Василий Осипович Ключевский – виднейший русский историк либерального направления, «легенда» отечественной исторической науки, ординарный профессор Московского университета, ординарный академик Императорской Санкт-Петербургской Академии наук (сверх штата) по истории и древностям русским (1900), председатель Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете, тайный советник.

В.О. Ключевский

О В.О.Ключевском написано так много, что, кажется, совершенно невозможно вставить и слова в грандиозный мемориал, воздвигнутый легендарному историку в мемуарах современников, научных монографиях коллег-историков, популярных статьях энциклопедий и справочников. Практически к каждому юбилею Ключевского выходили целые сборники биографических, аналитических, историко-публицистических материалов, посвящённых разбору той или иной стороны его творчества, научных концепций, педагогической и административной деятельности в стенах Московского университета. Ведь во многом благодаря его стараниям, российская историческая наука уже во второй половине XIX века вышла на совершенно новый качественный уровень, впоследствии обеспечивший появление трудов, заложивших основы современной философии и методологии исторического познания.

Между тем, в научно-популярной литературе о В.О.Ключевском, а особенно в современных публикациях на Интернет-ресурсах, даны лишь общие сведения о биографии знаменитого историка. Весьма разноречиво представлены и характеристики личности В.О.Ключевского, который, безусловно, являлся одним из самых выдающихся, неординарных и замечательных людей своей эпохи, кумиром не одного поколения студентов и преподавателей Московского университета.

Отчасти это невнимание можно объяснить тем, что основные биографические труды о Ключевском (М.В. Нечкина, Р.А.Киреева, Л.В. Черепнин) создавались в 70-е годы XX века, когда в классической советской историографии «путь историка» понимался преимущественно как процесс подготовки его научных работ и творческих свершений. К тому же в условиях господства марксистско-ленинской идеологии и пропаганды преимуществ советского образа жизни нельзя было открыто сказать, что и при «проклятом царизме» человек из низов имел возможность стать великим учёным, тайным советником, пользоваться личным расположением и глубоким уважением императора и членов царской семьи. Это в какой-то мере нивелировало завоевания Октябрьской революции, в числе которых, как известно, декларировалось завоевание народом тех самых «равных» возможностей. Кроме того, В.О.Ключевский во всех советских учебниках и справочной литературе был однозначно причислен к представителям «либерально-буржуазной» историографии – т.е. к классово чуждым элементам. Изучать частную жизнь, реконструировать малоизвестные грани биографии такого «героя» никому из марксистских историков и в голову бы не пришло.

В постсоветское время считалось, что фактографическая сторона биографии Ключевского достаточно изучена, и поэтому не имеет смысла к ней возвращаться. Ещё бы: в жизни историка нет скандальных любовных похождений, интриг по службе, острых конфликтов с коллегами, т.е. никакой «клубнички», которая могла бы заинтересовать среднестатистического читателя журнала «Караван историй». Отчасти это верно, но в результате сегодня широкой общественности известны лишь исторические анекдоты о «скрытности» и «излишней скромности» профессора Ключевского, его злобно-ироничные афоризмы, да противоречивые высказывания, «надёрганные» авторами различных околонаучных публикаций из личных писем и воспоминаний современников.

Однако современный взгляд на личность, частную жизнь и коммуникации историка, процесс его научного и вненаучного творчества подразумевает самоценность этих объектов исследования как части «историографического быта» и мира русской культуры в целом. В конечном итоге жизнь каждого человека складывается из взаимоотношений в семье, дружеских и любовных связей, дома, привычек, бытовых мелочей. А то, что кто-то из нас в результате попадает или не попадает в историю как историк, писатель или политик – случайность на фоне всё тех же «бытовых мелочей»…

В данной статье мы хотели бы обозначить основные вехи не только творческой, но и личной биографии В.О. Ключевского, рассказать о нём, как о человеке, проделавшем весьма трудный и тернистый путь от сына провинциального священнослужителя, нищего сироты к вершинам славы первого историка России.

В.О.Ключевский: триумф и трагедия «разночинца»

Детские и юношеские годы

В.О. Ключевский

В.О. Ключевский родился 16 (28) января 1841 года в селе Воскресенском (Воскресеновка) под Пензой, в бедной семье приходского священника. Жизнь будущего историка началась с большого несчастья – в августе 1850 года, когда Василию ещё не было десяти лет, его отец трагически погиб. Он отправился на рынок за покупками, а на обратном пути попал в сильную грозу. Лошади испугались и понесли. Отец Осип, не справившись с управлением, очевидно, упал с воза, от удара о землю потерял сознание и захлебнулся потоками воды. Не дождавшись его возвращения, семья организовала поиск. Девятилетний Василий первым увидел мёртвого отца, лежащего в грязи на дороге. От сильного потрясения мальчик начал заикаться.

После смерти кормильца семья Ключевских переехала в Пензу, где поступила на содержание Пензенской епархии. Из сострадания к неимущей вдове, которая осталась с тремя детьми, один из друзей мужа отдал ей для проживания маленький домик. «Был ли кто беднее нас с тобой в то время, когда остались мы сиротами на руках матери», - писал впоследствии Ключевский сестре, вспоминая голодные годы своего детства и отрочества.

В духовном училище, куда его отдали учиться, Ключевский заикался так сильно, что тяготил этим преподавателей, не успевал по многим основным предметам. Как сироту, его держали в учебном заведении лишь из жалости. Со дня на день мог встать вопрос об отчислении ученика по причине профнепригодности: школа готовила церковнослужителей, а заика не годился ни в священники, ни в пономари. В создавшихся условиях Ключевский мог и вовсе не получить никакого образования – у его матери не было средств на обучение в гимназии или приглашение репетиторов. Тогда вдовая попадья слезно умолила заняться с мальчиком одного из учеников старшего отделения. История не сохранила имени этого одарённого юноши, который сумел из робкого заики сделать блестящего оратора, впоследствии собиравшего на свои лекции многотысячную студенческую аудиторию. По предположениям самого известного биографа В.О.Ключевского М. В. Нечкиной, им мог быть семинарист Василий Покровский – старший брат одноклассника Ключевского Степана Покровского. Не будучи профессиональным логопедом, он интуитивно нашёл способы борьбы с заиканием, так что оно почти исчезло. В числе приёмов преодоления недостатка был такой: медленно и отчётливо выговаривать концы слов, даже если ударение на них не падало. Ключевский не преодолел заикания до конца, но совершил чудо - непроизвольно возникавшим в речи маленьким паузам он сумел придать вид смысловых художественных пауз, дававших его словам своеобразный и обаятельный колорит. Впоследствии недостаток превратился в характерную индивидуальную чёрточку, придавшую особую притягательность речи историка. Современные психологи и имиджмейкеры намеренно используют подобные приёмы для привлечения внимания слушателей, придания «харизматичности» образу того или иного оратора, политика, общественного деятеля.

В.О. Ключевский

Долгая и упорная борьба с природным недостатком также содействовала прекрасной дикции лектора Ключевского. Он «отчеканивал» каждое предложение и «особенно окончания произносимых им слов так, что для внимательного слушателя не мог пропасть ни один звук, ни одна интонация негромко, но необыкновенно ясно звучащего голоса,» - писал об историке его ученик профессор А. И. Яковлев.

По окончании уездного духовного училища в 1856 году В.О.Ключевский поступил в семинарию. Он должен был стать священником – таково было условие епархии, взявшей на содержание его семью. Но в 1860 году, бросив учёбу в семинарии на последнем курсе, молодой человек готовится к поступлению в Московский университет. Отчаянно смелое решение девятнадцатилетнего юноши определило в дальнейшем всю его судьбу. На наш взгляд, оно свидетельствует не столько о настойчивости Ключевского или цельности его натуры, сколько о присущей ему уже в юном возрасте интуиции, о которой говорили впоследствии многие его современники. Уже тогда Ключевский интуитивно понимает (или догадывается) о своём личном предназначении, идёт наперекор судьбе, чтобы занять именно то место в жизни, которое позволит полностью реализовать его стремления и способности.

Надо думать, что судьбоносное решение об уходе из Пензенской семинарии далось будущему историку нелегко. С момента подачи заявления семинарист лишался стипендии. Для крайне стеснённого в средствах Ключевского потеря даже этих небольших денег была весьма ощутима, однако обстоятельства вынуждали его руководствоваться принципом «или всё - или ничего». Сразу после окончания семинарии поступать в университет он не мог, потому что обязан был бы принять духовное звание и находиться в нем не менее четырёх лет. Стало быть, оставить семинарию нужно было как можно скорее.

Дерзкий поступок Ключевского взорвал размеренную семинарскую жизнь. Духовное начальство возражало против отчисления успешного ученика, фактически уже получившего образование за счёт епархии. Своё прошение об увольнении Ключевский мотивировал стеснёнными домашними обстоятельствами и слабостью здоровья, но всем в семинарии, от директора до истопника, было очевидно, что это лишь формальная отговорка. Семинарское правление написало доклад пензенскому архиерею, преосвященному Варлааму, но тот неожиданно наложил положительную резолюцию: «Ключевский не совершил еще курса учения и, следовательно, если он не желает быть в духовном звании, то его и можно уволить беспрепятственно». Лояльность официального документа не совсем соответствовала истинному мнению архиерея. Ключевский впоследствии вспоминал, что на декабрьском экзамене в семинарии Варлаам назвал его дураком.

Денег на дорогу в Москву дал дядя И.В.Европейцев (муж сестры матери), поощрявший в племяннике желание учиться в университете. Зная, что молодой человек испытывает огромную благодарность, но одновременно и душевное неудобство от дядиной благотворительности, Европейцев решил немного схитрить. Он подарил племяннику «на память» молитвенник с напутствием обращаться к этой книге в трудные минуты жизни. Между страниц была вложена крупная ассигнация, которую Ключевский нашёл уже в Москве. В одном из первых писем домой он писал: «Я уехал в Москву, крепко надеясь на Бога, а потом на вас и на себя, не рассчитывая слишком много на чужой карман, что бы там со мной ни случилось».

По мнению некоторых биографов, комплекс личной вины перед матерью и младшими сёстрами, оставленными в Пензе, преследовал знаменитого историка на протяжении долгих лет. Как свидетельствуют материалы личной переписки Ключевского, с сёстрами Василий Осипович сохранил самые тёплые отношения: всегда стремился им помогать, опекать, участвовать в их судьбе. Так, благодаря помощи брата, старшая сестра Елизавета Осиповна (в замужестве – Вирганская) смогла воспитать и дать образование семерым своим детям, а после смерти младшей сестры Ключевский принял двух её детей (Е.П. и П.П. Корневых) в свою семью и воспитал их.

Начало пути

В 1861 году В.О.Ключевский поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Ему выпало трудное время: в столицах кипели почти революционные страсти, вызванные манифестом 19 февраля 1861 года об освобождении крестьян. Либерализация буквально всех сторон общественной жизни, модные идеи Чернышевского о «народной революции», которые буквально носились в воздухе, смущали молодые умы.

В годы учёбы Ключевский старался держаться в стороне от политических споров в студенческой среде. Скорее всего, у него просто не было ни времени, ни желания заниматься политикой: он приехал в Москву учиться и, кроме того, нужно было зарабатывать деньги уроками, чтобы содержать себя и помогать семье.

По мнению советских биографов, Ключевский одно время посещал историко-философский кружок Н.А. Ишутина, но эта версия не подтверждается ныне изученными материалами личного архива историка. В них есть указание на тот факт, что Ключевский был репетитором некоего гимназиста Ишутина. Однако это «репетиторство» могло иметь место ещё до поступления Ключевского в Московский университет. Н.А. Ишутин и Д.В.Каракозов являлись уроженцами Сердобска (Пензенская губерния); в 1850-е годы они обучались в 1-ой Пензенской мужской гимназии, а семинарист Ключевский в тот же период активно подрабатывал частными уроками. Возможно, Ключевский возобновил знакомство с земляками в Москве, но каких-либо достоверных сведений об его участии в Ишутинском кружке исследователями не обнаружено.

Московская жизнь, очевидно, вызывала интерес, но одновременно порождала в душе молодого провинциала настороженность и недоверие. До отъезда из Пензы он нигде не более не бывал, вращался в основном в духовной среде, что, безусловно, затрудняло «адаптацию» Ключевского к столичной реальности. «Провинциальность» и подсознательное неприятие бытовых излишеств, считающихся нормой в большом городе, остались с В.О.Ключевским на всю его жизнь.

Бывшему семинаристу, вне сомнения, пришлось пережить и серьёзную внутреннюю борьбу, когда он двигался от религиозных традиций, усвоенных в семинарии и семье, к научно-позитивистским. Ключевский прошёл этот путь, изучая труды основоположников позитивизма (Конта, Миля, Спенсера), материалиста Людвига Фейербаха, в концепции которого его более всего привлёк преобладающий интерес философа к этике и религиозной проблеме.

Как свидетельствуют дневники и некоторые личные записи Ключевского, результатом внутреннего «перерождения» будущего историка стало его постоянное стремление дистанцироваться от окружающего мира, сохраняя в нём своё личное пространство, недоступное для посторонних глаз. Отсюда – не раз отмеченный современниками показной сарказм, язвительный скептицизм Ключевского, его желание лицедействовать на публике, убеждая окружающих в собственной «сложности» и «закрытости».

В 1864-1865 годах Ключевский завершил курс обучения в университете защитой кандидатского сочинения «Сказания иностранцев о Московском государстве». Проблема была поставлена под влиянием профессора Ф.И. Буслаева. Кандидатское сочинение получило очень высокую оценку, и Ключевский был оставлен при кафедре стипендиатом для подготовки к профессорскому званию.

Работа над магистерской диссертацией «Жития святых как исторический источник» затянулась на шесть лет. Поскольку Василий Осипович не мог оставаться стипендиатом, по просьбе его учителя и наставника С.М. Соловьева он получил место репетитора в Александровском военном училище. Здесь он проработал с 1867 года шестнадцать лет. С 1871 года он заменил С.М.Соловьева в преподавании курса новой всеобщей истории в этом училище.

Семья и личная жизнь

В 1869 году В.О.Ключевский вступил в брак с Анисьей Михайловной Бородиной. Это решение стало настоящим сюрпризом, как для родственников, так и для самой невесты. Ключевский первоначально ухаживал за младшими сёстрами Бородиными – Анной и Надеждой, но сделал предложение Анисье, которая была на три года его старше (на момент свадьбы ей исполнилось уже тридцать два). В таком возрасте девица считалась «вековушей» и практически не могла рассчитывать на замужество.

Борис и Анисья Михайловна Ключевские, вероятно, со своими собаками, названными В.О. Ключевским Грош и Копейка. Не ранее 1909 г.

Ни для кого не секрет, что в среде творческой интеллигенции долговременные брачные союзы, как правило, основаны на отношениях единомышленников. Супруга учёного, писателя, известного публициста обычно выступает в качестве бессменного секретаря, критика, а то и незримого для публики генератора идей своей творческой «половины». Об отношениях супругов Ключевских мало что известно, но, скорее всего, они были очень далеки от творческого союза.

В переписке 1864 года Ключевский ласково называл свою невесту «Никсочка», «поверенная души моей». Но, что примечательно, в дальнейшем не зафиксировано какой-либо переписки между супругами. Даже во время отъездов Василия Осиповича из дому он, как правило, просил других своих адресатов передавать Анисье Михайловне сведения о себе. В тоже время Ключевский на протяжении долгих лет вёл оживлённую дружескую переписку с сестрой жены - Надеждой Михайловной Бородиной. А черновики давних писем к другой своей свояченице, Анне Михайловне, по свидетельству сына, Василий Осипович бережно хранил и прятал среди «пензенских бумаг».

Скорее всего, взаимоотношения супругов Ключевских строились исключительно в личной, семейно- бытовой плоскости, оставаясь таковыми протяжении всей жизни.

Домашним секретарём В.О.Ключевского, его собеседником и помощником в работе был единственный сын Борис. Для Анисьи Михайловны, хотя она часто присутствовала на публичных лекциях мужа, сфера научных интересов знаменитого историка оставалась чуждой и во многом непонятной. Как вспоминал П.Н.Милюков, во время его посещений дома Ключевских, Анисья Михайловна лишь исполняла обязанности радушной хозяйки: разливала чай, угощала гостей, никак не участвуя в общей беседе. Сам Василий Осипович, часто бывавший на различных неофициальных приёмах и журфиксах, супругу с собой никогда не брал. Возможно, у Анисии Михайловны отсутствовала склонность к светскому времяпрепровождению, но, скорее всего, Василий Осипович и его жена не хотели причинять себе лишних забот и ставить друг друга в неудобную ситуацию. Госпожу Ключевскую нельзя было представить себе на официальном банкете или в обществе учёных коллег её мужа, спорящих в прокуренном домашнем кабинете.

Известны случаи, когда незнакомые посетители принимали Анисью Михайловну за прислугу в профессорском доме: даже внешне она напоминала обычную мещанку-домохозяйку или попадью. Супруга историка слыла домоседкой, вела дом и хозяйство, решая все практические вопросы жизни семьи. Сам Ключевский, как и всякий увлечённый своими идеями человек, в житейских мелочах был беспомощнее ребёнка.

Всю жизнь А.М.Ключевская оставалась глубоко верующим человеком. В разговорах с друзьями Василий Осипович нередко иронизировал по поводу пристрастия супруги к «спортивным» походам в храм Христа Спасителя, который находился далеко от их дома, хотя рядом была другая маленькая церковь. В одном из таких «походов» Анисии Михайловне стало плохо, и когда её привезли домой, она скончалась.

Тем не менее, в целом складывается впечатление, что в течение многих лет совместной жизни супруги Ключевские сохраняли глубокую личную привязанность и почти что зависимость друг от друга. Василий Осипович очень тяжело переживал смерть своей «половинки». Ученик Ключевского С.Б. Веселовский в эти дни в письме товарищу писал, что после смерти жены старый Василий Осипович (ему было уже 69 лет) и его сын Борис «остались осиротевшими, беспомощными, как малые дети».

И когда в декабре 1909 года появился долгожданный четвёртый том «Курса русской истории», перед текстом на отдельной странице была надпись: «Памяти Анисии Михайловны Ключевской († 21 марта 1909 г.)».

Кроме сына Бориса (1879-1944), в семье Ключевских жила на положении воспитанницы племянница Василия Осиповича – Елизавета Корнева (? –09.01.1906). Когда у Лизы появился жених, В.О. Ключевскому он не понравился, и опекун начал препятствовать их отношениям. Несмотря на неодобрение всей семьи, Лиза ушла из дома, спешно вышла замуж и вскоре после свадьбы умерла «от чахотки». Особенно тяжело смерть племянницы переживал Василий Осипович, который любил её, как свою родную дочь.

Профессор Ключевский

В 1872 году В.О. Ключевский успешно защитил магистерскую диссертацию. В том же году он занял кафедру истории в Московской духовной академии и занимал её 36 лет (до 1906 года). В те же годы Ключевский начинает преподавать на Высших женских курсах. С 1879 года - читает лекции в Московском университете. В то же время он заканчивает докторскую диссертацию «Боярская дума Древней Руси» и в 1882 году защищает её на университетской кафедре. С этого времени Ключевский становится профессором четырёх учебных заведений.

Его лекции пользовались огромной популярностью среди студенческой молодёжи. Не только студенты историки и филологи, для которых, собственно, и читался курс русской истории, были его слушателями. Математики, физики, химики, медики - все стремились прорваться на лекции Ключевского. По свидетельствам современников, они буквально опустошали аудитории на других факультетах; многие студенты приходили в университет с раннего утра, чтобы занять место и ждать «желанного часа». Слушателей привлекало не столько содержание лекций, сколько афористичность, живость подачи Ключевским даже уже известного материала. Демократичность образа самого профессора, столь нетипичная для университетской среды, также не могла не вызвать симпатий учащейся молодёжи: все хотели слушать «своего» историка.

Советские биографы пытались объяснить необыкновенный успех лекционного курса В.О.Ключевского в 1880-е годы его стремлением «угодить» революционно настроенной студенческой аудитории. По мнению М.В. Нечкиной, в первой же своей лекции, прочитанной 5 декабря 1879 года, Ключевский выдвинул лозунг свободы:

«Текст именно этой лекции, к сожалению, не дошел до нас, но сохранились воспоминания слушателей. Ключевский, пишет один из них, «полагал, что реформы Петра не дали желаемых результатов; чтобы Россия могла стать богатой и могучей, нужна была свобода. Её не видела Россия XVIII века. Отсюда, так заключал Василий Осипович, и государственная ее немощь.»

Нечкина М.В. «Лекционное мастерство В.О. Ключевского»

В других лекциях Ключевский иронично отзывался об императрицах Елизавете Петровне, Екатерине II, красочно характеризовал эпоху дворцовых переворотов:

«По известным нам причинам... - записывал лекцию университетский слушатель Ключевского 1882 года, - после Петра русский престол стал игрушкою для искателей приключений, для случайных людей, часто неожиданно для самих себя вступавших на него... Много чудес перебывало на русском престоле со смерти Петра Великого, - бывали на нем... и бездетные вдовы и незамужние матери семейств, но не было ещё скомороха; вероятно, игра случая направлена была к тому, чтобы дополнить этот пробел нашей истории. Скоморох явился».

Речь шла о Петре III. Так с университетской кафедры ещё никто не говорил о доме Романовых.

Из всего этого советскими историками делался вывод об антимонархической и антидворянской позиции историка, едва ли не роднившей его с революционерами-цареубийцами С.Перовской, Желябовым и другими радикалами, желавшими во что бы то ни стало изменить существующий порядок. Однако историк В.О.Ключевский ни о чём подобном даже не помышлял. Его «либерализм» чётко укладывался в рамки дозволенного в эпоху государственных реформ 1860-70-х годов. «Исторические портреты» царей, императоров и других выдающихся правителей древности, созданные В.О.Ключевским – лишь дань исторической достоверности, попытка объективно представить монархов как обычных людей, которым не чужды любые человеческие слабости.

Маститый учёный В.О.Ключевский избирался деканом историко-филологического факультета Московского университета, проректором, председателем Общества истории и древностей Российских. Он был назначен учителем сына Александра III великого князя Георгия, не раз приглашался на прогулки с царской семьёй, вёл беседы с государем и императрицей Марией Фёдоровной. Однако в 1893-1894 годах Ключевский, несмотря на личное расположение к нему императора, категорически отказался написать книгу об Александре III. Скорее всего, это не было ни капризом историка, ни проявлением его оппозиционности к власти. Ключевский не видел за собой таланта льстивого публициста, а для историка писать о ещё здравствующем или только что почившем «очередном» императоре – просто неинтересно.

В 1894 году ему, как председателю Общества истории и древностей российских, пришлось произнести речь «Памяти в бозе почившего государя императора Александра III». Либерально мыслящий историк в этой речи по-человечески искренне сожалел о смерти государя, с которым при жизни часто общался. За эту речь Ключевский был освистан студентами, усмотревшими в поведении любимого профессора не скорбь по усопшему, а непростительный конформизм.

В середине 1890-х годов Ключевский продолжает исследовательскую работу, выпускает «Краткое пособие по новой истории», третье издание «Боярской думы Древней Руси». Шесть его учеников защищают диссертации.

В 1900 году Ключевского избирают в Императорскую Академию наук. С 1901 года он по правилам подаёт в отставку, но остается преподавать в университете и Духовной академии.

В 1900-1910 годы он стал читать курс лекций в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где его слушателями были многие выдающиеся художники. Ф.И. Шаляпин в своих воспоминаниях написал, что Ключевский помог ему уяснить образ Бориса Годунова перед бенефисом в Большом театре в 1903 году. В воспоминаниях знаменитого певца о знаменитом историке также неоднократно говорится об артистичности Ключевского, его незаурядном таланте привлекать к себе внимание зрителя и слушателя, способности «вжиться в роль» и полностью раскрыть характер избранного персонажа.

С 1902 года Василий Осипович готовит к изданию главное детище своей жизни - «Курс русской истории». Эта работа прерывалась только в 1905 году выездами в Петербург для участия в комиссиях по закону о печати и статусу Государственной думы. Либеральная позиция Ключевского осложнила его отношения с руководством Духовной академии. В 1906 году Ключевский подал в отставку и был уволен, несмотря на протесты студентов.

По уверениям историков-кадетов П.Н.Милюкова и А. Кизеветтера, в конце жизни В.О.Ключевский стоял на тех же либерально-конституционных позициях, что и Партия народной свободы. В 1905 году на совещании в Петергофе он не поддержал идею «дворянской» конституции будущих «октябристов», и согласился баллотироваться в Государственную Думу депутатом от Сергиева Посада. На самом деле, несмотря на все реверансы со стороны лидеров едва народившихся политических партий, политика В.О.Ключевского не интересовала вовсе.

По поводу «партийной принадлежности» Ключевского не раз возникали довольно ожесточённые споры в среде советских историков. М.В. Нечкина однозначно (вслед за Милюковым) считала Ключевского идейным и фактическим членом Партии народной свободы (кд). Однако академик Ю.В. Готье, лично знавший историка в те годы, утверждал, что баллотироваться в Думу от этой партии «старика» едва ли не насильно заставил его сын Борис, и «делать из Ключевского кадетскую фигуру невозможно».

В той же полемике с Нечкиной прозвучала и такая фраза Ю.В. Готье: «Ключевский был в отношении характера и общественной деятельности настоящая "мокрая курица". Я ему так и говорил. Воля у него была только в его произведениях, а в жизни у него никакой воли не было… Ключевский всегда был у кого-нибудь под башмаком.»

Вопрос о фактическом участии или неучастии историка в делах кадетской партии на сегодняшний день утратил свою актуальность. Его депутатство в Государственной Думе не состоялось, но, в отличие от П.Н.Милюкова и Ко, для Ключевского это не имело значения: учёному всегда было чем заняться и где реализовать свой ораторский талант.

«Курс русской истории» и историческая концепция В.О.Ключевского

Наряду со специальным курсом «Истории сословий в России» (1887), исследованиями, посвящёнными социальной тематике («Происхождение крепостного права в России», «Подушная подать и отмена холопства в России», «Состав представительства на земских соборах древней Руси»), истории культуры XVIII и XIX вв. и др., Ключевский создал главный труд своей жизни – «Курс русской истории» (1987-1989. T.I - 5). Именно в нём представлена концепция исторического развития России по В.О.Ключевскому.

Большинство историков-современников считало, что В.О.Ключевский, как ученик С.М.Соловьёва, лишь продолжает развивать концепцию государственной (юридической) школы в русской историографии в новых условиях. Помимо влияния государственной школы, доказывалось воздействие на взгляды Ключевского других его университетских учителей - Ф.И. Буслаева, С.В. Ешевского и деятелей 1860-х гг. - А.П. Щапова, Н.А. Ишутина и т.п.

В своё время советская историография сделала и вовсе необоснованную попытку «развести» взгляды С.М.Соловьёва как «апологета самодержавия» и В.О.Ключевского, стоявшего на либерально-демократических позициях (М.В.Нечкина). Ряд историков (В.И. Пичета, П.П. Смирнов) основную ценность трудов Ключевского увидели в попытке дать историю общества и народа в её зависимости от экономических и политических условий.

В современных исследованиях преобладает взгляд на В.О.Ключевского не только как на продолжателя историко-методологических традиций государственной (юридической) школы (К.Д. Кавелин, Б.Н.Чичерин, Т.Н.Грановский, С.М.Соловьев), но и создателя нового, наиболее перспективного её направления, основанного на «социологическом» методе.

В отличие от первого поколения «государственников», Ключевский считал необходимым ввести в качестве самостоятельных сил исторического развития социальные и экономические факторы. Исторический процесс в его представлении есть результат непрерывного взаимодействия всех факторов (географических, демографических, экономических, политических, социальных). Задача историка в этом процессе сводится не к построению глобальных исторических схем, а к постоянному выявлению конкретного взаимоотношения всех вышеперечисленных факторов в каждый конкретный момент развития.

На практике «социологический метод» означал для В.О. Ключевского тщательное исследование степени и характера хозяйственного развития страны, тесно связанных с природно-географической средой, а также - детальный анализ социальной стратификации общества на каждом этапе развития и тех взаимоотношений, которые возникают при этом внутри отдельных социальных групп (он часто называл их классами). В результате исторический процесс принимал у В.О. Ключевского более объемные и динамичные формы, чем у его предшественников или современников типа В.И. Сергеевича.

Своё понимание общего хода русской истории В.О. Ключевский наиболее сжато представил в периодизации, в которой он выделил четыре качественно различных этапа:

    VIII-XIII вв. - Русь Днепровская, городовая, торговая;

    XIII - середина XV в. - Русь Верхневолжская, удельно-княжеская, вольно-земледельческая;

    середина XV - второе десятилетие XVII в. - Русь Великая, Московская, царско-боярская, военно-землевладельческая;

    начало XVII - середина XIX в. - период всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного, земледельческо¬го и фабрично-заводского хозяйства.

Уже в докторской диссертации «Боярская дума Древней Руси», явившейся, по сути, развёрнутым социальным портретом боярского сословия, наиболее ярко проявилась та новизна, которую В.О. Ключевский внёс в традиции государственной школы.

В условиях резко обозначившегося на рубеже XIX - ХХ веков расхождения интересов самодержавного государства и общества Ключевский пересмотрел взгляды своего учителя Соловьёва на весь двухвековый отрезок новой истории страны, перечеркнув тем самым результаты последних семнадцати томов его «Истории России» и построенную на них политическую программу отечественного предреформенного либерализма. На этих основаниях ряд исследователей (в частности - А. Шаханов) делает вывод о невозможности отнесения Ключевского к государственной школе в русской историографии.

Но это не так. Ключевский лишь объявляет «новую историю», актуализирует социологическую направленность исторического исследования. По сути, он сделал то, что более всего импонировало запросам молодого поколения историков 1880-х годов: объявляет отказ от предлагаемых извне схем или целей, как западнических, так и славянофильских. Студенты хотели изучать русскую историю как научную проблему, и «социологический метод» Ключевского дал им такую возможность. Учеников и последователей Ключевского (П.Милюкова, Ю. Готье, А. Кизеветтера, М. Богословского, Н. А. Рожкова, С. Бахрушина, А. И. Яковлева, Я. Л. Барскова) часто называют «неогосударственниками», т.к. они в своих построениях использовали всё тот же многофакторный подход государственной школы, расширяя и дополняя его культурными, социологическими, психологическими и прочими факторами.

В «Курсе русской истории» Ключевский дал уже целостное изложение русской истории на основе своего социологического метода. Как ни одно из исторических произведений государственной школы, «Курс» В.О. Ключевского вышел далеко за рамки чисто учебного издания, превратившись в факт не только научной, но и общественной жизни страны. Расширенное понимание многофакторности исторического процесса в сочетании с традиционными постулатами государственной школы позволили довести до логического предела ту концепцию русского исторического процесса, которая была заложена С.М. Соловьёвым. В этом смысле труд В.О. Ключевского стал рубежным для развития всей исторической науки в России: он завершил традицию века XIX и одновременно предвосхитил новаторские поиски, которые нёс с собой век XX.

Оценка личности В.О.Ключевского в воспоминаниях современников

Фигура В.О. Ключевского уже при его жизни была окружена ореолом «мифов», разного рода анекдотов и априорных суждений. И в наши дни сохраняется проблема клишированного восприятия личности историка, что, как правило, основано на субъективных отрицательных характеристиках П. Н. Милюкова и язвительных афоризмах самого Ключевского, которые широко доступны читателю.

П.Н.Милюков, как известно, рассорился с В.О.Ключевским ещё в процессе подготовки своей магистерской диссертации о реформах Петра I. Диссертация была восторженно встречена научной общественностью, но В.О.Ключевский, пользуясь своим непререкаемым авторитетом, склонил учёный совет университета не присуждать за неё докторской степени. Он посоветовал Милюкову написать другую диссертацию, заметив, что «наука от этого только выиграет». Будущий лидер кадетов смертельно обиделся и впоследствии, не вдаваясь в подробности и истинные причины такого отношения учителя к его работе, свёл всё к сложности характера, эгоизму и «загадочности» В.О.Ключевского, а проще говоря – к зависти. Самому Ключевскому всё в жизни давалось нелегко, и он не терпел чужого быстрого успеха.

В письме от 29 июля 1890 года Милюков пишет, что Ключевскому «тяжело и скучно жить на свете. Славы большей, чем он достиг, он получить не сможет. Жить любовью к науке - вряд ли он может при его скептицизме... Теперь он признан, обеспечен; каждое слово его ловят с жадностью; но он устал, а главное, он не верит в науку: нет огня, нет жизни, страсти к ученой работе - и уже поэтому, нет школы и учеников» .

В конфликте с Милюковым, очевидно, на научном поприще столкнулись два недюжинных самолюбия. Только Ключевский всё-таки больше любил науку, чем себя в науке. Его школа и его ученики развили идеи и многократно приумножили заслуги учёного – это бесспорный факт. Старшее поколение коллег-историков, как известно, поддержало в этом противостоянии именно Ключевского. И не только потому, что у него на тот момент уже были имя и слава. Без Ключевского не было бы Милюкова как историка, и что особенно грустно осознавать – без конфликта со всемогущим Ключевским, возможно, не случилось бы Милюкова как политика. Конечно, нашлись бы другие люди, желающие раскачивать здание российской государственности, но не присоединись к ним Милюков – от этого выиграла бы не только историческая наука, но и история России в целом.

Нередко воспоминания о Ключевском как учёном или лекторе плавно перетекают в психологический анализ или характеристики его личности. Видимо, его персона была настолько ярким событием в жизни современников, что эту тему никак нельзя было обойти. Чрезмерную колкость, замкнутость характера, дистанцированность учёного замечали многие современники. Но необходимо понимать, что разные люди могли быть допущены Ключевским к себе на разное же расстояние. Каждый, кто писал о Ключевском, так или иначе, прямо или в контексте, указывал на свою степень приближённости к личному пространству учёного. Этим и были обусловлены различные, часто прямо противоположные, трактовки его поведения и особенностей характера.

Современники Ключевского (в их числе С. Б. Веселовский, В. А. Маклаков, А. Е. Пресняков) в своих мемуарах решительно опровергают миф о его «сложности и загадочности», «эгоизме», «фиглярстве», постоянном желании «играть на публику», пытаются защитить историка от скорых и поверхностных характеристик.

Василий Осипович был человеком тонкого психологического склада, наделявшим личной эмоциональной окраской все явления жизни, отношение к людям и даже свои лекции. Его психику П. Н. Милюков сравнивает с очень чувствительным измерительным аппаратом, находящимся в постоянном колебании. По мнению Милюкова, такому человеку, как его учитель, достаточно трудно было устанавливать даже обыкновенные житейские отношения.

Если обратиться к дневникам историка разных лет, то, прежде всего исследователю бросается в глаза глубокая саморефлексия, стремление вознести свои внутренние переживания над суетой будничной жизни. Нередко встречаются записи, свидетельствующие о непонимании современниками, как казалось самому Ключевскому, его внутреннего мира. Он замыкается, ищет откровений в самом себе, в природе, подальше от суеты современного общества, ценностей и образа жизни которого он, по большому счёту, до конца не понимает и не принимает.

Нельзя не признать, что поколения сельского духовенства, впитав привычки простой и непритязательной, малообеспеченной жизни, оставили особую печать на внешности Ключевского и его быте. Как пишет М.В. Нечкина:

«…Уже давно мог бы он гордо нести свою славу, чувствовать себя знаменитым, любимым, незаменимым, но нет и тени высокой самооценки в его поведении, даже напротив - подчеркнутое игнорирование славы. От аплодисментов он «хмуро и досадливо отмахивался».

В московском доме Ключевских царила традиционная для старой столицы обстановка: посетителю бросались в глаза старомодные «домотканые половички» и тому подобные «мещанские элементы». На многочисленные просьбы жены и сына по улучшению быта, например, такие, как покупка новой мебели, Василий Осипович соглашался крайне неохотно.

Приходивших к нему посетителей Ключевский, как правило, принимал в столовой. Лишь когда находился в благодушном настроении, приглашал за стол. Иногда в гости к Василию Осиповичу приходили его коллеги, профессора. В таких случаях «он заказывал небольшой графин чистой водки, селедочку, огурцов, потом появлялась белуга», хотя вообще Ключевский был очень бережлив. (Богословский, М. М. «Из воспоминаний о В. О. Ключевском»).

На лекции в университет Ключевский ездил только на дешёвых извозчиках («ваньках»), принципиально избегая щёгольских пролёток московских «лихачей». По дороге профессор нередко вёл с «ваньками» - вчерашними деревенскими парнями и мужиками - оживлённые беседы. По своим делам Ключевский передвигался на «убогой московской конке», причём «забирался на империал». Конка, как вспоминает один из его учеников А. И. Яковлев, отличалась тогда бесконечными простоями чуть ли не на каждом разъезде. В Троице-Сергиеву лавру для преподавания в Духовной Академии Ключевский ездил дважды в неделю по железной дороге, но всегда в третьем классе, в толпе богомольцев.

И. А. Артоболевский рассказывал: «Известная богачка Морозова, с сыном которой когда-то занимался Ключевский, предлагала ему «в качестве презента» коляску и «двух дышловых лошадей». «И все-таки я отказался... Помилуйте, разве мне это к лицу?.. Разве не смешон был бы я в такой коляске?! Ворона в павлиньих перьях...»

Ещё один знаменитый анекдот о профессорской шубе, приведённый в монографии М.В. Нечкиной:

«Знаменитый профессор, давно уже не стесненный нехваткой денег, ходил в старенькой, поношенной шубе. «Что же шубы-то новой, Василий Осипович, себе не заведете? Вон потерлась вся», - замечали приятели. - «По роже и шуба», - лаконично отвечал Ключевский.»

Пресловутая «бережливость» профессора, несомненно, свидетельствовала вовсе не о его природной скупости, низкой самооценке или желании эпатировать окружающих. Напротив, она говорит лишь о его внутренней, духовной свободе. Ключевский привык делать так, как ему удобно, и изменять своим привычкам в угоду внешним условностям не собирался.

Перейдя рубеж своего пятидесятилетия, Ключевский полностью сохранил невероятную трудоспособность. Она поражала его более молодых учеников. Один из них вспоминает, как, проработав долгие часы вместе с молодёжью поздним вечером и ночью, Ключевский появлялся утром на кафедре свежим и полным сил, в то время как ученики еле стояли на ногах.

Конечно, он иногда прихварывал, жаловался то на воспаление горла, то на простуду, его начали раздражать сквозняки, продувавшие лекционный зал на курсах Герье, бывало, что болели зубы. Но он называл свое здоровье железным и был прав. Не очень-то соблюдая правила гигиены (работал ночами, не щадя глаз), он создал про неё оригинальный афоризм: «Гигиена учит, как быть цепной собакой собственного здоровья». О работе было другое изречение: «Кто не способен работать по 16 часов в сутки, тот не имел права родиться и должен быть устранен из жизни, как узурпатор бытия». (Оба афоризма относятся к 1890-м годам.)

Память Ключевского, как у всякого несостоявшегося священнослужителя, была поразительна. Однажды, поднимаясь на кафедру для доклада на каком-то публичном научном торжестве, он споткнулся о ступеньку и выронил листки своих записок. Они веером разлетелись по полу, их порядок был в корне нарушен. Листки ещё раз перемешали при сборе бросившиеся на помощь профессору слушатели. Все взволновались за судьбу доклада. Только жена Ключевского Анисья Михайловна, сидевшая в первых рядах, сохраняла полное спокойствие: «Прочтёт, прочтёт, он всё наизусть помнит», - невозмутимо успокаивала она соседей. Так и вышло.

Очень отчётливый «бисерный», пожалуй, даже мельче бисера, почерк, записи остро отточенным карандашом долго свидетельствовали о хорошем зрении историка. Читать его архивные рукописи мешает не почерк - он безупречен, а стёршийся от времени карандаш. Лишь в последние годы жизни почерк Ключевского стал более крупным, с преимущественным употреблением пера и чернил. «Уметь разборчиво писать - первое правило вежливости», - гласит один из афоризмов историка. На письменном столе у него не было какой-нибудь массивной чернильницы на мраморной доске, а стоял пятикопеечный пузырек чернил, куда он макал перо, как некогда в семинарские годы.

В воспоминаниях, посвящённых историку, совершенно не обсуждается вопрос, был ли он счастлив в браке. Эта пикантная сторона частной жизни, либо намеренно умалчивалась его знакомыми, либо была скрыта от посторонних глаз. В итоге взаимоотношения Ключевского с супругой, отражённые лишь переписке с родственницами или в чрезвычайно редких воспоминаниях друзей семьи, остаются не вполне определёнными.

Неспроста на этом фоне выделяется мемуарная тема, характеризующая отношение Ключевского к представительницам прекрасного пола. Уважаемый профессор, сохраняя имидж благонадёжного семьянина, умудрился стяжать себе славу галантного кавалера и дамского угодника.

Мария Голубцова – дочь друга Ключевского, преподавателя Духовной Академии, А. П. Голубцова, – вспоминает такую «забавную сценку». Василий Осипович, придя к Пасхе, не прочь был с ней «похристосоваться». Но маленькая девочка ему бесцеремонно отказала. «Первая женщина, которая отказалась меня поцеловать!» – сказал, смеясь, Василий Осипович её отцу. Даже на прогулке в горах с князем Георгием и всей его «блестящей компанией», Ключевский не преминул привлечь к своей персоне женское внимание. Огорчённый, что ему в спутницы дали старую-престарую фрейлину, он надумал отомстить: Ключевский эпатировал компанию тем, что, сорвав росший над самым обрывом эдельвейс, преподнёс его своей даме. «На обратной дороге все меня окружили, и уж самые молодые барышни шли со мной», – сообщал довольный своей выходкой профессор.

Ключевский преподавал на Высших женских курсах, и здесь пожилого профессора преследовала масса восторженных поклонниц, которые буквально боготворили его. В университете, даже во времена запрета на посещение университетских лекций девицами, его женская аудитория постоянно росла. Хозяйки самых знаменитых московских салонов нередко соперничали друг с другом, желая видеть Ключевского на всех своих вечерах.

В отношении историка к женщинам было что-то рыцарское и в то же время отстранённое – он готов был служить им и любоваться ими, но, скорее всего, бескорыстно: только как галантный кавалер.

Одной из немногих женщин, с которой Ключевский в течение долгих лет поддерживал доверительные, даже дружеские отношения, была уже упомянутая нами сестра жены – Надежда Михайловна. Василий Осипович охотно приглашал свояченицу в гости, вёл с ней переписку, стал крёстным отцом её воспитанницы. Разные характеры этих людей, скорее всего, объединяло пристрастие к остроумному юмору и интеллектуальной иронии. В. О. Ключевский сделал Надежде Михайловне бесценный подарок – отдал свою «чёрную книжку» с собранием афоризмов. Почти все афоризмы, ныне приписываемые историку, известны и памятны лишь благодаря этой книжке. В ней содержится много посвящений женщине и, возможно, поэтому после смерти Ключевского мемуаристы невольно заостряли внимание именно на теме его «внесемейных» отношений с прекрасным полом.

Говоря о внешности Ключевского, многие современники отмечали, что он «по своей наружности был незавидный… несолидный». Со знаменитой фотографии 1890 года на нас смотрит типичный «разночинец»: не слишком заботящийся о своей внешности пожилой, усталый, немного ироничный человек с внешностью приходского попа или дьякона. Скромные запросы и привычки, аскетический внешний вид Ключевского, с одной стороны – выделяли его из среды университетской профессуры, с другой – были типичны для разночинных московских обывателей или приезжих провинциалов. Но стоило Василию Осиповичу с кем-то завязать разговор, и «в нём моментально является какая-то непонятная магнетическая сила , заставляющая, как-то поневоле, полюбить его». Он никому не подражал и, ни на кого не походил, «он создан был во всем оригиналом» . (Воспоминания священника А. Рождественского. Воспоминания о В. О. Ключевском // Василий Осипович Ключевский. Биографический очерк… С. 423.)

Особа Ключевского была интересна также и благодаря его незаурядному чувству юмора: «Он сверкал как фейерверк блестками остроумия» . Как известно, яркие образы лекций Ключевского были приготовлены им заранее и даже повторялись из года в год, что отмечали его студенты и коллеги. Но, в то же время, их всегда освежала «быстрая и точная, как выстрел» импровизация. При этом «прелесть его острот состояла в том, что в каждой из них, наряду с совершенно неожиданным сопоставлением понятий, всегда таилась очень тонкая мысль». (Богословский, М. М. «Из воспоминаний о В. О. Ключевском».)

Острый язык Ключевского не щадил никого, отсюда пошла его репутация «неисправимого скептика, не признающего никаких святынь». На первый взгляд он легко мог показаться эгоистичным и злым. Но впечатление это, конечно, было неверным – оправдывали его П. Н. Милюков и А. Н. Савин: «Маска Мефистофеля» была призвана не пускать посторонних в святая святых его чувствительной души. Попав в новую и разнородную социальную среду, Ключевскому пришлось выработать привычку носить эту маску, как «защитную скорлупу», быть может, вводя тем самым в заблуждение многих своих коллег и современников. Возможно, с помощью этой «скорлупы» историк пытался отвоёвывать своё право на внутреннюю свободу.

Общался Ключевский практически со всей научной, творческой и политической элитой своего времени. Он бывал и на официальных приёмах, и на неформальных журфиксах, и просто любил ходить в гости к коллегам и знакомым. Всегда оставлял впечатление интересного собеседника, приятного гостя, галантного кавалера. Но самыми задушевными друзьями, по воспоминаниям близких, для Ключевского оставались простые люди, в основном духовного сословия. Например, у него часто можно было застать помощника библиотекаря Духовной Академии – иеромонаха Рафаила. Иеромонах был большой оригинал и очень добрый человек (у него в келье постоянно жили племянники или семинаристы). Отец Рафаил знал учёные труды только по названиям и цвету корешков книг, к тому же был на редкость некрасив, но любил похвастаться своей учёностью и былой красотой. Ключевский вечно шутил над ним и особенно любил спрашивать, почему тот не женился. На что ему был ответ: «Да знаешь, брат, как кончил семинарию, так к нам невест, невест, страсть. А я, бывало, убегу в огород, лягу меж гряд, да и лежу, а меня-то ищут. Я ведь тогда красив был». – «Следы былой красоты и теперь заметны», – с доброй иронией соглашался Ключевский.

Приезжая на праздники в Сергиев Посад, профессор любил, наравне с посадскими парнями и девушками, принять участие в народных гуляниях, покататься на карусели.

Очевидно, в таком общении именитый историк искал столь привычной ему с детства простоты, которой так не хватало чопорной академической среде и столичному обществу. Здесь Ключевский мог чувствовать себя свободно, не одевать «масок», не играть «в учёного профессора», быть самим собой.

Значение личности В.О.Ключевского

Значение личности В. О. Ключевского для его современников было огромным. Его высоко ставили как историка-профессионала, ценили как незаурядного, талантливого человека. Многие ученики и последователи видели в нём источник нравственности, поучительности, доброты, искромётного юмора.

Но тех, кто общался с В.О.Ключевским в неформальной обстановке, часто отталкивала в нём его чрезмерная, (подчас неоправданная) экономность, скрупулёзность в мелочах, непритязательная, «мещанская» домашняя обстановка, острый язык и в то же время – нерасточительность в эмоциях, сдержанность, замкнутость характера.

Незаурядный талант исследователя и аналитика, смелость в суждениях и выводах, присущие В.О. Ключевскому, вряд ли позволили бы ему сделать успешную карьеру священнослужителя. Применив все эти качества на научном поприще, провинциальный попович фактически поймал за хвост «птицу удачи», за которой приехал из Пензы в Москву. Он стал самым знаменитым историком России, маститым учёным, академиком, «генералом» от науки, личностью всероссийского и даже мирового масштаба. Тем не менее, В.О.Ключевский не чувствовал себя триумфатором. Прожив практически всю сознательную жизнь в отрыве от взрастившей его среды, он по-прежнему пытался сохранить верность себе настоящему хотя бы в семейном укладе, быте, привычках. У одних современников это вызывало недоумение и насмешки над «чудачествами» профессора Ключевского, других заставило говорить о его «противоречивости», «сложности», «эгоизме».

В этом глобальном противоречии разума и сердца, на наш взгляд, заключались триумф и трагедия многих знаменитых людей России, вышедших из среды «разночинцев» и вступивших в общество, где всё ещё, по большому счёту, преобладали традиции дворянской культуры. Ключевский оказался в этом плане знаковой фигурой.

В.О. Ключевский

Невзрачный на вид, похожий на дьячка провинциальной церкви человек в старой шубе и с пятнами на официальном вицмундире, на рубеже XIX-XX веков являлся «лицом» Московского университета, ординарным академиком Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, учителем царских детей.

Этот факт в значительной мере свидетельствует о смене внешних приоритетов и демократизации не только российского общества, но и отечественной науки в целом.

Как учёный В.О. Ключевский не совершил глобального переворота в теории или методологии исторической науки. По большому счёту, он лишь развил и вывел на новый качественный уровень идеи «государственной» исторической школы Московского университета. Но сам образ профессора Ключевского сломал все существовавшие доселе стереотипы облика знаменитого учёного, успешного лектора и вообще «образованного человека», как носителя дворянской культуры. Интуитивно не желая адаптироваться, подстраиваться под внешние условности хотя бы в быту и поведении, историк Ключевский способствовал внесению в столичную академическую среду моды на демократичность, свободу личностного самовыражения и главное – духовную свободу, без которой невозможно формирование общественной «прослойки», называемой интеллигенцией.

Студенты любили профессора Ключевского вовсе не за его потёртую шубу или умение артистично рассказывать исторические анекдоты. Они видели перед собой человека, на их глазах повернувшего время, своим примером уничтожившего пропасть между историей Отечества как инструментом воспитания верноподданнического патриотизма и историей как предметом познания, доступным каждому исследователю.

В течение сорока лет распалённых общественных страстей историк умел «подобрать ключ» к любой - духовной, университетской, военной - аудитории, всюду увлекая и пленяя, никогда и ни в чём не возбудив подозрительности власти и разных начальств.

Именно поэтому, на наш взгляд, В.О.Ключевский – учёный, артист, художник, мастер - был возведён не только современниками, но и потомками на высокий пьедестал корифея отечественной исторической науки. Подобно Н.М.Карамзину в начале XIX века, в начале века XX он подарил соотечественникам ту историю, которую они хотели знать именно в этот момент, подведя тем самым черту под всей предшествующей историографией и заглянув в далёкое будущее.

Умер В.О.Ключевский 12 (25) мая 1911 года в Москве, похоронен на кладбище Донского монастыря.

Память и потомки

Меморизация культурного пространства в Москве, связанного с именем Ключевского, активно развивалась уже в первые годы после его кончины. Через несколько дней после смерти В. О. Ключевского, в мае 1911 года, в Московскую городскую думу поступило заявление гласного Н. А. Шамина о «необходимости увековечения памяти знаменитого русского историка В. О. Ключевского». По результатам заседаний Думы было постановлено с 1912 года учредить в Московском Императорском университете стипендию «в память о В. О. Ключевском». Именная стипендия Ключевского была также учреждена Московскими высшими женскими курсами, где преподавал историк.

В то же время Московским университетом был объявлен конкурс на предоставление воспоминаний о В.О. Ключевском.

Борис Ключевский в детстве

В доме на Житной улице, где жил Василий Осипович в последние годы, его сын, Борис Ключевский, планировал открыть музей. Здесь оставалась библиотека, личный архив В.О. Ключевского, его личные вещи, портрет кисти художника В.О. Шервуда. Сын следил за проведением ежегодных панихид в память о своем отце, собирая его учеников и всех, кому была дорога память о нём. Таким образом, дом В. О. Ключевского и после его смерти продолжал играть роль центра, объединяющего московских историков.

В 1918 году московский дом историка подвергся обыскам, основная часть архива была эвакуирована в Петроград, к одному из учеников Ключевского, историку литературы Я.Л.Барскому. Впоследствии Борису Ключевскому удалось добыть «охранную грамоту» на библиотеку отца и с большими трудностями вернуть от Барского основную часть рукописей, но в 1920-е годы библиотека и архив историка были изъяты и помещены в государственные архивохранилища.

Тогда же в среде оставшихся в Москве учеников Ключевского особую актуальность приобрела проблема постановки памятника великому историку. К тому времени не существовало даже памятника на его могиле в Донском монастыре. Поводом к различным разговорам отчасти стало негативное отношение учеников к единственному здравствующему потомку Ключевского.

Борис Васильевич Ключевский, по его словам, окончил два факультета Московского университета, но научная деятельность его не привлекала. Долгие годы он исполнял роль домашнего секретаря своего знаменитого отца, увлекался спортом и усовершенствованием велосипеда.

Из рассказов самого Б. Ключевского М.В. Нечкиной известен такой эпизод: в молодости Борис изобрёл какую-то особенную «гайку» для велосипеда и очень ею гордился. Катая её на ладони, В.О. Ключевский, со своим обычным сарказмом, говорил гостям: «Время-то какое пришло! Чтобы такую гайку изобрести, надо два факультета кончить – исторический и юридический…» (Нечкина М.В. Указ.соч., с.318).

Очевидно, Василий Осипович гораздо больше времени уделял общению с учениками, чем с собственным сыном. Увлечения отпрыска не вызывали у историка ни понимания, ни одобрения. По воспоминаниям очевидцев (в частности на это указывает Ю. В. Готье), в последние годы жизни отношения Ключевского с Борисом оставляли желать лучшего. Василию Осиповичу не нравилось увлечение сына политикой, а также его открытое сожительство то ли с домработницей, то ли с горничной, проживавшей в их доме. Друзья и знакомые В.О. Ключевского – В.А. Маклаков и А.Н. Савин – также полагали, что молодой человек оказывает сильное давление на престарелого, ослабевшего от болезней Василия Осиповича.

Тем не менее, при жизни В.О.Ключевского Борис много помогал ему в работе, а после смерти учёного собрал и сохранил его архив, активно участвовал в публикации научного наследия отца, занимался изданием и переизданием его книг.

В 1920-е годы коллеги и ученики Ключевского обвинили «наследника» в том, что могила его родителей находится в запустении: нет ни памятника, ни ограды. Скорее всего, у Бориса Васильевича просто не было средств на установку достойного памятника, а события революции и Гражданской войны мало способствовали заботам живых людей о почивших предках.

Усилиями университетской общественности был создан «Комитет по вопросу об увековечении памяти В. О. Ключевского», который поставил своей целью установку памятника историку на одной из центральных улиц Москвы. Однако Комитет ограничился лишь созданием в 1928 году общего памятника-надгробия на могиле супругов Ключевских (кладбище Донского монастыря). После «академического дела» (1929-30 гг.) начались гонения и высылки историков «старой школы». В.О.Ключевский был причислен к «либерально-буржуазному» направлению историографии, и ставить ему отдельный памятник в центре Москвы сочли нецелесообразным.

Width="300">

Сын историка Борис Ключевский уже в первой половине 1920-х годов порвал все связи с научным сообществом. По словам навестившей его в 1924 году М.В. Нечкиной, он служил помощником юрисконсульта «в каком-то автомобильном отделе» и, наконец-то, занимался своим любимым делом – ремонтом автомобилей. Затем сын Ключевского был автотехником, переводчиком, мелким совслущажим ВАТО. В 1933 году – репрессирован и осуждён к ссылке в Алма-Ату. Точная дата его смерти неизвестна (около 1944 года). Тем не менее, Б.В. Ключевскому удалось сохранить основную и очень важную часть архива его отца. Эти материалы в 1945 году приобрела Комиссия по истории исторических наук при отделении Института истории и философии АН СССР у «вдовы сына историка». Музей В.О.Ключевского в Москве так и не был им создан, воспоминания об отце тоже не были написаны…

Лишь в 1991 году, к 150-летию со дня рождения Ключевского, в Пензе был открыт музей, получивший имя великого историка. И сегодня памятники В.О. Ключевскому существуют только на его родине, в селе Воскресеновка (Пензенская область) и в Пензе, куда семья Ключевских переехала после смерти отца. Примечательно, что инициативы по увековечению памяти историка, как правило, исходили не от государства или научной общественности, а от местных властей и энтузиастов-краеведов.

Елена Широкова

Для подготовки данной работы были использованы материалы сайтов:

http://www.history.perm.ru/

Мировоззренческие портреты. Ключевский В.О. Библиофонд

Литература:

Богомазова О.В.Частная жизнь известного историка (по материалам воспоминаний о В.О.Ключевском)// Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 23 (161). История. Вып. 33. С. 151–159.

История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII–XXI веков: сборник статей / под ред. Н. Н. Алеврас, Н. В. Гришиной, Ю. В. Красновой. – Челябинск: Энциклопедия, 2011;

Мир историка: историографический сборник / под ред.В.П. Корзун, С.П. Бычкова. – Вып. 7. – Омск: Изд-во Ом. гос.ун-та, 2011;

Нечкина М.В. Василий Осипович Ключевский (1841-1911).История жизни и творчества, М.: «Наука», 1974;

Шаханов А.Н. Борьба с «объективизмом» и «космополитизмом» в советской исторической науке. «Русская историография» Н.Л.Рубинштейна// История и историки, 2004. - №1 – С.186-207.

Память, обращенная к личности любого крупного деятеля культуры и науки, содержит в себе не только чувство благодарности за все им содеянное, но и чувство почтительности к оставленному наследию, оказавшемуся необходимым для последующих поколений, уважающих свое прошлое и умеющих извлекать из него уроки.

Нас отделяет от расцвета творческой мысли Ключевского почти столетие. И все это время существует вовсе не праздный вопрос, как бы сложен он ни был,— о ценности опыта его мысли для нашей современной научной и преподавательской жизни, а также для общественного сознания ныне здравствующих поколений .

К осмыслению итогов этого опыта обратились младшие современники Ключевского сразу же после его кончины. Множество некрологов было лишь данью скорбного чувства, возникшего при вести о кончине ученого. К 1912 г. ведущая московская и петербургская профессура успела подготовить и опубликовать в Москве сборник «Характеристики и воспоминания», посвященный В.О. Ключевскому.

При всем разнообразии анализа его творчества ученые, хорошо лично знавшие Василия Осиповича и его опубликованные произведения, задавались одной целью — провозгласить его основателем в русской исторической науке первой истинно научной школы, создателем научной истории России. Примечательно, что среди авторов воспоминаний, помещенных в этом издании, были представители историко-правового направления, с которым у В.О. Ключевского с 1880-х гг были очень сложные, а порой и открыто враждебные отношения. Так, Б.И. Сыромятников решительно противопоставил Ключевского Б.Н. Чичерину, одному из основных идеологов «государственной школы», и доказывал, что Василий Осипович утверждал новый метод в русской исторической науке и давал «новые ответы на старые вопросы» 1.

Кстати, чуть раньше, в юбилейном сборнике статей, посвященном Ключевскому, другой историк права — С. А. Котляревский — очень высоко оценил его монографию «Боярская дума Древней Руси» именно с методических позиций 2. Тогда же подготавливались три сборника произведений Ключевского, опубликованных им при жизни в различных журналах и иных изданиях, — «Опыты и исследования», «Очерки и речи», «Отзывы и ответы».

В 1914 г. эти сборники увидели свет, а Б Чтениях Общества истории и древностей российских (1914, № 1) был опубликован послужной список Ключевского со всеми административными подробностями его служебной карьеры, награждениями и т. п. В 1913 г. ученик Ключевского А. Юшков по выправленной ранее самим автором литографии издал его монографию «История сословий в России». Вместе с изданными при Александров Вадим Александрович, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии им Н Н Миклухо-Маклая АН СССР жизни Ключевского монографиями «Сказания иностранцев о Московском государстве», «Боярская Дума Древней Руси» и «Курсом русской истории» посмертные издания надолго составили тот корпус произведений Ключевского, на который до 1950-х гг. опирались ученые в своих теоретических оценках его творчества.

Этот этап изучения наследия Ключевского как теоретика исторического пррцесса России можно представлять лишь оценочным, коль скоро судить о развитии творческой мысли ученого можно было только на основе уже опубликованных трудов. На протяжении 20—40-х гг. в общей критике культурного и научного наследия дореволюционной России В. О. Ключевскому посвящались отдельные воспоминания и разделы в обобщающих работах историографического характера, но специальных монографических исследований его творчества не предпринималось.

Для всех его критиков была очевидна научная значимость Ключевского Как одного из крупнейших представителей буржуазной исторической науки Россци, но оценивалась она весьма поразному. Историографы пытались определить в многообразии научной проблематики В. О. Ключевского ведущее для него теоретическое направление, уловить его колебания «вправо» и «влево», а отсюда и личностные политические позиции.

Все эти попытки на сегодняшний день сохраняют лишь значение для истории познания исторической науки, но уже мало что дают для понимания Ключевского как ученого. В этом отношении не утратили интереса наблюдения младших современников Ключевского — его ученика П. Н. Милюкова и профессора Петербургского университета С. Ф. Платонова, которые, быть может, объективнее, чем кто-либо иной, представляли внутренний мир Ключевского. П. Н. Милюков, активный деятель кадетской партии, не преминувший, было, в своих воспоминаниях отметить политическую активность Ключевского, писал, что Василий Осипович оставался «демократом», стоявшим «ближе к демократически-народническому, Чем к конституционно-либеральному течению нашей интеллигенции» 3. В той же тональности вспоминал о Ключевском С. Ф. Платонов, человек не склонный к каким-либо преувеличениям в своих оценках.

Имея в виду неожиданные «проблески некоторого пессимизма и скорбного настроения» у Ключевского, проявлявшиеся у него в пожилые годы, в частности, в статье «Грусть», посвященной памяти М. Ю. Лермонтова, и тем более «неожиданный лиризм» в речи памяти Александра III, Платонов писал: «Эти два выступления Ключевского были учтены как симптомы душевного перелома, переместившие его вправо от прежних позиций. Но прошло десятиление, и последние годы застали нашего историка на прежних позициях. Душевный „перелом" не был переменой взглядов и чувств; он оказался только симптомом большой душевной сложности, в которой сплелись мудреным узлом самые разнородные элементы русской стихии и общечеловеческой мысли»4.

Сейчас, по дневникам Ключевского и его рукописным наброскам, относящимся к последней, пятой, части «Курса русской истории», не законченной; и не увидевшей свет в окончательной авторской редакции, можно утверждать cпpaведливость слов и тонкость ощущений Платонова. С 50-х гг. после перехода из частных рук на государственное хранение архива В. О. Ключевского и образования его специальных фондов (прежде всего в рукописных отделах Государственной библиотеки им. В. И. Ленина и академическом Институте истории СССР) начался качественно новый, исследовательский этап изучения творческого процесса и жизненного пути историка. Результативность этого этапа ни в какой степени не сравнима со всеми предшествующими публикациями произведений Ключевского, и с исследовательскими опытами, им посвященными. Более того, даже по сравнению с С. М. Соловьевым, К имени которого в это же время с особым вниманием вернулась историография, разноплановая деятельность по исследованию творчества В. О. Ключевского, безусловно, преобладала и преобладает поныне.

Весьма показательно, что эта работа, диктовавшаяся прежде всего возникшими документальными возможностями, отвечала запросам читателя; сочинения В. О. Ключевского, издававшееся в 50-х гг. тиражом в десятки тысяч экземпляров, в настоящее время даже при достижении миллионной «отметки» остаются раритетами. Инициатива в разработке архива В. О. Ключевского с 50-х гг. по праву принадлежит Александру Александровичу Зимину.

В 1951 г. от подвел первые итоги своих наблюдений о составе архива Ключевского и тех возможностях, которые имеются для дальнейшего исследования его жизни и творчества. Опираясь на материалы архива, он обратил особое внимание на формирование исторических взглядов Ключевского на ранних этапах его творчества, начиная со студенческой скамьи Московского университета, в процессе общения со своими учителями, прежде всего Ф. И. Буслаевым и С. М. Соловьевым 6. Ему же принадлежит большая заслуга в организации первого академического восьмитомного издания Сочинений В. О Ключевского (1956—1959 гг.).

Основная ценность этого издания, к сожалению, не охватившего все научное наследие историка, заключалась, во-первых, в публикации его специальных курсов, прочитанных студентам университета в 1880-х — начале 1900 г. и оставшихся неведомыми читателям. Речь идет о лекциях по источниковедению, терминологии русской ‘истории и русской историографии. Во-вторых, что, пожалуй, еще более существенно, в процессе подготовки издания был восстановлен весь ссылочный аппарат и проведен источниковедческий анализ состава «Курса русской истории» путем сличения текстов литографий, на которые опирался автор при подготовке к изданию Курса, с его окончательным текстом.

При публикации ряда своих произведений, и прежде всего «Курса русской истории», Ключевский не давал ссылок на издания документов, мемуаров и сочинений других историков; однако на полях своих литографированных лекций карандашом он кратко упоминал все издания, на которые считал необходимым опираться. Тем самым эта работа впервые позволила вникнуть в «лабораторию» ученого и воссоздать окончательного текста «Курса русской истории», часть которого складывалась Из уже имевшегося, но очень часто перерабатывавшегося ученым текста, содержащегося в литографиях прошлых лет, а часть писалась заново, причем порой в дальнейшем, при переизданиях отдельных томов она дополнялась вставками и редакционными уточнениями. Издание Сочинений В. О. Ключевского в 1956—1959 гг. послужило серьезным импульсом для монографического исследования его творчества. В 1966 г. вышла монография Р. А. Киреевой «В. О. Ключевский как историк русской исторической науки», в 1970 г.— Э. Г. Чумаченко — «В. О. Ключевский — источни-ковед». В 1974 г. появился объемный труд М. В. Нечкиной «Василий Осипович Ключевский», представлявший собой первый опыт обобщающей характеристи-ки всего жизненного и творческого пути ученого. Одновременно продолжалась публикация материалов архива В. О. Ключевского 6. В 1988 г. А. И. Плигузов и В. Л. Янин впервые переиздали исследование В. О. Ключевского «Древнерусские жития святых как исторический источник», увидевшее свет 117 лет тому назад и с тех пор превратившееся в библиографическую редкость. Наконец, в 1987—1990 гг. были изданы Сочинения В. О. Ключевского в 9 томах, основывавшиеся на текстологически выверенном издании 1956—1959 гг. и с учетом архивных материалов, опубликованных в 1968 и 1983 гг., и содержавшие неизвес¥ный читателям специальный университетский курс «Методология русской истории».

В 1990 г. появился и однотомник сочинений В. О. Ключевского «Исторические портреты. Деятели исторической мысли», само название которого отражало одно из направлений научного творчества ученого. При всей масштабности внимания к доставшемуся нам наследию ни в коем случае нельзя думать о какой-либо завершенности в его изучении ни с публикаторской, ни с исследовательской точек зрения. В частности, остается на архивных полках наиболее ранний вариант «Курса русской истории», датируемой 1870-ми годами; вовсе не освещена преподавательская деятельность В. О. Ключевского в Александровском училище, в Духовной академии, на Высших женских курсах, и, разумеется, не столь однозначно, как ныне, может трактоваться созданная им научная концепция исторического процесса в России. 59 Тем не менее уже на современном уровне знаний настоятельно возникает вопрос о значении теоретического наследия В. О. Ключевского, а отсюда могут определяться причины неослабевающего интереса к его творчеству.

Иначе говоря, речь идет о том, рассматривать ли это наследие как выдающийся памятник исторической мысли или видеть в нем источник непреходящих идей и все еще не разрешенных спорных проблем. Уже в процессе издания первого Собрания сочинений В. О. Ключевского один из суровых критиков ученого — М. Н. Тихомиров — очень высоко оценил его научную добросовестность. В 1958 г. он писал: «Теперь, когда вышли три первые части „Курса", мы имеем возможность заглянуть в ранее недоступный для нас процесс его создания. Наше внимание останавливает1 крайняя тщательность, с которой Ключевский изучал основные источники; на основе которых он создавал свои построения. Круг книг и источников, использованных для составления „Курса", сравнительно невелик, но в то же время показателен. Ключевский выбирал, так сказать, наиболее надежные источники, сведения которых не вызывали у него сомнения и не могли быть заподозрены в неточности.

Отсюда и проистекала та „фундаментальность" исторической цитации, которая поражает историков-специалистов при чтении „Курса". Историческим фактам и цитатам, приводимым в „Курсе», можно верить. Характеристики тех или иных исторических источников, сделанные Ключевским, сохраняют свою ценность и в наше время» 7. Научная добросовестность Ключевского и его источниковедческая прозорливость придают особую актуальность постановке вопросов о современном понимании его наследия. При этом наиболее существенны два момента — методический подход Ключевского к преподаванию и своей лекционной деятельности и принципы, вырабатывавшиеся им в создании концепции русской истории. Сохранившиеся свидетельства мемуарного свойства единодушно подтверж дают лекционное-мастерство Ключевского; этот дар был дан ему не только «от бога», вырабатывался им самим целеустемленно и последовательно.

Развитый им талант тем более поразителен потому, что Ключевский никогда не был оратором в общепринятом понимании этого слова. Златоустов в России в то время хватало. Имевшийся у Ключевского с детства физический недостаток — заикание — он преодолел той манерой, в которой проявлялось его лекционное мастерство. В. О. Ключевский говорил негромко, очень отчетливо и не спеша; богатство интонаций создавало ту музыку речи, которая завораживала аудиторию, сидевшую не шелохнувшись, а тонкое психологическое восприятие той или иной эпохи и артистическое воплощение в ее персонажи, чеканность фразиров ки при удивительном использовании всего богатства русского языка держали слушателей в напряженном ожидании какой-либо изысканной образности или ядовитой шутки.

При сравнении литографии лекций 70-х и 80-х гг. бросается в глаза постоянная работа Ключевского над текстом, замена отдельных слов и выражений ради достижения краткости и четкости изложения, преодоления его растянутости н замены дешевых эффектов яркими афоризмами и экспромтами, «неожиданно» выпускаемыми в свет, а в действительности заранее заготовленными. Ключевский был великим мастером таких «заготовок» и для лекционных выступлений, и для повседневного общения с окружающими его людьми; сохранилось их великое множество и в текстах его сочинений, и заносимых про запас в специальную тетрадь и в записную книжку. Сам Ключевский емко выразился об этом в широко известном афоризме — «легкое дело — тяжело писать и говорить, но легко писать и говорить — тяжелое дело» 8.

Сам для себя Ключевский однажды сформулировал в Записной книжке 90-х гг. свой же опыт «подчинения» аудитории: «Развивая мысль в речи, надо сперва схему ее вложить в ум слушателей, потом в наглядном сравнении предъявить ее воображению и, наконец, на мягкой лирической подкладке осторожно положить ее на слушающее сердце, 60 и тогда слушатель — Ваш военнопленный и сам не убежит от Вас, даже когда Вы отпустите его на волю, останется вечно послушным Вашим клиентом» 9. Стихия лекционной деятельности захватила Ключевского с самого начала его самостоятельной работы и никогда не отпускала. Только этой стихией можно объяснить его необъяснимую трудоспособность на этом поприще. В 1867— 1883 гг. он преподавал в Александровском военном училище, в 1871 — 1906 гг.— в Московской духовной академии, в 1872—1887 гг.— на Высших женских курсах, в 1879—1911 гг.— в Московском университете; к тому же он эпизодически читал курсы публичных лекций в Политехническом музее, в Училище живописи, ваяния и зодчества, а также постоянно выступал с докладами и речами.

Слава лектора пришла к нему уже в 70-х гг., и студенческая молва разнесла ее за стены учебных заведений задолго до получения им профессорского звания в конце 1882 г. Популярность имени Ключевского зависела не только от лекторского мастерства, на чем обычно фиксировали свое внимание мемуаристы. Помимо чисто внешнего умения завораживать любую аудиторию, было более глубокое по своему существу обстоятельство. В. О. Ключевский как никто иной своей преподавательской практикой и своими произведениями вносил воспитательное, назидательное, но ненавязчивое, ярко и четко сформулированное и научно доказуемое начало. Его целью было воспитание самосознания, и его слушатели и читатели редко когда не получали четко нацеленных этических «зарядов».

Для каждой эпохи, любого эпизода или действовавшего лица Ключевский умел находить словесно безупречно выраженный образ или понятие, так или иначе обращенный к национальному и общественному самосознанию. Уже во второй лекции своего знаменитого «Курса русской истории» он, заключая ее, апеллировал к чувству человека, которое может быть воспитано пониманием своего исторического прошлого; «Определяя задачи и направление своей деятельности, каждый из нас должен быть хоть немного историком, чтобы стать сознательно и добросовестно действующим гражданином» 10. Та же мысль о важности исторического мышления не покидала добросовестного ученого даже при сборах в Абастуман ради царского повеления просвещать царевича Георгия: «Наше дело сказать правду, не заботясь о том, что скажет какой-нибудь гвардейский штаб-ротмистр…

У России общие основы жизни с Западной Европой, но есть свои особенности… историческое изложение покажет, что новое начало не произвол мысли, а естественное требование жизни» 11. В начале XX в., давая отпор отечественной историографии второй половины XIX в., он сурово упрекал мышление общественности, которая после реформ 1860-х гг. на новом этапе истории проявила «равнодушие к отечественному прошлому». «Исторический закон,— писал Ключевский,— строгий дядька незрелых народов и бывает даже их палачом, когда их глупая детская строптивость переходит в безумную готовность к историческому самозабвению» 12. В этих обращениях к человеческому мышлению Ключевский исключительно образно рассматривал исторический опыт. В своем «Курсе русской истории» он бросал серьезное предупреждение современникам: «История народа, научно воспроизведенная, становится приходо-расходной его книгой, по которой подсчитываются недочеты и передержки его прошлого» 13, и объяснял, что вырабатывающееся из знания прошлого «историческое сознание дает обществу, им обладающему, тот глазомер положения, то чутье минуты, которые предохраняют его как от косности, так и от торопливости» 14.

В своей речи «Значение преподобного Сергия для русского народа и государства» историк как бы перелистывал эту приходо-расходную книгу. Обращаясь к страшной эпохе монгольского ига и Куликовской битве, Ключевский в миллионах людей, пять столетий приходивших к могиле Сергия, чувствовал вневременную память народа, превратившуюся в высокую нравственную идею и свидетельствующую, что «одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения» 15. Не менее направленно он строил свою речь 61 «Добрые люди Древней Руси», прочитанную на публичном собрании в пользу пострадавших от неурожая в Поволжье в начале 1890-х гг. Эту речь он начинал словами: «Благотворительность — вот слово с очень спорным значением и очень простым смыслом» 16, а далее развивал мысль о ней как условии «нравственного здоровья, исторически бытовавшего среди народа» 17. Назидательные уроки прошлого он постоянно распространял и на исторические типы людей, волею судьбы и случая оказывавшихся во главе народа.

Противник самодержавия, он долго приходил к итоговой оценке деятельности Петра I, пока не нашел необходимую суровую формулировку, далекую от панегирика и достойную, с его точки зрения, великого императора, вся деятельность которого по созиданию силой произвола правового государства представляла собой моральный и юридический нонсенс. «Самовластие само по себе противно как политический принцип. Его никогда не признает гражданская совесть. Но можно мириться с лицом, в котором эта противоестественная сила соединяется с самопожертвованием» 18. Тут историк единственный раз позволил себе извинить человека, обладающего самодержавной властью, В. О. Ключевский был великим мастером не договаривать свои мысли, высказывать их «между строк». Дело заключалось не только в необходимости оглядываться на цензуру. В этом просматривался определенный принцип, который внушал Ключевский своим слушателям и читателям. Заключая свои воспоминания о Ключевском как научном руководителе, его ученик, ставший затем очень крупным ученым,— Ю. В, Готье — удачно раскрыл этот принцип «в требовании, чтобы такое лицо "само доходило", само углубляло свои познания и привыкало к самостоятельной научной деятельности… во всем этом нельзя не видеть сознательных приемов своеобразной ученой педагогики, выработанной многолетней практикой, долгими думами сильного и оригинального ума» 19. В этом-то самопознании Ключевский видел основу дальнейшей человеческой самодеятельности, о чем он и сказал 12 января 1880 г., выступая перед широкой аудиторией как преемник С. Мю Соловьева по кафедре.

Спустя же четверть века, в 1904 г., он сам подводил читателя своего «Курса» к пониманию на основе изучения прошлого практических потребностей «текущей минуты» 21. Можно определенно думать, что проводимая В. О. Ключевским просветительная функция истории, особенно подчеркиваемая им в понимании человеческой личности, ее соотношения с обществом особо обостряла популярность его лекций и произведений. В наследии В. О. Ключевского немало высказываний об ушедших из жизни коллегах. В таких откликах можно заметить мотив, наиболее отвечавший творчеству самого Ключевского. Обращаясь к памяти Т. Н. Грановского, Ф. И. Буслаева, трижды к имени С. М. Соловьева, он непременно связывал воедино их преподавательскую и научную деятельность. Именно такая связь снимает вопрос (если кто-либо его поставит) о том, кто в Ключевском превалировал — педагог или исследователь. Вникая в научную «лабораторию» ученого, можно увидеть, как в его масштабной преподавательской практике отражалась оригинальная концепция исторического процесса.

Внимательно присматриваясь к опыту своих университетских учителей, Ключевский резко порвал с упрочившейся традицией (и поныне сохраняющей свои позиции) систематически последовательного изложения исторических событий и сосредоточил свое внимание на теоретических обобщениях. В результате его «Курс русской истории», ставший научным завещанием, в котором была сконцентрирована творческая энергия, отражавшаяся в поисках концепционных положений в отдельных монографиях и лекционных курсах, стал первой и поныне единственной попыткой проблемного подхода к изложению всей русской истории. Наследие Ключевского рассматривалось в разных аспектах на разных этапах истории исторической науки. Разумеется, основное внимание уделялось его общетеоретическим положениям, причем, как правило, прослеживалось стремление определить направления социально-экономического порядка, будто бы превалировавшие в его построениях.

При всех исканиях в этом направлении в 62 послереволюционной историографии вплоть до относительно недавнего времени Ключевского укоряли, правда, в разной тональности, в порочности методологии, ограниченности классового анализа, неспособности преодолеть «неверные» представления буржуазно-либеральной , даже в конституционном монархизме и т. п. В результате его творчество прочно связывалось с различными представлениями о его политических взглядах. Можно согласиться с выводом М. В. Нечкиной о том, что «историческое значение Ключевского очень велико. Он дал русской науке одну из самых ярких концепций исторического прошлого страны — противоречивую, недосказанную, но полную проблем» 22.

Но при верности этих слов вызывает недоумение покровительственно-соболезнующее сожаление М. В. Нечкиной о невозможности для Ключевского преодолеть все то, что свидетельствовало о кризисе предреволюционной исторической науки 23. С подобным подходом к любому памятнику или деятелю культуры можно обращаться только вопреки историко-диалектической логике, при высокомерной уверенности в собственном превосходстве над человеком другой эпохи. Приведенные выше свидетельства М. Н. Тихомирова о высоком уровне источниковедческого анализа Ключевского, убежденность Р. А. Киреевой в совершенстве для того времени разработки им истории исторической науки 24, наконец подробные разделы книги М. В. Нечкиной об историографической и источниковедческой работе Ключевского заставляют иначе оценить соотнесенность теоретического наследия ученого с кризисом буржуазной исторической науки. Именно «мудреный узел», завязанный, по словам С. Ф. Платонова, Ключевским, заключал в себе уникальность его концепции, причем не отвлеченно социологической, а опирающейся на исследования, т. е. имевшей конкретно прикладной характер. Она содержала опыт осмысления исследователем истории при мотивации ее процессов суммой разных по своему существу, но точно определенных «исторических сил».

До сих пор такой подход представлялся историографам эклектикой, хотя вряд ли только социально-экономическая доминанта может проявляться как руководящая во всех конкретных исторических ситуациях, тем более при учете особенностей «местной истории» (по терминологии Ключевского). Именно эта принципиальная особенность концепционного подхода Ключевского должна привлекать первостепенное внимание. Концепция русского исторического процесса у Ключевского складывалась десятилетиями. Недаром в одном частном письме он очень самокритично признавал еще в 1872 г.: «Неуменье мое работать скоро и споро для меня теперь доказанный исторический факт» 25.

Развивая свою концепцию, Ключевский безусловно проявлял научную скромность. В поисках «тайны» исторического процесса он лишь возлагал надежду на познание сочетаний разных условий развития той или иной страны, что позволило бы в дальнейшем создать науку «об общих законах строения человеческих обществ, приложимых независимо от преходящих местных условий» 26. Он, был далек от мысли об исключительности русской истории и рассматривал ее только как вариант истории всеобщей, со своими «местными» особенностями. Основу своего поиска он видел в индивидуальной человеческой личности и человеческом обществе во всем их историческом многообразии, живущих в определенных природных условиях. Этот подход был впервые им сформулирован в 1 лекции «Курса русской истории», но был результатом всех его исследований с конца 1860-х гг. «Итак, человеческая личность, людское общество и природа страны — вот те три основные исторические силы, которые строят людское общежитие» 27,— определял в 1904 г. свои позиции Ключевский в противовес теоретическим установкам «государственной школы». Роль природного фактора в истории народа выдвигалась и до В. О. Ключевского. В 1870-х гг. в своих лекциях он в объяснении этого фактора шел за С. М. Соловьевым. Однако скоро его трактовка приобрела самостоятельное звучание. С. М. Соловьев ведущей силой в системе народ — государство — личность считал, что в государстве воплощался народ и, в частности, государство «организовывало» народ в процессе постоянных перемещений. Ключевский в работе над «Боярской думой» приходил к совершенно иному пониманию соотношения роли народа и государства. Именно колонизационные движения, по его мнению, определяли политический порядок в удгльное время и процесс создания Московского государства. «Эта колонизация (с юго-запада, из Киевской Руси на северо-восток.— В. А.) создавала мир русских поселков, послуживших готовой почвой для удельного княжеского владения» 28,— утверждал Ключевский. Он рассматривал колонизацию Заволжья как продолжение процесса заселения центрального междуречья; географическое ее расширение и создание Московского государства он считал «делом народности», создавшей свой «народный лагерь» с Москвой как стратегически наиболее удобным центром борьбы на три фронта — восточный, южный и западный.

Это государство «родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты» 29,— не удержался от очередного афоризма Ключевский. При подготовке первого тома «Курса русской истории» к печати Ключевский теоретически емко, афористически сформулировал свое понимание сути народных миграций: «История России есть история страны, которая колонизируется. Область колонизации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией. То падая, т.о поднимаясь, это вековое движение продолжается до наших дней» 30. Более того" исходя из современной ему ситуации, он делал далеко идущее и оправдавшееся предположение — это движение со временем «неминуемо отзовется на общем положении дел немаловажными последствиями»31. Итак народу как понятию этническому и этическому в концепции Ключевского отводилась основная сила в истории образования и развития государства. До настоящего времени этой мысли в этническом аспекте в историографии отводилось мало внимания. Сам Ключевский, выдвинув тезис о роли народных миграций, исследовательски опирался лишь на свои ранние работы, посвященные Соловецкому монастырю и житиям святых, а после него проблема так и остается неисчерпанной.

Так или иначе, но миграционные движения имели немаловажные для государства последствия социального, экономического, политического и демографического характера. Они рассматривались в исследованиях, посвященных огульным регионам, но никогда не подвергались обобщающему анализу Между тем очевидна прямая связь миграционных движений прежде всего русского населения с упрочением в составе многонационального государства вновь вошедших в него территорий, социальными протестами против крепостной зависимости, распространением сельскохозяйственной практики и т. д. Расцвет творческой деятельности В. О. Ключевского во второй половине 1870-х — 1880-х гг. отразился в его специальных курсах: «Методология русской истории», «Терминология русской истории», «История сословий в России», «Источники русской истории», «Лекции из русской историографии», в которых он развивал свои теоретические представления прежде всего об основных «слагающих» элементах исторического процесса. Эти представления звучали в складывавшемся общем курсе, на основе которого он готовил в дальнейшем к печати свой «Курс русской истории».

С полным основанием констатировал М. Н. Тихомиров, что «вдумчивая и многолетняя работа Ключевского по вопросам источниковедения, терминологии и др. помогает понять уровень фактической обоснованности как его монографических исследований, так и „Курса русской истории"» 32. В курсе «Методология», сохранившемся по литографии записи слушателей в 1884/85 г., В. О. Ключевский признавал «четыре исторических силы, создающих и направляющих общежитие: 1) природа страны; 2) физическая природа человека; 3) личность и 4) общество» 33. Каждой из этих сил В. О. Ключевский отводил особую, специфическую, по его мнению, роль; «можно сказать, что природа страны направляет хозяйственную жизнь; физическая природа человека завязывает и направляет жизнь частную, домашнюю; личность есть сила творческая в умственной и нравственной жизни, а обществом создается жизнь 64 политическая и социальная.

Но участие каждой силы в указанных сферах не исключительное, а только преобладающее» 34 В дальнейшем он устранил из своей концепции вторую указанную «силу» и рассматривал личность в «историческом ее действии» во взаимосвязи с природой и обществом. Можно полагать, что, именно обращаясь к личности, В О. Ключевский пытался подойти к характеристике народа с его духовностью и этикой в исторической перспективе, что до недавнего времени представлялось проблемой полузабытой и не заслуживающей внимания.

Бурное развитие в России во второй половине XIX в этнографических исследований и непосредственное влияние Ф И. Буслаева, следует думать, определили подход В. О. Ключевского к роли народа в историческом процессе именно как к личности Особенно яркие страницы посвятил Ключевский великороссу в его отношениях с природой, сосредоточивая внимание на его борьбе с трудными природными условиями, Ключевский по существу ставил проблему, только сейчас понятую как непреходящую, о взаимоотношении человека с природой. В лекционном курсе он раскрывал психологический склад великоросса, создававшийся «могущественным действием» природы, которая направляла его хозяйственную жизнь: его изворотливость, непритязательность, осмотрительность, удивительную наблюдательность и работоспособность, без которой невозможен успех земледельческого труда в короткое лето. «Ни один народ в Европе не способен к такому напряженному труду на короткое время, какое может развить великоросс; но и нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному постоянному труду, как в той же Великороссии» 35,— писал Ключевский. При подготовке же «Курса русской истории» к печати он нашел удивительно меткое, художественно выразительное заключение к лекции, посвященной великороссу: «Природа и судьба вели великоросса так, что приучили его выходить на прямую дорогу окольными путями.

Великоросс мыслит и действует, как ходит. Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского проселка? Точно змея проползла А попробуйте пройти прямее — только проплутаете и выйдете на ту же извилистую тропу» 36. Обращаясь к отдельным типам людей, Ключевский не стремился подробными жизнеописаниями иллюстрировать , как это делал Н И. Костомаров, оказавший на него в этом отношении известное влияние В курсе «Методология» Ключевский рассматривал личность как силу, «которой именно и принадлежит инициатива исторического движения» 37 А потому он искал типы людей, но рассматривал их силой отнюдь не самодовлеющей.

Индивидуальность ума и.. таланта он относил к области исторического изучения, коль скоро они подготовлены совокупной работой среды, общества, а потому и «усиливают связь между людьми, составляющими известный союз, и в жизни союза не может быть вполне одиночной деятельности» 38, причем, по его мысли, существует и обратная связь — «личность, имевшая несчастие стать вне союза, теряется для истории. Далее, этот факт есть для каждого вступающего в жизнь лица необходимость: личность не может жить вне союза, эта настоятельная необходимость превращается в дальнейшем своем развитии в потребность: лицо не только не может, но и не хочет обходиться без общения с другими» 39.

Итак, для В О. Ключевского личность исторична и представляет первостепенную силу в «людском общежитии»; она не только воспитанный природой и средой субъект, но она социальна, носительница нравственности и культуры. Именно с этой точки зрения Ключевский создал целую галерею образов с их морально-этическим обликом, принадлежавших к разным социальным слоям общества, и не упускал возможности больно уколоть за социальную «неряшливость» При подготовке к печати «Курса русской истории» Ключевский ввел в текст даже специальный раздел, в котором доказывал значение воспитания для чередующихся поколений, в результате чего создавалось историческое преемство материального и духовного достояния 40 Понятие «историческое воспитание» народа раскрывалось В О. Ключевским через «исторические типы», а в них самих для него главным была роль в жизни общества. 3 История СССР, № 5 65 В галерее этих типов были назидательные образы Сергия Радонежского, Ульяны Осорьиной, Федора Михайловича Ртищева, государственных деятелей Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина и Василия Васильевича Голицына, большинства русских самодержцев — от Ивана Грозного с его безумствами до «захватчицы престола» Екатерины II, презираемых им дворян Простаковых и предков Евгения Онегина, чьи характеры порождены и домашним, и государственным воспитанием и т. д. Особое место в этой галерее занимают портреты гениев русской культуры и науки. Для Ключевского А. С. Пушкин, Н. И. Новиков, М. Ю, Лермонтов, русские историки XVIII—XIX вв. при всей их разноликости и неравнозначности — предмет национальной гордости и «русский народный отзвук общечеловеческой работы».

Портреты (типы), понимаемые Ключевским в исторической обусловленности их появления, далеко выходят за пределы историографической значимости. Это образцы творческого опыта раскрытия личности в истории, без которых невозможно познание культурной и общественной жизни предшествующих поколений с их ошибками, достижениями и взлетами мысли. «Проблема общества» занимала в творчестве В. О. Ключевского особое положение. В его «триаде» это — основная проблема в понимании сущности исторического процесса. В резком противостоянии с теорией «государственной школы» она рассматривалась им в ракурсе развития общественных классов, а лишь затем государства. В курсе «Методология» он ставит непреходящий вопрос: «Что личность дает обществу и насколько последнее гнетет первую?» 41 К «проблеме общества» Ключевский обращался неоднократно в своих теоретических и исследовательских поисках и посвятил ей две монографии — «История сословий в России» и «Боярская дума Древней Руси». Последней работе, особенно первоначально, в процессе создания и первых журнальных публикаций отдельных ее частей, придавалось четко выраженное социальное звучание как опыту истории правительственных учреждений в связи с историей общества, классов, их эволюции и проявлявшимися интересами. М. В. Нечкина, скрупулезно исследовавшая процесс создания В. О. Ключевским «Боярской думы», писала: «Восемь веков развития центрального правительственного учреждения, взятые в разрезе истории общества в связи с его классами и классовыми интересами, открывали широчайший простор для трактовки любой крупной проблемы, любой существенной стороны в общей концепции истории России» 42 По се мнению, изучение истории классов и классовых интересов было совершенно новой в буржуазной исторической науке задачей 43.

Действительно, Ключевский в курсе «Методология» свою задачу определял так: «на вопрос, что составляет предмет исторического изучения, мы должны дать такой простой ответ: этим предметом служат происхождение, развитие и свойства людских союзов» 44. Сейчас было бы странно критиковать Ключевского с позиций марксистского подхода к формационному социально-экономическому пониманию исторического процесса, которого он, разумеется, не придерживался. Он шел своим путем, и речь может идти только о другом — о ценности комплексного подхода к истории «людских союзов» В. О. Ключевский считал государство силой надклассовой, но и при этом в курсе «История сословий», имея в виду соотношение положения сословий на отдельных этапах исторического процесса, он говорил об «общественных формациях» в своем, конечно, понимании. Так, «третий период в истории русских сословий — это общественная формация, сложившаяся в Московском государстве в XV, XVI и XVII вв.» 45 К положению сословий он в большей степени подходил с государственноюридической позиции, вовсе не обходя вниманием экономические интересы каждого из них, а в эволюционно-государственном развитии одну из причин их (сословий) возникновения видел экономическое деление общества и неизбежность в конце концов исчезновения сословного неравенства 46.

В этой схеме сословного строя наибольший интерес представляют сейчас наблюдения Ключевского о роли общественных «союзов», в частности, в связи с все еще дискус66 сионным вопросом о существовании в России этапа сословнопредставительной монархии. В. О. Ключевский не признавал этого этапа и в то же время не мог пройти мимо проблемы представительства и роли «союзов» в системе управления. Еще в 1874 г. на III Археологическом съезде в Киеве на него произвел впечатление доклад Н. И. Костомарова о значении княжеской дружины47; он подробно записал осноные положения его доклада и сопроводил их критическими замечаниями 48. Судя по пространности этой записи, можно думать, насколько сам Ключевский уже в это время размышлял о ходе общественного развития древней Руси; не случайно он записал мысль Костомарова об участии в совете киевского князя Владимира недружинных элементов — епископов и старцев градских. Эта мысль проводилась им в первом (журнальном) варианте «Боярской думы». В книжном варианте книги Ключевский обошел эту мысль, но развил положение, касавшееся удельного времени, о земледельцах, которые как вольные слуги князя составляли «земский класс» 49.

В журнальном варианте «Боярской думы» он прослеживал целые фазы развития местного управления в России, которое в удельное время «не носило строго сословного характера»; при развитии централизации в нем были «заметны признаки всесословности», а Боярская дума представляла Государственный совет с представительством разных классов, и только в период самодержавия местное управление становилось односословным — дворянским. Таким образом, сословные союзы прослеживались в канве общей периодизации исторического процесса. Эту схему Ключевский сопровождал выводом, сохраняющим и поныне интерес для дальнейших исследований: «Итак, в истории наших древних учреждений остаются в тени общественные классы и интересы, которые за ними скрывались и через них действовали» 50.

Так представлял Ключевский роль «союзов» в управлении, пока дворянство, опять же через свой «союз» — гвардию, имевший четко социальный характер, не стало «господствующим элементом». Итак, суть концептуального опыта В. О. Ключевского заключалась в попытке показать значение различных факторов в общем историческом процессе и в отдельные периоды русской истории. Выдвигая четыре основных периода в этой истории, Ключевский стремился оттенить прежде всего географические условия, в которых жила основная масса населения. Далее следовал критерий политического свойства, определявший период, и, наконец, критерий хозяйственно-экономический. Во взаимосвязи с природными условиями в каждом периоде рассматривались особенности личности — исторические типы и общество с его «союзами», отражавшими основное в его структуре — социальность с ее интересами и требованиями. Иначе говоря, концепция подчинялась истории народа при взаимосвязи основных проблем — природно-территориальной, государственности, социальности общества и его хозяйства.

Рассматривая концепцию В. О. Ключевского как концепцию истории народа на разных этапах развития государства, нельзя подходить к ней только как к явлению историографическому. В общих чертах она сложилась в начале 1880-х гг. как результат научного и преподавательского творчества ученого на основе исследований и специальных курсов и воплощалась в постепенно создававшемся общем «Курсе русской истории» в том виде, в котором он увидел свет в начале XX в. Трудно сказать, какому периоду истории России В. О. Ключевский отдавал исследовательское предпочтение; складывалось впечатление, что XVII веку. Вряд ли это верно. С концепционной точки зрения большее внимание, причем в очень специфическом аспекте, он уделял «всероссийскому, императорско-дворянскому» периоду. XVIII век русской истории со всем блеском императорского могущества, внешнеполитических успехов и созданной дворянской культуры он рассматривал очень своеобразно и с далеко идущей целью. Отходя от убеждения в надклассовости государства, В. О. Ключевский вовсе не случайно в этой части «Курса русской истории» народу уделял как бы второстепенное вниз* 67 мание и вместе с тем создавал у читателя четкое впечатление, как в условиях самодержавного правления и дворянского господства государство задавило народ, его труд и жизнь.

Именно в этой части «Курса» наиболее отчетливо проявляются антимонархические и антидворянские взгляды В. О. Ключевского, нарочито доходившие до гротеска при характеристике культурно психологического облика дворянства. Теоретически и познавательно творческий поиск не совместим с кризисом науки, к которому так щедро относили творчество В.О.Ключевского. Поиск общих закономерностей и комплексный подход к определению ведущих проблем в историческом процессе, соотношение их значимости, первостепенное внимание к духовности личности и общества, разносторонность источниковедческого и историографического анализа — лишь основные черты научного метода ученого. Поэтому в концепции В. О. Ключевского следует видеть прежде всего творческий поиск, сохраняющий преемственную связь с путями познания истории России.

Заключая свой доклад «Евгений Онегин и его предки» в 1887 г, Ключевский сказал о Пушкине, о нем «всегда хочется сказать слишком много, всегда наговоришь много лишнего и никогда не скажешь всего, что следует» 51 О Ключевском же наговорили много лишнего, но все же еще не сказали всего, что следует. Примечания

1 Сыромятников Б. И. В. О. Ключевский и Б. Н. Чичерин // В. О. Ключевский Характеристики и воспоминания М, 1912. С. 81, 88.

2Котляревский С. Что дает «Боярская дума» В. О. Ключевского для государствоведения // Сборник статей, посвященных Василию Осиповичу Ключевскому М, 1909. С. 253.

3Милюков П. Н. В. О Ключевский // В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. С. 211, 212. 4Платонов С. Ф. Памяти В. О. Ключевского. Там же. С. 98, 99. 5Зимин А. А. Архив В. О. Ключевского // Записки Отдела рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина. Вып. 12 М, 1951. С. 76—86, его же. Формирование исторических взглядов В. О. Ключевского в 60 е годы XIX в // Исторические записки Т. 69. М. , 1961. С. 178— 196, его же В. О. Ключевский Записки по всеобщей истории (из лекций, читанных в Александров ском военном училище в 1871/72 и 1872/73 учебных годах) // Новая и новейшая история 1969 № 5, 6. (в соавт. с Р. А. Киреевой), его же. Из рукописного наследия В. О. Ключевского (новые материалы к курсу по русской историографии) // История и историки. Историографический ежегодник. 1972 г. М., 1973. С. 307—336 (в соавт с Р А Киреевой).

6 В. О. Ключевский. Письма Дневники Афоризмы и мысли об истории М. , 1968, Ключевский В. О. Неопубликованные произведения М. , 1983.

7 Тихомиров М. Н. Российское государство XV—XVII веков М., 1973. С. 294.

8 Ключевский В. О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М. 1990. С. 517.

9 Е г о ж е. Письма. Дневники. С. 356.

10 Его же Сочинения В 9 т. М., 1987—1990 Т. I С. 62

11 Е г о ж е Письма. Дневники С. 264

12 Е г о ж е Исторические портреты С. 554

13 Е г о ж е Сочинения В 9 т. Т. I С. 60

14 Там же С. 62

15 Е г о ж е Исторические портреты С. 65.

16 Там же С. 77.

17 Там же С. 78.

18 Е г о ж е Сочинения В 9 т. Т. IV С. 203, 204.

19 Е г о ж е Характеристики и воспоминания С. 182

20 Нечкина М. В. Василий Осипович Ключевский…

21 Ключевский В. О. Сочинения. В 9 т. Т. I С. 60.

22 Нечкина М. В. Указ. соч. С. 571,572.

23 Там же. С. 51

24 Киреева Р. А. Изучение отечественной истории в дореволюционной России с середины XIX в до 1917 г. М., 1983 С. 208, ее же. В. О. Ключевский как историк русской истори ческой науки. М., 1966. С. 224, 225.

25 Нечкина М. В. Указ. соч. С. 174.

26 Ключевский В. О. Сочинения. В 9 т. Т. I. С. 38—39.

27 Там же. С. 39—40

28 Его же. Боярская дума Древней Руси Пг. , 1919 С. 81

29 Там же С. 521 (см также с. 531—533) 68

30 Е г о ж е. Сочинения в 9 т. Т I. С. 50 (см. также: С. 391).

31 Там же. 32 Его же. Сочинения: В 8 т. М., 1956—1959. Т. VI. С. 471. 33 Е г о ж е. Сочинения: В 9 т. Т. VI. С. 23 34 Там же. С. 28.

35 Там же. Т I. С. 315.

36 Там же. С. 317.

37 Там же. Т. VI. С. 33.

38 Там же. С. 10.

39 Там же. С. 22.

40 Там же. Т. I. С. 41 и след.

41 Там же. Т. VI. С. 25.

42 Н е ч к и н а М. В. Указ. соч. С 183.

43 Там же. С. 187, 188, 206, 220.

44 Ключевский. Сочинения: В 9 т Т. VI. С. 9

45 Там же. С. 292.

46 Там же. С. 236—239.

47 К сожалению, текст этого доклада Н. И. Костомарова не сохранился. 48 Ключевский В. О. Письма. Дневники… С 250—252.

49 Е г о ж е. Боярская Дума. С. 90.

50 Цит. по: Нечкина М. В. Указ. соч. С. 201 (см также: С. 234).

51 Ключевский В. О. Исторические портреты… С. 426.

В.А. Александров

Василий Осипович Ключевский, Россия, 16 (28).01.1841-12.05.1911 Выдающийся русский историк родился 16 (28) января 1841 в селе Воскресенском (под Пензой) в семье бедного приходского священника. Первым его учителем был отец, трагически погибший в августе 1850. Семья вынуждена была перебраться в Пензу. Из сострадания к неимущей вдове один из друзей мужа отдал ей для проживания маленький домик. «Был ли кто беднее нас с тобой в то время, когда остались мы сиротами на руках матери», – писал впоследствии Ключевский сестре, вспоминая голодные годы детства и отрочества. В Пензе Ключевский учился в приходском духовном училище, затем в духовном уездном училище и в духовной семинарии. Уже на школьной скамье Ключевский хорошо знал труды многих учёных-историков. Чтобы иметь возможность посвятить себя науке (начальство прочило ему карьеру священнослужителя и поступление в духовную академию), он на последнем курсе намеренно бросил семинарию и в течение года самостоятельно готовился к вступительным экзаменам в университет.С поступлением в Московский университет в 1861 году начинается новый период в жизни Ключевского. Его учителями становятся Ф.И. Буслаев, Н.С. Тихонравов, П.М. Леонтьев и в особенности С.М. Соловьев: «Соловьев давал слушателю удивительно цельный, стройной нитью проведённый сквозь цепь обобщённых фактов, взгляд на ход русской истории, а известно, какое наслаждение для молодого ума, начинающего научное изучение, чувствовать себя в обладании цельным взглядом на научный предмет».Время обучения для Ключевского совпало с крупнейшим событием в жизни страны – буржуазными реформами начала 1860-х годов. Он был противником крайних мер правительства, но не одобрял и политических выступлений студенчества. Предметом выпускного сочинения в университете на тему: «Сказания иностранцев о Московском государстве» (1866) Ключевский избрал изучение около 40 сказаний и записок иностранцев о Руси 15-17 вв. За это сочинение выпускник был награждён золотой медалью и оставлен при кафедре «для приготовления к профессорскому званию».Другому виду средневековых русских источников посвящена магистерская (кандидатская) диссертация Ключевского «Древнерусские жития святых как исторический источник» (1871). Тема была предложена Соловьевым, который, вероятно, рассчитывал использовать светские и духовные знания начинающего учёного для изучения вопроса об участии монастырей в колонизации русских земель. Ключевский проделал титанический труд по изучению не менее пяти тысяч житийных списков. В ходе подготовки диссертации он написал шесть самостоятельных исследований, в том числе такую крупную работу, как «Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае» (1866-1867). Но затраченные усилия и полученный результат не оправдали ожидаемого – литературное однообразие житий, когда авторы описывали жизнь героев по трафарету, не позволяло установить подробности «обстановки, места и времени, без чего для историка не существует исторического факта».С 1879 года Ключевский преподавал в Московском университете, где заменил на кафедре русской истории скончавшегося Соловьева. 36 лет жизни (1871-1906 гг.) Ключевский отдал этому учебному заведению, сначала в качестве приват-доцента, а с 1882 года – профессора. Одновременно он читал лекции по русской гражданской истории в Московской духовной академии (в Сергиевом Посаде), а также (по просьбе своего друга профессора В.И. Герье) на Московских женских курсах (лекционная работа Ключевского на курсах Герье продолжалась 15 лет). Преподавал Ключевский и в Александровском военном училище, в Училище живописи, ваяния и зодчества... Преподавательская деятельность принесла Ключевскому заслуженную славу. Одарённый способностями образного проникновения в прошлое, мастер художественного слова, известный острослов и автор многочисленных эпиграмм и афоризмов, в своих выступлениях учёный умело выстраивал целые галереи портретов исторических деятелей, надолго запоминавшихся слушателям. Аудитория Московского университета, в которой он читал свой курс, всегда была переполнена.Докторская диссертация «Боярская дума Древней Руси» (1880) составила известный этап в творчестве Ключевского. Тематика последующих научных трудов Ключевского ясно указывала это новое направление – «Русский рубль ХVI–ХVIII вв. в его отношении к нынешнему» (1884), «Происхождение крепостного права в России» (1885), «Подушная подать и отмена холопства в России» (1886), «Евгений Онегин и его предки» (1887), «Состав представительства на земских соборах древней Руси» (1890) и др.В 1893-1895 гг. по поручению императора Александра III Ключевский читал курс русской истории великому князю Георгию Александровичу.Наиболее известный научный труд Ключевского, получивший всемирное признание, – «Курс русской истории» в 5-ти частях. Учёный трудился над ним более трёх десятилетий, но решился опубликовать его лишь в начале 1900-х годов. Основным фактором русской истории, вокруг которого разворачиваются события, Ключевский назвал колонизацию: «История России есть история страны, которая колонизируется. Область колонизации в ней расширялась вместе с государственной её территорией. То падая, то поднимаясь, это вековое движение продолжается до наших дней». Исходя из этого, Ключевский разделил русскую историю на четыре периода. Первый период длится приблизительно с 8 до 13 в., когда русское население сосредоточивалось на среднем и верхнем Днепре с притоками. Русь была тогда политически разбита на обособленные города, в экономике господствовала внешняя торговля. В рамках второго периода (XIII в. – середина XV в.) главная масса населения передвинулась в междуречье верхней Волги и Оки. Страна по-прежнему была раздроблена, но уже не на города с прилагающими к ним областями, а на княжеские уделы. Основа экономики – вольный крестьянский земледельческий труд. Третий период продолжается с половины XV в. до второго десятилетия XVII в., когда русское население колонизировало юго-восточные донские и средневолжские черноземы; в политике произошло государственное объединение Великороссии; в экономике начался процесс закрепощения крестьянства. Последний, четвёртый период – до середины XIX в. (более позднее время «Курс...» не охватывал) – это время, когда «русский народ распространяется по всей равнине от морей Балтийского и Белого до Чёрного, до Кавказского хребта, Каспия и Урала». Образуется Российская империя во главе с самодержавием, опирающимся на военно-служилый класс – дворянство. В экономике к крепостному земледельческому труду присоединяется обрабатывающая фабрично-заводская промышленность.«В жизни ученого и писателя главные биографические факты – книги, важнейшие события – мысли», – писал Ключевский. Биография самого Ключевского редко выходит за рамки этих событий и фактов...В 1900 году Ключевский стал академиком, а с 1908 года – почётным академиком Петербургской Академии Наук.В 1905 году Ключевский участвовал в особом совещании об основных законах. В 1906 году в Париже принят в Ложу Шотландского устава «Космос» вместе с историками профессором А.С. Трачевским, Е.В. Аничковым и рядом других известных русских общественных деятелей, главным образом принадлежащих кадетской партии. В 1905 Ключевский получил официальное поручение участвовать в работе Комиссии по пересмотру законов о печати и в совещаниях (в Петергофе под председательством Николая II) по проекту учреждения Государственной думы и её полномочий...Умер Ключевский в Москве 12 мая 1911 года. Похоронен на кладбище Донского монастыря.С.В., бенталЬ, 24.05.2007

Ключевский Василий Осипович (1841 – 1911 гг.)

Российский историк, академик, почетный академик Петербургской Академии Наук.

Родился в селе Вознесенское Пензенской губернии в семье рано умершего сельского священника. Детство Ключевского прошло в жестокой нужде. Преодолев свое заикание, трудности учения, с отличием окончил в 1856 г. Пензенское духовное училище и поступил в духовную семинарию.

В 1861 г Ключевский, раздумав быть священником, покинул семинарию и поступил на историко-филологический факультет Московского университета, который окончил в 1865 г. со степенью кандидата и был оставлен на кафедре для подготовки к профессорскому званию.

Первая монография Ключевского «Сказания иностранцев о Московском государстве» свидетельствовала о его огромной трудоспособности и интересе к истории быта. Ключевский по совету своего преподавателя С.М. Соловьева для магистерской диссертации взял тему «Древнерусские жития святых как исторический источник», над которой работал шесть лет, изучив около 5 тыс. житий, что, по мнению его оппонентов, являлось научным подвигом.

Ключевский пришел к выводу, что жития - ненадежный исторический источник и часто не соответствуют реальной жизни причисленного к лику святых. Этот труд позволил Ключевскому приобрести богатый источниковедческий опыт.

В 1871 г. ему предложили занять кафедру в Московской духовной академии, а на следующий год начать чтение лекций на Высших женских курсах.

Вскоре Ключевский приобрел славу изумительного лектора и в 1879 г. после смерти С.М. Соловьева занял его место в Московском университете. В 1872 г. Ключевский начал десятилетнюю работу над докторской диссертацией «Боярская дума Древней Руси». Наряду со специальным курсом «Истории сословий в России», исследованиями, посвященными социальной тематике («Происхождение крепостного права в России», «Подушная подать и отмена холопства в России», «Состав представительства на земских соборах древней Руси»), истории культуры XVIII и XIX вв., Ключевский создал главный труд жизни «Курс русской истории», в котором изложил свою концепцию исторического развития России. С1902 г. и до конца жизни Ключевский готовил его к изданию и переизданию.

Помимо преподавательской и исследовательской работы, Ключевский в 1887-1889 гг. был деканом историко-филологического факультета и проректором.

В 1900 г. он был избран действительным членом Академии наук, но это не изменило его жизнь. В 1900-1910 гг. стал читать курс лекций в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где его слушателями были многие выдающиеся художники.

Ключевский умер в Москве в 1911 г. Похоронен на кладбище Донского монастыря.

В.О. Ключевский

«В жизни ученого и писателя главные биографические факты - книги, важнейшие события - мысли». (В.О. Ключевский)

Василий Осипович Ключевский родился в селе Воскресенском недалеко от Пензы в семье бедного приходского священника, который был первым учителем мальчика, но который трагически погиб, когда Василию было всего 9 лет. Семья перебралась в Пензу, где поселилась в небольшом домике, переданном одним из друзей священника.

Окончил сначала пензенское духовное училище, а затем духовную семинарию.

В 1861 г. поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Его преподавателями были Н.М. Леонтьев, Ф.М. Буслаев, К.Н. Победоносцев, Б.Н. Чичерин, С.М. Соловьев, лекции которых оказали на молодого историка большое влияние. «Соловьев давал слушателю удивительно цельный, стройной нитью проведенный сквозь цепь обобщенных фактов, взгляд на ход русской истории, а известно, какое наслаждение для молодого ума, начинающего научное изучение, чувствовать себя в обладании цельным взглядом на научный предмет», — писал впоследствии Ключевский.

Музей Ключевского в Пензе

Карьера

После окончания университета Ключевский остается здесь преподавать и начинает работу о древнерусских святых, которая стала его магистерской диссертацией. Попутно он пишет несколько работ по истории церкви и русской религиозной мысли: «Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря», «Псковские споры», «Содействие церкви успехам русского гражданского порядка и права», «Значение преподобного Сергия Радонежского для русского народа и государства», «Западное влияние и церковный раскол в России ХVII века» и др.

Ключевский много сил отдает преподаванию: в 1871 г. его избирают на кафедру русской истории в Московской духовной академии, на которой он работал до 1906 г.; затем он начал преподавать в Александровском военном училище, а также на высших женских курсах. Его научная и преподавательская карьера быстро идет вверх: в сентябре 1879 г. его избирают доцентом Московского университета, в 1882 г. — экстраординарным, в 1885 г. — ординарным профессором.

В.О. Ключевский

В 1893 — 1895 годах он читал курс русской истории великому князю Георгию Александровичу (сыну Александра III) ; преподавал в училище живописи, ваяния и зодчества; в 1893 — 1905 годах был председателем Общества Истории и Древностей при Московском университете.

Он являлся академиком и почетным академиком ряда научных обществ.

За Ключевским утвердилась слава блестящего лектора, который умел захватывать внимание аудитории силой анализа, даром изображения, глубокой начитанностью. Он блистал остроумием, афоризмами, эпиграммами, которые востребованы и сегодня. Его работы всегда вызывали полемику, в которую он старался не вмешиваться. Темы его работ исключительно разнообразны: положение крестьянства, земские соборы Древней Руси, реформы Ивана Грозного…

Его волновала история духовной жизни русского общества и его выдающихся представителей. К этой теме относится ряд статей и речей Ключевского о С.М. Соловьеве, Пушкине, Лермонтове, Н.И. Новикове, Фонвизине, Екатерине II, Петре Великом. Он издал «Краткое пособие по Русской истории», а в 1904 г. приступил к изданию полного курса. Всего вышло 4 тома, доведенных до времени Екатерины II.

В. Ключевский излагает строго субъективное понимание русской истории, устраняя обзор и критику и не вступая ни с кем в полемику. Он полагает в основу курса факты не по их действительному значению в истории, а по их методологическому значению.

«Курс русской истории»

Самый известный научный труд Ключевского – «Курс русской истории» в 5-ти частях. Он работал над ним более 30 лет, но решился к его публикации только в начале 1900-х годов. Основным фактором русской истории Ключевский считает колонизацию России, вокруг колонизации и развертываются основные события: «История России есть история страны, которая колонизируется. Область колонизации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией. То падая, то поднимаясь, это вековое движение продолжается до наших дней».

Ключевский разделил русскую историю на четыре периода:

I период — приблизительно с VIII до XIII в., когда русское население сосредоточивалось в основном на среднем и верхнем Днепре с притоками. Русь тогда политически была разбита на обособленные города, а в экономике господствовала внешняя торговля.

II период — XIII – середина XV в., когда главная масса народа переместилась в междуречье верхней Волги и Оки. Это по-прежнему раздробленная страна, но на княжеские уделы. Основу экономики составлял вольный крестьянский земледельческий труд.

Памятник Ключевскому в Пензе

III период — с половины XV в. до второго десятилетия XVII в., когда русское население колонизирует донские и средневолжские черноземы; произошло государственное объединение Великороссии; в экономике начался процесс закрепощения крестьянства.

IV период — до середины XIX в. (более позднее время Курс не охватывал) – время, когда «русский народ распространяется по всей равнине от морей

Балтийского и Белого до Черного, до Кавказского хребта, Каспия и Урала». Образуется Российская империя, самодержавие опирается на военно-служилый класс – дворянство. К крепостному земледельческому труду присоединяется обрабатывающая фабрично-заводская промышленность.

«В жизни ученого и писателя главные биографические факты – книги, важнейшие события – мысли», – писал Ключевский. Жизнь самого Ключевского редко выходит за рамки этих событий и фактов. По убеждениям он был умеренным консерватором , политические выступления его крайне немногочисленны. Но если они и были, то всегда отличались оригинальностью мышления и никогда не были в угоду кому-то. Позиция у него была только своя. Например, он произнес в 1894 г. «Похвальное слово» Александру III, которое вызвало возмущение революционного студенчества, настороженно отнесся к революции 1905 г.

"Исторические портреты" В. Ключевского

Его «Исторические портреты» включают ряд биографий известных людей:

Первые Киевские князья, Андрей Боголюбский, Иван III, Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек, Иван Грозный, Царь Федор, Борис Годунов, Лжедимитрий I, Василий Шуйский, Лжедмитрий II, Царь Михаил Романов, Царь Алексей Михайлович, Петр Великий, Екатерина I, Петр II, Анна Иоанновна, Елизавета I, Петр III, Екатерина II, Павел I, Александр I, Николай I, Александр II.
Созидатели земли русской
Добрые люди Древней Руси, Нестор и Сильвестр, Сергий Радонежский, Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек, Нил Сорский и Иосиф Волоцкий, К.Минин и Д.М. Пожарский, Патриарх Никон, Симеон Полоцкий, А. Л. Ордин-Нащокин, князь В.В. Голицын, князь Д.М. Голицын, Н.И. Новиков,
М.М. Сперанский, А.С. Пушкин, декабристы, H.M. Карамзин, К.Н. Бестужев-Рюмин, С.М. Соловьев,
Т.Н. Грановский.

Могила Ключевского в Донском монастыре

Афоризмы В. Ключевского

  • Быть счастливым значит не желать того, чего нельзя получить.
  • Великая идея в дурной среде извращается в ряд нелепостей.
  • В науке надо повторять уроки, чтобы хорошо помнить их; в морали надо хорошо помнить ошибки, чтобы не повторять их.
  • Гораздо легче стать отцом, чем остаться им.
  • Злой дурак злится на других за собственную глупость.
  • Жизнь учит лишь тех, кто ее изучает.
  • Кто очень любит себя, того не любят другие, потому что из деликатности не хотят быть его соперниками.
  • Кто смеется, тот не злится, потому что смеяться - значит прощать.
  • Люди живут идолопоклонством перед идеалами, и, когда недостает идеалов, они идеализируют идолов.
  • Люди ищут себя везде, только не в себе самих.
  • Есть люди, которые умеют говорить, но не умеют ничего сказать. Это ветряные мельницы, которые вечно машут крыльями, но никогда не летают.
  • Мысль без морали - недомыслие, мораль без мысли - фанатизм.
  • Надобно не жаловаться на то, что мало умных людей, а благодарить Бога за то, что они есть.
  • Мужчина любит обыкновенно женщин, которых уважает: женщина обыкновенно уважает только мужчин, которых любит. Потому мужчина часто любит женщин, которых не стоит любить, а женщина часто уважает мужчин, которых не стоит уважать.
  • Науку часто смешивают со знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, то есть умение пользоваться знанием как следует.
  • Молодежь что бабочки: летят на свет и попадают на огонь.
  • Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий.
  • Размышляющий человек должен бояться только самого себя, потому что должен быть единственным и беспощадным судьей самого себя.
  • Самое умное в жизни - все-таки смерть, ибо только она исправляет все ошибки и глупости жизни.
  • Самолюбивый человек тот, кто мнением других о себе дорожит больше, чем своим собственным. Итак, быть самолюбивым - значит любить себя больше, чем других, и уважать других больше, чем себя.
  • Самый верный и едва ли не единственный способ стать счастливым - это вообразить себя таким.
  • Под свободой совести обыкновенно разумеется свобода от совести.
  • Под сильными страстями часто скрывается только слабая воля.
  • Люди самолюбивые любят власть, люди честолюбивые - влияние, люди надменные ищут того и другого, люди размышляющие презирают и то и другое.
  • Добрый человек не тот, кто умеет делать добро, а тот, кто не умеет делать зла.
  • Дружба может обойтись без любви; любовь без дружбы - нет.
  • Ум гибнет от противоречий, а сердце ими питается.
  • Характер - власть над самим собой, талант - власть над другими.
  • Христы редко являются, как кометы, но иуды не переводятся, как комары.
  • Человек - это величайшая скотина в мире.
  • В России нет средних талантов, простых мастеров, а есть одинокие гении и миллионы никуда не годных людей. Гении ничего не могут сделать, потому что не имеют подмастерьев, а с миллионами ничего нельзя сделать, потому что у них нет мастеров. Первые бесполезны, потому что их слишком мало; вторые беспомощны, потому что их слишком много.