне. Ученый ищет объяснение своим былым пронацистским взглядам и осуждает их.

В 1973 году Карлу Лоренцу совместно с его единомышленниками Николасом Тинбергеном и Карлом фон Фришем, который расшифровал язык танца пчел, была присуждена Нобелевская премия по физиологии и медицине. Строго говоря, этология, которой занимались ученые, слабо связана с физиологией и уж точно не имеет никакого отношения к медицине. Однако ученое сообщество, награждая зоологов, хотело подчеркнуть беспрецедентную важность созданной ими естественнонаучной концепции. Оставить ее творцов без награды было бы просто неприлично.

Жизнь с серыми гусями

В 70 лет Лоренц оставил пост директора Института и вернулся в родную Австрию. На этот раз страна была готова принять ученого. Австрийская академия наук создала в Альтенберге Институт этологии. Большую часть времени Конрад Лоренц посвящал теперь изучению своих любимцев - серых гусей. Вместе со своими учениками он соорудил для подопечных на научной станции настоящий гусиный рай. В долине реки Альм было вырыто несколько прудов с островами, на которых пернатые могли обустроиться на ночлег, не опасаясь лис. Рядом с искусственными озерами построили несколько деревянных домиков, где жили молодые ученые, исполнявшие роль родителей серых гусей.

Гусята принимали за мать любое существо, откликнувшееся на их призыв, и ученые вовсю этим пользовались. Названные матери учили птенцов отличать съедобные предметы от несъедобных, постукивая по еде пальцем, водили своих подопечных на прогулки (все участники похода шли буквально гусиным шагом - со скоростью не более 2 км/ч) и в прямом смысле смахивали с гусят пылинки. Однажды ученые заметили, что приемыши, купаясь, промокают куда сильнее, чем птенцы, выросшие под присмотром матери-гусыни. Оказалось, что оперенье последних обязано своей водонепроницаемостью статическому электричеству: когда пух гусят трется о перья матери, возникает заряд. После этого открытия ученые стали регулярно протирать малышей шелковыми тряпочками, и их перья перестали пропускать влагу.

Жизнь с серыми гусями подарила Лоренцу и его студентам не только приятные впечатления от близкого контакта с диким животным. Наблюдая за своими питомцами, зоологи узнали много нового о врожденном и приобретенном поведении, ритуалах и социальном поведении этих птиц. Своим опытом совместной жизни с гусями ученый поделился в книге «Год серого гуся», снабженной красочными фотографиями, сделанными одной из его учениц.

Конрад Лоренц умер 27 февраля 1989 года от почечной недостаточности. За долгую жизнь этому человеку многое пришлось пережить - недоверие к своим теориям, разочарование в режиме, который он поддерживал, жизнь в плену, невозможность заниматься любимым делом. Но в конце он все же обрел то, что искал: спокойную жизнь с любимыми животными, возможность заниматься наукой и писать книги, а также десятки самоотверженных учеников. А миллионы его читателей стали лучше понимать окружающую природу и самих себя.

Оставьте комментарий

Ваш комментарий будет показан на странице после утверждения модератором.

Нам жалость легче ощутить, когда

Сочувствию сопутствует беда.

С. Т. Кольридж

Если внимательно прислушаться к замечаниям посетителей большого зоопарка, то можно легко заметить, что люди, как правило, расточают свою сентиментальную жалость в отношении тех животных, которые вполне довольствуются своей участью, в то время как истинные страдальцы могут остаться незамеченными зрителем. Мы особенно склонны жалеть таких животных, которые способны вызывать у человека яркие эмоциональные ассоциации, - эти существа, подобные соловью, льву или орлу, именно поэтому столь часто фигурируют в нашей литературе.

О том, насколько неправильно понимается обычно сущность соловьиного пения, свидетельствует тот факт, что в литературе эта птица часто бывает представлена нам в качестве самки. В немецком языке слово «соловей» вообще принадлежит к женскому роду. В действительности же только самец поёт, и значение его песни - предупреждение и угроза другим самцам, которые могут вторгнуться на территорию певца, а в равной степени - приглашение пролетающим мимо самочкам соединиться с ним.

Для всякого, кто знаком с жизнью птиц, принадлежность поющего соловья к мужскому полу абсолютно очевидна, и всякое желание приписать громкую песню самке кажется столь же комически-нелепым, как выглядела бы бородатая Джиневра в глазах знатока творчества Теннисона. Именно по этой причине я никогда не мог принять красивую сказку Оскара Уайлда про соловья: «она» сделала красную розу из музыки и лунного света и окрасила цветок кровью своего сердца. Должен сознаться, что я был очень рад, когда, наконец, шип, торчащий в её сердце, заставил эту шумливую даму прекратить своё громкое пение.

Позже я ещё коснусь вопроса о предполагаемых страданиях комнатных птиц. Конечно, самец соловья, поющий в клетке, должен испытывать своего рода разочарование, поскольку его продолжительное пение остаётся без ответа и самочка не появляется, однако то же самое возможно и в естественных условиях, так как самцов обычно больше, чем самок.

Лев - другое животное, чьи характер и среда обитания по обыкновению неверно преподносятся нам в литературных произведениях. Англичане называют его «царём джунглей», отсылая бедного льва в местность, слишком сырую для него; немцы же, со свойственной им основательностью, впадают в другую крайность и отправляют несчастное животное в пустыню. По-немецки «лев» так и называется - «царь пустыни». В действительности, наш лев предпочитает счастливую середину и живёт в степях и саваннах. Величавость осанки этого животного, за которую он получил первую часть своего прозвища, обязана одному простому обстоятельству: постоянно охотясь на крупных копытных - обитателей открытых ландшафтов, лев привык обозревать широкие пространства, игнорируя всё, что движется на переднем плане.

Лев страдает в своём заточении гораздо менее других хищных млекопитающих равного с ним умственного развития по той причине, что у него меньше желания находиться в постоянном движении. Грубо говоря, «царь зверей», в общем, ленивее других хищников, и его праздность кажется просто завидной. Живя в естественной обстановке, лев способен покрывать огромные расстояния, но, очевидно, он делает это только под влиянием голода, а не из каких-либо иных внутренних побуждений. Именно поэтому пленённого льва редко приходится видеть беспокойно расхаживающим по своей клетке, тогда как волк или лисица снуют взад и вперёд непрерывно, целыми часами. Если же сдерживаемая потребность в движении порой заставляет льва расхаживать туда и назад во всю длину его тюрьмы, то и в эти моменты движения зверя, скорее, носят характер спокойной послеобеденной прогулки и совершенно лишены той безумной торопливости, которая характерна для пленённых представителей семейства собачьих с их непреодолимой и постоянной потребностью покрывать большие расстояния. В Берлинском зоопарке есть огромный загон с песком из пустыни и жёлтыми грубыми скалами, но эта дорогостоящая постройка оказывается в значительной степени бесполезной. Гигантская модель ландшафта с чучелами животных могла бы с успехом служить той же цели - настолько лениво возлежат живые львы среди этого романтического окружения.

А теперь - немного об орлах. Мне неловко разрушать мифические иллюзии, связанные с этой великолепной птицей, но я должен оставаться верным истине: все пернатые хищники, если сравнивать их с воробьями или попугаями, - чрезвычайно ограниченные создания. Это особенно относится к беркуту, орлу наших гор и наших поэтов, который оказывается одним из наиболее тупых среди всех хищников, гораздо более тупым, нежели обитатели обычного птичьего двора. Это, конечно, не мешает этой величавой птице быть прекрасным и выразительным олицетворением самой сущности дикой природы. Однако сейчас мы говорим об умственных способностях орла, его любви к свободе и предполагаемых страданиях в пору заточения. Я до сих пор помню, сколько разочарований принёс мне мой первый и единственный орёл, так называемый могильник, которого я из жалости приобрёл у бродячего зверинца. Эта великолепная самка, судя по её оперению, прожила на свете уже несколько лет. Совершенно ручная, она приветствовала своего воспитателя, а позже и меня, забавными жестами, выражавшими её привязанность к хозяину: птица переворачивала голову таким образом, что страшный изгиб её клюва был направлен вертикально вверх. Одновременно с этим она что-то лепетала таким тихим и доверчивым голоском, который сделал бы честь самой горлинке. Да и вообще по сравнению с этим голубем мой орёл был сущим ягнёнком (смотри глазу двенадцатую). Покупая орла, я надеялся сделать из него ловчую птицу - известно, что многие азиатские народы держат этих птиц в охотничьих целях. Я не тешил себя надеждой достигнуть каких-то особых успехов в этом благородном спорте. Просто мне хотелось, используя в качестве приманки домашнего кролика, понаблюдать за охотничьим поведением какого-нибудь крупного пернатого хищника. Этот план полностью провалился, ибо мой орёл, даже будучи голоден, отказывался тронуть хотя бы один волос кроличьей шкурки.

Эта птица совершенно не проявляла желания летать, несмотря на то, что была сильна, совершенно здорова и обладала превосходным оперением крыльев. Ворон, какаду или сарыч летают, чтобы доставить себе удовольствие, они с радостью используют всю полноту предоставленной им свободы. Мой орёл летал только, если ему случалось попасть в восходящий поток воздуха над нашим садом, который давал ему возможность парить, не затрачивая большой мускульной энергии. Да и в этих случаях птица никогда не достигала доступной ей высоты. Она кружилась в воздухе без всякого смысла и цели, а потом опускалась где-нибудь в стороне от нашего сада и сидела в тоскливом одиночестве до наступления темноты, ожидая, что я приду и заберу её домой. Возможно, птица и сама могла бы найти дорогу к дому, но она была чрезвычайно заметной, и кто-нибудь из соседей постоянно звонил по телефону, сообщая, что моя питомица сидит на такой-то и такой-то крыше, в то время как ватага ребятишек забрасывает её камнями. Тогда я шёл за ней пешком, потому что это слабоумное создание отчаянно боялось велосипеда. Так раз за разом я устало тащился домой, неся на руке тяжёлого орла. Наконец, не желая постоянно держать птицу на цепи, я сдал её в Шонбруннский зоопарк.

Большие вольеры, которые сегодня можно увидеть в любом крупном зоопарке, вполне соответствуют малой потребности орлов к полёту, и если бы мы спросили одну из этих птиц о её желаниях и недовольствах, то, вероятно, получили бы следующий ответ: «Мы страдаем в нашей клетке в основном от перенаселения. Как часто в тот момент, когда я или моя супруга несём прутик к полу законченному гнезду, появляется один из этих отвратительных белоголовых сипов и отнимает нашу находку. Общество белоголовых орланов тоже действует мне на нервы: они сильнее нас и слишком любят властвовать. Но ещё хуже кондоры из Анд, эти неприветливые и хмурые создания. Питание вполне хорошее, хотя нам дают слишком много конины. Я бы предпочёл более мелкую пищу, например, кроликов вместе с шерстью и костями». Орёл не сказал бы ничего о своём страстном желании оказаться на свободе.

Есть ли животные, которые действительно заслуживают сострадания, когда живут в неволе? Частично я уже отвечал на этот вопрос. В первую очередь, таковы умные и высокоразвитые существа, чьи живые способности и потребность в активной деятельности могут найти удовлетворение только по эту сторону клеточной решётки. Далее, достойны сочувствия все те животные, для которых характерны сильные внутренние побуждения, не находящие выхода в условиях неволи. Особенно это заметно, даже для непосвящённого человека, в отношении тех пленников зоопарка, которые при жизни на свободе привыкли странствовать и соответственно обладают сильной потребностью в постоянном движении. Именно поэтому лисы и волки, живущие в большинстве старомодных зоопарков в чересчур маленьких клетках, относятся к числу пленников, наиболее заслуживающих сострадания.

Другую достойную сожаления картину, редко замечаемую рядовым посетителем зоопарка, являют собой некоторые виды лебедей в тот период, когда они привыкли совершать свои перелёты. Этих птиц, так же как и других водоплавающих, обычно лишают в зоопарках способности к полёту, ампутируя на их крыльях косточку метакарпального сустава. Несчастные создания никогда не способны осознать до конца, что они уже не смогут летать, поэтому они вновь и вновь повторяют свои тщетные попытки подняться в воздух. Мне не нравятся эти птицы с обрезанными крыльями. Отсутствие концевого сустава, особенно заметное в тот момент, когда птица расправляет крылья, являет собой печальнейшую картину, отравляющую мне все удовольствие созерцания прекрасного существа, даже если оно принадлежит к такому виду, который вообще не склонен страдать психически от своего увечья.

«Оперированные» лебеди обычно кажутся довольными своей участью и при хорошем уходе проявляют это удовлетворение в том, что без труда производят на свет и выращивают птенцов. Но в период перелётов картина совершенно меняется. Птица то и дело плывёт к краю пруда, чтобы иметь в своём распоряжении все пространство чистой воды в тот момент, когда попытается взлететь против ветра. Звонкий крик, который обычно издаётся летящими лебедями, сопровождает все эти большие приготовления, но они снова и снова приводят к одному и тому же концу: жалкое хлопанье одного здорового и другого - изуродованного крыла о воду. Поистине печальное зрелище!

Однако из всех животных, которые страдают во многих зоологических садах от неумелого содержания, наиболее несчастными, бесспорно, оказываются те психически подвижные создания, о которых мы уже говорили раньше. И они как раз менее всех остальных способны вызвать сострадание у посетителя зоопарка. Некогда высокоразвитое существо под влиянием тесного заточения вырождается в жалкого идиота, в настоящую карикатуру на своих свободных собратьев. Мне никогда не приходилось слышать восклицаний сочувствия у клетки с попугаями. Сентиментальные старые леди, эти фанатичные покровители различных обществ борьбы против жестокого обращения с животными, не чувствуют угрызений совести, содержа серого попугая или какаду в слишком маленьких для них клетках или даже приковывая птицу цепочкой к жёрдочке. Эти попугаи крупных видов не только умны, они чрезвычайно подвижны во всех своих психических и телесных проявлениях. Наравне с крупными врановыми они единственные среди птиц, кто способен впадать в состояние смертельной скуки, столь характерное для узников человеческих тюрем. Но никому не жаль этих трогательных созданий, обречённых на муки в своих клетках в форме колокола. Это просто непостижимо: любящий хозяин воображает, что попугай кланяется ему, когда птица непрестанно дёргает головой, - движение, которое в действительности представляет собой стереотипное проявление отчаянных попыток пленника бежать прочь из своей клетки. Освободите такого несчастного узника, и ему понадобятся недели, а то и месяцы, прежде чем он решится взлететь в воздух.

Ещё более несчастны в своём заточении обезьяны, особенно крупные, человекообразные. Это единственные животные, которые способны получить серьёзные телесные заболевания на почве психических страданий. Человекообразные обезьяны в буквальном смысле слова могут умереть от скуки, особенно если животное держать в одиночестве в очень тесной клетке. Именно этой, а не какой-либо иной причиной легко объясняется тот факт, что детёныши обезьян превосходно развиваются у частных хозяев, где они «живут в семье», но сразу начинают чахнуть, если из-за слишком крупных размеров и опасного нрава воспитатель вынужден передать их в клетку ближайшего зоопарка. Именно такая участь постигла моего капуцина Глорию. Не будет преувеличением сказать, что содержание человекообразных обезьян может увенчаться успехом лишь в том случае, если удастся понять, каким образом можно предотвратить психические Страдания нашего питомца в условиях неволи. На моем столе лежит удивительная книга, посвящённая шимпанзе; она написана Робертом Йерксом, одним из глазных авторитетов в области изучения этих замечательных обезьян. Из этого труда легко заключить, что психическая гигиена играет не меньшую роль в поддержании здоровья наиболее человекоподобных из всех человекообразных обезьян, нежели гигиена физическая. С другой стороны, содержание этих животных в одиночном заключении и в таких маленьких клетках, какие до сих пор отводятся для этой цели во многих зоологических садах, есть акт жестокости, который, несомненно, должен быть наказуем нашими законами.

Роберт Йеркс в течение многих лет содержал в Апельсиновом парке во Флориде большую колонию шимпанзе. Животные свободно размножались и жили так же счастливо, как живут маленькие славки в моей вольере, и гораздо более счастливо, чем вы или я.

В ноябре исполняется 110 лет со дня рождения Конрада Лоренца, а 40 лет назад Лоренцу, Карлу фон Фришу и Николасу Тинбергену была присуждена Нобелевская премия «за открытия, связанные с созданием и установлением моделей индивидуального и группового поведения животных».

Психика и поведение животных с глубокой древности вызывали интерес у философов и натуралистов, но их систематическое целенаправленное исследование началось в конце XIX века с появлением зоопсихологии. В 30-х годах ХХ века возникло новое направление в этой области, которое благодаря трудам австрийца Конрада Лоренца и голландца Николаса Тинбергена постепенно оформилось в самостоятельную науку - этологию (от греч. «этос» - поведение, характер, нрав). Термин существовал и ранее, однако этология в современном понимании ведет начало от этих работ.

Но ведь уже существовала зоопсихология, в становление и развитие которой внесли вклад многие классики: Дарвин, Фабр, В.А. Вагнер и другие. Зачем понадобилось создавать новую науку о поведении братьев наших меньших? В чем отличие этологии от зоопсихологии?

Зоопсихология (не случайно в английском используется термин comparative psychology , сравнительная психология) исторически рассматривала поведение животных с учетом того, что было известно о психологии человека. Это не значит, что зоопсихологи скатывались к антропоморфизму: на рубеже веков Ллойд Морган (1852–1936) сформулировал правило, названное его именем, - «бритву Оккама» науки о поведении: не объяснять действия животных с привлечением высших психологических функций в тех случаях, когда достаточно низших. Например, нельзя утверждать, что животное «додумалось» до решения задачи, если оно могло использовать метод проб и ошибок. Однако Лоренц и его единомышленники выбрали иной путь: понять поведение животного через то, что мы знаем о животном, о его биологии и, разумеется, эволюционной истории.

Чрезмерная любовь к животным

Австрийский зоолог и этолог Конрад Лоренц родился в Альтенберге близ Вены 7 ноября 1903 года. Он был младшим из двух сыновей Эммы Лоренц, урожденной Лехер, и Адольфа Лоренца. Дед Лоренца имел непосредственное отношение к животным - был мастером по изготовлению конских сбруй. Отец будущего ученого, став преуспевающим хирургом-ортопедом, построил в Альтенберге поместье.

В детстве, бродя по полям и болотам вокруг Лоренц-холла, Конрад «заболел» тем, что позже называл «чрезмерной любовью к животным». Вскоре мальчик собрал замечательную коллекцию животных, не только домашних, но и диких. «У соседа, - вспоминал позднее Лоренц, - я взял однодневного утенка и, к огромной радости, обнаружил, что у него развилась реакция повсюду следовать за моей персоной. В то же время во мне проснулся неистребимый интерес к водоплавающей птице, и я еще ребенком стал знатоком поведения различных ее представителей».

Получив начальное образование в частной школе, которой руководила его тетя, Лоренц поступил в гимназию при Шотландском монастыре в Вене. Гимназия была католической, но учиться в ней могли и представители других конфессии и религий, а уровень преподавания был весьма высоким. Что интересно, в той же гимназии учился и Карл фон Фриш, впоследствии получивший Нобелевскую премию вместе с Лоренцем и Тинбергеном, за изучение коммуникации у пчел. Там привычку Конрада к наблюдению за животными подкрепило обучение зоологическим методам и принципам эволюции. Лоренц в своей «нобелевской» автобиографии вспоминает одного из учителей - Филиппа Хебердеи, бенедиктинского монаха и аквариумиста, учившего мальчиков не только зоологии, но и теории Дарвина. По окончании гимназии Лоренц хотел продолжить изучение зоологии и палеонтологии, но его отец настоял на медицине.

В 1922 году Лоренц поступил в Колумбийский университет Нью-Йорка, но спустя полгода вернулся в Австрию и стал учиться на медицинском факультете Венского университета. Окончив курс, Лоренц остался в университете на должности лаборанта кафедры анатомии и работал над диссертацией по медицине, параллельно проводя систематические исследования инстинктивного поведения животных.

В ХХ веке крупнейшие ученые-биологи стояли на позициях дарвинизма не только потому, что эволюционизм завоевал положение господствующей научной парадигмы. Дарвинизм обеспечивал исследователю методологическое преимущество в изучении явлений природы. Пройдя стажировку в 20-х годах в Англии под руководством Джулиана Хаксли, внука Томаса Гексли (Хаксли) - прославленного соратника Чарльза Дарвина и основателя династии ученых и писателей, - Лоренц стал знатоком не только дарвинизма, но также английского языка и литературы. Самостоятельные исследования поведения животных вслед за своим учителем, знаменитым орнитологом Оскаром Хейнротом, он начал с наблюдений за птицами.

В 1927 году Конрад женился на Маргарет (Гретль) Гебхардт, с которой дружил с детства; это был брак на всю жизнь. У супругов родились две дочки и сын.

Защитив диссертацию и получив в 1928 году медицинскую степень, ученый перешел на должность ассистента, но его по-прежнему интересовала этология, поэтому он начал работу над диссертацией по зоологии, одновременно читая курс по сравнительному поведению животных. В своем исследовании Лоренц впервые успешно применил сравнительный метод к моделям поведения - начал сопоставлять одни и те же формы поведения у различных видов. Напомним: сравнительный метод был классическим в анатомии животных, но при изучении поведения практически не применялся.

Дух или машина

Важнейшими понятиями физиологии нервной системы и связанных с ней наук о поведении животных и человека в начале ХХ века были «рефлекс» и «рефлекторная деятельность», введенные еще Декартом (1596–1650).

Рене Декарт, или Картезий, от латинского написания фамилии, был математиком, философом, физиком, физиологом, создателем аналитической геометрии и современной алгебраической символики, автором метода радикального сомнения в философии и механицизма в физике. Картезий в духе своего времени сравнивал любой живой организм со сложными механическими устройствами, например с часами. По Декарту рефлекс - это механический ответ тела на воздействие извне, не требующий вмешательства души.

В 1654 году английский анатом Глиссон ввел понятие «раздражимость», как свойство живых тел. В 1730 году английский исследователь Стивен Гейлс обнаружил, что обезглавленная лягушка при уколе отдергивает лапку. С этого момента начинается экспериментальное изучение рефлекторной деятельности, при которой ответная реакция происходит без участия воли субъекта, следуя по определенной схеме точно за раздражением. В середине XVIII века швейцарский ученый Альбрехт фон Галлер развил учение о раздражимости и чувствительности, положив их в основу своей физиологии. Кстати, он же и ввел термин «физиология» для обозначения науки, которую до него называли «живой анатомией». Немецкий физиолог Вильгельм Макс Вундт (1832–1920) создал в 1879 году первую лабораторию экспериментальной психологии, где провел первые эксперименты над крысами в лабиринтах и над шимпанзе, достающими высоко подвешенные бананы. Английский ученый Чарльз Скотт Шеррингтон (1857–1952), лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1932 года, полученной совместно с Эдгаром Д. Эдрианом, изучая рефлекторную деятельность, заложил основы нейрофизиологии.

К началу ХХ века в науке о поведении животных установились две противоположные точки зрения: витализм и бихевиоризм. Витализм, или учение о жизненной силе (от лат. vita - жизнь; vis vitalis - жизненная сила), отнюдь не исчез с научной арены, вопреки поспешным утверждениям редукционистов, механицистов и вульгарных материалистов. «Удалось синтезировать вещества, образующиеся в процессе жизнедеятельности организмов? И что это доказывает? - рассуждали виталисты. - Ведь Гомункул еще не создан! Преодолеть грань между живой и неживой материей, создав живое из неживого, невозможно, следовательно, теорию витализма еще рано сдавать в архив». Виталисты-инстинктивисты наблюдали за сложным поведением животных в естественной среде обитания и восхищались биологической целесообразностью и точностью инстинктов (лат. instinctus - побуждение) животных - всем, что с древних времен было принято объяснять расплывчатым понятием «мудрость природы». Иногда поведению животных приписывали мотивацию теми же факторами, которые лежат в основе деятельности человека. Очевидно, подобные объяснения не могли удовлетворить серьезных исследователей.

Как противовес витализму в начале ХХ века возник бихевиоризм. Его основоположниками считаются Джон Бродес Уотсон (1878–1958) и Баррус Фредерик Скиннер (1904–1990). В сущности, бихевиористы развивали декартовское представление о животном как машине. Они стремились сделать зоопсихологию точной наукой, разложить непрерывный поток поведения на простейшие, объективно наблюдаемые элементы «стимул - реакция» и достигли существенных успехов в лабораторных экспериментах. Важно было также то, что они определили поведение (то есть совокупность реакций организма на внешнюю среду) как центральный объект психологических исследований.

Вначале бихевиористы старались избегать рассуждений о понятии «инстинкт», считая его абстрактным, неопределенным и выходящим за рамки научного исследования. Позднее они объявили инстинкты комплексами безусловных рефлексов, выработанных в процессе исторического развития организмов, как одна из форм приспособления к условиям окружающей среды. Поведение животных бихевиористы объясняли цепочками рефлекторных реакций, связанных воедино посредством классического кондиционирования, то есть выработки условных рефлексов, исследованной И.П. Павловым (1849–1936).

Изучение поведения животных в ХХ веке шло, если можно так выразиться, с противоположных сторон. Одни ученые начинали исследование безусловных и условных рефлексов, а далее приступали к инстинктам и инсайтам. (Инсайтом называется сложное, но очень привлекательное для психологов явление - внезапное, интуитивное нахождение решения проблемы; плодотворно изучать феномен инсайта в жестких рамках бихевиоризма начала века было бы невозможно.) Таким индуктивным путем двигался к истине Иван Петрович Павлов, а также Уотсон и Скиннер.

Конрад Лоренц и Николас Тинберген вошли в историю науки как авторы альтернативного - дедуктивного - подхода к изучению поведения, который привел их к созданию новой науки - этологии.

Врожденный ответ на внешний стимул

Первоначально Лоренц с интересом читал работы Уотсона. Но и Уотсон, и оппонент бихевиористов Уильям Мак-Дугалл, который ввел понятие «социальная психология» и для объяснения человеческого поведения привлекал не только инстинкты, но и «витальную энергию», «не знали животных», как выразился сам Лоренц в автобиографии. У них не было того глубокого понимания повадок зверей и птиц, которое искал увлеченный натуралист и которое он позднее встретил у Хейнрота. Они как будто игнорировали все многообразие поведенческих форм, которое можно наблюдать в естественной среде.

Бихевиористы полагали, что живое существо приходит в мир как «чистый лист». Хрестоматийным стало высказывание Уотсона: «Дайте мне дюжину здоровых младенцев... и я гарантирую, что, выбрав наугад одного, подготовлю его к любой специальности - врача, юриста, художника, коммерсанта и даже нищего или вора...» Лоренц же пришел к убеждению, что инстинктивное поведение является внутренне мотивированным. Это стало важным первым шагом к изучению генетической компоненты поведения животных. Применительно к животным особенно важна межвидовая изменчивость - характерные для вида врожденные действия, то, что Лоренц назвал «морфологией поведения».

Конечно, это не означает, что влияние среды не важно. Уже в юности, выращивая домашних уток, будущий лауреат Нобелевской премии обнаружил импринтинг (запечатление) - специфическую форму обучения, наблюдающуюся на ранних этапах жизни животных, с помощью которой они опознают друг друга и устанавливают связи с себе подобными. Благодаря импринтингу маленькие утята запоминают первый крупный движущийся объект, попавший в их поле зрения (например, Конрада Лоренца), в дальнейшем считают его своей матерью и всюду следуют за ним. Явление импринтинга было известно птицеводам-практикам с древности, не было лишь научного термина и соответствующей теории.

В первой главе книги «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества» (1973) Лоренц говорит о целях и задачах своей науки: «Этология рассматривает поведение животных и человека как функцию системы, обязанной своим существованием и своей формой историческому ходу ее становления, отразившемуся в истории вида, в развитии индивида и, у человека, в истории культуры». Отличительной характеристикой этологии стало использование в исследовании полевых методов, в частности получение при помощи киносъемки этограмм, фиксирующих ключевые моменты поведения животных.

Если до Лоренца и Тинбергена ученые изучали в основном влияние на поведение животных внешних факторов в искусственно созданных условиях, то австрийский и голландский исследователи сместили акценты в сторону влияния внутренних факторов на поведение животных в условиях их естественной среды обитания. Они описали модели поведения, которые не могли быть приобретены путем обучения и, следовательно, являлись генетически запрограммированными. Основоположники этологии доказали, что поведение в высокой степени определяется генетикой и поэтому должно быть подвержено действию естественного отбора и других эволюционно-генетических факторов (мутации, миграции, дрейф генов, ассортативное скрещивание).

По свидетельству самого Лоренца, окончательно отказаться от представления о сложном поведенческом акте как цепочке рефлексов его заставило знакомство с молодым физиологом Эрихом фон Хольстом. А в 1936 году на симпозиуме в Лейдене произошла судьбоносная встреча Лоренца и Тинбергена. Ученые обнаружили невероятное сходство во взглядах, и так начались их дружба и сотрудничество, результатами которого стала совместная научная статья, а главное - окончательный вариант теории, опубликованный Лоренцем в 1939 году.

Лоренц утверждал, что инстинктивное поведение начинается с внутренних мотивов, заставляющих животное искать определенный набор обусловленных средой стимулов. Это поведение часто в высокой степени изменчиво. Как только животное встречает некоторые «ключевые» стимуляторы (сигнальные раздражители, или пусковые механизмы), оно автоматически выполняет стереотипный набор движений, называемый фиксированным двигательным паттерном, или «наследственными координациями» (fixed action pattern ). Каждое животное имеет отличительную систему таких паттернов и связанных с ней сигнальных раздражителей, которые являются характерными для вида и эволюционируют в ответ на требования естественного отбора.

Под действием различных ключевых стимуляторов, отключающих механизм торможения в мозге, приводится в действие сложный комплекс инстинктивных реакций. Такими стимулами могут служить звуки, запахи и морфологические признаки - форма и окраска, например, потенциального брачного партнера.

Кроме инстинктов, животные наделены коммуникативными средствами, с помощью которых они обмениваются информацией, обучаются, развивая новые формы поведения и более гибко реагируя на изменения среды. Животные, как и люди, имеют психику, хотя и более элементарную. Они напоминают сверхэмоциональных людей. До Лоренца ученые пытались антропоморфно интерпретировать психику животных. Лоренц начал объяснять психику животных на основании объективных данных об их поведении.

Темное время

В Австрии середины 30-х годов у власти находились реакционные клерикалы, и ученые, апеллирующие к дарвинизму, были персонами нон грата. Лоренц занимал в Венском университете должность приват-доцента, бесплатно читал лекции по поведению, постоянного заработка не имел. Одновременно он изучал изменения, которые происходят при одомашнивании гусей. Он отметил у них утрату сложных форм поведения, возрастание роли пищевых и сексуальных стимулов. Основоположник этологии был глубоко обеспокоен вероятностью того, что процесс «самоодомашнивания» может иметь место у человека. Не приводят ли комфортные условия, которые цивилизованные люди сами себе создали, к деградации, не только физической, но также психической и поведенческой?

Как и многие австрийцы, Лоренц ждал перемен к лучшему от присоединения Австрии к Германии в марте 1938 года. Вскоре после аншлюса он вступил в Национал-социалистическую рабочую партию, а в начале Второй мировой войны под влиянием общественных настроений, фашистской пропаганды и послушавшись чьего-то «дурного совета», Лоренц выступил в печати со статьей об опасностях процесса одомашнивания применительно к человеку, используя «в своем сочинении худшие образцы нацистской терминологии». Увы, говорилось там и о «селекции», и о потенциальной опасности скрещивания двух рас, которое автор уподоблял скрещиванию пород у животных. Размышления о деградации человечества и евгенические идеи были в то время широко распространены, и никто не мог предвидеть, как скверно они будут выглядеть после практической попытки разделения людей на высшие и низшие расы. Позже ученый раскаялся и осудил свой поступок.

Существует мнение, что реакционная статья привлекла внимание к автору, в результате чего он получил приглашение возглавить кафедру психологии в Кенигсбергском университете (ныне Калининград) - престижную кафедру Канта. Членство в Кантовском обществе, общение с философами было для Лоренца весьма плодотворным. Взгляд эволюциониста на теорию познания не привлек внимания гуманитариев, но заинтересовал самого Макса Планка. Вместе с Рупертом Ридлом и Герхардом Воллмером Конрад Лоренц считается главным представителем эволюционной эпистемологии.

В 1942 году Лоренца мобилизовали в немецкую армию как военного врача, несмотря на то что он никогда не занимался медицинской практикой. Его военная служба началась по специальности «психиатрия и неврология» в госпитале, дислоцировавшемся вначале на территории Польши, в Познани, позже под Витебском (Белоруссия), где ему пришлось около месяца выполнять обязанности полевого хирурга. Известно, что в познаньском госпитале в это время проводились «исследования» польско-немецких полукровок, в том числе на предмет их психической полноценности, и Лоренц, по-видимому, принимал в них участие, хотя и в низкой должности; сам он никогда не комментировал это.

В мае 1944 года при отступлении немецких войск Лоренц попал в плен. Судьба забросила будущего лауреата Нобелевской премии в лагерь военнопленных под Кировом, где он целый год вел отделение на 600 коек; он научился говорить по-русски и свободно общался с русскими, «главным образом врачами». Затем были другие лагеря; около полутора лет Лоренц провел в Армении, под Ереваном. В плену «профессор», как его все называли, написал книгу. За неимением тетрадей писал он на кусках мешков из-под цемента, пером ему служил гвоздь, чернилами - раствор марганцовки. Название, «Оборотная сторона зеркала», подсказал товарищ по заключению, некий Циммер. При публикации автор предпослал ей также подзаголовок: «Опыт естественной истории человеческого познания». Книга переведена на русский, и, если кто-то из читателей «Химии и жизни» с ней не знаком, - рекомендуем ознакомиться.

Когда подошло время репатриации австрийцев, призванных в нацистскую армию, «профессора» перевели в лагерь в Красногорске под Москвой, позволили перепечатать рукопись на машинке и отправили цензору. Ответ задерживался, и тогда начальник лагеря совершил неординарный поступок: вызвав ученого в кабинет, попросил его дать честное слово, что в рукописи только наука и никакой политики, пожал ему руку и позволил забрать с собой рукописный текст (а также прирученных скворца и жаворонка). Машинописная рукопись книги под названием «Естественная наука человеческих видов: введение в сравнительное исследование поведения» осталась в России, теперь она хранится в Государственном военном архиве. Интересно, что она достаточно сильно отличается от рукописного варианта, который лег в основу книги, - заменены обширные фрагменты, существенно изменены формулировки (Гороховская Е.А. «Вопросы история естествознания и техники» 2002, 3, 529–559).

После войны

Лоренц вернулся домой в 1948 году. Научная карьера в Австрии не складывалась, пришлось переехать в Германию. Эрих фон Хольст организовал для Лоренца и его коллег исследовательскую станцию в Бульдерне близ Мюнстера под эгидой Общества Макса Планка. Позднее, когда был основан Институт физиологии поведения в Зеевизене, Лоренц руководил в нем отделом и был заместителем директора - фон Хольста, а после его смерти в 1962 году возглавил институт.

Лоренц продолжал этологические исследования и, кроме того, прославился как выдающийся популяризатор науки. Его книги «Кольцо царя Соломона» (1952), «Человек находит друга» (1954), «Год серого гуся» (1979) имели огромный успех у читателей во многих странах, в том числе и в СССР. Другие его книги у нас не издавались до 90-х годов ХХ века. Сказывалось и «нацистское прошлое» автора, и настороженное отношение к науке, утверждающей, что не все в поведении определяется воспитанием. Однако наш знаменитый физиолог, специалист по высшей нервной деятельности животных Л.В. Крушинский был знаком с работами Лоренца и переписывался с ним.

В 1963 году вышла книга «Так называемое зло: К естественной истории агрессии». Споры о ней продолжаются до сих пор. В этой книге Лоренц утверждал, что агрессия у человека, как и у животных, является врожденной реакцией и имеет внутреннюю мотивацию. Однако цивилизация, снабдив человека разнообразными орудиями для убийства и мучения собратьев по виду, не смогла или не успела дать ему соответствующую способность гасить и перенаправлять агрессию. Человек вооружен лучше, чем волк, а по умению контролировать эмоции сопоставим с другими приматами, последствия этого мы и пожинаем. Лоренц, однако, высказывал убежденность, что справиться с разрывом между способностями к нанесению вреда и к самоконтролю нам поможет культура.

Осмыслив с позиции этологии опыт, приобретенный по обе стороны фронта, Лоренц написал также о «реакции воодушевления». Этот фрагмент полезно процитировать - актуальности он не потеряет никогда. «По спине и - как выясняется при более внимательном наблюдении - по наружной поверхности рук пробегает «священный трепет». Человек чувствует себя вышедшим из всех связей повседневного мира и поднявшимся над ними; он готов все бросить, чтобы повиноваться зову Священного Долга. Все препятствия, стоящие на пути к выполнению этого долга, теряют всякую важность; инстинктивные запреты калечить и убивать сородичей утрачивают, к сожалению, большую часть своей силы».

Специалист по «морфологии поведения», Лоренц отмечает сходство героической мимики и позы человека, одержимого Священным Долгом, с реакциями самца шимпанзе, защищающего семью, - вплоть до «мурашек», вздыбливающих шерсть, чтобы силуэт казался крупнее и грознее. «Если наше мужественное выступление за то, что нам кажется высочайшей ценностью, протекает по тем же нервным путям, что и социальные защитные реакции наших антропоидных предков, - я воспринимаю это не как отрезвляющее напоминание, а как чрезвычайно серьезный призыв к самопознанию. Человек, у которого такой реакции нет, - это калека в смысле инстинктов, и я не хотел бы иметь его своим другом; но тот, кого увлекает слепая рефлекторность этой реакции, представляет собой угрозу для человечества». Думается, эти строки искупают грех его пронацистских публикаций.

Долгое время считалось, что исследования этологов не имеют прямого отношения к физиологии и медицине, но позднее выяснилось, что открытия, сделанные на животных, помогают лучше понять сложную психику человека. Эти аргументы, вероятно, и сыграли свою роль в решении Нобелевского комитета.

В 1973 году Лоренц ушел в отставку из Института физиологии поведения, но, вернувшись в Австрию, продолжал исследовательскую работу в Институте сравнительной этологии. Он снова поселился в Альтенберге.

Среди наград и знаков отличия, которых удостоен Лоренц, - золотая медаль Нью-Йоркского зоологического общества (1955), Венская премия за научные достижения, присуждаемые Венским городским советом (1959), премия Калинги, присуждаемая ЮНЕСКО (1970). Он был также иностранным членом Лондонского королевского общества и американской Национальной академии наук.

Конрад Лоренц умер 27 февраля 1989 года. Последняя его книга, вышедшая в 1988 году, называлась «Вот я - где ты? Точное этологическое описание дикого гуся». «Где ты? - Я здесь! - Ты здесь? - Я тут!» - так переводила на человеческий язык гогот гусиной стаи Сельма Лагерлёф в своей знаменитой сказке, и Лоренц не раз отмечал, что перевод абсолютно верен.

Конрад Цахариас Лоренц - выдающийся австрийский ученый - биолог, один из основоположников этологии - науки о поведении животных и человека, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине.

Конрад Лоренц родился 7 ноября 1903 года близ Вены, воспитывался в лучших традициях европейской культуры. Лоренц окончил медицинский факультет Венского университета, был учеником выдающихся медиков и биологов, но, получив диплом врача, медицинской практикой не занимался, а посвятил себя исследованию поведения животных. Вначале прошел стажировку в Англии под руководством известного биолога и философа Джулиана Хаксли, а затем занимался самостоятельными исследованиями в Австрии.

Лоренц начал с наблюдений за поведением птиц, определив, что животные передают знания друг другу путем обучения. В 30-е годы Лоренц был уже одним из лидеров биологии. В это время он сотрудничал со своим другом - голландцем Тинбергеном, с которым спустя десятки лет в 1973 году разделил Нобелевскую премию.

В 1940 году стал профессором Кенигсбергского университета, работая на престижной кафедре. В годы Второй мировой войны был Вермахтом мобилизирован и направлен на Восточный фронт. Работал врачом, делая операции в военном госпитале в Белоруссии. В 1944 году при отступлении немецкой армии, Лоренц попал в плен и был направлен в лагерь для военнопленных в Армении.

Лоренц рассказывал, что в его лагере начальство не воровало, и можно было выжить. Не хватало белковой пищи и «профессор», как его называли в лагере, ловил скорпионов и, к ужасу конвойных, съедал в сыром виде, выбрасывая ядовитых хвост. Пленных водили на работы и он, наблюдая за козами, сделал открытие: в естественных условиях образование условных реакций способствует сохранению вида, когда условный стимул находится в причинной связи с безусловным.

В 1948 году Лоренц, как насильственно мобилизированный в немецкую армию, освобождается из плена. В лагере он начал писать книгу о поведении животных и человека, которая называлась «Оборотная сторона зеркала». Писал он гвоздем на бумаге из-под цемента, пользуясь марганцовкой вместо чернил. «Профессора» уважало лагерное начальство. Он попросил взять с собой свою «рукопись». Офицер госбезопасности дал возможность перепечатать книгу и разрешил взять ее с собой под заверение, что в книге ничего нет о политике.

Лоренц возвращается в Австрию в свою семью, вскоре его приглашают в ФРГ и он возглавляет институт физиологии в Баварии, где получает возможность вести исследовательскую работу.

В 1963 году выходит его книга «Так называемое зло», принесшая Конраду мировую славу. В этой книге он рассказывает об агрессии и ее роли в образовании форм поведения.

Кроме научных исследований, Лоренц занимается литературной деятельностью, его книги пользуются популярностью и сегодня.

По своим научным взглядам Лоренц был последовательным эволюционистом, много лет изучал поведение серых гусей, открыв у них явление импринтинга, изучал также аспекты агрессивного поведения животных и человека. Проанализировав поведение животных, Лоренц подтвердил вывод З. Фрейда, что агрессия не является лишь реакцией на внешние раздражители, и если убрать раздражители, то агрессивность будет накапливаться. Когда агрессия вызвана внешним раздражителем, то она может переадресовываться кому-то другому или неодушевленным предметам.

Лоренц сделал вывод, что у сильно вооруженных видов выработалась сильная врожденная мораль. И, наоборот, слабо вооруженные виды имеет слабую врожденную мораль. Человек от природы слабо вооруженный вид, и хоть с изобретением искусственного оружия человек и стал самым вооруженным видом, однако его мораль осталась на прежнем уровне.

Сознавая свою ответственность, Лоренц выступает по радио с лекциями о биологическом положении в современном мире и публикует книгу «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества». В ней он критикует современное капиталистическое общество, дает ответы на противоречивые вопросы современности, выделяя восемь основных тенденций, ведущих к упадку: перенаселение, опустошение жизненного пространства, высокий темп жизни, вызванный конкуренцией, возрастание нетерпимости к дискомфорту, генетическое вырождение, разрыв с традициями, индокринируемость и угроза ядерного оружия.

Человек, приспособленный для выживания в небольшом коллективе и условиях мегаполиса, не может сдерживать свою природную агрессивность. В качестве примера двух крайностей, Лоренцом наблюдается гостеприимность людей, живущих вдали от городов и взрывоопасная нервозность в лагерях. Концентрация людей в городе, где нарушена природа, приводит к эстетической и этической деградации жителя. Каждый человек вынужден трудиться интенсивнее, чем это требуется для выживания. Этот процесс ничем не ограничивается, но сопровождается рядом хронических болезней у активных людей. Таким образом, достижение цели связано с дискомфортом. Современная медицина и бытовые условия лишают человека привычки терпеть.

Сострадание, которое цивилизованный человек может выражать ко всем людям, ослабляет естественный отбор и ведет к генетическому вырождению. Следует подчеркнуть, что «заболевания» капиталистических обществ существуют только в комплексе с другими проблемами.

Конрад Лоренц является выдающимся популяризатором науки, на его научно-популярных книгах воспитывалось целое поколение биологов.

Среди известных книг следует выделить такие:

Кольцо царя Соломона; Человек находит друга;

Год серого гуся, Эволюция и изменение поведения;

Агрессия - так называемое «зло»; Оборотная сторона зеркала;

Изучение поведения человека и животного, Основа этологии;

8 смертных грехов цивилизованного человечества;

Угасание человеческого.

С 1970-х годов эти идеи Лоренца получили развитие в исследовании эволюции познания. Подробное изложения своих взглядов на проблемы познания дает в книге «Оборотная сторона зеркала», где сама жизнь рассматривается как процесс познания, сочетая поведение животных и человека с общей картиной биологии.

Говоря о философском содержании книги, Лоренц делает акцент на познавательные способности человека. Как объясняет Лоренц, научному знанию предшествует знание об окружающем мире, о человеческом обществе и о самих себе. Само существование человека - это познавательный «когнитивный» процесс, основанный на «любознательном» поведении. Поведение невозможно понять, не изучив сами формы поведения человека и животных. Этим и занимается этология - наука о поведении животных и человека. Каждый акт познания есть взаимодействие между внешней частью организма и самим организмом.

Лоренц считал, что человек от природы с самого рождения обладает основными формами мышления и добавляется приобретенный жизненный опыт. «Априорное знание», т.е. знание, предшествующее всякому опыту, состоит из основных идей логики и математики.

Журнал «Зеркало» как-то назвал Корнада Лоренца «Энштейном души животных», что очень точно характеризует его колоссальную работу в этом направлении. Философское значение работ Лоренца не ограничивается гносеологией. Составной частью философии всегда были размышления о природе человека, его месте в мире, о судьбах человечества.

Эти вопросы волновали Лоренца, и он подходил к их исследованию с естественнонаучных позиций, используя данные теории поведения и теории познания - по существу новых биологических дисциплин. Лоренцом открыты новые пути в исследовании природы человека и человеческой культуры - это объективный анализ соотношения инстинктивных и запрограммированных побуждений в человеческом поведении. Его статья, под названием: «Теория Канта об априорном в свете современной биологии», стала главной директивой биологии.

Интересно отметить, что в пожилом возрасте Конрад Лоренц высказывался как экологический критик и стал в Австрии лидером движения «зеленых».

В наше время заключения К. Лоренца становятся все более актуальными и являются своеобразным фундаментом для их дальнейшего развития.

Конрад Лоренц скончался 27 февраля 1989 года в Вене, прожив долгую и яркую творческую жизнь.