Уже больше года в столичной консервативной политтусовке только и разговоров, что о трудах историка Александра Пыжикова . В медиа Александр Владимирович присутствует как автор публикаций о старообрядцах, православном расколе XVII века, экономике России рубежа XIX-XX веков и проблематике революций 1917 года. Складывается ощущение, что его историческая концепция русского большевика-старообрядца зажила своей самостоятельной жизнью. Люди ищут у себя староверческие корни, а старообрядческим менталитетом теперь объясняют всё непонятное, что есть в родной стране. С одной стороны — такова судьба любой новой гуманитарной идеи, сумевшей завоевать умы. С другой, за последние 30-40 лет слишком уж много было модных концепций, но и почти столько же разочарований в них.

Корреспондент Накануне.RU встретился с Александром Пыжиковым на хуторе у Захара Прилепина, где у историка был творческий вечер, и попытался понять, в чем суть его идей, свежее ли это историческое знание или просто очередная модная салонная тема.

«Без федосеевцев не было бы ни партии, ни нас с тобой»

Послушать историка Пыжикова на выходных в избу Захара Прилепина в Подмосковье приехало более 20 человек. Лекции, кстати, платные, да и от Москвы не близкий путь, но персона доктора наук тут популярна. Ещё до начала мероприятия вокруг него сгрудился народ. Прорываемся, чтобы задать несколько вопросов о его отношениях с современной исторической наукой.

«В Институте истории есть специалисты, которые признают мои идеи, мы встречаемся, обсуждаем. Всё-таки у меня серьёзные работы с точки зрения науки, я непохож на каких-то популярных публицистов, которые что-то лопочут в СМИ », — отвечает Пыжиков.

Для тех, кто закончил истфак в «нулевые», его имя не пустой звук, и с трудами знаком любой студент, который честно готовился к семинарам по истории СССР периода Хрущёва. В этой теме Пыжиков признанный специалист, и претензий к докторской степени нет. Однако в медиа Александр Владимирович присутствует не как специалист по Хрущёву, а как автор публикаций о старообрядцах, православном расколе XVII века, экономике России рубежа XIX-XX веков и проблематике революций 1917 года. А в этой теме до единодушного признания среди коллег пока далеко. Впрочем, собравшиеся на хуторе ищут в идеях Пыжикова скорее чего-то свежего, философского и интригующего, например, детективной истории по поиску советской идентичности, а вовсе не строгой научности. Вступительное слово произносит хозяин хутора — Захар Прилепин.

«Интуитивно я догадывался, что правда где-то в этой стороне. Нужен был кто-то, кто объяснит, почему я так думал. В лице Пыжикова — вдруг появился этот человек. Это ведь даже не теория, а данность историческая, до которой никто в полной мере не дошёл », — размышляет он.

Прилепин тут же поясняет, что именно сейчас тема национальных корней русской революции для него становится особенно важной.

Рассказывать об этом Пыжиков начинает со ссылки на племянника писателя-славянофила Аксакова Александра. Дядю его, Ивана, по школе помнят как одного из основателей кружка славянофилов и автора «Аленького цветочка», племянник же был чиновником по особым поручениям в Министерстве внутренних дел при Николае I, где и занимался исследованием последствий раскола в Русской Православной Церкви. Пыжиков утверждает, что из его докладов в ведомство, с которыми точно знакомился министр внутренних дел, а возможно, и сам император, следовало, что официальная статистика по старообрядцам не давала реальной картины. Возможно, что старообрядцев или хотя бы сочувствующих им в Российской империи середины XIX века было больше в 10 раз.

«Аксаков даже писал министру: «Мы же не знаем, какой Россией мы руководим?» Берем те данные, которые есть, которые везде дают, про несколько процентов (старообрядцев — прим. Накануне.RU ), умножаем их в 10-11 раз. Вот как только умножим, тогда уже можно как-то отталкиваться, разбираться, как было на самом деле. В итоге представится картина, которую благодаря Николаю I, хотя он и несильно обрадовался, когда получил эти данные, мы не сможем вычеркнуть », — рассказывает историк.

«Мы имеем дело со средой, которая только внешне, официально названа православной, но таковой она не является », — тут же добавляет он.

В то же время национальные корни русской революции не стоит искать среди именно старообрядцев. Точнее, не среди тех старообрядцев, о которых хоть что-то знает обычный обыватель: богатых московских купеческих кланов. Не в домах Саввы Морозова и Рябушинского спрятались истоки советской идентичности, пусть даже оттуда и спонсировали партию Ленина. Цели купцов-старообрядцев, по Пыжикову, не выходили за рамки борьбы с питерскими финансово-промышленными группами. Гость хутора же предлагает обратить внимание на старообрядцев-беспоповцев и уже там искать истоки «сталинского большевизма» («Корни сталинского большевизма» — одна из самых известных его книг).

Тут же он иллюстрирует свой тезис историей из жизни, которая произошла с его знакомым, сотрудником Института истории, в 80-е. Однажды они вместе разгребали письма, приходившие в учреждение, и наткнулись на жалобу старого большевика. Человек излагал в тексте суть проблемы и просил поддержки. Для авторитетности подписался «старым большевиком» и, что стало неожиданностью для знакомого Пыжикова, неким федосеевцем. Чтобы как-то разобраться с делом, письмо товарищ отнес к пожилому завсектором с вопросом: «Старый большевик — понятно. А что за федосеевец? » «Федосеевцы — это те, без кого бы ни партии, ни нас с тобою не было. Заруби себе на носу », — приводит ответ пожилого начальника историк.

Спустя некоторое время лекция заканчивается и у корреспондента Накануне.RU Ивана Зуева появляется возможность для более подробного разговора.

«Когда всё прорвалось в 1917 году, староверы уже были готовы»

Не радикально ли говорить, что большевизм вышел из старообрядчества?

Я это часто слышу, особенно от либералов, но и от упёртых марксистко-троцкистов слышу тоже. Это всё издержки одного печального обстоятельства: все эти наши интеллектуалы книги пролистывают, а не читают. Если бы они более вдумчиво к этому подходили, то поняли, что ни о каком старообрядчестве, которое внедрилось в коммунистическую партию, вершило там какие-то дела, речи не идет. Это абсурд, достойный иронии.

Я веду речь не о практикующих старообрядцах. Всё время подчеркиваю это. Конечно, они там были, ведь никуда старообрядчество не исчезло, несмотря на репрессии, которые тоже никто не отрицает, как и то, что они коснулись и старообрядцев. Я же говорю о людях, которые вышли из старообрядческой среды. Менталитет человека, грубо говоря, душа формируются с семи лет. Конкретно в старообрядческой общине его с семи лет ставили в «круг», в круговую поруку, общинную, как было принято. В этом возрасте закладывался тот фундамент, с которым человек проживал жизнь. То, что заложено в юности, никуда не денется. Староверческий менталитет характеризуется совершенно определёнными качествами, которые и без меня всем понятны: коллективизм, неприятие иностранного. Потом говорили, что людей, мол, сбили с панталыку инородческие комиссары в кожанках. Ничего подобного, никакой роли комиссары тут не играли, просто так были воспитаны люди, так они себя ощущали.

Но не звучит ли это аналогично тезису, что русский коммунизм вышел из еврейских местечек, или о том, что «англичанка нагадила»? В чем тут разница?

Ну, а можно и так говорить, почему нет? Только какое это имеет отношение к реальности? Никакого.

Я же о другом говорю. Да, носители коммунистических идей были и за пределами России, вне русского народа, справедливо. И это и есть те самые марксисты. Причём коммунистическая идея сильно замешана на глобализме. Глобальному капиталу должна противостоять глобальная сила, а значит, все национальные правительства и народность идут к чертовой матери. Актуальна стала только борьба с мировым интернациональным глобализмом — капиталом. На неё-то и надо поднять мировой интернациональный глобальный пролетариат.

Разумеется, в партии большевиков были носители этой идеи, и объединялись они вокруг личности Льва Давидовича Троцкого, а также той группы, которую он представлял. Причём это течение было ведь первым, когда марксизм ступил на землю России. Но когда здесь все эти исторические события случились, когда в партию вошли силы абсолютно другие, которые марксизм в исполнении Троцкого не воспринимали, всё изменилось. Сам же Троцкий на это жаловался, говорил, что возникли какие-то охломоны, которые ничего не понимают и просто примазались к светлой идее, которые они с Зиновьевым представляют. Опахабили, мол, марксизм. А Сталин при этом опирался именно на эти силы. Что давало Троцкому повод говорить, что он истинный марксист.

Однако сила, энергетика, которая создала СССР, конечно, не была заряжена троцкизмом. Троцкий был неприемлемой фигурой для большинства, как и все его соратники, даже Зиновьев, который пытался для укрепления своих позиций привлечь на свою сторону русский рабочий класс, но это его и погубило. Когда он открыл дверь и запустил в партию огромные массы по так называемым ленинским призывам, он получил вражескую силу в отношении себя. Так все лидерские претензии и амбиции Зиновьева растаяли.

Вы хотите сказать, что марксизм пришел с Запада, пришёлся по душе простым людям, которые его как-то под себя трансформировали?

В чем специфика России? Религиозный конфликт, из которого вышли все страны Европы, в России случился позже на сто лет, но и был не менее кровопролитный, хотя пошел по иному руслу. У нас не получилось развести враждующие стороны. В Европе — получилось. Католики и протестанты разделились. В России двух сил не возникло после религиозного конфликта. Осталась одна. Если на Западе это называют Реформацией, её все изучают, то Россия будто бы осталась без Реформации. Но, на самом деле, она была, просто осталась латентной, не прорвалась наружу. Катализатором же её прорыва был 1917 год и его последствия. Вот тут она прорвалась. Реки крови, которые пролили наши попы…

Религиозная реформация в Европе создала буржуазию, а у нас? Если революция 1917 года — это отложенная реформация, то тогда у нас она создала коммунистическое государство во главе с материалистами? Так получается?

Конечно. Просто сравнивать западных протестантов и староверов. Протестанты вокруг частной собственности организовывались. Для них это святое, у кого её больше, того же Бог любит. В России из-за того, что староверы остались проигравшей стороной, остались в дискриминационном положении, они вынуждены были выживать. Тут уж не до собственности. Ситуация сама заставила включить их коллективистские механизмы, которые они воспитывали в себе 200 лет. Когда всё прорвалось в 1917 году, они уже были готовы.

«Я Корнилию говорил, что никогда не будет встречи с Путиным, — а вот!»

А есть у вас данные, сколько средств потратили старообрядцы на поддержку большевиков? Документы у вас есть?

Это всё есть в полицейских архивах, надо просто поднять, посчитать. Какие-то документы я приводил в «Гранях русского раскола», но найти можно и ещё, если задаться целью, за это я спокоен. Главное — не мешать всё в кучу, иметь внимание к деталям. Какие детали я имею в виду?

Когда мы оперируем термином «старообрядцы», мы не очень внимательны. Например, забываем о «поповцах» и «беспоповцах». Я сам этим грешил в своё время. А ведь это совершенно разные группы. В том-то и дело, что старообрядчество весьма разрозненно было…

Когда мы говорим, мол, старообрядцы помогали революции… Помогали «поповцы». Причём какие «поповцы»? К поповскому сословию принадлежало, наверное, 80% московских миллионеров. И тут неважно, что у Рябушинского была «бумажка», что он прихожанин «Рогожского кладбища», а у Коновалова не было, а кто-то и вовсе давно отошёл. Главное, что это был единый клан, который боролся за место под солнцем в российской экономике. Клан этот был сильно спаян прагматикой. Поэтому тот же Гучков, который даже женат был на француженке и в церковь давно не ходил, всё равно был с ними. Ходил-не ходил, это всё имеет только краеведческое значение. Для понимания же смысла это значения не имеет.

Так вот эти «поповцы», которые выросли из «Рогожского кладбища», имели абсолютно чёткие претензии на определенную роль в экономике. Это была борьба финансово-промышленной Москвы и Петербурга. И это отдельная история. Если же мы говорим про беспоповцев, то там практически не было миллионеров — две-три фамилии. В основном мелкие фигуры вроде купчихи в Серпухове, у которой Сталин то ли жил, то ли не жил. При этом беспоповцы к поповцам относились очень плохо, потому что никониане просто враги, а эти — предатели. Всё это очень сложно и запутанно, в этом я и пытаюсь разобраться. А тут приходит, например, Белковский на «Эхо Москвы» и начинает комментировать мою книгу! Он в чем-нибудь разбирался вообще?

А что он говорил?

Ну, мол, штампы эти о том, как могли старообрядцы оказаться в коммунистической партии, как такое в голову могло прийти?

Понятно, а в научной среде к вашим книгам как относятся?

Ну вот митрополиту (предстоятель Русской Православной старообрядческой Церкви - прим. ред. ) нравится, учёные, которые есть в его окружении, не очень доброжелательные. Но они же занимаются, как правило, этнографией, краеведением, филологией. Мои взгляды на старообрядчество им непривычны, они не готовы, видимо, к такому. Ну, у меня своя научная жизнь — у них своя.

А от Корнилия вам весточка какая-то приходила или, может быть, вы встречались?

Я у него неоднократно бывал. В последний раз он звонил, когда у меня в «Профиле» вышла статья «Киевские корни московского раскола», сказал, что в самолёте её прочитал и ему понравилось. Корнилий мне самому нравится. Очень хорошо заметен контраст с другим нашим предводителем христиан.

Корнилий — простой человек, который 30 лет на заводе отработал. Как он живёт, я сам посмотрел, я у него был, скромная обстановка, за исключением каких-то старинных икон, а так живёт, как каждый второй россиянин.

Кстати, когда Путин с ним встретился, многие про вас вспомнили.

А я, кстати, Корнилию говорил, что никогда этого не будет, а он надеялся — и вот.

А сейчас как у старообрядцев дела, что происходит, кланы, семьи, бизнес?

Нет, сейчас такого нет. Остались лишь купеческие тени.

«Быть финно-угром неприлично, а молиться Киеву прилично?»

Итак, если опираться на вашу версию событий, то раз нет старообрядцев, раз этот менталитет ушёл, значит ли это, что не будет в России социализма?

Он же не совсем ушёл, это же не утренний туман.

Ну, хорошо. Совсем не ушёл, пускай, но и денег у старообрядцев теперь нет, вы же сами это только что сказали.

Вы опять путаете. Советское общество — общество беспоповцев. Купеческие миллионеры, которые всё затевали с царизмом, нуждались в капитализме, в либерально-западном варианте, как во Франции и Англии. Ничего другого там не было. Пусть национал-капитализм, хотя даже я в этом теперь сомневаюсь. Их часть, особенно у Корнилия приближенные любят говорить, что вела себя, как национальная буржуазия. Только вела себя она абсолютно не национально. Хорошо, но откуда тогда эта любовь к Нобелю, к Азово-Донскому банку, представительству еврейского капитала? Это была общая завязка, чтобы пододвинуть царизм.

Нобель, кстати, всем же деньги давал.

С Нобелем — другое, он деньги давал всем. С ним важен конфликт, который у него был с петербургскими банками, которые сейчас считаются тогдашним «иностранным влиянием». Хотя то, что они хотели сделать, — китайский вариант. Отчалить от Запада — далеко и надолго. Так, как это сделал Китай. Китайский вариант конца XX века. То, что они сделали, из-за этого 17-й год и форсировался. Надо было убрать группу, которую я условно называю группой Коковцова (Граф Владимир Коковцов, председатель Совета министров Российской империи в 1911-1914 годах, - прим. Накануне.RU ). Фабрика мира, масса дешевого труда, иностранный капитал — вот была цель этой группы. Но путь этот стал в итоге китайский, а был бы наш. Да, группа Коковцова — чиновничья, но в Китае чудо тоже делали чиновники.

Советская команда — беспоповцы. Поповская модель — модель западная, частная собственность — святое, и никаких разговоров. Основная масса же, внецерковная, беспоповская — то, на чем вырос СССР. Они его и сделали. Они все свои представления о жизни, о том, как это должно быть устроено, подняли на уровень государства благодаря Сталину.

А почему же при Хрущёве всё изменилось? Пропал староверческий менталитет, появился индивидуализм и ностальгия по частной собственности?

Брежневская группа — украинская, её ещё называют днепропетровской, но я не люблю это, потому что это суживает. Это иной менталитет — украинский фронт. Всякие Черненко, который в Красноярске родился, Щелоков родом из Молдавии — полноправные члены украинской группы. Эта группа — носитель совершенно другого менталитета, не имеющего отношения к великоросскому. Он украинский, кулацкий. В какие бы костюмы он ни рядился — всё одно. Одна и та же песня с украинских просторов раздаётся.

Получается, украинцы нам раскол устроили в XVII веке, потом ещё один в XXI, а ещё они же Союз развалили. Как-то слишком просто всё, нет?

Юго-западные ворота — это всё же ворота на Запад. Путь на Запад для России — это не напрямую, а через Киев. Вся западная экспансия шла оттуда. От Владимира Мономаха и Лжедмитрия до церковных дел и группы Брежнева. Траектория видна, как её можно отрицать?

И менталитет советских украинцев совершенно ничем не отличался от украинцев из Российской империи?

Там не было никакого беспоповства. Там всегда было своего рода «никонианстсво». Да и после раскола никонианство всегда имело опору на Украине. Это тут инородное, оно навязано во второй половине XVII века. Поэтому мы и не говорим там о таком феномене, как беспоповство. Здесь это инородная церковь. Сконструирована и сбита специально. Итог — 1917 год, когда церковь отвалилась. А на Украине не может эта Церковь отвалиться, потому что это их родное, они не могут от этого отказаться.

Украина получит в итоге автокефалию, похоже. Как вы относитесь к тому, что в наших медиа столько внимания этому уделяется? По-вашему, наверное, в этом нет трагедии?

Плохо отношусь. Воспроизведение одного и того же, вторая половина XVII века. Что автокефальная украинская церковь, что наша, со всеми легойдами, дашевскими — они до сих пор там контрольный пакет держат. Русская Православная Церковь. Если вы уберете украинство из нашей церкви, это будет какая-то уже другая церковь, а та церковь рухнет. В чем многовековой спор Украинской церкви и Богдана Хмельницкого? С кого больше можно поиметь, с европейцев или с нас. Одна часть говорит, что с нас, мол, они идиоты, быдло. А те говорят: «Не-не-не, давайте на Запад ». А те им: «Нет-нет-нет. Вы там не сможете Меркель крутить, как мы тут, зачем она вам нужна? » Они ведут эти споры между собой, а мы, огромная страна, сотни миллионов людей, кто в этих спорах? Пусть без нас.

Но ведь мы привыкли к концепции, что мы старший брат, а они младший. У вас же получается, что младший брат нами управляет.

Да какой мы старший брат? Когда мне говорят, мол, при царе все варились в одном котле… Ну да, Карамзин, татарские корни, Багратион, грузинские — все варились в одном котле. Я говорю, правильно, котёл один, а чей котёл-то? Кто его принес? Кто его варит? В этот котёл ты попадёшь, признаешь, что Киев — центр и начало всей страны, да и духовное начало там же. Они все работали на эту схему, на тех, кто этот котёл начал варить. Осмыслить её не дают нам и сейчас.

Путин как раз, кажется, не очень работает на эту схему.

Нет, Путин как раз действует по старой схеме. По вот этой, которую вы обозначили: «старший брат» и всё остальное.

Хорошо, вот мы осмыслили порочность схемы «Киев — мать городов русских», и что дальше? Надо признать, что мы мордва, финно-угры…

А что лучше — молиться Киеву? Это, по-вашему, значит, неприлично, а стоять и Киеву молиться — прилично? Они нас грязью поливают, мол, мы агрессоры. Нам надо просто эту схему резко перевернуть, и всё.

Может, их ещё и покаяться заставить?

Конечно, за геноцид 250 лет, который они устраивали, запихнув сюда свою церковь, которая сжигала живьём народ. Это вам не голодомор, тут таких голодоморов 250 штук наберется. Наступательная позиция должна быть, а у нас одно покаяние.

Насчёт покаяния, а вот как вы, кстати, к «Царским дням» относитесь?

Да плохо, как.

Фигура последнего императора раскалывает общество?

Понимаете, я всегда за наступательность. Чего вы его превозносите, он же сам плюнул на Церковь, начиная с канонизации Серафима Саровского, чего ни Победоносцев, ни архиереи не могли допустить? Он их через колено всех ломал. Серафим Саровский — нецерковная традиция. Это же нельзя, это же народ почитает, это никому не нужно, настоящий святой, кому он нужен?

1903-1904 годы, когда наследник родился, начинается раскол, появляются всякие филиппы-гадатели и распутины, они фактически потеряли монарха как главу Церкви уже тогда. Сейчас не любят об этом вспоминать. Вот и давайте раскручивать это. Можно столько нарыть на ниве «Николай II против Церкви»! Надо действовать наступательно, а не стоять и оправдываться. Это они должны оправдываться. Серафима же Саровского не нужно было канонизировать, он и так святой народный.

«Отец всё ходил и говорил: «Правильно!»

Вас слышат чиновники?

Да ну, что вы, кого они слышат вообще?

А вы сами, кстати, не старообрядец?

По отцовской линии у меня беспоповцы федосеевского согласия. Это не я восстановил. Краеведы мне сказали, что моя деревня — федосеевская. Я потом вспомнил, что ещё при советской власти, когда церковь в деревне была уже заброшена, отец, когда мимо ходил, всё говорил: «Правильно!..»

Кстати, сейчас главная задача выяснить, кто такие беспоповцы! А то мы термином швыряемся.

Советская этнография разве это всё не разработала?

Нет, они в этнографическом ключе разрабатывали. А вот кто они в смысловом плане, это христиане или нет? Понятно, что какие-то недохристиане. Совершенно неожиданным образом что-то выясняется через русские былины, тексты которых в середине XIX века были опубликованы. Там присутствует абсолютно христианская терминология, христианские персонажи, но когда погружаешься в это, то видишь, что на языке христианства выражены абсолютно нехристианские вещи, к которым христианство вообще не имеет отношения. Вот эту ниточку бы потянуть и пойти по ней, пойти…

Вам православные быстро расскажут, куда вас это приведёт.

Ага, скажут, к мракобесию (смеётся ).

***

Интервью с Александром Пыжиковым комментирует иерей Иоанн Севастьянов , настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в г. Ростове-на Дону.

***

История старообрядчества, отдельных его согласий является одной из самых малоизученных сторон истории России. Огромные исторические пласты жизни старообрядцев совершенно не исследованы и не осмыслены. Например, такой важный вопрос, как статистика старообрядчества, имеет разные вариации, которые различаются между собой в несколько раз. Сами старообрядцы не знали ответа на этот вопрос. (Богатенков) так и заявлял: дескать, дать точные сведения о количестве наших священников и мирян мы не можем, мы не знаем сколько их, даже приблизительно. Поэтому, какой страницы исторической летописи старообрядчества ни касаются современные исследователи, они все таят если не сенсации, то серьезные научные открытия. Это касается внутренней жизни старообрядцев и их церковной организации, и взаимоотношений между согласиями, и вопросов внутренней консолидации, и общинного устройства, и деловой и социальной этики, и внешних взаимоотношений ревнителей старой веры с государством, с Российской Церковью, с окружающим обществом. Все эти аспекты добросовестному исследователю могут открыть много интереснейших и неизвестных до сих пор исторических сведений.

В частности, вопросы отношения старообрядцев к социальным потрясениям в России, к революционному движению, участие старообрядцев в этих процессах — это весьма интересная и малоисследованная тема, которая порождает множество вопросов. Насколько разделяли старообрядцы социалистические и либеральные идеи к началу XX века? Принимали ли старообрядцы активное участие в революционном движении? Если да, то какая часть старообрядческого населения в этом участвовала? Как это соотносится с количеством участников из других конфессий в России? Какие старообрядческие согласия были более активны в этой деятельности? И т.д. и т.п. Сейчас нет никаких научных исследований, которые однозначно и аргументированно давали бы ответы на возникающие вопросы. И в этой ситуации никак нельзя предопределять эти ответы какими-то голословными заявлениями. Как бы этого ни хотелось современному читателю, огульно предвосхищать результат научных исследований не стоит.

Хотя в этой ситуации вполне допустим и противоположный взгляд. А именно, пока академическая история не может дать ответы на интересующие общество вопросы, любые гипотезы могут иметь право на существование. Например, высказанная г-ном Пыжиковым гипотеза о поголовной революционности старообрядцев федосеевцев. Как рабочая гипотеза это утверждение вполне имеет право на существование. Тем более что это не новое наблюдение. Мнение о революционной предрасположенности старообрядцев высказывал еще Герцен. И следует признать, что эта версия имеет некоторую коннотацию с представлением о жизни старообрядцев-федосеевцев. Иной вопрос, на чем эта гипотеза основывается? Но это уже совсем другой разговор. Если это утверждение о революционной деятельности миллионной массы старообрядцев зиждется на одной помятой бумажке и утверждении какого-то писаря из райкома, то, мягко говоря, оно не заслуживает доверия. Если эта гипотеза не учитывает противоположные факты о том, что старообрядцы, как религиозная группа, были в массе своей далеки от политики, что федосеевцы не были замечены в попытках создать собственную партию перед революцией, что старообрядцы имели крайне малое представительство в Государственной Думе, которое вообще никак не соответствовало даже официальному их количеству в Империи, оцениваемому в 2.2 млн. человек, что никто из старообрядческих делегатов не был избран в Учредительное Собрание, — если эти и подобные факты не учитываются, если нет статистических наблюдений и изысканий, то относиться сейчас к этим утверждениям как к определяющим аксиомам не стоит.

При всем этом такие версии весьма полезны в развитии исторической науки. Они будят исследовательскую мысль, заставляют искать ответы на поставленные вопросы, дают людям возможность самим вдумываться в свою историю, в происходящие события, искать исторические аналогии и подтверждения, оценивать истинность или абсурдность утверждений. Такой думающий народ становится более адекватным и ответственным. И если пробуждению адекватности и ответственности нации послужат какие-то абсурдные и голословные гипотезы, то пусть таких гипотез будет больше.

Александр Пыжиков: «Моя работа – это приглашение к дальнейшему разговору»

«Уроки истории» продолжают знакомить читателей с участниками номинантами на премию фонда Гайдара в номинации «За выдающийся вклад в области истории». Сегодня мы беседуем с Александром Пыжиковым, победителем конкурса, автором монографии «Грани русского раскола» (М.: Древлехранилище, 2013).

Интервью Елены Калашниковой

- Когда я готовилась к интервью, то поняла, что вы специалист по истории XX века.

Конечно, а не старообрядчества, как путают некоторые.

- И написали книгу «Грани русского раскола». Как вам пришла идея обратиться к расколу, ведь до этого вы занимались исследованием истории России середины XX века?

Хрущевым, «оттепелью». Вышла книга, я практически все 1990-е годы этим занимался, а также поздним сталинским периодом (после 1945 года). А потом меня это перестало удовлетворять, и я решил притормозить, потому что были предложения переходить на брежневскую эпоху, на реформы Косыгина, на политбюро…

- А от кого эти предложения исходили?

От того же В. А. Мау, я его давно знаю, у него я сейчас и работаю. Он сильный исследователь и его советы всегда небесполезны, я к ним прислушиваюсь. Он когда-то мне говорил: «Поднимайся дальше от Хрущева, это правильно с точки зрения научной методологии». Но не получилось, о чем сейчас не жалею. Почему не стал - я решил пересмотреть весь научный подход и на своем личном исследовательском опыте это почувствовал. Требовались новые подходы, позволяющие уйти от классового взгляда, от которого уже тошнит на самом деле, потому что всё вкладывается в эту схему, монументально написанную Лениным-Сталиным. Но это же глупость с точки зрения науки! И я решил использовать религиозный подход, это было очень необычно. Поясню, в западной науке господствовал позитивистский подход (не скажу, что это плохо, просто он давно утвердился). Он имеет свое преимущество, поднимает на щит силу факта, его достоверность. И марксизм, не сталинский, конечно, это уже полное убожество, сиюминутная публицистика, а учение Маркса, сказавшего свое слово в XIX веке, было научным. Те, кто Маркса изучает, - на что я совсем не претендую - а таких немного, утверждают, что он действительно ученый - приверженец позитивизма крайнего толка. Так вот, если есть у позитивизма как у исторического направления какой-то недостаток, то в том, что отбрасывается всё остальное. Позитивисты берут достоверность факта, факт есть - разговариваем, факта нет - нам не о чем разговаривать. И таким методом они двигаются по всему историческому полотну. В чем же ограниченность? Архивный факт не схватывает всей исторической атмосферы того или иного периода, который мы изучаем. Доходит до смешного - спорим про Сталина с западными профессорами, изучающими его не один десяток лет, говорю им с иронией: «Предъявите мне документ, что Сталин дышал». Они на полном серьезе отвечают, что не видели такого документа. Значит, не дышал?! В этом некоторая ограниченность позитивизма, хотя, конечно, вполне правильно использовать факты и стремиться к достоверности. А чтобы оживить картину и схватить дух периода, который ты изучаешь с помощью архивных документов, нужно внести понимание культурной атмосферы. Позитивизм и марксизм всё это, повторяю, отбрасывают, считая, что это мешает.

- И как же вы решили передать дух эпохи?

Здесь-то я и решил сделать опору на религиозный подход. И получается очень интересная картина - ведь вся современная европейская цивилизация вышла из религиозного раскола. Это абсолютный и неоспоримый факт. Политических партий в нашем понимании тогда не было, и потому общественные интересы выражались через религиозные институты. Я обратил внимание на обстоятельство, которое стало отправной точкой - религиозные войны, неотъемлемая часть средневековья, и выход из них стал выходом из средних веков в новое время. На Западе это была борьба двух «партий» в религиозных одеждах - католиков и протестантов. У нас было то же самое, только на 100 лет позже, в XVII веке, и у них всё завершилось тогда, когда у нас только началось, в 1648 году Тридцатилетняя война прекратилась, подписан Вестфальский мир. Главный его принцип, краеугольный камень западной цивилизации - чья страна, того и вера. Все противоборствующие стороны, резавшие друг друга не один десяток лет, успокоились и разошлись по своим конфессиональным «квартирам». Вера, бывшая в каждой стране на момент окончания войны, стала государственной. Если посмотреть на карту Европы конца XVII века, увидим, что католики и протестанты преимущественно «расселись» по разным государствам и административным образованиям. Италия, Испания - католические, Англия, Дания, северные страны - протестантские. Германия тогда не была единой, княжества, в нее входившие, тоже разделились, Бавария была католической, например, Саксония и Пруссия протестантскими. Произошла, как я ее условно называю, «конфессиональная рассортировка». Она дала основания для идеологии либерализма, все успокоились, противоречия перестали носить глубинный религиозно-культурный характер. У правящих слоев и у низших теперь была одна вера, возник стержень, вокруг которого выстраивалось сотрудничество. Нет, противоречий, конечно, было много, но была и крепкая основа, позволявшая держать баланс в обществе.

Как я уже сказал, когда у них всё закончилось (1648 год), у нас только началось (1654 год). 50 лет резни, такой же ожесточенной, как в Европе, Средневековье и есть средневековье. Сторонники патриарха Никона, госвласть в лице Алексея Михайловича и его детей - и те, кто не принял никоновских «новин», кто остался приверженцами старого древнерусского обряда. Это была очень серьезная схватка, в верхах она быстро закончилась тем, что всех, не принявших реформ патриарха Никона , выдавили - если ты не принял реформ, тебе нечего делать в административной вертикали ни на каком уровне. Нельзя было сказать: «Я за старую веру, назначьте меня воеводой». Быть такого не могло! И из церкви выдавили всех, особенно высших архиереев, все довольно быстро приняли никоновские нововведения, отказались буквально единицы, как, например, епископ Павел Коломенский. Всё замирилось только при Петре I, который закончил отстройку государства, начатую Алексеем Михайловичем. Но я сравниваю с тем, как эта история завершилась на Западе - совершенно по-другому. Никакой конфессиональной рассортировки не произошло, где две России? Там протестанты и католики разошлись по своим конфессиональным государствам, и глава каждого образования (король, герцог, кто угодно) поддерживал общую веру. У нас же утвердилась никонианская вера, а на деле-то те, кто ее не принял, никуда не делись: двух Россий, староверческой и никонианской, не образовалось, вот в чем главное отличие от Запада.

- С этой характерной чертой связаны, наверное, и разговоры про особый путь России.

Здесь, на мой взгляд, корень всего, о чем уже 200 лет говорят: какая-то странная страна, какая-то у нее специфика, особый путь. Да нет, никакого особого пути нет. Специфика только в одном - конфессиональная сортировка не произошла и это наложило отпечаток на всё. Если уж говорить совсем примитивно, это как две компании, подравшиеся на улице, причем одна другую совсем побила, но всем пришлось жить вместе в одном доме. Это наложит отпечаток на их взаимоотношения? Они всё равно друг друга ненавидят. И свойственная всему российскому какая-то недоговоренность проистекает из социально-психологической атмосферы, сложившейся после религиозного раскола. В Европе же из раскола каждый вышел в окружении своих единомышленников, с другими, чужими, в обыденной жизни не было соприкосновения. Это основа для какой-то терпимости, переросшей в западный либерализм. Какой в России может быть либерализм? В такой ситуации Россия и стала жить. Петр I сделал одно важное дело - когда он доводил «ремонтные» работы по созданию империи, то он решил этот вопрос просто «замазать», не разбираясь в нем, поскольку ситуация была непонятная.

Старообрядцев Петр не любил и копаться в проблеме отказался - правда, старообрядцев он использовал с толком, как, например, Демидовых. Император сделал так: проводим новую перепись (ревизские сказки), уже не подворную, а подушную, и все, кто объявляет себя приверженцем старой веры, платит двойной подушный налог. А кто же будет о таком заявлять? Совсем недавно закончилась кровавая религиозная бойня, многие о ней еще помнят. Огромное количество староверов это просто проигнорировали, записалось 2% населения, остальные признали себя православными, чтобы «не светиться». К тому же большая миграция была при Петре I, при Анне Иоанновне, которая посылала армию для возвращения разбежавшихся. Екатерина II , либеральная и просвещенная, решила подойти к этой проблеме по-другому: в 1782 году отменила двойной налог, прекратила преследования. Проблема вроде бы ушла, но на самом деле ее только припорошили, «замазали». Существовал огромный слой людей, не принимавших ничего того, что мы называем императорской «Россией» - ни образа жизни, ни религии, ни культуры. Это никогда не осознавалось правящими элитами. Павел I, правда, пытался примирить всех в единоверии (сохранение старых обрядов при подчинении Синоду). Но множество народу не реагировало на действия властей, а власти считали, что всё само рассосется. Такая ситуация сохранялась до середины XIX века, когда Николай I, наконец, решил выяснить, что же происходит в вопросах веры, какова глубина староверия в народе. Это было один раз, когда власть попыталась исследовать народные пласты. И выяснилось, что заявленное различными комиссиями число староверов нужно увеличивать как минимум в 10-11 раз, а по документам-то все были православными. Вот вам позитивизм - по документам и разговаривать не о чем, нет проблемы, а если копнуть глубже, то только об этом и нужно разговаривать!

Николай I начал изучать проблему потому, что, когда Екатерина II объявила свободу предпринимательства в духе либерализма, огромная масса староверов, вытесненная из административной вертикали и не владевшая землей (владение землей было связано со службой), ушла в торговлю и мануфактуры, в промышленный сектор. Дворянство этим заниматься брезговало. А раскольники могли из промышленного сектора получить средства для жизни и проявить себя. И потому начавшее формироваться при Екатерине сословие купечества состояло на ¾ из раскольников. Дворяне и иностранцы если чем и занимались, то только экспортом- импортом роскоши. Внутренний рынок осваивали староверы. Но что испугало Николая, осваивали они его специфически. Екатерина и Александр думали, что развивается нормальный капитализм, но его не было и в помине. Купечество развивалось благодаря общинным деньгам, которые аккумулировали духовные раскольнические центры (самые известные - Рогожское и Преображенское староверческие кладбища). На народные деньги основывались новые предприятия, самый бедный наемный работник мог вдруг стать обладателем тысячного капитала и купцом гильдий, потому что единоверцы ставили его на это дело за смекалистость и оборотистость. А если совет решал, что дело ведется плохо, могли его и другому передать. Это лежало вне нормального правового поля. И вот это достигло таких масштабов, что Николай I испугался, он очень не любил европейских социалистов, Сен-Симона, Фурье и последователей, и решил, что социалистические идеи проникли в Россию. Но быстро выяснилось, что никаких идей нет, а снизу идет что-то другое. Николай быстро разогнал всю эту старообрядческую экономику.

- А какой была ваша цель, когда вы готовили это исследование и складывали книгу?

Мне нужно было подвести всё к рубежу XIX и XX веков, к 1917 году. Цель была одна - убрать все ленинско-сталинские наслоения: сознательность пролетариата, образование партии-авангарда, репетиция 1905 года, победа в 1917 и прочее. Ленин никакого отношения к процессам, происходившим в России, не имел, партия (а точнее, ряд кружков) была профинансирована московским купечеством. Это очень не нравится нынешним рогожским старообрядцам.

- А что именно вызывает их недовольство?

У них совсем другая логика. Я-то хотел выяснить, почему 1917 год произошел, половина книги у меня как раз о двадцати годах перед революцией. До конца ХIХ века московская купеческая элита слышать не желала ни о каких революциях, ни о каком Герцене, Огареве, Бакунине… «Колокол» - сжечь. Задача у купечества совершенно четкая - вписаться в элиту. Александр II вроде бы шел навстречу, но держал дистанцию: вы ко мне лишний раз не приближайтесь, а Александр III был совсем другим человеком. Он находился под влиянием «русской партии» (Аксаков, Катков, Мещерский, Победоносцев), и его настроили на русофильство, потому он сделал шаги к сближению. Вот тут купцы-старообрядцы поняли, что их час пробил. Бюрократия пошла им навстречу, поскольку император благоволил, дела завертелись серьезные. Контрольный пакет экономики должен быть у них! Катков, Аксаков и прочие выражали их политические интересы. Единственным исключением был Победоносцев, которого от этой публики тошнило, поскольку он был обер-прокурором Святейшего Синода. Все эти славянофильские деятели были у купцов на содержании, хоть и сами были люди не бедные, но ведь огромный поток денег!.. Весь внутренний рынок России обслуживается и концентрируется в Москве. Неожиданно умер Александр III , ушел министр финансов Вышнеградский, их любимец, обожал он московскую группу, Каткова, Аксакова, а они его лоббировали. Вместо него пришел Витте - в начале своего государственного пути абсолютный черносотенец. Родной дядя Витте, его воспитавший, был крайним националистом, писал патриотические манифесты. Но Витте изменился, сделал резкий разворот от «русской партии» и стал лучшим другом петербургских банков, заклятых врагов московского купечества. Он сделал ставку на иностранный капитал, он видел, что Россия бедна, темпы роста ВВП , как сейчас говорят, слабые, их нужно нарастить, а кто будет это двигать? Только иностранный капитал - его много, там знания и технологии. Наше купечество задается вопросом: а мы-то как же, мы ведь русские люди? Витте им отвечал: вы хорошие ребята, но нет времени ждать, пока из вас что-то дельное получится. И это было трагедией для купечества. Хлынул иностранный капитал, на Украине стал создаваться Южный промышленный регион. Весь капитал шел через петербургские банки, они были операторами экономики. Купцы поняли, что если ничего не предпринять, через 20 лет они останутся жалкими миноритариями. И они начали действовать.

- Так началась история нашего революционного движения?

Конечно. Все кружки, которые раньше никому не были интересны - эсеровские, социал-демократические, либеральные, - превращаются в партии. Московское купечество профинансировало огромный дорогостоящий культурно-просветительский проект: МХТ , Третьяковка, частная опера Мамонтова, издательства Сытина, Сабашникова… Этот проект сделал либерализм модным в обществе. Раньше им занимались только высшие слои, Сперанский, например, и это был узкий слой в элите, а теперь либерализм стал общественным. Смысл действий купечества был таков: если вы с нами так поступаете, то нам нужно ограничить царя и правящую бюрократию конституцией и парламентом, чтоб гарантировать себя от политических зигзагов государства. Должна быть Дума, все свободы должны фиксироваться не выражением воли императора, а законодательным путем. Начинает пропагандироваться либерально-общественная модель, вся славянофильская верноподданническая публика забывается, и к концу XIX века модным становится поощрять революционные либеральные кружки, газеты. МХТ «раскручивает» Горького, заказывает ему все эти «На дне» и прочие пьесы. И всё должно было быть заполнено демократическим, либеральным, антисамодержавным духом.

- Вы говорите, что в своей книге хотели убрать ленинско-сталинские наслоения. Получилось ли? И были ли у вас менее важные задачи?

Важно было действительно убрать наслоения. И те, кто читал книгу, говорили мне, что ленинско-сталинская концепция по швам трещит, поскольку видно не просто, кто был движущей силой, а главное - почему. Мало сказать, что всё двигали московские промышленники, а с чего это они занялись этим, зачем? Это диктовалось прагматическими интересами, а не какими-то другими. Вся московская промышленная группа выросла на корне старообрядчества. К началу XX века картина была уже очень пестрая - кто-то ходил в старообрядческие духовные центры, кто-то единоверец был, кто-то вообще не ходил, как Коновалов. Но вышли они все оттуда, но самое главное, их объединяли общие экономические интересы, борьба против петербургских банков.

Следующая книга, которую собирается «Олма-Медиа» издавать, будет называться «Питер - Москва: схватка за Россию». В ней я подробно покажу, как шла борьба последние двадцать дореволюционных лет, включая период Временного правительства. Ведь февраль 1917 года - триумф московского купечества, они смели правящую бюрократию, все эти Коноваловы, Рябушинские, Гучковы, кадеты, которые с ними были. Но петербургские банкиры, оправившись от растерянности, произвели то, что мы знаем как «заговор Корнилова».

К Сталину, да. Там мы уже не говорим впрямую о расколе, а о том, из какой среды вышли действующие лица советского довоенного периода, это очень важно. Естественно, члены ВКП (б) не были практикующими старообрядцами или православными - и быть не могли. Но это не значит, что они забыли, где выросли, и изменились ментально. Как ты сформировался в юности, таким и будешь. И этот спор - не впрямую между никонианцами и старообрядцами, а между выходцами из разных конфессиональных слоев - продолжался в годы советской власти. Это довольно необычный взгляд, многих он шокирует. Но эти факторы играли большую роль: из большевиков, вышедших из народных глубин, никто Маркса не читал, возвращаясь к вышесказанному. Какими они были марксистами? Они даже ленинцами не были. У них было свое предоставление о жизни, они по-своему понимали жизнь. Можно сказать - советским проектом была беременна российская империя в экономическом и социальном смыслах. Вот, он прорвался.

- Каких отечественных и зарубежных историков вы считаете своими единомышленниками?

Есть очень известный американский профессор Грегори Фриз, мы с ним каждый год встречаемся во время его визитов в Москву, обсуждаем эти темы. Он считается на Западе крупнейшим специалистом по истории религии. Когда лет пять назад я ему рассказал о моем труде, он отнесcя к нему с большим интересом. И он сторонник моего подхода, мне это очень приятно, и много мне подсказал источников для работы. И то, что он взялся написать рецензию на книгу, настраивает меня на оптимистический лад. В России есть очень сильный историк, наиболее известный и цитируемый на Западе, питерец Миронов Борис Николаевич. Его популярнейший двухтомник «Социальная история России» переведен на много языков, я на него часто ссылаюсь. И когда я в Петербурге, то общаюсь с Мироновым, он обладает историческим чутьем и тоже меня поддерживает, считает, что эту тему нужно продолжать.

- Важны ли для вас отклики на вашу работу?

Я считаю, что это очень важно, и не только для меня. Такие люди, как Грегори Фриз, сильные истинные ученые, потратившие на это всю жизнь, хорошо и непредвзято знают нашу историю, объективность и достоверность для них не пустой звук. И их реакция на какой-то труд очень важна как ориентир для того, чтобы двигаться дальше. Наука не может быть замкнута в национальных границах, это понятно для естественных наук, но в полной мере относится и к истории. Я не делаю разницы между оценками местными и зарубежными, работаем-то мы с одними источниками.

- Можете ли вы сказать, что пишете книги в первую очередь для себя?

Вот это первая, которую я писал для себя. «Грани русского раскола» я писал без прагматических целей, как бывает - пишут книгу, чтоб защитить докторскую. У меня так было с «Хрущевской „оттепелью”», это опубликованная докторская диссертация, чуть расширенная. А с расколом была одна цель - попытаться разобраться в этом деле. И то, что я получил эту премию, совершенно неожиданно.

- А кто вас на нее номинировал?

Номинировался как сотрудник РАНХ иГС. Что для меня было важно - работу отметили и голосовали за меня люди, которых я не знал раньше: Н. К. Сванидзе, Д. Б. Зимин и другие. Представить, что в Академии наук изберут членкором или академиком, не зная тебя, а только познакомившись с твоими книгами - невозможно. Этот «храм науки» представляет собой междусобойчик. Наукой там занимается лишь среднее звено в институтах, а руководство в лице почтенных академиков, обтяпывает свои делишки, далекие от науки. Они читать-то ничего не будут, если нет конкретного, осязаемого интереса - им это не нужно в принципе. Реакция на книгу пошла от совершенно других людей, от тех, кто действительно интересуется приращением знания.

- Одно время вы довольно активно занимались политической деятельностью.

Да я бы не сказал.

- С 1993 года вы баллотировались в Государственную думу, потом были помощником Касьянова, Председателя правительства, а в 2003-2004 годах - заместителем министра образования.

Потерянные годы, как я называю этот период.

- Это ваша инициатива была идти «во власть», или, скорее, так обстоятельства сложились?

Я сразу после защиты докторской оказался в Центре стратегических разработок, который Герман Греф возглавлял, а там тогда был очень сильный коллектив собран. И очень многие оттуда пошли по государственной стезе. Этот поток и меня занес на госслужбу.

- Сейчас вы продолжаете заниматься политической деятельностью?

Нет, никакой абсолютно. В 2007 году я поставил себе целью сделать книгу о расколе, сначала потихоньку работал, потом, когда увидел, что начинает получаться, интенсивнее. Часто ездил в Петербург в РГИА , самый большой архив страны, документы императорской России.

- Помогла ли вам работа в архивах? И как бы вы охарактеризовали современное состояние российских архивов?

Архивы помогли, без них сложно. Вот собирался я ехать в РГИА году в 2009-м, когда книга уже вроде начала получаться, и размышлял: а, может, не ехать? И потом был там раз 25, а если бы не поехал, то не достиг бы качества, которого хотел добиться от книги. Мне нравятся архивы. РГИА ведь переехал в новое здание, а старого здания Сената-Синода, того, что на Сенатской площади, я не застал. Новое здание полностью современное, люди там работают очень профессиональные. Они не просто хранят документы, они с ними работают (за такие зарплаты), их знают. Исследователю очень важно, чтоб его кто-то ориентировал. Так что я об архивах очень хорошего мнения, и о библиотеках тоже, например, Историческая - моя любимая.

- Наверняка, на вашем профессиональном пути встречаются трудности, расскажите о них.

Трудность не трудность… Мне говорили читатели (не профессиональные историки), что книга сложновата. И мы с петербургским Борисом Николаевичем Мироновым спорили на эту тему. Он говорит, что я пишу «простовато». А я считаю, что читателю должно быть понятно, материал нужно адаптировать. Люди не могут всего знать, из большого количества имен половину никто не знает, и это нормально. Не все ведь историки. Поэтому я стараюсь делать качественный, но простой текст, адресованный широкому кругу читателей. Это самое главное для исторической науки. А когда выпускают книги, которые никто, кроме 20 человек, читать не будет: зачем?

- То есть вы ставите перед собой еще и просветительские цели?

А это неизбежно. Я считаю, что исторические исследования и просветительство - неразрывные вещи. Иначе нельзя. Я понимаю, что математические формулы пропагандировать сложно с того же «Эха Москвы», но история ведь общественная наука, для общества в широком смысле слова.

- Каковы ваши дальнейшие планы? Вы говорите, что новая книга кончается временем Сталина, а дальше?..

Я считаю, что в будущем году нужно делать исследование по петербургскому периоду за последние двадцать лет перед революцией. Нужно вытащить материалы о первой российской конституции, кто ее делал. Там есть забытое имя - Дмитрий Сольский, патриарх российского либерализма. Все знают Витте, знают Коковцова, министра финансов. А откуда они взялись? Вот мы говорили, что Витте был черносотенцем, а стал либералом - в этом заслуга Сольского. А Коковцов - его воспитанник, которого он дорастил до министра финансов, о чем Коковцов всю жизнь, и в эмиграции, вспоминал с благодарностью. Сольский - любимец Александра II , тот, кто вынашивал идею принятия российской конституции. Он осуществил свою мечту, и первая конституция 1906 года создана под его непосредственным руководством.

- Это будет отдельная книга о Сольском?

Будет видно из материала. У него было много сподвижников, там ведь не один Столыпин был. Столыпин сильнейшая личность, но он ничего не разрабатывал, это не его задача была. Конкретная политика разрабатывалась высшем слоем бюрократии под руководством того же Сольского. Там рождались идеи. А Столыпин как мощнейшая энергичная фигура был призван воплощать в жизнь. Эти уточняющие моменты очень обогащают картину. А то у нас Витте да Столыпин, а дальше кто? А там еще много людей, которых сейчас никто не помнит. И они не были реакционерами, как реакционер может конституцию разрабатывать?

Доделать то, что хочу. И избавиться от некой безапелляционности. Я стараюсь, чтоб ее не было, нужно стремиться, чтобы все не выглядело так, будто появился какой-то человек, глаголящий истину. Наоборот, я считаю, что моя работа должна быть первым шагом для дальнейших исследований, для поиска доказательств (а что-то, быть может, и не подтвердится). Это приглашение к дальнейшему разговору.

См. также:

Александр Владимирович Пыжиков (27 ноября 1965, Раменское, Московская область, РСФСР, СССР - 17 сентября 2019, Москва, Россия) — российский историк и государственный деятель, специалист по истории России 50-60-х годов XX века. Доктор исторических наук.

В 1989 году окончил исторический факультет Московского областного педагогического института имени Н. К. Крупской.

В 1993 году был директором центра общественно-политических программ фонда «Молодёжь за Россию» в Раменском.

В декабре 1993 года баллотировался в Государственную думу РФ по списку избирательного объединения «Будущее России — Новые имена», но набрав 1,25% голосов избран не был. В 1995 году баллотировался кандидатом в депутаты Государственной Думы Федерального Собрания РФ второго созыва в Курганской области по списку избирательного блока «Блок Ивана Рыбкина», избран не был.

С 1994 года — директор информационно-аналитического центра Центрального комитета Российского союза молодёжи.

Был заместителем директора Института социально-политических исследований РАН.

В 1998 году защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата исторических наук по теме «Общественно-политическое развитие советского общества в 1953-1964 гг.» (специальность 07.00.02 — «отечественная история»).

В 1999 году защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора исторических наук по теме «Исторический опыт политического реформирования советского общества в 50-е —60-е годы» (специальность 07.00.02 — «отечественная история»).

В 2000-2003 годах помощник Председателя Правительства РФ М.М. Касьянова.

С 5 июня 2003 по 18 июня 2004 года — заместитель Министра образования Российской Федерации. В этой должности занимался вопросами контроля качества образования и государственной аттестации в учебных учреждениях всех типов и видов.

Книги (6)

Грани русского раскола. Заметки о нашей истории от XVII века до 1917 года

В книге представлен взгляд на отечественную историю сквозь призму русского религиозного раскола.

Потрясения, произошедшие в России и вызванные церковными реформами середины XVII века, имели большое влияние па развитие страны в последующие два столетия. Многосложные процессы, протекавшие тогда, наложили отпечаток па всю социальную ткань российского общества. Именно в конфессиональном своеобразии кроются истоки ключевых событий пашей истории, связанных с крушением в начале XX века российской империи в ее никонианском обличье.

Корни сталинского большевизма

О революции и Сталине написано многое, но в данной работе автор предлагает по-новому посмотреть на нашу историю.

В основе книги — взгляд на различие ленинского и сталинского большевизма. Эти два течения имели разные истоки, социальную базу, идейные устремления. Не будет преувеличением сказать, что объединяла их только внешняя «вывеска» и набор общих лозунгов, чем во многом и ограничивается их схожесть. Понимание этого обстоятельства открывает новые горизонты не только с научной, но и с практической точки зрения. Позволяет более глубоко осмыслить бурные события отечественного XX века. Книга будет интересна всем, кому не безразлична история своей страны.

Питер - Москва. Схватка за Россию

На протяжении долгого времени, практически до октября 1917 года, представления петербуржцев и москвичей о модернизации России сильно различались. Петербург осуществлял свой путь, который реализовывался государственной элитой и столичной предпринимательской группой, а роль оппонента играли московское купечество и кадетская партия, руководствовавшиеся совершенно иными идеологическими приоритетами.

В чем корень извечного противостояния двух великих городов России — Санкт-Петербурга и Москвы? Почему историческое полотно нашего общего прошлого переполнено эпизодами их конфронтации, конфликта и конкуренции?

Александр Пыжиков, доктор исторических наук, автор книг «Рождение „сверхдержавы“: СССР в первые послевоенные годы», «Хрущевская оттепель», «Грани русского раскола», дает возможность читателям по-новому взглянуть на многие узловые точки и значимые вехи российской истории.

Рождение сверхдержавы: 1945-1953 гг

В книге рассматривается важнейший этап истории советского общества — период 1945-1953 годов. Анализируя различные аспекты внешней и внутренней политики СССР, авторы делают попытку комплексной оценки послевоенного советского общества.

Исследование построено на уникальных архивных документах, многие из которых вводятся в научный оборот впервые. Широкая источниковая база позволила уточнить целый ряд вопросов международной политики страны, функционирования партийно-государственной власти, идеологической системы и т. д.

Славянский разлом. Украинско-польское иго в России

Почему центром всей российской истории принято считать Киев и юго-западные княжества? По чьей воле не менее древний Север (Новгород, Псков, Смоленск, Рязань) или Поволжье считаются как бы второсортными?

В этой книге с беспощадной ясностью показано, по какой причине вся отечественная история изложена исключительно с прозападных, южно-славянских и польских позиций. Факты, собранные здесь, свидетельствуют, что речь идёт не о стечении обстоятельств, а о целенаправленной многовековой оккупации России, о тотальном духовно-религиозном диктате полонизированной публики, умело прикрывающей своё господство. Именно её представители, ставшие главной опорой романовского трона, сконструировали государственно-религиозный каркас, до сего дня блокирующий память нашего населения. Различные немцы и прочие, обильно хлынувшие в элиту со времён Петра I, лишь подправляли здание, возведённое не ими.

Данная книга явится откровением для многих, поскольку слишком уж непривычен предлагаемый исторический ракурс.

Хрущевская «Оттепель» 1953-1964 гг

«Оттепель»... Именно так характеризуется этап развития нашей страны, связанный с именем Н. С. Хрущева.

В 60-е годы нашего столетия это время привлекло особое внимание специалистов-историков. Оценка этого периода отечественной истории сегодня во многом базируется на трудах исследователей и публицистов конца 80-х, начала 90-х годов XX века. Насколько соответствуют взгляды этих лет объективным процессам, происходящим в первое послесталинское десятилетие? Правильно ли мы понимаем значение и место хрущевских реформ в нашей истории?

В данной книге представлена попытка ответить на эти вопросы.

Комментарии читателей

Виктор / 8.02.2020 Вечная Слава Александру Владимировичу. А знамя нужно поднимать и держать крепко

Елена / 12.12.2019 Великий Человек покинул нас на взлете творческой изыскательской жизни. О скольких ценных открытиях мы уже не узнаем никогда. Страшный удар по русской науке. Утрата невосполнимая.
Александр Владимирович поставил меня на рельсы моего рода, открыл мне мир русский, показал, в каком направлении двигаться, что ценить, а от чего оградиться навсегда. Он подарил мне крылья, он вселил в меня мужество. Рядом был друг, и вот... Я не успела поблагодарить Александра за чудесные книги. Думала, вот сяду, сосредоточусь и напишу благодарственное письмо. Не написала. (Когда же мы научимся быть благодарными здесь и сейчас!) Сердце мое не может смириться с тяжелой потерей.
Мои соболезнования семье. В окружении заботливых родных состоялся крупный ученый Александр Пыжиков.
Светлая ему память.
Киев

Ольга / 15.11.2019 Я буквально прочитала его первую лекцию и поняла, что эта Искра Истины. Сама зажглась от него.... тут смотрю дальше, а там известие о его кончине. Ну не может быть так, когда это закончится? Как только появляется отдушина для души -конец один. Соболезнования за боль и утрату....

Елена / 20.10.2019 Пыжиков -- это свет во тьме истории. Жаль, что не успел издать запланированные книги. Читаю и слушаю и напи
тываюсь правдой. Благодарна ему премного.

Ална / 19.10.2019 Боль утраты! Плакала так, как за своего родного! Надеюсь, что найдутся молодые люди, которые назовут сына в его честь, Александром!

Вячеслав / 18.10.2019 Согласен со всем вышенаписанным. Больно от смерти такого светлого человека.Вопрос. Кто поднимет его знамя? Кто продолжит им начатое.

КОНСТАНТИН АЛЕКСЕЕНКО / 29.09.2019 Великий, мудрый и честный человек с большой русской Душою ушёл от нас. Слава Александру Владимировичу.

Людмила / 23.09.2019 Слишком глубоко и правдиво раскрывал тайны тех,кому это не понравилось..не верю,что не помогли уйти..скорбь..Светлая Память Светлому Человеку..

Марина Шубина / 19.09.2019 Трепет ЕГО МУДРОГО СЕРДЦА звучит в наших ДУШАХ и мы говорим ДА! Правде, Предкам, Любви, ЖИЗНИ! Разве можно уйти из Жизни? Трепет Жизни вечен, покуда мы помним и любим и мыслим сердцем.

Русская Лестница / 19.09.2019 Александр Пыжиков.
Милый, толстенький с глазами доброго ребенка...
Вот это вспышка!
Ярче Челябинского метеорита.

Его смерть не случайна во всех смыслах.
Так уж повелось, что только она высвечивает Истину так, что глазам больно.

В ночь смерти Александра у меня была переписка с Хасаем Алиевым о нем.
Мол, надо им сотрудничать. Мол, идея у них одна о единстве всех народов кем-то и зачем-то разъединенных. Неважно, что разом контакт не удался. Неважно!

***
Теперь уже точно - не это важно.
На радость врагам или им на горе, ущел в Мир Иной, успев возжечь факел во тьме вранья.
Какая жалость...
Уж и не думала, что кто-то из компьютера так зацепит сердце...

***
Ощущаю, как личную потерю.
Не раздумывая, ставлю его в один ряд с Серафимом Саровским.

Не зачем тратить буквы на изложение его трудов.
Слушайте сами и пусть, наконец, боль и счастье станут одновременны.
Пусть наше славянское сердце, очерствевшее, намокнет и разломится от печали и Правды.

Долго не мог понять, за что профессор Пыжиков не любит Украину.
Вроде бы приличный человек, написал хорошую книжку про старообрядцев.
Неделю назад встретился с ним в суши-баре на Маросейке* , слушал целый час и понял.

С точки зрения Пыжикова, последние 400 лет Россией правила украинская власть. Романовы, начиная с Алексея Тишайшего, делали ставку на киевлян, искореняя русское в русских
- украинцы навязали нам этот Киев, этих славян, эту проклятую Европу.
- в смысле, навязали? Россия - не Европа, русские - не славяне?
- нет! я нашел в архивах книгу, написанную в 1868-ом. Владимиром Стасовым. Там он доказывает, что русские былины - про Илью Муромца, про Добрыню Никитича - на самом деле украдены у тюрков.
- ?
- украинцы, приехавшие в Москву, взяли местный эпос, который весь тюркский и перекрасили его под славянский. чтобы русские думал, что они славяне.
- а на самом деле?
- да пошла она к чёрту, эта Украина! вместе с Европой и славянами! навязали нам этот Днепр, эту мать городов русских. Зачем нам это всё? забудьте украину. мы - тюрки. у нас больше общего с кыргызами и узбеками
- зовет официантку
- Садгул, милая, принеси чайник молочного улуна
- крошечная Садгул, белоснежно улыбаясь, кивает и спешит на кухню
- Русским нужно вернуться в отчий дом
- задумчиво смотрит на тёмные, как ночь, волосы уходящей девушку
- Китай, Индия, великий шёлковый путь, Средняя Азия. там наши ценности. а эта Украины, эти их ценности
- пренебрежительно машет рукой
- украинцы хотят в европу...
- и замечательно! пусть уходят! вы сбросим с себя навязанную нам украинцами идею о европе и вздохнём свободно. может быть, впервые за 400 лет
- Садгул принесла чайник, профессор с умилением смотрит на неё
- спасибо, милая
- ещё заказывать будете?
- не торопись, милая. не торопись.

* * *
Алекса́ндр Влади́мирович Пы́жиков

Главный научный сотрудник РАНХиГС, доктор исторических наук, лауреат премии имени Егора Гайдара в номинации «За выдающийся вклад в области истории», автор книги « Грани русского раскола: заметки о нашей истории от XVII века до 1917 года».
В 2000—2003 годах помощник Председателя Правительства РФ.
С 5 июня 2003 по 18 июня 2004 года — заместитель Министра образования Российской Федерации.

*
Маросейка - искаженное аборигенами "малороссийка" - название района, где селились те самые приглашенные в Москву для руководства образованием московитян украинцы, о которых говорит профессор Пыжиков.

P.S.
Для полноты картины тут надо уточнить, что другой современный русский историк считает татар не тюрками, а финно-уграми:

Мало того, открою вам секрет: русские и татары очень близки по происхождению. Потому что в основе и тех и других течет кровь финно-угрских народов.
Этого не хотят признавать ни в среде русской, ни в среде татарской интеллигенции. Или просто не знают об этом.
А данные генетиков показывают именно это. Да и самим не трудно догадаться, ведь древние насельники восточноевропейских лесов и лесостепей - «затираемые» в истории финно-угры.
А уж потом сюда пришли славяне и тюрки. Причем, они не составляли большинство, но передали свой язык, часть культуры и самосознание.
Поэтому я давно переделал бы поговорку: «Поскреби русского, отскребешь татарина», в исторически более верную: «Поскреби русского, отскребешь финно-угра» .